|
Мир прозы,,
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 18.07.2022, 13:52 | Сообщение # 2651 |
 Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Весьма такая истина стара,
Но всё же малому доступна кругу:
Неторопливость - мудрости сестра,
Поспешность - это глупости подруга.
***
Между умным и мудрым огромная разница есть:
Из лихих ситуаций и пакостного затруднения
Умник выйдет живым, сохранив по возможности честь,
А мудрец вообще не бывает в плохих положениях.
***
Молчать - еще не значит жить во лжи,
Кричать - не значит истину доказывать...
Не стОит проживать чужую жизнь,
Не стОит жизнь свою другим навязывать...
Вадим Негатуров
***
Марш Куликова поля.Новая версия.Одесса.Украина.
> https://u.to/Js08HA
Памяти автора Вадима Негатурова и всех одесситов погибших в доме профсоюзов 2 мая 2014 посвящается.
"Его стихи о России, о вере — это то, что всегда сложно пишется: требуются особое чувство и особая искренность, чтобы писать на такие темы. То, что сразу цепляет в этих стихах, — неподдельная, искренняя интонация. Именно поэтому его стихи кажутся мне подлинной поэзией."
(Сергей Шаргунов)
По сообщению родственников, 2 мая 2014 года, Негатуров приехал к месту столкновений, чтобы спасти православные иконы, хранившиеся в палатке-церкви на территории лагеря. По дороге случайно встретился с дочерью, которой отдал ключи от дома и деньги, оставив себе только паспорт. После атаки сторонников единой Украины вместе с другими пророссийскими активистами оказался в здании Дома профсоюзов (Куликово Поле, дом 1), которое затем было подожжено. Виктор Гунн погиб в огне, Вадим Негатуров погиб от падения из окна.
___________________________________________________________
Нередко замечаешь, что пишущий очень хорошую любовную или пейзажную лирику, редко когда берётся за гражданскую: здесь позиция автора и совесть едины (знание материала и будоражущий дух темы, искренность, патетика, пафос и сама поэтика!).
Пулемётное изобилие поэтических строк от Виктора Гунн:
***
Не сгорай моя любовь
Не сгорай моя любовь,
Как свеча сгорает!
Восхищённо вновь и вновь
Сердце повторяет.
Пусть зима крутит пургу,
Снег заносит ели,
Я на зов твой прибегу
Через все метели!
Новый год! Встречай меня!
Ёлка светит ярко!
Наливай в бокал вина
И целуйся жарко!
01.01.2014 00:11
***
Сижу один в стенах постылых
Сижу один в стенах постылых,
А где-то девушка грустит…
Послать бы все стихи, и к милой,
Да что-то сердце не велит.
Осенний лист швыряет ветер.
Последний в зимней новизне.
И бесконечно долгий вечер.
И образ твой навеки светел.
И будто плачут обо мне.
Увядших хризантем молчанье.
Стук сердца в панцире зимы.
Единственной в любви признанье.
Котов апрельское венчанье
И ожидание весны.
01.01.2014 00:13
***
Позови меня в свою страну
Позови меня в свою страну.
В золотые радуги рассвета,
Нескончаемого сказочного лета,
Заглядевшегося в неба синеву.
Позови меня в осенний листопад
Затеряться в парке на тропинке,
Предвкушая мокрые пылинки
На щеках, губах... туманный взгляд...
Позови меня искрить вином,
Брызжущим бенгальскими огнями,
Обжигая жаркими руками,
Новогодним обнимая сном.
Шалой позови весной!
Я приду к тебе слепым дождем,
Талою прозрачною водой,
Снегом, ветром, солнечным лучом!
01.01.2014 00:16
***
Россия, я твой сын. Одесса
Россия, я твой сын.
И Украины сын я тоже.
Скажи, ответь мне, Боже,
Как спечь нам общий братский блин?
Моя родня и тут и там.
Я ностальгически прарусский.
Отец мой Днепр, а Волга мать.
Вам не дано меня разъять,
Бездушные моллюски.
Люблю твои кресты, Владимир.
Рязань -- поэта дом.
Неужто -- тех -- мозги на выверт:
Пустить Отечество под слом.
Уймись, душа, дай передышку.
Русь-тройка не гони коней.
Настанет день -- я стану книжкой
Души растерзанной твоей.
Не погребальным плачем встречу
Твоё рождение, страна.
И я твержу:"Ещё не вечер!"
От Бога русичам одна.
27.04.2014 08:29
***
Александре Сушкиной
Охота жить, творить, любить.
Любить, любить... на первом месте.
И чары ночи пригубить
С одной из всех -- моей -- прелестниц.
02.05.2014 00:08
---------------------
Охота петь, скакать, вертеться,
Занозой быть в твоих глазах,
Открыть таинственную дверцу,
Витать от счастья в облаках.
02.05.2014 00:10
--------------------
Омывшись солнечным сияньем,
Нести божественную весть:
Что нет приятнее страданий,
Когда страстями схвачен весь.
02.05.2014 00:15
--------------------
Участница любовной саги,
О, женщина, мечты и грёз,
Весна бурлит избытком браги
И цветом вспыхнувших берёз.
02.05.2014 00:28
--------------------
Тебе дарю мои стихи.
Ежесекундно быть нам рядом.
О, как вкусна твоя помада...
И единение стихий!
02.05.2014 00:36
--------------------
Моя душа -- твоя душа.
Врагов мы принимаем вызов.
Мы передавим душегрызов.
Одесса здесь, и точка! Ша!
02.05.2014 00:51
---------------------
***
Здесь русский дух, здесь Русью пахнет
За Дюком немочка стоит.
Вокруг неё столпы Одессы.
Налево Воронцов парит.
Направо Пушкин -- враль, повеса.
Впрямь Эйзенштейна хит.
02.05.2014 00:57
***
Разверзлись небеса дождями
Разверзлись небеса дождями,
Атаки полчищ проливных,
Сквозь пелену перед глазами
Не видно капель дождевых.
Потопы индовых бенгалий,
Бразильи амазонских рек,
В наличье всяческих регалий
Даждь-Бог свершает свой набег.
Не грех куда-нибудь укрыться
И переждать ненастья срок...
Я в дождь иду! Чтоб помолиться!
Как древневарварский пророк!
02.05.2014 01:02
Виктор Гунн https://u.to/J808HA
________________
132820
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 18.07.2022, 13:54 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Среда, 20.07.2022, 20:12 | Сообщение # 2652 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ОГЛЯНЕМСЯ…
Всё-то мечемся, с чем-то боремся,
Ни минуты нет для раздумий,
А оглянемся – сколько горестей,
Сколько глупостей и безумий!
Порождённые нашей спешностью
Да взращённые в нашем стане,
Повязали нас неизбежностью
Рокового предначертанья.
Слово хлёсткое – так, безделица,
Сердце чёрствое – поправимо…
А оглянемся – и не верится:
Невозвратно, неизлечимо.
Эх, судьбинушка заполошная,
Не пора ли сдержать поводья?..
Наша жизнь – это наше прошлое,
Но мы пишем его сегодня.
***
ПО ТУ СТОРОНУ
«У вас ещё не вышел срок», –
Сказали мне беззвучно.
Но кто бы тут сдержаться смог? –
И я взглянула за порог…
Скажу вам ненаучно:
Я там была – там скучно.
***
ПОКА ДЫШУ
Белёсыми мазками облака
Легли на васильковый небосвод.
От лёгкого порыва ветерка
Берёза даже веткой не качнёт.
А я дышу – и радуюсь тому,
Что мне хватает воздуха в груди,
Что в пене облаков не утону,
Что Бог меня отсрочкой наградил.
Не надо крыльев, – что за чепуха, –
Ходить бы и ходить мне по земле,
Уметь придумать рифму для стиха,
Иметь краюху хлеба на столе.
А чем за эту милость отплачу? –
Пока так мало в сердце на счету.
Глаза свои я видеть научу
Земную и людскую красоту.
Пойму душой детей и стариков,
Взращу в себе терпенье, а не суд.
Коснусь чужой беды своей рукой –
И, может быть, кого-нибудь спасу.
***
ЗДЕСЬ НАЧИНАЕТСЯ РОССИЯ
Не о красотах речь хочу вести я –
Воспета много эта сторона.
Кому-то – здесь кончается Россия,
А нам – здесь начинается она.
За вас за всех мы держим оборону,
Далёкие родные земляки,
Для вас для всех являемся заслоном,
Зажатые границами в тиски.
Пока мы здесь, никто не покусится
На вашу жизнь из западных ворот.
Он нам – своеобразная столица –
Калининград,
балтийский город-порт.
«Большую землю»
видим мы не часто –
Чинят препоны бывшие друзья, –
Но мы себя твоей считаем частью,
Великая российская семья.
***
ГОВОРЮ С НЕБЕСАМИ ПО-РУССКИ
«…вся земля говорит по-английски,
а всё небо – по-русски».
Мирьяна Булатович
(Белград, Сербия)
Мне пределы России не узки,
Чтоб страну или веру менять.
Говорю с небесами по-русски –
И они понимают меня.
«Вся земля – по-английски»? И что же –
Стало легче несчастной земле?
Что ни день, что ни час – её ложе
То в огне, то в воде, то в золе.
И с мольбой простираем мы руки
Над бедовой своей головой,
Только небо взывает по-русски –
По-английски не слышим его…
Даже если останусь одна я,
Русским словом молитву неся,
И тогда буду жить, утверждая:
«Вся земля – по-английски?
Не вся!»
***
С ВЕРОЙ В ПРАВЕДНОСТЬ
Ты, Россия моя, миротворица.
Кто познает беду – к тебе клонится,
К твоему плечу прислоняется,
Твоему уму доверяется.
Все народы тебе – люди Божии.
Только б зла на Земле не умножили,
Брат на брата бы рук не подняли,
Да путями бы шли Господними.
Ты не ждёшь за труды величания.
Даже недругам шлёшь увещания.
Не всегда, не всем ты понятная,
Но бесчестием не запятнана.
Ты, Россия моя, правдолюбица.
Кто с тобою пойдёт – не заблудится…
Снова те, кому ты не меч, а щит,
С верой в праведность просят помощи.
***
ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА
Большой страны великая Победа,
Тебя стереть не смогут и века.
Никто у нас забвению не предан,
Пусть даже неизвестен он пока.
Бойцы тех лет, поклон вам до земли
За то, что вы войну превозмогли!
О той войне ни строчки, ни страницы
Мы не позволим ложно изменить.
Своей державы прочные границы
Мы будем, как завещано, хранить.
Бойцы тех лет, поклон вам до земли
За то, что вы войну превозмогли!
Мы тоже в убеждениях не ломки,
Есть в душах наших прочности запас.
Мы ваши благодарные потомки,
Вы можете надеяться на нас.
Бойцы тех лет, поклон вам до земли
За то, что вы войну превозмогли!
***
«РАДЕТЕЛЯМ» РОССИИ
(Мнение народное, сборное, свободное)
Господа радетели,
Мы уже заметили:
Снова козни строите –
Нет от вас покоя.
Те врагом оплачены,
Эти одурачены –
И опять сбираетесь
Выступить толпою?
Слух в народе множится:
Вам прекрасно можется –
Сладко кушать любите,
Не паша, не сея.
Жалко вас, сердешные,
Злые, безуспешные:
Здесь и там вы лишние,
Господа лакеи.
Может, пыл умерите?
Вы считать умеете? –
Вас найдутся тысячи,
Нас же – миллионы!
Мы теперь учёные:
Ваши мысли – чёрные,
Ваши планы – зыбкие,
Карты все – краплёны.
***
НЕТ ЧУЖОЙ БЕДЫ
Не терзайся, Русь, не твоя вина
За все горести всей Земли.
Вновь горит в огне чья-то родина –
Чью-то родину подожгли.
Но легко сказать – трудно выполнить,
Хоть сто раз себя пересиль.
Нет чужой беды – знали искони
Православные на Руси.
И болит душа, сердце мается –
Где-то косят жизнь, как косой,
Где-то новый день начинается
Не улыбкою, а слезой.
***
ДВА РАЗНЫХ МИРА
Швыряет море на песок
Свои послания из пены,
Они, возможно, очень ценны,
Да стиль немыслимо высок.
На том и этом берегу
Два мира противоположных
В плену амбиций непреложных
Свои устои берегут.
В привычке противостоять
Возводят в культ любую малость,
Как будто что-нибудь сломалось
В извечном круге бытия.
А волны шлют своих послов
Туда-сюда на побережья,
Но понимание всё реже
Превозмогает пену слов.
Два разных мира – тут и там,
И каждый сам себе хозяин,
И вместе – ну никак нельзя им,
Как двум далёким берегам.
***
ДВОЕ
Как хорошо вдвоём сидим
На этой солнечной лужайке!
Вы не стесняетесь седин,
А я – простой хэбэшной майки.
Друг друга нам не соблазнять,
Мы рады свету и безделью.
Вы не глядите на меня,
А я на бабочку глазею.
Что было – знаем. Что нас ждёт? –
И это, в сущности, не тайна.
По жизни столько непогод
Стоит за нашими летами!
Ещё бы несколько минут –
И мы бы всё перемолчали…
– А Вас там, кажется, зовут?
– Нет, это птицы прокричали.
***
НОЧНАЯ БЕСЕДА
– Что-то сверкнуло и пролетело…
Что это было, скажи?
– Если упало – значит созрело.
Жизнь это, милый мой, жизнь.
– Не понимаю – разве пристало
Ей так накручивать бег?
– Жизнь есть подарок. Много ли, мало –
Верно, таков её век.
– Кто же даритель? Как неучтиво –
Дать, а потом отнимать!
– Ах, до чего ты нынче строптивый!
Мне бы самой это знать.
– Думаешь, там она вовсе не сгинет
Испепелённой дотла?
– Видишь, мой милый, ночь, как богиня,
Новые звёзды зажгла?
– Может, раздвинуть шире портьеры?
Чай, невелик это труд.
– Ты как ребёнок. Что за манеры?
Люди все сны разберут.
– Поговорили. Славно и мудро.
Двое седых чудаков.
– Спи. Уже скоро вырвется утро
Из полутёмных оков.
***
КУДА НЕ ГЛЯНЕШЬ - ТАМ ПОЭТ
Стихи рождаются от боли.
У счастья нет на это воли.
И мы – не все, но большинство –
Боимся выплеснуть его.
Стихи рождаются от страсти,
Но никогда почти – от счастья.
Куда ни глянешь – там поэт…
Наверно, счастья в мире нет.
***
ОЖИВШИЙ СТИХ
И спать не сплю, а вот же – мнится,
Что вдруг, в неистовстве лихом,
Вспорхнула лёгкая страница
С моим беспомощным стихом.
Слова пытались искрой брызнуть,
Зажечь сердца издалека,
А люди, занятые жизнью,
Крутили пальцем у виска.
Мой стих в быту не пригодится…
Дожить бы нам до тех времён,
Когда такой Поэт родится,
Что будет каждый им пленён.
Никто не сможет отмахнуться
От слова в трепете святом…
Не сплю, а всё ж хочу проснуться –
В грядущем веке золотом.
Татьяна Григорьевна Тетенькина
___________________________
133006
Сообщение отредактировал Михалы4 - Среда, 20.07.2022, 20:16 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Вторник, 26.07.2022, 12:10 | Сообщение # 2653 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ОДЕССКАЯ ХАТЫНЬ
Ты, память, невзначай нас, грешных, не покинь!
… Забудьте, небеса, меня, коль я забуду,
Как корчилась в огне Одесская Хатынь.
Как славила толпа кровавого Иуду.
Вкус прожитого дня и горек, и остёр.
Безбожно давит скорбь опущенные плечи.
Прими, Господь, людей, взошедших на костёр
За право вольной быть вовеки русской речи.
От крови опьянев, безумная толпа
Осанну Сатане выводит голосисто.
…О, как взываю я, чтоб в руки мне попал
Один из тех зверей, бандеровцев, фашистов…
Я – не из палачей. Беснуясь и грозя,
Не стану головы сносить его повинной.
Я просто попрошу, чтоб глянул он в глаза
Всем, у кого отнял: отца, невесту, сына…
И даже преломить ему позволю хлеб.
И прикажу смотреть в глаза беды кромешной
Ежесекундно, так, чтобы, прозрев – ослеп
От ярости людской, неплачущей, нездешней.
И в завязи плода горчи, горчи, полынь.
Осеннею порой кричи об этом мае.
Слезам не потушить Одесскую Хатынь, –
Костры вовсю горят, который твой – кто знает…
***
Ну, давайте же знакомиться,
Не раскаиваться чтоб!
Дней нахлёстанная конница –
Из аллюра, да в галоп.
Обещанья лета устные
Черновик мой сохранит.
А у вас глаза негрустные.
И вполне приличный вид.
Полночь свалится разлаписто.
Принесёт перу приплод:
Не хореем, так анапестом
В тайну строчек позовёт.
Подходящая компания
Для живущих нараспах:
Спят смешные ожидания
В непричёсанных стихах,
Оттого ли, что, привычная
К неудачам и снегам,
Вам, на откуп, симпатичному,
Сердце грешное отдам!
***
Страна читателей! Такой
История не знала…
Е. Долматовский
Годы бегут в неизвестность без роздыха.
Им ли не знать:
Нет в доме книг – нет в доме воздуха,
Нечем дышать.
Как вызывающе скапливал силищу
Книжный мой век! –
Путь человек начинал от святилища
Библиотек.
Стойкий, пытливый, не знающий лени и
Дерзкий, как Бог!
Лишь перед книгами стать на колени он,
Истовый, мог.
Жизни осмыслить попробуй прочтение.
Рвётся сюжет.
Тихо уходит моё поколение,
Сходит на нет, –
Несбережённой державы подвижники.
Истин иных
Единокровники, присные книжники
Лучшей страны.
И не могло ненароком присниться им
Даже на миг:
Груды рыдающих каждой страницею
Брошенных книг.
Будущность вольная, нетороватая
Гордо глядит.
…Брошены… преданы… ветром распятые…
Я на коленях стою, виноватая, –
Книжек среди.
* * *
Я – поэт. И мой воздух – тоска,
Можно ль выжить, о ней не поведав?
Б. Чичибабин
Котейку замучили блохи.
… Уткнувшись в плечо январю,
Сижу на обломках эпохи.
Молчу. А курить – не курю,
Поскольку неважно дружила
И с водкою, и с табаком.
С того ли с немыслимой силой
Тоска бьёт в лицо кулаком?..
Глазею безмолвно, без толку
На полки прочитанных книг.
Скажите же что-нибудь, полки!
Ответь, грандиозный старик:
Что проку от читаных книжек?
Что смысла в тугих парусах,
Когда не надеется выжить
Уже и сам Бог в небесах?!
Сей выводок – до середины…
Сей поезд крылатый – к нулю…
И с прошлым порвав, пуповина
Мастырит степенно петлю.
Метели надрывные вздохи
Доделали дело таки:
Котейку покинули блохи,
Не вынеся русской тоски.
***
Лет полсотни назад
Божий мир налицо:
Расписной палисад,
В семь ступеней крыльцо.
Не умеет пока
Через пальцы – вода.
Солнцем светит доска, –
Молодым-молода.
Где черёмухи вскрик
Не продаст ни за шиш,
В одиночестве книг
Подрастает малыш.
На виду у Небес
Волю дарит словцу.
Наслажденья не без
Ладит крылья крыльцу.
Там, полвека назад,
Светлый ангел смолчал
Про земной тихий ад,
И безумный вокзал…
Ничего не сказал.
Только гладил лицо
И под ноги бросал
В семь ступеней крыльцо.
* * *
Давлюсь гостинцами разлук.
От них душе навару нету.
А может, крутанув планету,
Рвануть на лето в Бузулук?
Забытый отогреть мотив.
От места отказав инфаркту,
Нырнуть в святилище плацкарты,
Лишь сумасбродство захватив…
Ночь, улица и фонари
К аптекам нежно тянут руки.
Ты в этом самом Бузулуке,
Случайность, встречу подари.
Пусть осторожный, трезвый, он
Узнает, к вечности шагая,
Как память жаркая, нагая
Берёт в горячечный полон.
И может, вовсе не испуг
Плеснётся в светло-синих блюдцах,
И так захочется вернуться
К объятьям воркутинских вьюг…
Законы строгие пиши
Не им, противницам условий:
Тоскуют первые любови
На светлых улочках души.
Не станет за грудиной стук
С судьбой играть, как прежде, в прятки,
Раз у тебя там всё в порядке,
Коль славен город Бузулук.
***
Помнишь, Тома, грибные места –
У Песца, у Ошвора?
Я смотрю из окна – красота!
Угодил-то как «скорый».
А стоянка – минута всего,
И запели колёса.
Память детства кричит моего,
Машет из-под откоса.
Жизнь, твои закрома неплохи. –
Мы красивы, невинны.
По леску вперебой женихи
Наши тянут корзины.
И на небе, в душе, на земле, –
И просторно, и ясно.
Вот, обабок во мху забелел,
Вон, припрятался «красный»!
Чтò хранило нас, юных тогда?
Всё обычное вроде.
…Бродит псиной голодной беда
Нынче. Бродит и бродит.
Под усталость родимых гробов,
Горе пажитей, весей,
Стало как-то нам не до грибов,
Не до смеха, до песен...
Что же! Если бы… эх!.. да кабы…
Под небес синих блюдца
Я хочу убежать по грибы,
И уже не вернуться.
* * *
Поднимался хмельной туман
Над забытым давно покосом.
Я пришла к тебе, дед Иван,
Нараспашку и босым-босой.
Сколько плещет в душе тепла.
Как легко наступившим срокам.
Я полвека навстречу шла
К этим тихим моим истокам.
Все подарки моей судьбы,
Как один, стали вдруг убоги.
Я стою у твоей избы
На когда-то живом пороге...
Сладко нежится божий день
В колыбели цветной июня.
…Здесь, наверное, был плетень,
Там, конечно же! – хлев и клуня…
Я не спутаю, я найду,
Не потратив на тьму ни спички,
И скамейку твою в саду
Под раскидистой старой дичкой,
И куда доброй печки дым
Улетал.
И резные рамы
Отыщу…
И твои следы
Переселятся в сердце прямо.
…Не стараются петухи.
Не пытает меха трёхрядка.
Тихо всхлипывают стихи
В повидавших чернил тетрадках.
На пеньке утвердив стакан,
Пробку горькой тревожить стану.
…Угости меня, дед Иван,
Новины калачом румяным.
Все – до нашего шалашу!
Но устроив кому-то взбучку,
Шикать будешь на малый шум:
Вот-де, спит, уплаталась внучка…
Перепутье косматых бед
Поперёк моих дней не ляжет.
…Ты хранишь меня, знаю, дед,
Даже пулей убитый вражьей.
Ты – не канул! Не – без следа!
Греюсь истово вновь и снова
Родового теплом гнезда,
Разорённого и родного.
И на ощупь, и неспеша
Починяют проруху строки.
И впадает светло душа
В родовые мои истоки.
* * *
Памяти деда, Ивана Яковлевича Мохова,
хлебороба, воина, погибшего в 1941-м под Москвой.
Каждый лишний и ничей.
Соучастник тихой тризны.
Слишком много сволочей
На хребте моей Отчизны.
Проживём и вкривь, и вдрызг
Мимо заманух осины*.
Имярек, вчиняю иск
За попрание России.
Без утайки, адвокат,
Расскажи о правде древней,
Как в душе вовсю болят
Убиенные деревни.
Как предательства сыта
Ненасытная утроба.
Как целует смерть в уста
Наших русских хлеборобов.
На заморские хлеба
Как ушла, моя Россия?!
Перекуплена судьба.
И подкуплены мессии.
Перепроданной страны
Доживают век заплатки.
…Городские пацаны
О стерню кровавят пятки.
С русской долей заодно
Подрастают понемножку.
И надеждою зерно
В детских светится ладошках.
-------------------
Русская поговорка: «В сосняке - молиться, в березняке - жениться, в осиннике - удавиться».
***
Живой или мёртвой, какою из вод
Вражды утолить жажду?
Повинную голову меч не сечёт.
Моя же отрублена дважды.
В прощёные сроки твержу слова, –
От самой души, не со страху.
Но чует бедовая голова,
Что снова идти на плаху.
Пора бы страстишкам давно поостыть.
Беду не манить всуе.
Сознаньем нелепым своей правоты
Отрубленную – бинтую,
Что снова скатилася в трын-траву…
На лунное блюдце не вою.
Вот так вот, дружочек, вот так и живу –
С отрубленной головою.
* * *
Зачем анафемой грозите вы России?..
…Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
А. Пушкин
Тоску глухую русских палестин
Взахлёб хулят недобрые языцы.
Отрекшимся легко от пуповин
Открыты во все стороны границы.
На нет суда как не было, так нет.
Бегут, родной не дорожа землицей,
Монетой звонкой звякнув напослед,
Число которой изначально – тридцать.
Я от своих корней не отрекусь,
В заморский край пожитки не нацелю.
Негоже покидать Святую Русь
Под русский край заточенным Емелям.
Лелею, как дитя, родную речь
И радуюсь – разлука невозможна,
Ведь русскую – в чужие дали – печь,
Конечно же, не пустят на таможне.
А на печи легко слагать строку,
Когда душа и помыслы согреты.
…Родимая, и лёжа на боку,
Ты умудрилась ввысь поднять ракеты.
А ну как встанешь!..
Знаю, выйдет срок, –
Дразня миры своим менталитетом,
Лентяев, чудотворцев, лежебок
Озвучит племя дальние планеты.
На Марсе яблок будет – не собрать!
С неповторимой творческою ленью
О чём дерзнёт Емеля намечтать, –
По щучьему исполнится веленью.
***
ИВАН ДА МЫКОЛА
Не успевают проклюнуться почки.
Как-то неслышно дошли мы до точки.
Что-то весне не особенно рады. –
Падают с неба шальные снаряды.
Дети не бегают радостно в школу.
Что ж приключилось, Иван да Мыкола?
Не заживают кровавые раны:
Насмерть дерутся Мыкола с Иваном.
С воплем и стоном поломаны песни
В мае, в четырнадцатом, в Одессе.
Будто от дьявольского укола
С криками прыгал счастливый Мыкола.
Горя среди гулко бил в барабаны.
И разбудил под Москвою Ивана.
Злобою, казнями, криками, воем –
Всё ж, разбудил он людей под Москвою.
Знает Иван, что такое расплата.
Как под Москвой останавливать ката.
Как в артиллерии перебранке
Жечь ненавистные вражии танки.
Вот вы какие, Укрàины школы! –
Что ж вы наделали с глупым Мыколой...
Что ж вы учили дитятю погано?!
Лбами столкнули Мыколу с Иваном.
Вы, постояльцы лихие дивана,
Камни кидать не спешите в Ивана!
Грозно расправил Иванушка плечи,
Гонит, как встарь, он фашистскую нечисть.
Плачет Москва. И ревёт Украина.
Каждая молится мамка за сына.
Каждому шлёт небывалую силу, –
То, чему в детстве сыночка учила.
Страшно и холодно стало Мыколе. –
Голову правде рубил не в неволе.
Тащится следом кровавая наметь.
Что ж опоганил ты дедичей память! –
В свастиках память, коросте и тлене.
В страхе Мыкола упал на колени:
Грозные встали небесные рати,
Те, что ему не друзья и не братья.
Молча шагнули, полки за полками.
Красное в небе полощется знамя.
Грозная сила с Иваном на марше:
Пращуры, деды и отчичи наши.
Сила святая зло переборола.
Прячет лицо от прозренья Мыкола.
Плачут без слёз, не докликавшись сына,
В чёрном – Россия и Украина.
***
ПРОРВЁМСЯ!
Когда в окруженьи судьбы зуботычин
Отвага сойдёт на нет,
Собой заслонит, и прикроет привычно
Погибший на фронте дед.
И выйду спасённой из поединка
Прямо в объятья сна.
И ласково дед назовёт «кровинка».
И кончится вмиг война.
Недобрые, буйно взрастаю химеры.
И на отступленье запрет.
Отстреляны пули надежды и веры,
И сил уже больше нет, –
Последние призваны из резерва.
Себе говорю опять:
– Просто сейчас на душе 41-й,
И надо насмерть стоять.
Секрет мой обычен. И мощь его в нём вся:
Сквозь груды прошедших лет
Я деду кричу: «Мы, конечно, прорвёмся!
С тобою прорвёмся, дед!»
Тогда обнимают спасения слоги.
Выводит легко рука:
– 44-й уже на пороге,
Победа совсем близка!
Когда по мою или правнуков душу
Немыслимый враг придёт,
Я не отрекусь, не спасую, не струшу
В тот очень тревожный год. –
На помощь привычно покличу солдата
Сквозь толщу летейских вод.
Поёт, и спасает тот год 45-й,
И за руку тихо ведёт.
***
Нет в запасе давно ни живой и ни мёртвой воды.
На подмогу душе ниоткуда и некого кликать.
Мы стоим и молчим у начала великой беды.
У начала заката России, когда-то Великой…
На победное знамя давно не хватает заплат.
Наш Небесный давно полномочия снял с себя Отче.
Стисни зубы, и стой, и бесслёзно смотри на закат.
В каждый ген ту беду и причину впечатывай чётче.
Набирает закат небывалые краски и мощь.
И душа налегке покидает ненужное тело.
Наряди в чистый лён – непременно – и сына, и дочь. –
Непременно – в глаза бедам росичи смотрятся в белом.
А Небесный шатёр над притихшей землёю повис.
Свет мерцающих звёзд ненадёжен впервые и зыбок.
Стан берёзке сломав, варит варево в роще киргиз.
Убегает заря басурмана довольных улыбок.
Хлеб ядят наш, и мёд, травы топчут медвяные – пусть. –
Непременно найдёт верный путь из берёз наших посох.
… В миг единый сомнений светло залопочет урус*
На могучем чужом: «Поднимайся, Великая Русь!»
И плеснёт синева в непокорных глазёнках раскосых.
__________________
*Урус – в переводе с тюркского, означает воинственный.
***
Судьбы бесконечным не будет затменье
На стылом ветру.
Лелею безмолвно одно утешенье:
Я тоже умру.
Не став ни мудрей, ни счастливей, ни краше,
В последнем бреду,
К последней спасительной горечи чаше
Вот-вот припаду.
Отдам барыши повзрослевшего слога
Безродным дождям.
Приду, и открою уставшему Богу
Всю боль и весь срам.
–Вот, Отче! Пришла, и стою у порога
Ристалищ Твоих.
Суди меня строго и взыскивай строго –
За боль и за стих.
Пусть будет итогом, безмолвен и страшен,
Тот ломаный грош.
Но только ни капли в земной моей чаше, –
Зри! – Ты не найдёшь.
Ольга Хмара (Кашпур Ольга Васильевна)
___________________________________
133414
Сообщение отредактировал Михалы4 - Вторник, 26.07.2022, 12:11 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Пятница, 29.07.2022, 17:33 | Сообщение # 2654 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| БАЛЛАДА ОБ ИКОНЕ
СВЯТОГО ГЕОРГИЯ
Среди тишины, покоя,
За самою дальней рекою,
Под вышней охраной небес
Одна деревенька есть.
А в той деревеньке, кроме
Всех прочих домов есть домик,
В котором отца и мать
Учился я понимать.
Для памяти и поклона
От них осталась икона:
Георгий змею поражает,
Змея же ему угрожает.
Лик воина сосредоточен,
Змеюке глядит он в очи.
Копье под его рукою
Полно тишины, покоя.
С такою же тихой властью
Над каждой моей напастью
Мать нитку в иголку вдевала,
Рубаху мне зашивала.
С такой же святой отвагой,
В сиянии слезной влаги,
Отец у военкомата
Меня провожал в солдаты.
…Страну мы сдали без боя,
Не стало в стране покоя,
И тишины не стало.
И жизнь себя – долистала.
Лишь в небе светло да ясно,
Лишь в памяти не напрасно
Мать нитку в иголку вдевает,
Рубаху мне – дошивает,
Отец меня – провожает,
Георгий змею – поражает…
***
ОНО
Деревня у нас была огромной. А наша улица аж в двадцать с лишним дворов выглядывала и на лужок, где отдыхали лошади после дневной страды, и на проточный пруд, где, по преданию, старинный сом иногда поворовывал гусей да уток, и на край колхозного сада, в котором можно было бы заблудиться, если б яблони там росли не безукоризненно прямыми рядами, и на шлях, который серой грунтовой лентой вытекал из нашего села за далекую линию горизонта.
Мы даже в своем дошкольном возрасте приноровились воровать лошадей на лужку. Свистом подманив этих привыкших покоряться колхозных работяг и угостив хлебушком, мы заводили их в канавку, чтобы проще было вскарабкиваться на их терпеливые спины, да и примучивали своими скачками. Сам конюх, завидев нас, приговаривал: “Н-н-ну, казачье! Н-н-ну крапивы в штаны напихаю вам!” А в пруду мы мутили воду, и всплывающих на поверхность щук да вьюнов брали голыми руками и приносили домой в качестве платы за свое слишком уж вольное житье. По шляху же мы догоняли друг дружку на почти самодельных велосипедах. И хотя у меня в велосипеде вместо звездочки была кривуляка, так что цепь постоянно спадала, я умудрялся возвращаться со шляха не самым последним.
Бывало так, что счастливцы с прямыми звёздочками и с неопухшими шинами отрывались от остальных на слишком значительное расстояние. И тогда остальные делали вид, что ни за кем не гонятся, просто едут за Бугор, например, аж до Окопа. Так что самые быстрые вынуждены были пристраиваться к общей компании. А доехав до Окопа, сначала мы молча глядели в его тревожное, окружённое густыми зарослями иван-чая нутро. Затем доставали свои ножички и торопливо выковыривали с брустверов свинцовые пули и медные гильзы.
У меня этих пуль и гильз к тому времени накопилось с полкармана. И я был уверен, что они – самое ценное из всего того, что у меня есть.
Ещё на нашей улице – окна в окна с моим домом – жила баба Миланья. Ей было лет под сорок, но её серый суконный платок зимой и чёрная, ниже бровей, шаль летом, а также безмолвная её отрешённость свидетельствовали, что она – уже старуха.
Часто она пыталась заманить кого-нибудь из нас к себе в дом. Но так, чтобы наши строгие матери не знали об этом. Я побаивался её пристального и жадного взгляда. Ещё страшнее было ночью сквозь открытое окно слышать, как из кривенькой её избушки доносится страшный, почти собачий вой.
Но однажды она показала мне целую горсть конфет. И я не удержался, зашёл в её жутковатое жилище. И съел яичницу из трёх яиц, наскоро ею приготовленную. Затем я торопливо (потому что она глаз с меня не сводила!) вымакал чёрным самопечным хлебом целую тарелку меда. Затем, выпив кружку колодезной воды, я получил в подарок и конфеты. На прощание она вдруг обняла меня и поцеловала в макушку с таким жаром, что я до своей калитки добежал в один прыжок. А моя мать сразу же догадалась, откуда у меня конфеты. И сказала отцу:
– Если Миланья не свыкнется, то оно её допечет...
– Допечёт, – согласился отец. А затем, посчитав на пальцах, добавил: – Уже настоящим парубком стал бы её хлопчик...
Из их же рассказов я знал, что мужа бабы Миланьи – с детства хромого, непригодного к войне – за то, что он подкравшимся к нему ночью партизанам полкоробка спичек и кусок мыла дал, немцы повесили на ветке старого клёна. А их малолетний сын, спрятавшийся было в лопухах, вдруг выскочил, на немцев набросился; те его начали отпихивать, затем один немец, с досады видимо, чуть посильнее прикладом по голове его задел, и как затем Миланья над ним н и убивалась, он уже не ожил. А один раз немцы даже и хату бабе Миланье подожгли. Но, потеряв рассудок, сумела-таки она покидать горящие кули с крыши; так что верхние венцы её ветхой избушки только чуть-чуть обуглились.
Однажды мы в очередной раз приехали к Окопу. Погода в тот день стояла жаркая. Когда спешились мы, то долго вытирали взмокшие лица подолами своих рубах. Но облегчения не почувствовали даже после того, как попадали на землю. Потому что и из земли сквозь упругую да густую траву пробивался один лишь горячий дух.
Мы лежали и слушали, как в траве масляно скворчат кузнечики, млеют пчелиные гулы. И с неба в глаза нам, как искрой, нескончаемо посверкивал своею песней жаворонок.
Некий особо тяжёлый шмель вдруг прогудел над моим лицом, и вся великая надсада его словно бы застряла в моих ушах. Только когда хлопцы, как суслики, вдруг высунули головы из травы и тоже стали прислушиваться, я понял, что это уже не шмель гудит, а нечто иное.
Еле слышно погудев, оно затем тихонько погыкало: “Г-г-ык, г-г-гык...”, затем сипловатенько запищало: “И-и-и...”, затем пришмыгнуло, затем вдруг полоумно завыло...
Мы вскочили и, намагниченные одним лишь страхом, осторожненько заглянули в Окоп. И увидели на его дне плашмя опрокинутую бабу Миланью. Скребла она пальцами затрухлявившуюся с войны землю, а когда трава попадалась ей, выскубала она и траву. И при этом уже не гыкала, не сипела, а только что есть мочи рыдала.
Я уже хотел было крикнуть: “Баба Миланья, да ты чего!” Но справа от меня хмуро молчал Юрко. А слева молчал белый, как мел, Мыкола Железяка. И Ваня Косточка, стоявший спереди от меня (худенький, похожий на стрекозу), тоже не шевелился.
Вот так, в полуобморочном безмолвии, мы затем взялись за рули своих велосипедов и, как привидения, полетели прочь.
– Мамо! – крикнул я, влетевши к себе во двор.
Мать, словно из самого воздуха тут же выткалась на крыльце, перепуган н о бросилась мне навстречу.
– Там... В Окопе... Она ж орёт!
– Кто?
– Да баба ж Миланья!
– О, Господи!
И через минуту мать уже бежала по шляху, на ходу снимая с себя передник и размахивая им, как флагом.
А вскоре она уже сидела с бабой Миланьей возле нашего двора. Подкравшись поближе к калитке, я прислушался. И был очень поражён, когда различил, как баба Миланья очень уж обыкновенным голосом спрашивала у моей матери:
– Мы с тобой вроде бы у Одарки с одного пучка рассаду брали? А у меня пока ещё ни один помидор не завязался...
– Да будь они неладны, эти помидоры, – сказала моя мать. – Сроду ни у кого рассады я не брала, всегда своей обходилась, а тут позарилась...
– Да всегда ж у неё помидоры были самыми уродными...
А вечером мать рассказывала отцу:
– Хлопцы наши примчались, всех напугали так, что теперь только и разговоров будет. И до Окопа я бегу, а сама думаю: зачем бежать, если она хоть разок не в подушку, а на свободе выплачется уже как следует... Ну, а потом я её увидала и сразу поняла, что вроде бы как оно её отпустило...
И действительно, больше мы не слышали ночных завываний бабы Миланьи. И уже не всматривалась она в меня со своей жуткой пристальностью. Но и заманивать к себе не перестала. А один раз зазвала она всю нашу ватагу. Но мы, поглотав её угощение, умчались на улицу так быстро, что она только и успела крикнуть:
– Ну, чистые воробьи, а не хлопцы!
И вот так, уже как все люди, век свой она дожила.
Николай Дорошенко http://николай-дорошенко.рф/
______________________________
133640
Сообщение отредактировал Михалы4 - Пятница, 29.07.2022, 17:34 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Суббота, 30.07.2022, 19:52 | Сообщение # 2655 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Матери
Правда войны на Донбассе
На шум нещадно резавшего звенящую тишину самолета выбежал на непокрытую паперть священник. Щурясь от горячего желтого света солнца, он тревожно сказал недвижно сидящей на высоких ступенях богомолке, той, что держала в объятиях загорелыми руками алое в белый мелкий горошек ситцевое платье:
– Что сидишь-то!
– Сижу, – односложно ответила, закусив верхней губою нижнюю, покачав беспомощно головой, когда над ними пролетел первый самолет.
За первым тотчас пошел другой дозвуковой штурмовик, но уже совсем низко, тяжелее, натужно. Он спустился над ближней к церкви святого великомученика Димитрия Солунского высокой старой грушей, что в это лето щедро ярилась янтарными плодами в черноте зеленых листьев…
Священник вскрикнул по-бабьи:
– Ложись, – и шмякнулся, что называется у пловцов, бомбочкой прямо с высоты крыльца на пышные кусты белых георгин.
Но женщина даже не шевельнулась. Штурмовик пролетел, едва не задев крест над колокольней, над кладбищенским парком и упал на берег рукотворного моря, как бы всплакнул протяжно и на выдохе рева взорвался, мгновенно объятый от края до края огнем...
Священник облегченно поднялся над поваленной белизной георгин, стряхнул прилипшие листья с рясы, оглянулся на ступени паперти: женщина как сидела согбенно, так и не двинулась с места.
– Что сидишь-то? – повторил прежний вопрос к ней.
– Сижу, – односложно сказала она, но вроде очнувшись на этот раз, зашевелилась и уже встав, молвила безадресно: – Пойду я…
– Ступай, – тоже бессвязно с мыслями, скорее механически перекрестил вдогонку её священник, нервически окидывая взором храм, округу, полыхающее за кладбищенским парком авиационное кострище, куда направила молодая, еще вчера стройная и красивая, а ныне белая как стены церкви безыскусная женщина.
Прежде она жила на противоположном берегу рукотворного моря, питавшего турбины электростанции. Теперь каратели её сделали безродной бездомницей. Они разбомбили в рассветной утренней неге её дом, разметав по степи всё, не оставив, кроме глубокой воронки, даже хоть каких-либо частичек милых её доченьки, мальчишек и любимого мужа. Она бы тоже развеялась по плачущей ковыли, если бы не пошла на заре на раннюю дойку на открытый загон, на берег, где обыкновенно летом ночевало стадо, но и туда не дошла… Неведомая сила вскинула её над землей и уже в беспамятстве уронила обратно. Она очнулась меж двух огромных, будто вырытых ям для будущих переливных озер… Она еще не чувствовала в теле никакой боли. Она беспамятно вертела вокруг головой, как бы пыталась поймать неуловимые признаки прежней жизни, пока силы не иссякли, голова не пошла кругом и она не упала без сознания…
Сколько она лежала? – ведал лишь Господь. Когда жизнь вернулась, она встала и пошла в поперёк пути меж двух воронок на дым труб электростанции. Она прошла промежуточными дорогами окраинный хутор Красного пахаря, без труда преодолела скелет взорванного через реку моста, минула скопление грозных орудий желто-блакытного врага. Теперь она точно знала, что это враги, потому что они забрали у нее самое дорогое, что было в её прежней жизни – детей и мужа. Они напали на её очаг без объявления войны, тогда как она им никогда не желала и не сделала ничего плохого.
Она брела бессмысленно через пантон у дамбы, глядя в беспросветную даль, ослепленная горем. Её сердце лишилось чувства тревоги. Её тело подобно степной ковыли качалось на ветру печали безвестной правды войны.
Вдоль берега неглубокой речки Луганки она то и дело натыкалась на карателей, но они не обращали на нее никакого внимания, потому что видели в ней лишь абрис жизни, а кое-кто из бойцов даже прятался в чужих огородах, боясь встречи с укором совести. Некоторые при встрече с ней бросали оружие и бежали в разные стороны, боясь что неведомая сила горя, запечатленного в образе этой матери, сотрет их мукою в пыль…
– Кто ты, – спросил было её придорожный калика, когда она открывала церковную калитку.
– Мать, – тогда ответила ему и уже как-то совсем ослабленно добрела до ступеней церкви, где просидела ночь и день, пока не свалился на берег рукотворного моря штурмовик.
Каратели, меж тем, беспорядочно бесчинствовали. Убивали прямо на улице безоружных людей, травили газами, подкидывали во дворы гранаты… Но она продолжала сидеть на пороге церкви святого великомученика Димитрия Солунского. Никто из карателей не решался приблизится к ней, – может, – последнему укору совести.
И только сейчас, когда упал, взорвался и сгорел штурмовик, что-то в ней шевельнулось и она пошла в сторону кладбищенского парка, где вблизи ворот, на ромашковой поляне сидела так же безжизненно тень женщины и плела веночки.
– Даша, – услышала едва узнаваемый из прожитого шорох голоса.
– И ты, Тоня, – скрипнула в ответ и тоже опустилась в ромашки, – здесь дожидаешься.
– Нет, – сказала золовка, – некого ждать – всех убили.
– Всех, – как бы повторила своё Даша.
– И ты одна? – спросила её Тоня-золовка.
– И меня уже нет, – молвила Даша, – всех одним махом.
– А мои, – обыденно стала говорить Тоня, – друг за дружкой. Ваню, мужа, муху не обидевшего никогда, в лицо изрешетили, когда возвращался со станции после вахты… Сережу, сыночку нашего, в Луганке, через дамбу воду вез ополченцам, снарядом в голову… Ванюшу, сыночку, оглашенные, возле управы, где с ребятишками на самокатах катались, ему вчерась двенадцать бы исполнилось, гранатой, – и дальше затихла без слез и причитаний, просто замерла.
Долго бездеятельно молчали. За спиной, за кладбищенской оградой в густоте липовых деревьев гомонили воробьи, грачи, стрижи…, – они теперь от страха шума и взрывов снарядов боялись подолгу высовываться на свет Божий.
Сколько бы они еще просидели, сколько бы еще наплели венков из ромашек, – мы уже не узнаем, потому что в это молчание ворвался крик, шум и гвалт заработавших механизмов «смерчей» и «градов».
Земля задрожала. Безымянная, обезумевшая мать выбежала из кладбищенских ворот на дорогу, держа за руки мальчика и девочку, заметалась…
Заработали машины смерти. Полетели вверх-вниз снаряды.
– Мама, – вскрикнула девочка в васильковом сарафанчике, с белым пышным бантом, что с левой руки матери, закрывая свободной ручкой глаза, – это «град» сыпится…
– Нет, – категорично возразил сестре мальчик, что был с правой руки матери, – это «смерчь» летит…
Они, дети, еще не сидевшие за партой в школе, уже различали звуки реактивных установок, а земля под их ногами гудела, дыбилась, ревела…
Что-то как-то не заладилось в механизмах «смерчей» и «градов» карателей, которые, надо полагать, должны были поражать дальние цели своих жертв, но снаряды стали падать на них, полетели в сторону церкви…
Мать и дети метались и сильно кричали, но никто их не слышал. Все объял гром, дым огонь и степная пыль…
***
Ближе к вечеру стихли взрывы. В дальних улицах кое-где даже залаяли ожившие собаки. Священник обходил крепко побитый, но не сгоревший храм святого великомученика Димитрия Солунского. С восточной стороны, с престольной стороны, на окне, под образом Спасителя лежали два ромашковых веночка, да так, будто кто-то специально для его внимания их только что принес.
Священник невольно кинул взор в сторону кладбищенского парка и ахнул: и кладбище, и ромашковая поляна будто сквозь землю провалились, а на их месте образовалось огромное море и над ним кружила огромная стая красивых, словно херувимы, белых голубей и слышалось из высоты синего-синего неба тихое сладкое пение «Святый Боже…»
Август, 2014 года
***
ПОСТАНОВА
Верховної Ради України
Про перейменування окремих населених пунктів та районів
Відповідно до пункту 29 частини першої статті 85 Конституції України, пункту 8 статті 7 Закону України "Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їхньої символіки"
село Красний Пахар Луганської селищної ради Артемівського району на село Воздвиженка; https://u.to/NqtAHA
Население по переписи 2001 года составляет 335 человек.
С 24.05.2022 населённый пункт перешёл под контроль Донецкой Народной Республики.
***
АДСКИЙ ОГОНЬ
...Кто мог подумать, что на все хватит ровно сорок минут? — Операция была разработана безукоризненно. Лучшие умы отрадно плакали от восторга и визжали: «Виват!» — в ее удачливую честь. Толпа плескала на громкую площадь пенистое искристое торжественное шампанское, и казалось веселью несть конца. Но уже скоро по главной магистрали пробили сигнальные ракеты, хотя их количественный залп приняли за фейерверк Виктории и еще сильнее и звончее завизжали под иссиня-зеленый шелест нескончаемой тополиной аллеи шелковых, желтых, оранжевых и красных листьев, непрерывных кружев, сплетенных жарким бабьим летом, отжившим свое на розмариновых грушевых ветвях серебряных и коралловых паучков. Тогда же первый залп залетного сигнального, алого снаряда упал в подворье тихой, безвестной, сожженной прямым попаданием бревенчатой избы, какие еще и сего дня полным-полно высятся над раздольем равнинного русского Нечерноземья в его срединной полосе на карте бывшей Российской империи, что еще недавно слыла страной Советов.
— Мария,— немолчно позвал из толпы Иван, из той самой, что ликовала Викторию демократии, и зло плюнул на свободное место под ногами горечь от пронзительного удара по натруженной временем его избе у дороги. Но Мария, кого он позвал горем, не ответила. Это была ее чистая правда последнего молчания. Марию больно накрыл сигнал смерти, когда она доставала изнутри печи запеченный в глиняном мутной краски горшке натуральный духмяный украинский борщ с фасолью и прочими овощами, корицей и петрушкой из надворного палисадника. Именно фасоль, как случается с сырой шрапнелью, вышвырнуло из горловины наружу и кое-кого больно и горячо обдало по телу жаром. То был последний привет Маруси, ее натруженный голос сердца. Иван, кого фасоль меньше всего задела за байковую, в боевую красную клетку рубаху, узнал в скольжении фасольной ряби горчишный остаток радостного, цветущего ярыми васильками детства Маруси, не раз водившей его за нос по гречишным полям Малороссии, и ту страшную завершенность, что случается с миролюбивым даже для военного времени человеком.
— Мария, — повторил он так же тихо, как уже было звал, но гул толпы услышал его мокрый голос растерянности и поднял зов высоко над призывно задранными головами, единогласно ответив:
— Не плюйся, Ваня, не плюйся! Эта широкая важная для собраний и митингов улица называется Чистоплюевкой, а ты изрыгаешь в нее желтый нерв личного горя...
— Как же так? — обиженно подивился на них Ваня и продолжил говорить в бездну безумного времени: — Маруся варила мирный украинский красный борщ с капустой и свеклой, ей никогда не мешала стряпать ни диктатура, ни тотальная вакханалия аппаратчиков, а демократия убила ее безвозвратно...
— Ты, Ваня, — небрежительно возразила ему толпа, — дубина стоеросовая и потому не понимаешь, что демократия никогда не станет хлебать борщ с фасолью...
— Но она же и голодать не способна, — трогательно сказал Ваня.
— Не способна, — хором соглашались набегавшие на толпу вооруженные повстанцы независимой Чистоплюевки, — и вы обязаны станете кормить ее деликатесом,— на что Ваня уже ничего не мог возражать, потому как слова такого ему не приносила память сердца и он отдаленно мриял Марусю живою, а дюжий боец, меж тем, уже ударял прикладною дубинкою по голове:
— Знай,— говорил он на неприступность Вани, — как жить на оккупированной территории, сволочь, — что виделось повстанцу правдою рок-времени.
И следует отдать должное, в столь бессознательном положении, он вбил резиновою протяжкою память слова...
Ваня уже не видел, как разрубают штыком лопаты голову, и потому продолжал провожать в помрачение ума уходящую даль, брошенную призывом на вахту труда, в счастливую потаенность белого утра, что проехали они с Марусей пополам на желтушной теплушке, пропаренной и пропыленной серыми дымами, край сирого, замасленного сиреневыми нефтяными разводами Азовского моря, чтобы построить на века электрические линии передач…
… В еще живой голове Вани мелькнуло, как гонял скакунов в ночное, как дышал влажной прохладой ночи, как томительна горячая багряность костра, где пахуче догорает кожура приспевшего печеного картофеля и гордо фыркает над стодолом одноглазый, подстреленный филин, а весь табун настороженно мотнет на него одной правильною линиею: молчи, мол-де, вон какою тишиною забирается к курятнику беркут, тогда как куница уже потрошит молодого петушка в крайней усадьбе... — и так тянется ночь, и босоногие пацаны спят у костра с раскаленными потресканными пятками для легкости утренней беготни по еще росной стерне вчерашнего покоса, какой станет доедать спешное стадо телят и ночная лошадиная выволочка, гонимая по дворам для долгой дневной тяжбы по хозяйственной надобности... Из этого исторического благолепия его, Ваню, некогда прежде позвал вихрь времени голосом народной правды множества старателей общего труда…
— Вон Российская оккупация, — сыпала песок подметок налегавшая на Ваню молодая бражная сила вспыхнувшего национального недоумка и ленивца труда, грубо попирая крепостью свинцовых набивок истоптанное в крови хаоса тело Вани.
— Маруся, — жалко хрипели его мутные очи в просветы проступавшего марша на тлевшее подворье, — что ж ты напрасно стряпала наш украинский борщ?
— Эх, Ваня, — лихо закричал гордый, бывалый старик из загородки соседского подворья, — отходил бы ты, бедолага, хоть и знаю твою упрямую честность, от греха, хотя я и сам каторжанин, и Мария, верно, ждет неминуемую твою участь, на той стороне. Там Бог. Он все видит...
— Нет,— глухо возразил, одержимый пропусканием меж ковких сапог ударов по разможженному телу. — Нет, — повторил Ваня, — нет на их стороне правды: Маруся готовила гарный борщ...
— Знаем, — встрял с другого боку, широко напирая на плетень тень груди сосед, — знаем, Ваня, твою правду и готов стать на твоей стороне, но ее у меня не примут соотечественники. Кончилось наше время. Плюет новое правительство на братство и мир, потому как на его улице им плевать дозволено. Отходи, Ваня, побыстрее и нам легче дивиться станет. Будь что будет, скажу я тебе, а лучше простому человеку уже не будет. Такая уж бандитская власть нами теперь правит...
Сглотнул Ваня, сколько мог пищи в желудке, чтобы пустым на тот свет не уходить и не тянуться обрубленною в пучине рукою за податью, что претит его совести. Кинул последок омраченного взгляда на пепелище, где тлело смелое, пусть бесплодное тело Маруси, любой хохлушки, милой сердцу, коротко повязанной в алую тряпицу на манер газовой косынки, вспомянул негромкою думою вишневый садок, над которым тучно гудели хрущи и обездоленно выла дворовая сучка, не раз водившая на зайца в широкие края полей, в чаривный гиблый Черный лес, где от аллеи белой акации начинались кордоны за кордонами и в каждом из них голубели с рубиновыми звездами памятники, где то и дело обновлялись удельным лесником алой краской трепетные буквицы текста:
«ЗДЕСЬ РАСТРЕЛЯНА ФАШИСТАМИ СЕМЬЯ ЛЕСНИКА СИДОРЕНКО:
ВАНЯ - 5 лет
САШКО - 7 лет
ОКСАНА – 11 лет,
МАРФА - 13...,
— и так памятники голубеют один за другим, от кордона к кордону, а могилки у их постаментов всегда чисто выметены и усеяны незабудками да мать-и-мачехой, да гвоздичками желтыми, синюшными, а малолетки, гордые светлою памятью героических предков, дают отважно правою рукою салют, тогда как рука Вани уже оттоптана, очи запорошены белою пылью свободного равенства, и он все едино честно, как в детском салюте, уже не помня борщ и Марусю, тихонько опускался в мир земли, что так советовал через плетень сосед-старожил...
1.05.15
Сергей Иванович Котькало
______________________
133698
Сообщение отредактировал Михалы4 - Суббота, 30.07.2022, 19:53 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 01.08.2022, 10:04 | Сообщение # 2656 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| СТАЛИ МЫ СОЛДАТАМИ
(песня)
Синеглазый мальчик с босоногим братом
Бегают по травке с ветром наравне.
Если б в сорок первом я не стал солдатом,
Были бы мальчишки сыновьями мне.
Русая девчушка с белоснежным бантом
Ласковых ромашек в поле собрала.
Если б в сорок первом я не стал солдатом,
Славная бы дочка у меня была!
Дом над самой Волгой, за вишнёвым садом,
Розы у калитки, столик и скамья.
Если б в сорок первом я не стал солдатом,
Собралась бы в доме вся моя семья.
Любовались вместе с милой бы закатом
И гордились взрослыми нашими детьми.
Если б в сорок первом я не стал солдатом,
Самыми счастливыми были б эти дни!
У поникшей ивы я погиб с ребятами –
Но остались в памяти мы на Времена!
Стали в сорок первом Родины Солдатами.
Вписаны в Победу наши имена!
***
ГОРСТЬ ЗЕМЛИ
Горсть земли и мальвы лепесток
Положил в узорчатый платок.
И, платок тот спрятав на груди,
В ноги поклонился: «Мама, жди!»
Первенца ждёт мать который год,
Не идёт с войны он, не идёт.
Пред иконою лампадка всё горит,
Сердце матери тоскует и болит.
Засыхает мальва под окном…
Свёрток серый принесли вдруг в дом –
Похоронка, звёздочка, платок,
Горсть земли и мальвы лепесток.
***
ВЕНЯ
Веселилась кофейня,
Плыл игривый вокал,
Бомж по имени Веня
Молча рядом стоял.
Обжигаясь душою,
С виду невозмутим,
Улыбался порою
Горьким думам своим.
Постаревший до срока,
Жизнью выжжен дотла,
Прозябал одиноко,
Где судьба отвела.
Он смирился однажды,
Что на свете чужой,
Он вчера точно также
Простоял у пивной.
Громкий хохот, напевы,
Балагур-тамада.
Никому нету дела,
Что у Вени беда.
Злая вьюга-подруга
Завывает вослед –
Ни жены нет, ни друга,
Эх, чего только нет!..
...Спросят, что тут такого?
И при чём, спросят, мы?
Зарекаться не ново
От сумы да тюрьмы…
***
Время странное приспело –
Путать мачеху и мать,
Стало непутёвым делом
Русь в России воспевать.
Это, мол, совсем не круто –
О родном да о былом…
И увидишь вдруг Иуду
В том, кого считал Христом.
Затянулась эйфория:
Мы – интернационал!
Каждый, кто влюблён в Россию,
Ныне, братцы, экстремал...
Позабудь про домик отчий –
Что вздыхать о пустяке?
Догадайся, кто тут зодчий
В этом замке на песке?..
Позабыты братство, верность,
Что ценились испокон,
В тренде всяческая мерзость,
Алчных сребренников звон...
Но пульсирует меж строчек
Та любовь, что нет сильней,
Кто бы что ни напророчил
Милой Родине моей!
* * *
В балагане речей и событий
Растеряли мы подлинность слов,
Бытие перепутали с бытом,
С болтовнёю – заветы отцов.
Суесловьем людским изувечен,
Сам себя поневоле предашь:
Суетою от вечного лечит
Современности сладкий мираж.
И настолько слова многолики,
Что правдивое слово смешно,
И спросить о простом и великом
Неприличием стало давно.
И уже нам не кажется странной
Доброту осмеявшая злость...
Ноет старой запёкшейся раной
То, что раньше душою звалось.
* * *
Я – слепец… Печален жребий мой.
Но, к стыду, есть в том и облегченье:
Не вползёт полуночной змеёй,
Обвиваясь вкруг души, сомненье.
Лютой болью не вскипит строка,
Состраданьем не пронзит вторая...
Жизнь по кругу пустит дурака,
Ржавые полушки собирая…
Примешь за обитель тёплый хлев,
Скверну – за изыски политеса.
И однажды отрыгнётся хлеб
Подлостью Иуды и Дантеса.
Да и все творения твои
Обернутся вдруг душевной драмой:
Есть ли в них хоть искорка любви
Если осветить свечой из храма?..
Но на свет сгорающей свечи
Сквозь века бредём, не зная брода,
И тревогой на губах горчит
Роковая трудность перевода.
Вновь кровит, что испокон должно
Помогать слепцам идти по краю…
В небеса заветное окно
Злые ветры настежь раскрывают.
* * *
Выбираю совесть, а не страх, –
Мне Россия сердце подарила,
На её берёзовых ветрах
В отчем слове – праведная сила!
Больше жизни Русью дорожу,
Никому издревле не покорной,
Хоть и рвётся ворог за межу,
Тянет жало к чистоте соборной.
Никогда иудам не понять,
Что навеки, свято и сурово,
Встала за Россию Божья рать
И – плечом к плечу – солдаты Слова!
* * *
Босоногого, светлого детства
Затерялись родные следы…
Больше памятью тут не согреться:
Отчий край стал приютом беды.
Здесь, бывало, подойники пели,
Молоком наполняясь парным,
А теперь здесь двуногие звери
Мародёрят по хатам чужим.
Втоптан в грязь наш рушник домотканый –
Баба Анна его соткала,
Гладью вышила бабушка Ганна,
Так в руке и мелькала игла!
Красный угол, где теплились свечи
И лампадки сиял огонёк,
Осквернила нацистская нечисть –
Божья заповедь им невдомёк.
Чужаки здесь бредут по дороге
Безо всякого чувства вины –
И от зрады, и от перемоги
Очумевшей от злобы страны.
Но я верю, что злая крамола
Скоро схлынет, как зябкий дурман,
В том краю, где мне дiдко Мыкола
Так же дорог, как дед мой Иван…
***
Три войны прошёл дед мой достойно,
И всю жизнь ему снились те войны.
Много лет его сердце болело,
О товарищах павших скорбело.
В тех кровавых годах все остались,
И навеки им юность досталась.
Погасила война жизни миг,
Жить пришлось за себя и за них.
Непомерна по тяжести ноша,
А виски всё белила пороша…
Дед не гнулся, держался, крепился,
Ведь навек на войне закалился…
Честно день его каждый был прожит,
И в небесном он войске, быть может.
И в божественном том измеренье
Не падёт пред врагом на колени!
* * *
Я посадила сад… В моём саду
Ни деревца и ни травинки лишней.
Однажды тенью я в него приду
Во времени далёком или ближнем.
Приду с метелью, что белым-бела,
Снежинкою растаю на беседке,
И яблонька, что без меня росла,
Доверчиво свои протянет ветки.
Тропинкою пройду за поворот,
Увижу то, что я ещё не знаю.
И миг пройдёт, и день пройдёт, и год,
И жизнь пройдёт… короткая такая…
Покину сад спокойно. Не спеша.
У вечности шаги всегда неспешны.
И позабудет хрупкая душа
И сад земной, и путь земной и грешный.
Но верю я, что на изломе вех,
О вечном не помыслив даже вкратце,
Усталый незнакомый человек,
Войдя в мой сад, захочет в нём остаться.
* * *
Взгляд, тревожно брошенный на строки:
Всё ли верно отозвалось в них?
Эти строки – строгие уроки,
Что однажды воплотились в стих…
Строчка-осень вызрела-поспела,
Обнялась с безжалостным огнём,
Но зато теплом не оскудела,
Забывая зябко о былом.
Сизым дымом уплывает мглисто,
Никого в сожженье не виня,
Чтобы слово, высекая искры,
Негасимо верило в меня!..
Чтобы в день последнего итога,
Отвергая суетливый страх,
Эти строки на суде у Бога
За меня раскаялись в грехах.
Нина Викторовна Попова
_____________________
133800
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 01.08.2022, 10:05 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Вторник, 02.08.2022, 18:47 | Сообщение # 2657 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Песенка о последнем стиляге
Секреты не ладят с тайнами.
Гагарину пишут: «Юра, …»
А в старости мало стадности.
А в юности много юга.
Загаданное не сбудется.
Взрослеют стихи на стуле.
Мишенями не любуются.
В мишень посылают пули.
Звенят на ветру копеечки.
Наживка нема как рыба.
К забвению – по ступенечке.
К величию – шаг с обрыва.
Убийце не каламбурится.
Пословица устарела.
Мишенями не любуются.
В мишень посылают стрелы.
И что-то не очень важное
С утра назовешь закатом.
Как голубь склюет бумажное,
Останется вновь за кадром.
Кто выйти решил на улицу,
Тот держится независимо.
Мишенями не любуются.
К Мишель посылают письма.
***
БЕЗ ВАРИАНТОВ
Врезалось в память:
Все до единой большие рыбы,
Пойманные на удочку дядей Сережей, -
Особи женского рода.
А иначе бы дядя Сережа не крякал,
Вытаскивая добычу:
- Эх, карася тёща!..
Это же он говорил,
Закуривая после бани,
А почему - я так и не понял.
Стеснялся спросить,
А теперь и не спросишь:
Нет уже дяди Сережи.
Я не курю, не рыбак, не женатый -
Но, бывает, хочется выдохнуть
Вечером у реки:
- Эх, карася тёща...
Если какая рыба
Весело отреагирует -
Я вам скажу безошибочно,
Кто она карасю.
***
Мне казалось всегда,
Что поэты сродни облакам:
Тише, медленней птиц,
Но улечься в теньке – не судьба.
Чистый лист для поэта
Полезней ведра молока.
Синеве безразлична
Твоя полнота-худоба.
Облакам всё равно,
Что творилось на влажной земле.
Никогда, ни за что
Не поместится облако в гроб.
Я-то думал,
Поэт – кому вечно нужны сто рублей.
Оказалось,
Поэт – кто из молнии делает гром.
***
Бессонница
Сердца стук увязался за мной
На неспешную, в общем, прогулку.
Хватит вместе с огромной страной
В интернете искать пятый гугл…
Я вернуться в наш август посмел
Слушать море с избытком шипящих,
Но запомнится только твой смех,
В расставание переходящий.
Непрозрачна московская высь.
Снег, не помнящий неба, не тает.
Жаль, что наши пути разошлись.
Рад, что близкими мы не остались.
Сумрак белое держит в узде.
Я держу полбутылочки «Старки».
Одиночество – всё и везде,
Кроме шахматной партии в парке.
В прошлой жизни – стакана кульбит
Для циркачки по имени Катя…
И рассвет равнодушно глядит
На замёрзшие замки Замкадья.
Ну а я равнодушен к борщу,
Презирает меня ипотека…
Но когда-нибудь я отыщу,
Где в России трава человека.
***
Поездка в бабье лето
Стихи ещё донашивают рифмы,
Рэп-брендинга понты дороже денег…
Мурлыкает мотивчик «Рио-Риты»
В трамвае полуголый шизофреник.
Бесплатно едет – это ж дядя Коля!
Он в прошлой жизни с челюстью отвисшей
Узнал часы приёма алкоголя,
Трудяги массажиста наших виршей…
Кондукторша не копит на «Версаче»,
Но сверлит взглядом, полным неприязни, –
Ей скучно жить без телепередачи,
Где Соловьёв рассказывает басни,
Как благодарна петушку кукушка
За пару комплиментов кукушонку…
И продолженье фразы «Ай да Пушкин…»
Пихает бабка дедушке в кошёлку.
И пусть доедут все, куда им надо.
А я б хотел продлить полёт кометы!
Поэзия, смешны твои фанаты:
На рельсах прозы стыки незаметней.
Всё хорошо – прости, старик Державин,
Смотрящего в окошко обормота…
Одной рукой за поручень держаться –
Приятная трамвайная забота.
***
Реформатор
Что мы знаем о нем? Ничего.
Он себя величает – Володей,
Образ жизни ведет кочевой –
Но его не видали в болоте.
Он подобен подошве луны:
Внешний лоск – но следов не оставит.
Чем мы так увлеченно больны,
Что в крови размножаются сталины?
Не войска за собою повел,
А направил на штурм банкоматов.
И снаряд задирает Подол
По его искрометной команде.
Он за Путина голосовал,
Но хотелось быть ближе к народу:
Он включал по утрам сериал
И смотрел до конца бутерброда.
Хлеба, зрелищ – чего-то еще
Сердце просит… А, может быть – пенсии?
Путь наш – в знаках «Обгон запрещен».
И, заметьте, обгон – не в претензии.
***
GAME OVER
Читать, писать, считать мы научились,
Преодолеем пропасть в два прыжка,
И позволяют изредка врачи нам
Не думать о секундах свысока.
И если очень-очень осторожно,
И на лице следов не оставлять –
Писать стихи со словом «путин» можно,
Другой вопрос – кто будет их читать.
Я не люблю, когда – наполовину,
Когда нога – отдельно от башки.
Какой успех – захапать сердцевину
И распродать вершки и корешки…
Не проследишь, кому и сколько порций,
Когда бесплатным сыром занят рот…
Уходят стихотворцы в миротворцы,
А как бы сделать, чтоб – наоборот?
Врага вооруженный вице-спикер
При всех пошлет в страну на букву ж…
Что не покажет лакмусовый стикер,
Подскажет новый «лексус» в гараже.
А есть еще и «ауди», и «вольво»,
И на Рублевке трехэтажный дом…
Вопрос ребром: «Могу себе позволить?»
Поставлен – после крови, а не до.
А этот, вот ведь, как его, прозаик –
Ну, прямо, как ребенок, боже мой!
Давно уж преступленье с наказаньем –
Два разных тома с разною судьбой.
И кто мы есть – для нас самих загадка,
Известно только, что до той поры,
Покуда Мармеладовым несладко,
Раскольниковы точат топоры.
Венчают муси-пуси с джага-джагой –
Все хорошо, маркиз де Беспредел!..
Вот только не хватает Окуджавы
И тех, кто взяться за руки хотел.
***
Отшлепали лягушки недоверия.
Свое отпели соловьи предательства.
В футляре ртутный столб высокомерия.
Бинтам и гипсу не до разбирательства.
Похмельем серп и молот забракованы.
С утра рыбак бредет домой за удочкой.
Нас примут за болотом в насекомые.
Не все клочкам летать по закоулочкам.
***
НАУКА ПОТРЕБЛЕНИЯ
Что в книге видим? «Многа букаф», ноль идей,
Литература – лишь домашнее заданье…
Чужая жизнь не соотносится с твоей,
А это значит – Джек Онегин, до свиданья!
Поскольку чтение не творчество, а труд,
А Интернет – подмена жизни, развлеченье, –
Все, кулинар, давай осваивай фаст-фуд
И спор о вкусах не своди к нравоученьям…
***
Десять строк про одну семью
За свет внесешь очередной платеж,
Рутиной суетливо коронован –
И вдруг одну простую вещь поймешь:
Приснишься морю – примет как родного.
Поедем в Крым: Гурзуф, Мисхор, Форос,
Инжир на ужин, но на завтрак – каша…
И сам себе ответишь на вопрос:
«А есть ли смерть?»
Чужая – есть.
Не наша.
***
Вечная память
Зима — это холмик над летом,
Который никак не сойдет.
Налейте и хватит об этом!
Февраль — на извилинах лед.
На зеркале страх отраженья,
И пыль оттого не видна.
На мраморе изображенье
Всю ночь полирует луна.
Поминки — любовь без закуски.
Поэзия — пульс тишины.
И русское поле без русских.
И с прошлым война без войны.
***
Сравнительный анализ
Лишний вес или анорексия –
Разве повод рыдать в подушку?
Есть такая болезнь – Россия,
Что дает осложненье на душу…
***
1 марта
И снова весна.
Наступает без крика «вперёд».
На крики «ура» —
Невесеннее оцепененье.
Молчит воробей.
Если рот свой раскроет — соврет.
Соседская кошка
От запаха крови пьянеет.
Привычно темно.
И обстрелам не видно конца.
Деревья без веток —
Как будто их ветром сломало.
А кукла в подвале
Не знает про свинство свинца —
Про звукопись ночи
Твердит при нажатии «ма-ма».
***
Марш-бросок
Буквой «зю» мы стояли –
В сражении за урожай.
И ссыпалась картошка –
Как деньги в мешки победителей.
А к весне этот вкусный
Военный трофей дорожал –
И учился студент
Поднимать третий тост за родителей.
«Приезжай погостить»
Из Херсона писала родня.
Каждый год приглашали –
Но лето в Сибири стремительно…
И взревели моторы,
И вмиг запылилась броня.
Никому не казалась
Поездка та ознакомительной.
Нас выходят встречать
Отдающие землю свою –
Нет улыбок на лицах
И взгляды чужие, колючие.
Буква «зет» уцелела
На танке, подбитом в бою.
А кто в танке сидел –
Те, увы, не такие живучие.
***
Coda
Дождь пошел – слезам не выжить.
Времена спецопераций.
Бог в погонах моет крыши
Городских администраций.
В кайф министру обороны
Нам с экрана строить глазки.
Снится мстителям народным,
Что они – еще не сказки.
Тенор тенором освистан,
Но нельзя прервать рулады,
Как нельзя быть пацифистом
На вершине баррикады.
Сайдинг, ламинат и пластик –
Соль на раны древесины.
В коридорах нету власти.
В кабинетах нет России.
Юрий Татаренко
______________
133907
Сообщение отредактировал Михалы4 - Вторник, 02.08.2022, 18:48 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Четверг, 04.08.2022, 20:21 | Сообщение # 2658 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ГОЛОС
Не трать словесного заряда,
Поэт, коль спит душа! Изволь
помедлить, брат, покуда радость
её наполнит или боль.
Попридержи к бумаге рвенье,
напрасно бисер не мечи:
пусть Мысль, а может быть, Прозренье
сверкнут, как молния в ночи!
Тогда зажги огонь отваги
и, приравняв перо к штыку,
на поле белое бумаги
неспешно выведи строку.
И враг ей встретится ли, друг ли,
она должна звенеть, лишь тронь.
И жечься так, как жгутся угли,
положенные на ладонь!
А без того — зачем же надо
её выдумывать, писать
и бегать с нею по эстрадам?..
Чтоб воздух только сотрясать?
***
Нелёгкую ты выбрала мне долю —
дала бумагу мне, перо дала…
О, Русь моя, колосья по подолу,
и синь в глазах, и солнце у чела!
Ты вечная, моложе век от века!
Тебе, моя великая страна,
ни позолота лести человека,
ни пудра фраз красивых не нужна.
И ты, великодушная на диво,
казни меня забвеньем, коль солгу…
И без меня ты можешь быть счастливой —
я без тебя, Россия, не могу.
***
Да, я стартовал от крылечка!
И этим, мой недруг, горжусь!
Крылечко,
да русская печка,
да сани, да в бляшках уздечка -
сама изначальная Русь.
Расправив могутные плечи
и смутных желаний полна,
на небо и землю
с крылечек
веками глядела она.
Поскольку была избяною
и сплошь земляною
была,
поскольку, добавлю,
иною
пока она быть не могла.
Замученной ей, но живучей,
как сын,
загляну в старину,
ни лапти её, ни онучи
вовек не поставлю в вину!
Напротив,
я буду всё боле
дивиться, - изыдь, сатана! -
как в этой жестокой недоле
душой не зачахла она.
Как в ней совместились счастливо -
и в этом её высота! -
незлобивость
и совестливость,
достоинство и прямота!
Земля, над которою
вместе
с конягой пластался мужик,
его не учила ни лести
(пусть лучше отсохнет язык!),
ни лжи, ни торгашеству…
Не был
он мастер купить и продать.
Умел он - свидетелем небо -
насытиться квасом да хлебом
и нищему корку подать.
Забитого,
долготерпеньем
корить ты его погоди.
Запомни, что точка кипенья
высокая в русской груди!
И право, тебе забывать бы
не след, говоря о былом,
кто рушил с Емелькой усадьбы,
со Стенькою шёл напролом.
Кто, чашу терпения выпив,
по Зимнему вдарил плечом…
И гнев тот
октябрьский
Великим
историей был наречён!
И рухнуло рабство!
И с треском
кругом послетали замки…
И к гневу тому, как известно,
причастны в лаптях мужики!
Громили они супостата,
рубили, оставив дела…
Выходит,
крылечко для старта -
площадка не так уж мала…
Не так и плоха она, к слову
(как ты мне о том напевал!):
мой тёзка русоголовый -
Есенин -
с неё ж стартовал!
***
Оглядываюсь с гордостью назад:
прекрасно родовое древо наше!
Кто прадед мой? - Солдат и землепашец.
Кто дед мой? - Землепашец и солдат.
Солдат и землепашец мой отец.
И сам я был солдатом, наконец.
Прямая жизнь у родичей моих.
Мужчины - те в руках своих держали
то плуг, то меч… А бабы - жёны их -
солдат земле да пахарей рожали.
Ни генералов нету, ни вельмож
в моём роду. Какие там вельможи…
Мой прадед, так сказать, не вышел рожей,
а дед точь-в-точь был на него похож.
И всё ж я горд, - свидетельствую сам! -
что довожусь тому сословью сыном,
которое в истории России
не значится совсем по именам.
Не значится… Но коль невмоготу
терпеть ему обиды становилось,
о, как дрожать вельможам доводилось,
шаги его расслышав за версту!
Ничем себя возвысить не хочу.
Я только ветвь на дереве могучем.
Шумит оно, когда клубятся тучи, -
и я шумлю… Молчит - и я молчу.
***
ПЛУГ И БОРОЗДА
Всему начало — плуг и борозда,
поскольку борозда под вешним небом
имеет свойство обернуться хлебом.
Не забывай об этом никогда:
всему начало —
плуг и борозда.
А без начала, ясно, нет конца,
точнее, не конца, а продолженья,
ну а еще точнее — нет движенья
и, значит, завершенья нет.
Венца!
О, сколько раз мы —
век сменяет век —
успели утолить познанья жажду
с тех пор, как сделал борозду однажды
и бросил зерна в землю человек.
Растут, бессчетно множась, города,
Луна
людским становится причалом…
Начало ж остается все началом,
и суть его все та же —
борозда.
Не забывай о нем у пирога
и даже перед сном, смежая веки, —
как забывают о начале
реки,
раздвинув беспредельно берега.
И если стала близкой нам звезда
далекая,
скажи, не оттого ли,
что плуг не заржавел,
что в чистом поле
вновь обернулась хлебом борозда?!
Не забывай об этом никогда.
***
Стихи мои о деревне,
и радость моя, и боль!
Кто зову земли не внемлет,
едва ль вас возьмёт с собой
в дорогу — развеять дрёму…
Глухому к земле, ему
стихи про Фому-Ерёму,
сермяжные, ни к чему.
Томов со стихами — груда.
А в тех, говорят, томах
что ни страница — чудо,
что ни куплет, то ах!
Новаторские, блестящие,
строка о строку звенят.
А вы, мои работящие,
в пыли с головы до пят.
Не очень-то вы нарядны
и — где уж там! — не модны.
Вы будничны, не парадны…
И всё-таки вы нужны,
я верю тому, кто в поле
упрямо растит зерно,
чьи с коих-то пор мозоли
в стихах поминать грешно…
Старо и неблагозвучно!
Да полноте, остряки!
А ваши-то белы ручки
не потому ль мягки,
что эти не в меру каменны —
не руки, а жернова!
В мозолях все, как в окалине…
Нужны ли ещё слова!
Добры, горячи по-русски
и грубы на первый взгляд,
корявые эти руки,
красивые эти руки
и впрямь чудеса творят!
Держите ж голову гордо,
стихи мои! Мы и впредь
о них, не жалея горла,
по-своему будем петь!
***
Помню зимние вечера.
Снова дует сегодня с севера.
Входит в валенках со двора
наша бабушка, Олексеевна.
Из подойника молоко
льёт в посудинки, дужкой брякая…
До спанья ещё далеко.
Ещё бабушка сядет с прялкою,
небольшой, но такой баской, -
словно в горенку глянет солнышко.
И закружится веретёнышко,
зажужжит под её рукой.
Запотрескивают дрова,
свет запляшет у ног - в два лучика…
И придут ей на ум слова
песни старой про Ваньку-ключника.
Под жужжанье веретена -
прядись, ниточка, прядись, тонкая, -
поплывёт по избе она
и неспешная и негромкая.
Вся страдание и печаль,
вся о том, как княжна коварная
миловала-любила парня
Ваньку-ключника по ночам.
Завывает метель в трубе
знобко, жалостно…
А в избе льётся песня -
печаль-забавушка.
И, раздумавшись о себе,
о злосчастной своей судьбе,
утирает слезинку бабушка.
Ой, не вьюгою ли шальной
её тропочка заметается!
Песня льётся, переплетается
с тонкой ниточкою льняной.
И протяжна, и широка,
и ничем таким не расцвечена,
выпрядается бесконечная
вместе с ниткой из кужелька.
***
Всё, казалось, пере… пере… пере…
Стала прочно на ноги демвласть.
Замерли заводы. Настежь двери
Складов: больше нечего украсть…
Схлынули Гусинский, Березовский…
Легче стало: меньше шею трёт.
Кое-где колхозные полоски
Зеленью взошли. Вздохнул народ.
Но явилась в образе мессии
Баба, и исторгла из груди:
«Бойтесь, совки! Трепещи, Россия!
Главные реформы впереди!»
Руки-лапы вскинула мегера
В яростном замахе, как палач,
И обуткой крайнего размера,
Грязною, ступила на кумач
Флага…
И с особым сладострастьем
В пол вдавила, словно грузчик, пьян,
Серп и Молот - символ «старой» власти,
Власти… той… рабочих и крестьян.
С юности нервишками неслабый,
Не сдержался я, рванул гужи:
- За кого ты принимаешь, жаба,
И меня, и мой народ, скажи,
Если перед ним с такой «отвагой»
(Знай же: не забудет это он!)
Вытираешь ноги Красным Флагом,
Тем, что был победно над рейхстагом
В сорок пятом им же водружён?
За кого? - ответь, мадам. А кроме -
Коль на то пошло, я должен знать:
Это почему ж в своём-то доме
И пред кем он должен трепетать?
Ведь по многочисленным приметам
Может выйти и наоборот,
Если, наконец, найдёт ответы
На вопросы эти сам народ.
***
Ещё один заканчивался год
«Великой перестройки», и народ
Толпился с номерами на ладонях
В очередях, и в русском «белом доме»
Кипел законотворческий базар…
А в полночь, как о том вещали «Вести»,
Упали Серп и Молот
с Флагом вместе,
Упали прямо в грязь, на тротуар.
И Серп спросил у Молота: - Мой друг,
Так что, союзу нашему каюк?
- Выходит, так - ответил гулко Молот. -
Союз Серпа и Молота расколот.
Мы сброшены и с флага, и с герба:
Ты - Серп мужицкий, я рабочий Молот…
- Так что же будет?
- Может, даже голод…
По-нашему, рабочему - труба!
Сам посуди: я плуга не скую -
И ты не вспашешь полосу свою
И, значит, горевую не засеешь…
Ведь было ж - помнишь? -
было так в Расее,
Когда я хлеб прикладом «молотил»
(Не на гумне, а около амбара)
И хлёстким - извини меня - ударом
Скулу тебе однажды своротил.
Не ты, не я теперь, а «средний слой» -
Опора власти…
- Нет, ты очень злой,
Мой друг, сегодня. С этим самым «слоем»
Не двое будет нас уже, а трое…
- Да как сказать… - не глядя на дружка,
Ответил Молот голосом печальным.
- Ты в поле будешь, я у наковальни,
А «слой»… он будет вечно у мешка.
На корабле с названьем «Капитал»
Он будет господин и капитан.
А мы с тобою… - Молот поугрюмел, -
Мы будем обитать с тобою в трюме,
Поскольку мы по-ихнему - «рабы»
По духу, по рождению, по крови…
- А если… - Серп сурово сдвинул брови.
- А-а!.. - Звякнул Молот. - Если б да кабы…
Сергей Викулов (1922-2006)
________________________
134007
Сообщение отредактировал Михалы4 - Четверг, 04.08.2022, 20:22 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Пятница, 05.08.2022, 13:11 | Сообщение # 2659 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ПАМЯТЬ
Стояла летняя жара.
И мама жарила котлеты.
И я вершил свои «дела» –
Пускай кораблик из газеты.
И песня русская лилась.
Из репродуктора в прихожей.
Не знаю, чья была то власть,
Но жизнь была на жизнь похожа.
Я помню, как был дядька рад,
Когда жена родила двойню.
Сосед соседу был как брат.
Тем и живу, что это помню.
***
ИЗ ДЕТСТВА
Воды и солнца тут без меры,
А сколько песен под баян
Здесь спето нами, пионерами -
Детьми рабочих и крестьян!
Поем о Родине могучей,
О добрых, доблестных делах.
И развевается над кручей
Родной с рожденья красный флаг.
В жару лежим ничком под тентом,
Бросаем камешки в овраг,
И точно знаем: президентом
Быть может враг, и только враг.
***
1972 ГОД
Мне всего двенадцать лет.
Горя я еще не видел.
Дымом первых сигарет
Пропитался новый свитер.
На экране Фантомас
С комиссаром бьется лихо.
Там стреляют, а у нас – тихо.
Не до этого, мы строим
Тыщи фабрик и дворцов.
Назовет потом «застоем»
Это кучка подлецов.
На уроках я скучаю
И гляжу воронам вслед.
Мне всего двенадцать лет
Счастья я не замечаю.
***
Моей души пейзаж невзрачен,
Коль он бывает у души:
Река с водою непрозрачной,
Поломанные камыши.
На берегу гнилая лодка,
Кострища чёрный, грязный след,
Но надо всем какой-то кроткий,
Необъяснимо тёплый свет...
* * *
Не понимаю, что творится.
Во имя благостных идей
Ложь торжествует, блуд ярится...
Махнуть рукой, как говорится?
Но как же мне потом крестится
Рукой, махнувшей на людей?...
* * *
Бог ли всех нас позабыл?
Злой ли дух приветил?
Были силы – нету сил,
Брошены на ветер.
И друг другу стали мы
Словно псы цепные.
«Колокольчики мои, –
Я кричу навзрыд из тьмы, –
Цветики степные!»
***
А он все ближе, страшный день.
Нам со стола метнут окуски,
Как будто псам. И даже тень
На землю ляжет не по-русски.
Не умирай, моя страна!
Под злобный хохот иноверца.
Не умирай! Ну, хочешь, на!
Возьми мое седое сердце.
***
Как ликует заграница
И от счастья воет воем,
Что мы встали на колени.
А мы встали на колени –
Помолиться перед боем.
***
ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Воспетый и в стихах, и в пьесах,
Он, как отец к своим сынам,
Уже полвека на протезах, –
Что ни весна, – приходит к нам.
Он и страшнее, и прекрасней
Всех отмечаемых годин.
Один такой в России праздник.
И слава Богу, что один.
* * *
Что я тебя все грустью раню?
И помыкаю, как рабой?
Давай, душа, растопим баню
И всласть попаримся с тобой.
А после сходим к деду Ване,
Пусть он развеет нашу грусть.
Игрой на стареньком баяне,
Пускай порадуется Русь.
Услышав чистое, родное,
Узнав знакомы черты,
Как будто платье выходное,
Моя душа, наденешь ты.
* * *
А вообще-то я лирик по сути:
Я писал бы о песнях дождей,
О заре на озёрной полуде,
О таинственных криках сычей.
Не даёт же мне в лирику впасть
Эта чёрная, скользкая власть,
Что так схожа с пиявкой болотной,
Присосавшейся к шее народной
И раздувшейся, сволочь, до жути...
А вообще-то я лирик по сути.
***
Память, рань же, рань же
Душу, не жалей.
Всё, что было раньше,
Ты напомни ей.
Сыпь на раны солью,
Ужасом знобя,
Ведь душа лишь болью
Выдаёт себя.
* * *
Кто там на улице стреляет?
А то, повесив на забор,
Соседка тряпку выбивает,
Так называемый «ковер».
Его бы выбросить на свалку,
Но сука-бедность не дает,
И высоко вздымая палку,
Хозяйка бьет его и бьет.
С какой-то лихостью гусарской
Колотит тряпку все сильней!..
Наверно, бедной, мнится ей,
Что сводит счеты с государством.
* * *
Дерутся пьяные в проулке,
Мешая с матом хриплый крик.
Прижавшись к грязной штукатурке,
На остановке спит старик.
Смеется пьяная девица,
Садясь в попутный «Мерседес» –
Ее литые ягодицы
За нить подергивает бес.
На пустыре с начала мая
Идет строительство тюрьмы.
Все это жизнью называя,
Не ошибаемся ли мы?..
* * *
У карты бывшего Союза,
С обвальным грохотом в груди
Стою. Не плачу, не молюсь я,
А просто нету сил уйти.
Я глажу горы, глажу реки,
Касаюсь пальцами морей.
Как будто закрываю веки
Несчастной Родине моей...
***
УКРАИНЕ
Пусть кулачки от злобы сжаты,
Пусть грязи на меня ушаты
Ты льёшь, но я спросить хочу:
“Зачем тебя, сестрёнка, Штаты
Так нежно треплют по плечу?..”
И что бы там ни голосили,
Поймёт любой, коль не дурак:
На самом деле у России
И Украины – общий враг.
2015 г.
* * *
На земле ни любви, ни родства,
Злоба точит клыки о каменья.
А разумные ль мы существа?
У меня появились сомненья.
22 января 2022 г.
* * *
Живу в стране родной когда-то,
А нынче мне совсем чужой,
Живу лишь телом, а душой
Я там, где все мои ребята
Далёкой юности беспечной
И незабвенных детских лет.
Живу, зажав в руке билет
До близкой станции конечной…
25 января 2022 г.
* * *
Пока ты жив, и за плечом
Вовсю заката рдеет рана,
Нельзя не думать ни о чём,
Как это б не казалось странно…
Вновь мысли все переплелись,
Я ничего не ждал иного,
Но вот одна взметнулась ввысь!
И лишь она достойна слова.
27 января 2022 г.
***
О, детство, детство! Из-под спуда
Действительно последних лет
В жизнь нашу злую лишь оттуда
Ещё какой-то брезжит свет…
1 марта 2022 г.
* * *
Война! Как много в этом слове
Утрат, разлук, солдатской крови,
Тоски, горячечного бреда,
Но за войной всегда Победа
В руках с букетом алых роз
Идёт, ступая осторожно…
И на неё смотреть без слёз
Нам будет просто невозможно…
5 марта 2022 г.
* * *
Назвал бы это новизной,
Но только это не впервые:
Мне утром Муза, как связной,
Приносит сводки фронтовые.
Забыта мерная строка,
Забыт душою прежний страх
В крови испачкаться, пока
Победа варится в котлах…
28 апреля 2022 г.
* * *
То, что знало в детстве сердце,
Всё давно полузабыто,
И стою теперь, как в сенцах,
Где дверь в комнаты забита.
Там, за дверью жизнь былая:
Сенокос, рыбалка, школа,
Пыль клубится золотая,
И до неба долетая,
Голос бабушки: “Мыкола!..”
3 мая 2022 г.
* * *
Стихи не пишутся? Однако,
Нашёл ты, брат, о чём тужить,
Когда восстали силы мрака,
Чтоб свет на свете погасить.
Стиха короткого огарок,
Что так беспомощен и жалок,
Когда такая тьма вокруг,
Что может сделать он? А вдруг
Из искры возгорится пламя?..
11 мая 2022 г.
***
ЖЕНЕ
Вот осень поздняя настала,
Мне, наконец, понять дано,
Что мы с тобой давно не пара,
Что мы давно с тобой – одно…
2 июня 2022 г.
* * *
Стареет всё в подлунном мире,
Но ты на фотку посмотри,
На ней мне годика четыре,
А маме, значит, двадцать три.
Подумать только, Боже Правый!
Как молод мамин светлый лик!..
Шумит листва на фотке старой,
И обретает вечность миг…
29 июня 2022 г.
***
ПОЭТ
Куда б ни забрёл мой народ,
Вопросами вечными мучась,
Я с ним разделю его участь,
Любой я приму поворот.
И это не прихоть, не мода:
Быть эхом и тенью народа.
17 июля 2022 г.
***
ДИАЛОГ С ГОДАМИ
– Ты исписался, мы всё чуем,
Клади перо своё в пенал.
А я в ответ почти кричу им:
– Да я ещё не начинал!..
18 июля 2022 г.
Николай Зиновьев
_______________
134106
Сообщение отредактировал Михалы4 - Пятница, 05.08.2022, 13:12 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Вторник, 09.08.2022, 16:53 | Сообщение # 2660 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| НА РОДИНЕ
Там ранней весною токует глухарь,
Там квасят капусту с калиною,
И Барыню «с выходкой» жарят, как встарь,
Справляя престол с именинами.
Там хаты пропахли вишнёвым дымком,
Там топчутся лоси под окнами,
И словно душистым парным молоком,
Берёзоньки доятся соками.
Нагрянешь на Пасху - начнут зазывать,
Обидятся – станешь раздумывать.
И каждый прохожий там – брат или сват,
А дети – свои или кумовы.
***
ДОМА
Вот и дорога у сосен,
Здравствуй, родная земля!
Стелется под ноги осень,
В зелени яркой поля.
То ли полынь на ресницы,
То ли с морозу слеза.
Простеньким в крапинку ситцем
Реет октябрь в небесах.
Пройдено в жизни немало
Разных путей и дорог.
Сердцу всегда не хватало
Тропки, которой сбегало
Детство за отчий порог.
Старая песня калитки,
Шар золотой у крыльца.
Пахнет из кухоньки ситным,
Слышится голос отца.
Спелым антоновским садом,
Дымом печного огня,
Поздним ночным звездопадом
Родина манит меня.
* * *
Жукают, жукают поздние пчёлки,
Снытью-анисами пенят закат.
Лавку придвинув к оконцу светёлки,
Дедушка Мотя дымит самосад.
Ахнет в часах задичало кукушка,
Или (к чему б?) ни с того, ни с сего
Как страданут половицы в избушке!
Может, прижился лешак у него?
Знать, по заслугам! Букетистый кочет
Кур распушил, шуганул на шесток.
А за бакшою на зареве ночи
Знатной краюхи печётся кусок.
Гнусом зундит в полумраке подворье.
Спичечной вспышкой горят светлячки.
Неслух Пушок деду Моте на горе
Гонит по хате без спросу очки.
Бражницы слёту стучатся в окошко.
Время, видать, притаить фитилёк.
Глазки продрав, «фатирант» полуночный
Скрипку наладил оглохший сверчок.
- Что же ты, Мотя, вздыхаешь до свету?
- Господи, милай! Спаси-сохрани!
Помочи-мочи ни граммочки нету…
Скоро ль от жисти меня слобонишь?
* * *
Мимо посадок дорога.
Рябь от кукушкиных слёз.
Зелень вдоль горки отлогой,
Сосны меж рыжих берёз.
Родина! Тихое поле
В дымке закатного дня.
Светлой пронзительной болью
Сердце щемит у меня.
Ситцем затянуто небо,
Простенький сельский пейзаж
Зёрнышком спелого хлеба,
Каждой былинкою наш.
* * *
Поле родное,
Суглинные прошивы,
Блудную дочь не отринь!
Грешной душою,
До нитки изношенной,
Пью твою горечь-полынь.
Чертополох,
Словно жало смертельное…
Что ж ты не взвыла, душа,
Или ослепла? –
Засеялась ельником
Торная деда межа!
Каюсь… рыдаю…
Нет силы, нет моченьки
Глаз от стыдобы поднять –
Выстыли поля
Пречистые оченьки…
Что в оправданье сказать?
***
РАКИТОВЫЙ РАЙ
Из глубинки я, из захолустья.
Видно, Господом отведено
Мне когда-то в селении русском
Народиться, в моём Игино.
Здесь маслята в дубовых кадушках,
И ручьём серебрится плотва,
И капустные плюшки-ватрушки
С пылу – жару в канун Покрова.
Предложи мне опять народиться,
Мол, где хочешь, сама выбирай,
Я скажу: «Ну, зачем мне столица,
Если есть мой ракитовый рай?»
То ль виденье, а может быть, снится:
Дождь над Савиным логом завис -
То ль бабуля, то ль Полуденница
Вышивает на нём алый спис.
Это кто с ней, веснушками личико,
Шьёт нетвёрдой рукой завиток?
Шепчет рoдная: «Ах ты, синичка,
Не спеши, навостришься, дай срок».
На столешнице выстелет скатерть –
Тайным списом к потомкам письмо -
Словно русичей древних праматерь,
Сокровенья - крестом да тесьмой.
Пригляделась к узорочью: рыщет
Тьма поганых у наших ворот.
От набата гудит городище,
Поднимается миром народ.
Шли татар легкокрылые кони,
Шёл германца тяжёлый сапог.
Чёрной нитью кресты – это стоны
Полонянок с российских дорог.
И опять ты бедою объята!
Встань же, Русь, аль не чуешь раздрай?
Ничего в мире нашем не свято.
Под хоругви народ собирай!
Вместе мы – с нами крестная сила!
Словно Ольга, хватаюсь за меч…
«Знать, недоброе что-то приснилось.
Видно, жарко протоплена печь.
Дай водицей умою святою
И прочту «Отче наш» над тобой.
Все напасти, касатка, - пустое.
С Богом в сердце прибудет покой, -
Лампу бабушка шумно задует, -
Эк, фитиль баловатый какой!»
Перекрестит меня, поцелует,
Пожалеет шершавой рукой.
От её ли молитвы, от света,
Запорхаю во сладостном сне…
И сейчас, знаю, бабушка где-то
С Богом речи ведёт обо мне.
Дед литовкою вжикает звонко
(Снова грезится мне сквозь туман),
Учит старый вояка внучонка,
Как татарник сшибать да бурьян.
Басурманы, фашистское иго
Не сровняли с землёй Игинo.
Боже Праведный! Лишенько-лихо!
В мирный век исчезает оно.
Гибель места родимого – мука!
Как поставишь на родине крест?
Дед внучку: «Проще репы наука:
Знай паши – весь мужицкий секрет».
Я люблю тебя, край мой ракитный,
Игинской заовражестый край,
Где луна, словно бабушкин ситный,
Дышит рожью - бери да кусай,
Где на заводи лебеди-гуси
Алым шёлком полощут зарю,
Где сурепочным мёдом и грустью
Дышит стог за бакшой к сентябрю.
Слышишь, Господи! Край мой простужен!
Навалилась беда за бедой.
Ты спаси его светлые души!
Я молюсь за Россию с тобой!
***
Деревушке Игинo, что на Орловщине, посвящается
Здесь от черёмух тянет мёдом,
А небо – сказочный ларец.
Висит на Ломинке, над бродом,
Луны серебряный корец.
Здесь, далеко ходить не надо,
В саду опёнок корогод.
И кабачки, что поросята,
Заполонили огород.
Оставь свою многоэтажку
И приезжай справлять престол.
Луга за церквою в ромашках,
И на Кроме – в купавах дол.
Ты скажешь: «Слышал, жизнь - не сахар
В твоём заманчивом краю».
Но поклянусь под смертным страхом,
Что и таким его люблю.
С тобою спорить не берусь я.
Разор и глушь на сотню вёрст,
Но здесь - родительский погост,
И здесь ветра пропахли Русью.
***
Земля лугов душистых, росных,
Российских далей глубина.
О, край июньских сенокосов!
И синь прудов… и тишина…
Вишняк за тыном полудикий,
Горой сосновые дрова,
Пучки сушёной костяники,
Иван-да-марья, трын-трава,
Далёкий скрип телеги в поле,
И вновь – анисовый покой.
Здесь всё идёт по божьей воле,
До неба здесь подать рукой.
Толпой бегут под горку сливы,
И в окна с простенькой резьбой
Крадётся вечер сиротливый,
Дед спорит с кем-то за избой…
Пройдя тернистые дороги,
Босая, по своим грехам,
Иду к отцовскому порогу,
К твоим, Россия, берегам.
* * *
Моя родина кроткая, тихая
С малых лет до сегодняшних дней
Спеленала меня повиликою
С побуревших отцовских плетней.
Что я значу без поля пшеничного,
Без ракит, без печали прудов,
Без садов с перезрелою вишнею,
Без просёлочных пыльных следов?
Пусть я стану былинкою маленькой,
Желторотым стрижом, ручейком,
Только слышать опять на завалинке
Про политику спор мужиков.
С ними верить и снова надеяться,
Стопку-две закусить огурцом,
Может, всё ещё слепится, склеится,
И «властя» повернутся лицом.
***
ЕЩЁ НЕ ВСЁ СКАЗАЛА РУСЬ
Ухабист путь, тернист и долог,
Но, зная наших, не страшусь.
Пока пылит ещё просёлок,
Ещё не всё сказала Русь.
Пока, как храмы, осиянны
Берёзы на родном дворе,
Молюсь на свет их неустанно,
Как ликам древним в алтаре.
Дождаться б радостных событий,
Стряхнув проклятье с русских сёл,
Взрастить хлеба на чернобылье,
Очистить зёрна от плевёл.
Стоит на росстанях Россия,
Венец терновый на челе,
И копит, копит, копит силы,
Как богатырь, припав к земле.
***
Да, притча во языцех мы для всех Европ.
Да, нынче «за бугром» опасно русским зваться.
Но нам ли привыкать?! С фашистом наш народ
не только за себя, он за весь мир сражался.
«Авдеевку не взять!» - враги пустили слух,
мол, дрогнут москали, погодь, настанет осень.
Нет, это ты погодь, Бандеры верный друг,
трезубец твой сразит копьём Победоносец.
Во весь двурогий лоб, фашист любых кровей,
не свастику набей, а истину из истин:
медведя русского будить ни-ни! Не смей!
Забыл, о чём просил когда-то канцлер Бисмарк?
***
Цикадами ночь стрекотала в анисовых ситцах,
пыльцою подлунной кропила цветы в палисаде.
И явственно так, словно мне это вовсе не снится,
от поступи чьей-то скрипели в дому половицы,
и глаз не смыкал Чудотворец в старинном окладе.
Черствеет душа, остывает в разлуке с природой…
Моя ль в том вина, или век наш, бездушный, повинен?
Не хожены стёжки - и в сердце скулит непогода.
И саднит печаль, став мучительной раной за годы -
совсем истончилась сакральная связь-пуповина.
Опять закипают в родимых долинах анисы,
к полудню завит палисадник златой повителью,
над поймой двух радуг цветастых легли коромысла,
в берёзовых кронах умытое солнце повисло
опять без меня… Без меня здесь рождались, старели…
А ночь напролёт от любви изнывали цикады,
и спать, - хоть убей! – не давали в дому половицы.
И я! Это я! Приглядись: вдоль вишнёвого сада
чуть свет, по заре, - даже росы ещё не обмяты, -
в косынке белесой иду за водой на криницу.
Татьяна Ивановна Грибанова
________________________
Игино — деревня в Сосковском районе Орловской области России. Входит в состав Кировского сельского поселения.
Сосковский район
Население — 4898 чел. (2022).
В 1989 г. было 9122 чел.
Кировское сельское поселение
Население — 421 чел. (2022).
В 2010-м было 630 чел.
Игино
Население — 11 чел. (2022).
В 2002-м было 43 чел.
___________________
134492
Сообщение отредактировал Михалы4 - Вторник, 09.08.2022, 16:54 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Суббота, 13.08.2022, 21:33 | Сообщение # 2661 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Песня Сольвейг https://u.to/3IVDHA
Зима пройдёт и весна промелькнёт,
И весна промелькнёт и увянет
Увянут все цветы, снегом их занесёт,
Снегом их занесёт...
И ты ко мне вернёшься - мне сердце говорит,
Мне сердце говорит,
Тебе верна останусь, тобой лишь буду жить,
Тобой лишь буду жить...
Ко мне ты вернёшься, полюбишь ты меня,
Полюбишь ты меня;
От бед и от несчастий тебя укрою я,
Тебя укрою я.
И если никогда мы не встретимся с тобой,
Не встретимся с тобой;
То всё ж любить я буду тебя, милый мой,
Тебя, милый мой...
Генрик Ибсен
***
Сольвейг! О, Сольвейг! О, Солнечный Путь!
Дай мне вздохнуть, освежить мою грудь!
В темных провалах, где дышит гроза,
Вижу зеленые злые глаза.
Ты ли глядишь иль старуха-сова?
Чьи раздаются во мраке слова?
Чей ослепительный плащ на лету
Путь открывает в твою высоту?
Знаю - в горах распевают рога,
Волей твоей зацветают луга.
Дай отдохнуть на уступе скалы!
Дай расколоть это зеркало мглы!
Чтобы лохматые тролли, визжа,
Вниз сорвались, как потоки дождя,
Чтоб над омытой душой в вышине
День золотой был всерадостен мне!
Александр Блок
Декабрь 1906
***
Сольвейг
Сергею Городецкому
Сольвейг прибегает на лыжах.
Ибсен. "Пер Гюнт"
Сольвейг! Ты прибежала на лыжах ко мне,
Улыбнулась пришедшей весне!
Жил я в бедной и темной избушке моей
Много дней, меж камней, без огней.
Но веселый, зеленый твой глаз мне блеснул -
Я топор широко размахнул!
Я смеюсь и крушу вековую сосну,
Я встречаю невесту - весну!
Пусть над новой избой
Будет свод голубой -
Полно соснам скрывать синеву!
Это небо - твое!
Это небо - мое!
Пусть недаром я гордым слыву!
Жил в лесу, как во сне,
Пел молитвы сосне,
Надо мной распростершей красу.
Ты пришла - и светло,
Зимний сон разнесло,
И весна загудела в лесу!
Слышишь звонкий топор? Видишь радостный взор,
На тебя устремленный в упор?
Слышишь песню мою? Я крушу и пою
Про весеннюю Сольвейг мою!
Под моим топором, распевая хвалы,
Раскачнулись в лазури стволы!
Голос твой - он звончей песен старой сосны!
Сольвейг! Песня зеленой весны!
Александр Блок
***
Сольвейг
1
Снега голубеют в бескрайних раздольях,
И ветры над ними промчались, трубя...
Приснись мне, на лыжах бегущая
Сольвейг,
Не дай умереть, не увидев тебя!
В бору вековом ты приснись иль в
долине,
Где сосны кончают свое забытье
И с плеч, словно путники, сбросили
иней,
Приветствуя так появленье твое!
И чтобы увидел я снова и снова,
Что мне не увидеть по дальним краям. —
И косы тяжелые в лентах лиловых,
И взгляд, от которого петь соловьям!
Чтоб снег перепархивал, даль
заклубилась,
Вершинами бор проколол синеву,
Чтоб замерло сердце, не билось, не
билось,
Как будто бы ты наяву, наяву!
Снега голубеют в бескрайних раздольях,
Мой ветер, мой вольный, ты им
поклонись.
Приснись мне, на лыжах бегущая
Сольвейг,
Какая ты светлая, Сольвейг! Приснись!
2
Бор синий, вечерний. Суметы крутые.
И словно на ветви легли небеса.
О Сольвейг! Ой, косы твои золотые,
Ой, губ твоих полных и алых краса!
Как ходишь легко ты по снежному краю!
Там ветер по окна сугробы намел,
И там, где прошла ты, ручьи заиграли
И вдруг на опушке подснежник расцвел.
А там, где ты встала, трава прорастает,
Река рвется к морю, и льдинки хрустят,
И птиц перелетных крикливые стаи,
Быть может, сегодня сюда прилетят.
Заплещут крылами, засвищут, как в
детстве,
За дымкой туманной, грустя и любя...
О Сольвейг, постой же! Ну дай
наглядеться,
Ну дай наглядеться, любовь, на тебя!
Ведь может и так быть: поля колосились,
И реки к морям устремляли разбег,
Чтоб глаз, отененных ресницами, синих,
Вовек не померкло сиянье, вовек!
Александр Прокофьев, 1939
***
Песня Сольвейг
Лежу, зажмурившись,
в пустынном номере,
и боль горчайшая,
и боль сладчайшая.
Меня, наверное,
внизу там поняли.
Ну не иначе же!
Ну не случайно же!
Оттуда, снизу,
дыханьем сосен
из окон маленького ресторана
восходит,
вздрагивая,
песня Сольвейг,
восходит призрачно,
восходит странно.
Она из снега,
она из солнца.
Не прекращайте —
прошу я очень!
Всю ночь играйте мне
песню Сольвейг.
Все мои ночи! Все мои ночи! Она из снега,
она из солнца…
Пусть неумело и пусть несмело
всю жизнь играют мне песню Сольвейг —
ведь даже лучше, что неумело.
Когда умру я
— а ведь умру я,
а ведь умру я —
уж так придётся, —
с такой застенчивостью себя даруя,
пусть и под землю она пробьётся.
Она из снега, она из солнца…
Пусть заглушая все взрывы,
бури,
всю смерть играют мне песню Сольвейг,
но это смертью
уже не будет…
Евгений Евтушенко
***
Сольвейг
Всю жизнь надеяться, что выжил,
И ждать, что в ставни постучит.
Она придёт к нему на лыжах,
Засуетится у печи.
Никто на свете не неволил
Не согреваться столько зим.
Он был состарившейся Сольвейг -
Незаменим.
Она в далёкое пространство
Послала тысячи молитв.
Пусть в протестанстве, в диком пьянстве
Господь от бед его хранит.
Бессчётно раз вернутся птицы
И пропоют весенний гимн,
Но он не может возвратиться,
Чтоб стать иным.
Она надеется и верит -
Он просто вышел за порог...
Как будто кто-то ждал за дверью,
И, непонятно, чем увлёк...
Не повторится жизнь сначала,
Её коса, как снег бела,
Она любить не перестала,
И тем жила.
Татьяна Гурская
***
В пути и сорочье крыло пригодится.
Работает насыпь. Пульсирует грунт.
Рождён фоторобот – знакомая птица:
Опасный преступник. Пер Гюнт.
Обеденным, пригородно-грибниковым
Он мчит под конвоем денного луча.
И жизнь продолжает путям тупиковым.
И узел снимает с плеча.
Осина-берёза, кора-бересточка…
Живой не живой, да краюшку жуёт.
Пропащего Марьи с Иваном сыночка
Окрайный в нём люд признаёт.
И Сольвейг, в клеймёной спецовке рабочей,
Глаза не уводит с магнитных полей.
Ведь очи дерзнули на ней
Замкнуться – любых замыканий короче…
Когда поизводишься, гюнтово племя?
Крушит преткновение сила колёс.
В посадках бежит отраженье оленя
По чашам невидимых слёз.
Давай-ка допросим твой лик, человече.
Лоб в лоб столбовые вопросы встречай,
Потешь напоследок вагонное вече,
Чай, не стукачам, отвечай!
О тайном не поздно жалеешь насесте?
И с кем одолеешь зимы ураган?
Иль с табором русских цыган?
С опавшими листьями в тамбуре вместе?
Иные, плавильному праву кивая,
Забудут кривящий ухмылку мираж.
Но каждое отчество помнит Кривая.
Развилочек скоро и наш.
Всё реже берёза, смиренней осина.
Всё ближе конечная наша юдоль.
А беглого, блудного, Божьего сына
Ищи, электрический тролль!
Иван Васильцов (Пырков Иван Владимирович)
______________________________________
134742
Сообщение отредактировал Михалы4 - Суббота, 13.08.2022, 21:44 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 15.08.2022, 11:23 | Сообщение # 2662 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| РОССИЯ
Говорят, что ты, Россия,
Божьей властью создана,
Что, Россия, ты – мессия,
А не просто так – страна.
Я смотрю на постаменты
Сквозь истории ветра –
Ты страна эксперимента
Со времён царя Петра.
В этом смысле ты – мессия, –
То тонуть, а то гореть.
Видно этот крест, Россия,
Долго нам ещё терпеть.
***
КРЕСТ ПОКОЛЕНИЙ
«Муж погиб в Афганистане,
Сын – в Чечне на поле брани».
Николай Зиновьев «Судьба»
Муж погиб под Файзабадом,
Сын – в Чечне.
Гремит салют.
Скоро станет внук солдатом.
Где тогда его убьют?
***
ВНУКУ
Детских глаз земная теплота.
Что на свете может быть дороже?
Ты расти, мой милый внук Серёжа.
Пусть тебя минует маета.
Этим летом я – счастливый дед.
И за то я благодарен Богу,
Что мои грехи судил не строго,
Дал в твоей душе оставить след.
Знал я время благостных забот,
Но блаженней я забот не ведал:
За тобою торопиться следом
В страхе – упадёт, не упадёт.
Я запомнил ног твоих шаги –
Первые движенья по планете.
Первые слова и просьбы эти:
«Дедушка, скорее помоги!»,
«Дедушка, на ножке покачай!»,
«Дедушка, возьми меня на ручки!»…
Даже в небе улыбались тучки,
Услыхав те просьбы невзначай.
Ты уедешь скоро. Ничего,
Это лето не прошло без следа.
Я надеюсь, ты запомнишь деда,
Как всю жизнь я помню своего.
***
ПАРАДОКС
Нам верить в Бога
запрещали строго,
но и мораль блюсти
учили всех.
Сегодня разрешили
славить Бога,
и тут же разрешили
славить грех.
***
ВРЕМЯ ВОЛКОВ
Волчье время настало,
Нам его не избыть.
Хорошо, что так мало
Мне осталось в нём жить.
Только дверь приоткрыли –
Волчья стая волной
Под прикрытием пыли
Завладела страной.
Нашим детям чуть легче
В это время входить,
Потому что им не с чем
Волчье время сравнить.
Но и детям не просто
Жить под гнётом волков.
Не укрыться от острых
Вездесущих клыков.
И не нужно наитий,
Чтоб понять – для чего…
Дети, вы нас простите,
Что впустили его.
Волчье племя.
Но раны
Всех нас делают злей.
И найдутся капканы
На матёрых зверей
***
– Куда идёшь, Россия,
Листая новый век? –
Давно хочу спросить я,
Пытливый человек.
Ветрам подставив спину,
Глядишь ты на закат.
– Ты правда так едина,
Как нам кричит плакат?
Ты правда веришь в чудо,
Что под крылом твоим
Всегда едины будут
Батрак и господин?
Неужто так наивна
Ты стала за века
И веришь, что безвинна
Лукавого рука?
Иль те, кто взяли вожжи,
Решили – глуп народ,
Кинь лозунгов побольше,
И правды не найдёт?
Молчишь, страна родная,
И в ножны прячешь нож…
Что ж, доживу – узнаю:
Куда же ты идёшь.
***
Как мало надо нашему народу.
Продуманная, взвешенная речь,
И вот уже оратору в угоду
Народ готов в сырую землю лечь.
И кто освоит этот опыт с бою,
Тот поведёт доверчивых людей.
До той поры, пока их за собою
Не развернёт другой творец идей.
***
Точу резец,
не «зуб точу»
и не кинжал,
на чью-то гибель.
Сталь улыбается лучу
качающемуся
в изгибе.
Пусть жизнь бывает
неправа
и в ней
жестокости немало,
не меч точу –
резец добра,
чтоб и добра
на всех хватало.
По древу жизни
мой резец
пройдёт
не ведая покоя.
И вырежет любви ларец,
и отсечёт
всё наносное.
* * *
Мне слово – лекарь от земных невзгод,
От суеты и праздности беспечной.
Нам кажется – наш мир летит вперёд,
А он по кругу мчится бесконечно.
О чём поэт сто лет назад мечтал?
Что ум его тревожило до дрожи?
Прочти, и ты узнаешь, коль не знал,
Как ваши треволнения похожи.
И я сегодня, глядя на восход,
Освобождаюсь от тоски извечной.
Мне слово – лекарь от земных невзгод,
От суеты и праздности беспечной.
***
ЕСЛИ ВДРУГ
Если вдруг заблудился слегка,
Не найдёшь точку роста,
Посмотри, как плывут облака –
Элегантно и просто.
Посмотри, как цветут васильки
По окраинам поля,
И как божья коровка с руки
Улетает на волю.
Полюбуйся – искрится ручей
Меж кубышек и рясок.
И не слышно занудных речей,
Нет назойливых красок.
Лишь взгляни, как хрупка, высока
В небе радуги арка,
И распустится в сердце строка
Вдохновенно и ярко.
***
КРАСОТА
Мир спасёт красота!
Ф.М. Достоевский
«Мечты, мечты, где ваша сладость?»
Приносит жизнь иной урок.
Глухому музыка не в радость,
Слепому живопись не впрок.
Вот потому и жизнь косая
Прямой дорогой не пылит,
И красота – одних спасает,
Других напротив – только злит.
Они свергают идеалы,
То с пьедестала, то с холста…
У красоты свои вандалы,
Как и антихрист у Христа.
***
Вновь грохочет сапогами,
Сея смерть, за ратью рать.
Людям легче быть врагами,
Чем услышать и понять?
* * *
На тревожном Донбассе опять
начинают стрелять.
Восемь лет продолжается там
«боевая работа».
Расскажи мне, солдат,
каково умирать в двадцать пять.
Мне теперь шестьдесят,
но и то умирать неохота.
Всё отчётливей я
слышу поступь войны у дверей.
Вижу бравых ребят,
одержимых свирепою страстью.
Вижу свастики взлёт…
Чем утешить седых матерей
потерявших детей,
не пришедших к святому причастью?
В небе кружится дым,
значит, где-то пылает огонь.
Поспеши погасить,
а не то разрастётся повсюду.
Мне теперь шестьдесят,
но тревожная помнит ладонь
автоматную сталь.
И пока я её не забуду…
Сергей Панфёров
_______________
134811
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 15.08.2022, 11:24 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Четверг, 18.08.2022, 20:31 | Сообщение # 2663 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| 8 МАРТА
Восьмого утром баба топором
ломала лёд, намёрзший у колодца.
А в небе расплескалось море солнца.
И птичий гомон слышался кругом.
И в сельском клубе ставили цветы
на праздником окутанную сцену…
А женщина, себе не зная цену,
привычно натаскала в дом воды
и печку затопила, а потом
ещё полдня с обедом хлопотала –
восьмого марта гостя поджидала,
абы какого, баба-ледолом.
***
21 МАЯ
Белый снег на дворе, белый снег –
новой простыни полотно:
ветер северный на ночлег
постучался в моё окно.
«Не ломись! – я ему в ответ. –
Не пора ли тебе домой?»
Ветер северный ухнул: «Нет!»
и ударился головой
о закрытую на ночь дверь.
А потом замолчал, залёг,
затаился, как хитрый зверь, -
до утра белый снег стерёг.
***
Расстарается май
и меня захлестнёт половодье.
Из далёкой страны,
до которой дороги мне нет,
перелётная стая
в глухое моё заболотье
от тебя принесёт
на прощанье похожий привет.
Я его утаю,
но меня растревожит рябина,
белым цветом надежд
освещая июньскую ночь.
Из ушедшей поры,
из того журавлиного клина,
не дозваться тебя,
и никто мне не сможет помочь.
Я в июльской траве
растеряю последние силы,
и последние капли
весенней надежды пролью.
Припадая к земле,
я успею шепнуть, что любила.
Поднимаясь с земли,
не успею сказать, что люблю.
В жаркий август совсем
обмелеют уставшие речки,
и нальются рябины
полынью на яблочный Спас.
На опушке осинки
зажгут поминальные свечки,
на осеннем ветру
называя по имени нас.
***
НЕЮБИЛЕЙ
Вот и этот день безвестно канул.
На год став мудрее иль старей,
я о нём жалеть, наверно, стану
несмотря на свой неюбилей.
День качнул на окнах занавески
тишиною прибранной избы,
одарил тюльпанами невестки,
намекнул на избранность судьбы.
Обошлось без суетной пирушки –
я боюсь неискренних речей.
Отзвонились верные подружки.
День был полон милых мелочей.
Он прошёл как мне того хотелось:
беззаботно, радостно, светло.
Я не оглянулась – огляделась,
убедиться, как мне повезло.
Присмотрелась к собственным портретам.
И нашла без прежней маеты
на лице бывалого поэта
несмышлёной девочки черты.
***
Я когда-то умела летать!
А теперь?
А теперь
крепко держит уставшая долгими зимами дверь:
распахнуть не могу, чтоб крылами её не задеть.
А летать-то охота!
Да, видно уже не взлететь.
А глаза, всё равно, в небе ищут лазурную синь.
Но прогноз обещает, что будет докучливый дождь.
И с портрета уже смотрит мама:
- Гляди, не простынь!
Может, дома побудешь?
Да, может, и дождь переждёшь?
Но какое там ждать, если крылья зудят – не стерпеть!
- Мама, знаешь, поди, как безудержно тянет лететь.
И сломать бы препону, но снова наступит зима.
Как студёно без двери теперь-то я знаю сама.
***
О РУССКОМ СЕРДЦЕ И ЗЫРЯНСКОЙ ДУШЕ
Мне колыбельная песня тверская досталась –
тихая светлая реченька с галечным донцем.
В русской деревне Нарачино сердце осталось
с маминой речкой, играющей в зайчики с солнцем.
Но колыбельку мою мастерили зыряне,
маме моей вековая тайга подпевала.
В десять дворов деревенька Кольёль в глухомани
душу мою привязала к себе, привязала.
Не перепела отцовскую мамина песня.
Но и отцовская сердце моё не вернула.
Русской зырянкой живу, и нисколько не тесно
сердцу с душой –
лишь бы родина не попрекнула.
***
В ИЮНЕ 1962-ГО ГОДА
К матице крепили колыбель
древнюю, как наш крестьянский род…
с дудочкой бродил кудрявый Лель –
мама колыбельную поёт.
Жизнь по кругу вечному пошла –
матица качнулась надо мной.
Мама меня Таней назвала.
Мама принесла меня домой.
Люлька в толще лет запропадёт.
Без отца состарится наш дом…
Родина меня не оттолкнёт:
прирасту рябинкой под окном.
***
Я рябиновые грозди
до мороза соберу.
Зазывая праздник в гости,
избу скромно уберу.
И оранжевого цвета,
как смогу, сплету венок.
Пусть подольше бабье лето
свой отсчитывает срок.
Бабье лето – бабье счастье
или смутная печаль
в ожидании ненастья?
Праздник кончится.
А жаль!
И на ворох рыжих листьев
пышно ляжет седина.
Но рябиновые кисти
будут сохнуть у окна.
***
ПРО ГРЁЗЫ
Я руки - то помыла ли?
Не помню!
А косу заплетала ль?
Не пойму!
Задумалась о чём?
Что мы – не ровня.
Что я - то приглянулась не тому.
Что жизнь в мои сомненья не вникала:
плевала, если грубо, и текла.
А я – то, горемычная, страдала,
всю молодость на грёзы извела.
Очнулась возле убранного поля.
А волосы затянуты платком.
А руки заскорузлые в мозолях.
И дерево посажено. И дом…
И рядом тот, кому я приглянулась,
мешки с картошкой носит в погребок…
Я сентябрю в охотку улыбнулась.
Но грёзы спрячу нынче ж.
Под замок.
***
НАКАНУНЕ
Ещё не ослепившее сомненье
затеплилось, но сердца не прожгло.
Ещё едва заметное волненье
меня в пучину бурь не унесло.
Ещё не сносит крышу робкий ветер,
предчувствие вороной не кричит.
Но уши настораживает вечер,
свернувшийся клубочком на печи.
***
Не пройти человеку век,
по пути избежав заноз…
А уже тишина и снег.
Да ещё небольшой мороз…
И давно мне своя вина
тяжелее чужих обид:
не от прожитых лет спина,
от ошибок моих болит.
Я прощенья учусь просить.
Я учусь, как могу, прощать:
разве можно врагов любить?
Веку хватит ли мне понять?
Я давно бы простила всех,
но свербит от иных заноз.
А вокруг тишина и снег.
Да ещё небольшой мороз…
* * *
Я дома возводила, в которых потом не жила,
и полжизни ушло на попутки меж двух деревень.
И любовь неземная со мной невзаимной была,
а земная не грела и в самый засушливый день.
Я устала от строек, дорог и своей нелюбви.
Как без этого жить, я покуда не знаю сама.
Унимаю усталость, но только и вижу вдали,
что огарок мечты задувает метелью зима.
***
Осень платье свадебное шила,
на себя – чужое – примеряла.
Под фатой с опаской кружила –
чтоб зима об этом не узнала.
То метнётся к зеркалу, то снова
снимет платье белое и спрячет.
Вся в лохмотьях, Осень шьёт обнову.
Не себе.
Поэтому и плачет.
***
Меня от тебя оторвали земные заботы.
Я жадно цеплялась за повод, пытаясь остаться.
И голос мой страстный сорвался на жалкие ноты,
когда мои жаркие пальцы сумели разжаться
и выпустить руку твою из горячего плена
всего, что нахлынуло с нашей нечаянной встречей.
Любовь оказалась сильнее разлуки и тлена –
люблю, оказалось.
Но тяжкою ношей на плечи
земные заботы легли и на землю вернули
к тебе полетевшую робкой надеждою душу.
Боюсь одного: что нещадно меня обманули
ослепшие очи, от счастья оглохшие уши,
что всё показалось, что всё обстояло иначе,
что робкой надежды свечу я напрасно спалила,
что я для тебя ничего в этой жизни не значу.
… Я пальцы разжала и с миром тебя отпустила.
***
Я тебя вспоминаю порою.
Легко и светло:
ни надежд, ни тоски по тебе –
ничего не осталось.
Отболело, наверно, и тихо из сердца ушло.
Или просто судьба обманула, и всё показалось.
Как хотелось лететь за тобою на край и за край!
Как горела душа, чтоб спалить неокрепшие крылья!
Не остыло ещё.
Ты меня иногда вспоминай,
если белую птицу увидишь среди чернобылья.
***
Я гадала, что для счастья надо:
скатерть-самобранка или принц?
Я пересчитала все ухабы,
бегая за перьями жар-птиц.
Белый конь, дворец и королевич
без меня прекрасно обошлись.
Напророчил что ли мне Малевич
беспросветно-клетчатую жизнь?
Но не зря судьба меня учила –
что для счастья надо, поняла:
тёплый дом,
чтоб печка не дымила,
чтобы мама рядышком была.
***
ПРОСТИВШАЯ ПАМЯТЬ
Помнишь, ты в юности с лёгкостью предал меня?
Сколько потом было в жизни обид и печалей,
сколько ошибок, назло тебе, сделала я....
Столько любви было выжжено в самом начале!
Долго болело и пеплом на сердце легло,
в поле судьбы разрасталось густой лебедою.
Любый мой, милый мой, как же тебя не сожгло
болью моею от горькой разлуки с тобою?!...
Времени плуг запахал эту боль в толщу лет.
Сил не жалея, на пашне борюсь с сорняками.
В сердце моём разливается солнечный свет,
и прорастает простившая память стихами.
***
Нелюбимая, но любившая,
некрещёная, но распятая
на кресте своём, то ли нищая,
то ли всё-таки да богатая
(это кем и что в жизни ценится).
Стародавнее предсказание –
то ли слюбится, то ли стерпится –
не пойму никак.
Наказание!
Жизнью учена, жизнью бита я,
но по-прежнему непутёвая.
У корыта да у разбитого
потому ли, что бестолковая?
Только, думаю, не поверится,
даже если вся жизнь загубится.
Как же слюбится, если стерпится?!
Как же стерпится, если слюбится?!
***
У меня в запасе бабье лето –
осень подошла, но обождёт!
Да и песня мной ещё не спета –
та, что лебединою слывёт.
И наряд осиновый мне в пору,
и к лицу рябиновый убор.
Я с тобой, Судьба, ещё поспорю
осени своей наперекор!
***
Видно, погреться
в мой дом заглянула зима.
Печь протоплю,
не жалея берёзовых дров.
Книга откроется там,
где захочет сама –
гостье незваной
я выбрала сборник стихов.
К чаю горячему
в доме одни сухари.
С чаем вприкуску
прочтутся любые слова.
Что не поймёт,
пусть заглянет зима в словари,
что не приглянется,
выбросит пусть на дрова.
***
ТИХИЙ ГОВОР
Меня не вынесло на гребень
крутой волны –
ко мне присматривалось время
из глубины.
Сквозь необъятные просторы
и груды слов
едва сочится тихий говор
моих стихов.
А роднику про шум прибоя
и невдомёк.
Но время глыбкое порою –
лишь восемь строк.
***
Расстарается май,
и меня захлестнёт половодье.
Из далёкой страны,
до которой дороги мне нет,
перелётная стая
в глухое моё заболотье
от тебя принесёт
на прощанье похожий привет.
Я его утаю,
но меня растревожит рябина,
белым цветом надежд
освещая июньскую ночь.
Из ушедшей поры,
из того журавлиного клина
не дозваться тебя,
и никто мне не сможет помочь.
Я в июльской траве
растеряю последние силы
и последние капли
весенней надежды пролью.
Припадая к земле,
я успею шепнуть, что любила.
Поднимаясь с земли,
не успею сказать, что люблю.
В жаркий август совсем
обмелеют уставшие речки,
и нальются рябины
полынью на Яблочный Спас.
На опушке осинки
зажгут поминальные свечки,
на осеннем ветру
называя по имени нас.
Татьяна Алексеевна Канова
_______________________
Кольёль — деревня в Сысольском районе Республики Коми в составе сельского поселения Визинга.
Коми коль - «шишка», «орех», ю - «река». Колью «ореховая река». Возможно, по берегам этой реки имеются кедровые рощи.
В 2002 году постоянное население составляло 67 человек (коми 76%)
В 2010-м было 36 человек
История:
Известна с 1719 года.
Всё!
______
135504
Сообщение отредактировал Михалы4 - Четверг, 18.08.2022, 20:35 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 22.08.2022, 08:40 | Сообщение # 2664 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| [А счастья на базаре не купить... 23. 09. 2010]
Пойду, схожу за счастьем на базар,
А после в супермаркет, за удачей…
И что с того, что это не товар…
Я попрошу ещё любви - на сдачу…
И взвесьте мне, пожалуйста, грамм сто,
Той совести, что с краю, полкой ниже…
Просрочена? Ну, ладно я потом,
Куплю в другом ларьке… А вижу-вижу:
По акции есть скидка для меня.
Давайте доброты, насколько хватит…
А есть у вас от злых людей броня?
Что-что? На это деньги жалко тратить?
А средство есть от жалости у вас?
Микстура от тоски, сироп от скуки?
Продайте мне ещё вот этот шанс…
И крепкую настойку от разлуки…
Уюта мне семейного - мешок,
Чтоб высший сорт, другого, мне не надо…
И красоты вон той, с пометкой «ШОК»,
Таблетки от неискреннего взгляда…
А дружбу как, поштучно иль навес,
Сегодня вы, любезно, продаёте?
Нет, не куплю, а просто – интерес,
Зачем так жить, и есть ли смысл в расчёте?
Ещё здоровья близким прикуплю
И буду им дарить на Дни Рожденья…
В продаже – зависть? Зависть не люблю.
Продайте лучше пол кило терпенья…
Доверия не нужно… В прошлый раз
Купила оптом, мне надолго хватит…
Продайте все запасы слёз из глаз,
Моя судьба вам, с радостью, заплатит…
Зачем? А чтоб не плакала душа
У тех людей, в которых много света…
Ведь жизнь тогда, добра и хороша,
Когда у вас в продаже боли нету…
Нет, счастья на базаре не купить…
Но если мы научимся делиться
Тем самым счастьем и любовь дарить,
То всё плохое просто испарится…
***
О причинителях добра...
У причинителей добра одна лишь цель:
Твой восхитительный корабль сажать на мель…
За то, что делаешь не так, как надо им,
Они поднимут гордый флаг: «Мы причиним!»
И причиняют, и навязывать спешат
Своё добро, с лихвой набрав его в ушат,
И окатив тебя, хоть ты и не хотел.
У причинителей добра так много дел.
Сначала нужно рассказать, как надо жить,
Потом создать из чувства долга этажи,
Ещё добавить ощущение вины,
И доказать самим себе, что так нужны.
И причиняют, чтобы пестовать себя,
Потом об этом так неистово трубят,
Что от добра не остаётся даже крох.
А это всё гордыни-матушки итог…
Добро не нужно жёстко силой причинять,
Ведь не всегда – что нужно дочке знает мать,
И не всегда, что хочет близкий знаешь ты.
Не нужно рушить планы, замыслы, мечты…
Как будет лучше – это знает только Бог.
Молюсь, чтоб он от причинителей берёг…
Добром не бьют, а тихо дарят от души,
Пусть человек, принять иль нет его, решит.
А в дверь закрытую стучать, замок ломать,
Чтоб в жизнь вломиться и добра напричинять –
Такой поступок к самомнению стезя.
Твори добро, но причинять добро нельзя!
***
Весь мир с нами!!!
Как же плохо жилось при проклятом совке,
Где не заперта дверь, где в поход налегке...
И без выгоды друг, что приходит в беде.
Было гадко вокруг! Изменения где???
"Всё изменит Кравчук!", - кто-то громко кричал.
А голодный шахтёр серой каской стучал.
«Станет лучше потом! Это правильный путь...»
Будет важным орлом воробей, как-нибудь.
Про «кравчучку» легенды мы станем слагать
При народном Кучме, что сумели избрать.
И для НАТО с ЕС дружно спляшем гопак.
Но к успеху прогресс не стремится никак!
А при Ющенко стало ещё хорошей!
Активистов вокруг развелось, будто вшей.
Революций пора и героев – иуд...
Эти точно народ прямо к счастью ведут.
А потом Янукович пришёл улучшать.
Он то знает "решал" и умеет решать.
Только в важный момент убежал, аки трус.
Вот такой президент. Дальше вовсе конфуз...
Стало лучше ещё при великом Петре!
В Вене кофе мы пьём, сто Европ на дворе.
Стали самой великой и дружной страной.
Потеряли чуть-чуть территории? Ой...
А теперь, наконец-то, как люди, живём!
Наш шестой президент – он прекрасен во всём.
Если мнение есть – то на всех лишь одно!
И в Европу сквозь щель влезем мы всё равно!
Прогрызём и ворвёмся в родимый ЕС.
Похоронки, платёжки – побочный процесс.
От покоя свободны, от радостных глаз.
Но живём хорошо! Вся Европа за нас!!!
И за нас США! Нам оружие шлют,
Чтобы нас убивали под громкий салют
Лицемерных оваций от западных псов.
Как же плохо жилось... Ох! Наломано дров!!!
***
На душе у меня Донбасс...
На душе у меня Донбасс
Измождённый, разбитый в хлам.
Он аукнется всем не раз
Солью мокрою по щекам...
Я смотрела в глаза ему
Эти восемь распятых лет.
Он же спрашивал: "Почему...?"
Я рыдала ему в ответ.
Вместе с ним завывала вслух,
Понимая, что Бог святой
Справедливый зарядит лук
И неверных пронзит стрелой...
А с неверными здесь падут
И невинные, как Донбасс...
Он сегодня и там, и тут.
Ты когда-то его не спас!
Равнодушно смотрел, как он
Плакал громко слезой детей.
Разрушенья со всех сторон –
Равнодушье души твоей.
Ты не видел беды чужой,
Не заметил чужих смертей...
А сегодня сирены вой
Прямо над головой твоей.
Я молюсь, чтобы ты прозрел,
Чтобы грешную душу спас.
Бог решительно захотел
Рассказать, как живёт Донбасс...
***
Агония власти зелёной...
Агония власти зелёной
Достигла глубокого дна.
Гарант, в отраженье влюблённый,
Однажды заплатит сполна
За все преступления против
Народа и нашей страны.
Когда ж из корыта нажрётесь?
И сколько нам ждать той весны,
Которую вы обещали,
Чтоб вам же подобных сажать?
Вы ненависть завоевали
Народную. Так что пенять
Теперь на себя и извольте!
Оваций не будет для вас.
Друг друга сожрите, увольте,
Меняйте хоть грим, хоть окрас,
Вам больше никто не поверит!
Прочистят, как в трубах засор.
Вы слуги Иуды и денег.
Гарант – беспредельщик и вор!
Офшоров король и предатель,
Что жалок, нелеп, не смешон.
И хаос, посеянный в Раде,
На громкий провал обречён.
Вы сшили страну, это точно,
Сплошным отвращением к вам.
Трусливы, продажны, порочны.
Реформы разрушены в хлам!
Народ обнищал, обозлился.
Накроет вас гнева волной!
Ведь в морды откормлены лица
У слуг, обещавших покой,
Стабильность, и мир, улучшенья…
Сценарий писал олигарх.
За ваши, братки, прегрешенья,
С вас спросят, и не на словах!
Дешёвые хамелеоны,
Вы всем не закроете рты!
Вас – кучка, а нас миллионы.
Готовьтесь ответить, скоты!
***
От Горловской Мадонны и до Винницкой...
Жестокая кровавая бессмыслица,
Которой нет ни края, ни конца.
От Горловской Мадонны и до Винницкой
В толпе не видно светлого лица…
За мир боролись смело и старательно,
Уничтожая всё живое в пыль…
А Бог смотрел со вздохом и внимательно,
Кого же Он для счастья сотворил…
А рядом с ним за ручку Ваня-Ванечка,
Костенко Аня, маленький Артём…
На небушке они нашли пристанище.
При Господе при нашем… Все при нём…
Кто восемь лет на небе рядом с Боженькой,
Кто – семь, а вот малышка – со вчера.
Её за справедливость уничтожили,
Сказали, что за Ваню мстить пора…
А в небе сердце ангелов сжимается
От глупости немыслимой людской…
Вадим Папура с неба улыбается.
Второго мая Бог забрал с собой…
И сколько нужно боли и отчаянья,
Чтоб гибель всех детей остановить???
Отмщение ведь проще покаяния,
И ненавидеть проще, чем простить.
Вот Лиза, ей всего четыре годика.
Вот Лёша из Макеевки. Беда…
Ушли и здравомыслие, и логика,
Из душ людских, и, видно, навсегда!
И чтобы сохранить объекты нужные –
Над головой стальных убийц собьют.
А люди будут гибнуть безоружные
За интересы западных иуд!
Молиться надо, чтобы мир приблизился.
От гнева разъедает душу бес.
От Горловской Мадонны и до Винницкой –
Мы не прошли на человечность тест...
***
Люблю тебя, храню медали за Отвагу...
Любимый дедушка, мне в этот День Победы
Так тяжело начать с тобой свою беседу…
Запрещено Победы Знамя над Рейхстагом.
Но есть бабулечка, что вышла с Красным флагом.
И внуки есть, что никогда б не появились,
Когда бы вы, все вместе, в смуты час не бились
За нашу Родину, плечом к плечу, отважно.
Мы в окруженьи злобной лжи многоэтажной…
И те, которые позорно проиграли,
Все эти годы так неистово мечтали
Народов дружбу развалить, убить, разрушить.
И, знаешь, мы впустили бесов в наши души...
Идёт война и признаваться стыдно очень,
Что всё, что вами было создано – порочим.
Здесь зло творят и называют это благом,
Но есть бабулечка, что вышла с Красным флагом.
Нас много здесь, любимый дедушка, осталось,
Хотя я знаю, скажешь: «Ира, это малость,
Но как же так, для вас же Родину спасали,
А Бори внуки Светки дочку расстреляли!»
Я берегу твой мир в душе, а вот снаружи
Нужна победа, только мир пока не нужен…
Да и Победы, как у вас не будет, знаю.
Здесь просто властвуют, людей разъединяя.
Они опомнятся потом. Они спасутся.
Ты знаешь, бьются жизни здесь, как будто блюдца.
Ты говорил, что нет войны, ведь мы едины.
Мы разделились. А во мне – две половины…
Из Белгородской, помнишь, области, вначале
Той мирной жизни ты привёз девчонку Валю.
А ты полтавский, из детдома, работящий…
Вы создавали ваше маленькое счастье.
У вас родился мой отец… Ведь много очень
Семей, в которых воевать никто не хочет,
Ведь воевать с собой самим – что есть глупее?
И как себя мне разделить? Я не умею!
Твою Победу главным праздником считаю.
И для меня Победа та была святая!
Люблю тебя, храню медали за Отвагу.
Горжусь бабулечкой, что вышла с Красным флагом…
***
В тот день, когда забудутся сирены...
В тот день, когда забудутся сирены
И станет не тревожной тишина,
На плечи шарф оранжевый надену,
А Бог покажет мне счастливый знак,
Что с этого момента люди-птицы
На небо молодыми не летят.
И ненависти больше нет на лицах,
И отражает свет счастливый взгляд…
И Бог меня обнимет, как сиротку,
Продрогшую под ливнем без зонта,
А золотые ивушки-красотки
Станцуют твист у старого моста,
Разрушенного, но ещё живого…
А сколько же вокруг мостов-сердец,
Что рухнули, не проронив ни слова,
Пока рыдал небесный наш Отец,
И собирал, и клеил по кусочкам
Те семьи, что растерзаны войной.
Где разлучились сыновья и дочки
С отцами, чтоб спастись в стране иной…
Потратить жизнь на войны и отмщенье
Способен лишь безумец во хмелю…
Господь, сирены вой – не птичье пенье,
Но если я жива, то я люблю…
Война-волна всю грязь приносит с пеной.
Кому нужны посмертно ордена?
В тот день, когда забудутся сирены,
Сотрутся и героев имена…
И забурлит, помчится, понесётся
Другая жизнь с завышенной ценой.
Лишь ветер водосточных труб коснётся
И заскулит, как старый пёс цепной…
Разбередит просроченные раны.
Уроки прошлых лет отменены.
И под сирены вопли неустанно
Плодятся дети новые войны…
***
Летят, летят, летят...
Всё вроде как обычно...
Смеются дети вслух.
Но воет истерично
Сирена – новый друг.
"Так надо!" скажет кто-то
И объяснит, зачем.
А с чёрной лентой фото –
Тоски незримый плен.
У взрослых всё понятно,
Да вот Господь в слезах.
И войнами запятнан
Почти что каждый флаг.
И каждое столетье
Ошибки лет былых
Забудут чьи-то дети,
И встретят дети их –
Ошибок вереницы,
Поправ о прошлом суть.
Опять стальные птицы
Начнут с рассветом путь...
То спят спокойно дети,
То плачут старики.
Жить мирно на планете
Кому-то не с руки.
Приспешники Иуды
В кредит дадут огня,
Чтоб расползлась повсюду
Страданий западня.
И кем-то рай воспетый,
А кто-то строит ад...
Крылатые ракеты
Летят, летят, летят.
***
Улыбается мир в без пятнадцати пять...
Улыбается мир в без пятнадцати пять.
И рисует лучи в лабиринтах дворов...
Как же хочется небо душою обнять
И любовью ответить ему на любовь.
Я стою у окна, улыбаюсь в ответ.
И «спасибо» шепчу за сегодняшний день.
А сирена поёт старой песни куплет,
Что любой человек – это просто мишень.
Я не верю в неё. Я вдыхаю июнь.
О действительность громко разбиты мечты.
Что за звук вдалеке? Гром и молния! Сплюнь...
Слёзы неба не ранят, летя с высоты...
Улыбается мир, омывая дождём,
Согревая лучами, и ветром шурша.
Бог всегда за людей! Только в битве со злом
Не позволь, чтоб твоя зачерствела душа.
Я смотрю на цветы. Их срывают легко,
Часто топчут ногами, не глядя на них,
А они аромат отдают целиком,
Не воюют, не мстят, ненавидя других...
Я хочу, как цветок... Я умею прощать.
Льются солнца лучи в лабиринты квартир.
Улыбается Бог в без пятнадцати пять.
В без пятнадцати пять улыбается мир.
***
А если...
А завтра что? А завтра будет мир!
А если… Нет, не будет всяких «если»!
Из убиенных выложен пунктир
Отсюда прямо к Богу в поднебесье…
Мы ничего не поняли опять,
Не сохранили мир, что был дарован.
Искали люди, где, кого распять.
У душ, ослепших, ярости оковы…
Я ненависти семя ставлю в блок,
Смотрю, как с юга птицы прилетают…
Меня не заразил вражды микроб.
На нации людей не разделяю.
Людей хороших больше, а плохих
Недолюбили в детстве, недодали…
И если б осуждений гул утих,
Самих себя бы лучше воспитали.
Добро несётся зло уничтожать,
Да так, что по пути теряет душу.
Ребёнок восстаёт в семье на мать,
Но любит мать, и жизнь его не рушит…
И боль в сердцах грохочет, словно гром.
А в моде вновь погромы и доносы.
Летит по небу голубь с воробьём
И ласточка на них не смотрит косо…
Для них все люди – пленники квартир,
Что в клетках о свободе пишут песни…
А завтра что? А завтра будет мир!
А если… Нет, не будет всяких «если»!
***
Эта боль уравняла всех...
Эта боль уравняла всех,
Кто её глубоко впустил.
И размножился страшный грех,
А Господь "Не убий!" просил.
А Господь говорил, взывал:
"Чадо, ближнего возлюби!"
Только змей всё хвостом вилял,
Искушая сердца губить...
И накрыла людская злость
Души многих, кто был добрей.
И спасаться от пуль пришлось,
Что в словах у моих друзей...
Эти пули смертельно бьют,
Превращая все чувства в прах...
Нас проклятия не спасут,
Если будут бурлить в сердцах.
Сердце выжжено, там темно,
Но Господь говорит: "Свети!"
Значит, будет - как быть должно!
Значит, доброе впереди!
Будет мир, зацветут сады...
Снова детский прольётся смех.
Мы по-Божески жить должны
За невинно погибших ВСЕХ!!!
Чтоб избыток хороших слов,
Пенье птиц, а не звук сирен.
Нам Господь даровал ЛЮБОВЬ!
Что ж мы, люди, творим взамен?!
***
Единственный сын...
С этого дня всё на свете звучало иначе,
Ведь не бывает для счастья весомей причин…
«Мама, смотрите! У вас замечательный мальчик!»
Я улыбнулась и тихо промолвила «Сын»
Сердце моё находилось теперь не со мною.
С кем-то играет, смеётся, влюбляется, ждёт.
Сын возвращается, сердце в волшебном покое.
Сын улыбается, мама от счастья цветёт!
Мама военного чаще и горестней плачет…
Богу молиться, наверное, больше причин.
Будь настоящим мужчиной и выживи, мальчик!
Не забывай, ты у мамы – единственный сын!
Что остаётся? Молиться о мире ночами.
Помнить, что жизнь – это главная ценность людей.
Каждый сынок пусть скорей возвращается к маме.
Бог разберётся, кто в жизни герой, кто злодей.
Слово «Война» столько боли и гнусности прячет.
Раненый, но не из наших, и брошен один…
«Ты потерпи, я за доктором, выживи, мальчик!»
Мне ли не знать, что такое – единственный сын…
***
Весь мир начинается с мамы...
Весь мир начинается с мамы…
И в сердце хранится портрет
Той женщины ласковой самой,
Которой родней в мире нет…
И с первой минуты рожденья,
Она, словно ангел земной,
Подарит любовь и терпенье…
Она за ребёнка стеной…
И каждой слезинке печалясь,
Волнуется мамы душа.
Для мамы мы те же остались,
Ведь ей не забыть малыша,
Что рос под сердечком, толкался…
Бессонных ночей хоровод…
Как зубик с трудом прорезался
И мучил младенца живот…
И первой улыбки сиянье,
И гордость от первых шагов.
Влюблённости первой признанье…
Всё маме понятно без слов.
Спасибо всем мамам на свете
За то, что прощаете нас…
Увы, повзрослевшие дети
Теперь забегают на час…
В делах, бесконечных заботах,
Уже со своими детьми,
С любовью, посмотрим на фото,
Где мама и мы, лет семи…
И взгляд согревает тот самый…
И детство мелькнуло вдали…
Весь мир начинается с мамы.
Здоровья всем мамам земли!
***
Молитва 2022
Господи! От гнева и злобливости
Помогает только голос Твой!
Не победы жду, а Божьей милости,
Чтобы в душах вновь царил покой!
Дети все твои грызутся, лаются!
И с Тобой воюют, Ты прости!
Думают, что счастье им достанется,
Убивая встречных на пути...
Заповеди топчут, ухмыляются.
Оправданий есть у всех вагон.
Злых добро убьёт, а кто останется?
Так убийцы ж.... это Твой Закон.
Я молюсь за всех детей отчаянно,
Чтобы Ты их жизни сохранил.
Мы же все Твои, Господь, создания.
Нагрешили, вот и попустил
На земле раздоры, эпидемии,
Черноту прокисших душ людских.
Господи, пошли же нам прозрение!
И прости, прости детей своих!
Нам сейчас от боли не оправиться...
Ненависть хотя б останови!
Разъедает, жжёт, и сердце плавится...
Капельку добавь в сердца любви.
Люди все по сути одинаковы,
Счастья же хотят и тишины.
Можно ли добиться мира драками
И, воюя, не желать войны???
Столько лет, да что там лет, столетия
Люди жаждут власти и побед.
На пороге мировая третья,
Мы сегодня есть, а завтра – нет!
Нас делили на цвета и нации,
На сорта, на ранги, языки...
Там, где делят – страх от авиации,
Видно, мир кому-то не с руки!
Объяснить пути Твои не пробую,
Просто доверяю и молюсь.
По душе моей шагают в обуви,
Но душа простит обиды пусть!
Ведь любовь превыше справедливости?!
И она покроет всё собой?!
Не победы жду, а Божьей милости,
Чтобы в душах вновь царил покой!
Ирина Самарина-Лабиринт https://u.to/MRFFHA
_______________________________________
135756
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 22.08.2022, 08:42 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Среда, 24.08.2022, 21:02 | Сообщение # 2665 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Наткнулся на видео виртуоза-гитариста в чат-рулетке, видимо последствия после моего внука на моём компе, где 20-ти летний музыкант косИт под 13-ти летнего начинающего гитариста с учителями по гитаре. Просмотры миллионные... Думаю сам себе, а с чего он начинал в своём канале... ну и пролистал его канал до конца... И вот:
Старые Песни VS Современные Песни НА ГИТАРЕ | ЧТО ЛУЧШЕ?
> https://u.to/fcpFHA
Интересно же, какие старые песни у молодёжи. Включил, а там постарше бает:
- У нас разные возраста - я старенький, этот молодой... носит шапку с надписью "Юность".
Ага, ну и прослушал весь их репертуар до конца:
2:00 - сплин-мое сердце
2:52 -noize mc - все как у людей
4:31 - руки вверх - он тебя целует
5:58 - Макс Корж - 2 типа людей
8:56 Lizer - пачка сигарет
11:13 кино - пачка сигарет
12:27 пятница - я солдат
Кроме "Пачки сигарет" Цоя, по мне все современные. Ну и в лучших традициях советской цензуры решил вникнуть в смыслы текстов песен... На слух-то не все нюансы видно.
------------------------------------------------
Моё сердце
Мы не знали друг друга до этого лета, мы болтались по свету, земле и воде
И совершенно случайно мы взяли билеты на соседнее кресло на большой высоте
И мое сердце остановилось, мое сердце замерло, мое сердце остановилось, мое сердце замерло.
И ровно тысячу лет мы просыпаемся вместе даже если уснули в разных местах.
Мы идём ставить кофе под Элвиса Пресли, кофе сбежал под PropellerHeads, ах!
И мое сердце остановилось, мое сердце замерло, мое сердце остановилось, мое сердце замерло.
И, может быть, ты не стала звездой в Голливуде, не выходишь на подиум в нижнем белье
У тебя не берут автографы люди, и поёшь ты чуть тише, чем Монсерат Кобалье.
Ну так и я, слава Богу, не Ricky, не Martin, не выдвигался на Оскар, французам не забивал
Моим именем не назван город на карте, но задёрнуты шторы и разложен диван.
И мое сердце остановилось, мое сердце замерло, мое сердце остановилось, мое сердце замерло.
Я наяву вижу то, что многим даже не снилось, не являлось под кайфом, не стучалось в стекло.
Моё сердце остановилось... Отдышалось немного... И снова пошло !!!
Мое сердце остановилось, мое сердце замерло, мое сердце остановилось, мое сердце замерло.
***
Всё как у людей
— Вы как-то сказали, я процитирую: «Нам всем кажется, если навести порядок твёрдой, жёсткой рукой, то всем нам станет жить лучше, комфортнее и безопаснее. На самом деле, эта «комфортность» очень быстро пройдёт, потому что эта жёсткая рука начнёт нас очень быстро душить». Начала уже?
— Это я сказал?
— Да, это Вы сказали в 96-м году.
— Я этого не чувствую.
— Не душит?
— Нет.
1.
Голову в коробке пластмассовой
Вместе с телефоном, ключами и паспортом
Рентгеном в сканере просветят ласково
В целях безопасности государственной
И обратно вряд ли пришьют уже:
Руки ищут затылки над обрубками шей
Туловища жмутся грудными клетками к стенам
Не видно из контейнеров, что там с телом
Лента с монотонным гулом коробку тащит
И для тулова тоже подыщут ящик:
Станет стан обезглавленный, в нём лежащий
Почти покойником, почти настоящим
Кто-то, может быть, даже помянет на 40 дней
Всё как у людей
Всё как у людей
2.
А девочка из конной полиции
С белым айфоном на белом жеребце
Ждёт в Инстаграме лайка от принца
И ждёт от Чёрной Пятницы низких цен
Мерно цокают копытца по улице
Винтят демонстрантов мальчики-коллеги
Обсуждают рецепты подружки-умницы
В недозаблокированной «телеге»
Она завтра купит в «Меге» наборчик «LEGO»
Для племянника на его рождения день
В наборе — автозак и три человека:
Двое ментов на одного — всё как у людей
Всё как у людей
Всё как у людей
Всё как у людей
3.
СМИ голосят то, что повсюду агенты МИ-6, ЦРУ и Моссада
Пугают исчадием ада звёздно-полосато-носато-пейсатым
Лёд под ногами майора ломается легче, чем корка фалафеля:
Майор не боится, майор не утонет — майор, если что, в батискафе
Ты слышишь, как скрепы скрипят и жужжат старомодным дабстепом?
Это снова, словно Челубей с Пересветом, насмерть бьются «совдеп» с Госдепом
А чтобы чужие боялись, своих посильнее бей
Всё как у людей
Всё как у людей
4.
Слышь, не нагнетай, перестань —
Если кипеш реальный начнётся, что будет, представь!
Если тут тебе неймётся — так пи*дуй в Пиндостан:
Х*ли ты всё надрываешься? В натуре, достал!
От дерьма на вентиляторе дышать не легче —
Лишь охота респираторы прижать покрепче
Без тебя хватает смрада — орать легко
Все знают, как не надо, как быть — никто
Политшапито. Медиаклоунада:
У каждой хламидомонады — ума палата
И на всё — свои взгляды
А ты что-то пиздишь многовато нам тут
Для заложника режима, сука, с кляпом во рту
Протест невзатяг, бунт в соцсетях
Пляски под чужую дудку на чужих костях
Лучше бы шишек ГАЗПРОМовских развлекал
По жирным заказникам в шикарных особняках
Мир однокомнатных квартир с совмещённым санузлом:
Микрофон за 100 рублей, самопальное музло
Ты же выбрался оттуда? Значит, повезло!
Так фильтруй базар и множь на счету число:
Уютная коробка мещанского райка
Лубочные картинки про счастье дурака
Типичные сюжеты — культуры суррогат:
Душонка — по дешёвке, а шкура — дорога
Но ты давай вон спроси у своих детей
Где их папа нужней: в сводках новостей
Чтоб ноги об него вытирать по телику?
Или в коридоре, чтоб сиденье поднять у велика?
Скучно, что ли, живётся без пи*дюлей?
Пока кормят — ешь, пока поят — пей
Всё как у людей
Всё как у людей
[А утро: Объявление]
Это ваши сыновья, будьте благоразумны, не нарушайте общ...
***
Он тебя целует
Вечером тёплым брожу один
Ты не сможешь вернуть её
Шепчет мне нежно дождь
Знаю что встречу тебя с другим
Лучше это была б не ты
Но рядом с ним ты идёшь
Я ж тебя так любил, так любил
Думал, что ты ждала меня
Что же ты сделала?
Я ж тебя так любил, так любил
А теперь потерял тебя
А он тебя целует
Говорит что любит
И ночами обнимает
К сердцу прижимает
А я мучаюсь от боли
Со своей любовью
Фотографии в альбоме
О тебе напомнят
А он тебя целует
Говорит что любит
И ночами обнимает
К сердцу прижимает
А я мучаюсь от боли
Со своей любовью
Фотографии в альбоме
О тебе напомнят, о тебе
Вечером тёплым гремит гроза
Снова вижу я вас вдвоём
Ты улыбаешься
В сторону я отвожу глаза
Что же делаешь ты со мной
Зачем издеваешься
Я ж тебя так любил, так любил
Думал что ты ждала меня
Что же ты сделала?
Я ж тебя так любил, так любил
А теперь потерял тебя
А он тебя целует
Говорит что любит
И ночами обнимает
К сердцу прижимает
А я мучаюсь от боли
Со своей любовью
Фотографии в альбоме
О тебе напомнят..
***
Два типа людей
Поздний вечер из окна на кухне тени зажигают свет
Сколько ни пытался разобраться в людях, я устал, отец
На моем пути встречалось много - разные все
У каждого здесь своя правда, свой Бог и свой цвет
Но как правильно жить, я так и не нашел ответ
Запомни, есть два типа людей:
Одни готовы рвать этот мир до костей
Идут по головам, не жалея ногтей
Чёрта оправдают, лишь бы оседлать цель
Есть два типа людей:
Другие никогда не оставят в беде
Встающие за совесть, упертые за честь
Смотри, не разорвись между ними, юнец
В темноте упала звезда за горизонт
Ну а что, если к каждому нужен отдельный подход?
Ведь этот вроде бы соврал, но покаялся прям вслед
Этот вроде бы воровал, но исправился в момент
Этот, с виду, нахал, наплевал на всех, а поговоришь - нормальный наедине
Запомни, есть два типа людей:
Одни готовы лгать, пуская в глаза пыль
Другими всем казаться, подбираясь плотней
После навытворять так, что крыша в огне
Есть два типа людей:
Другие никогда не подставят друзей
Не скажут за себя, не удушат в ответ
Смотри, не разорвись между ними, юнец
Будь готов, наверняка настанет тот миг
Когда ты останешься здесь совершенно один
И те, на кого равнялся, набили кошельки
И вроде всем вокруг плевать, свернешь ли с пути
Чтобы на своем стоять уже и нет больше веских причин
Запомни, есть два типа людей:
Одни готовы впрямь тебе до конца верить
Берутся помогать, не замечая потерь
И их совесть чиста, как слеза матерей
Есть два типа людей:
Они могут прощать даже самых зверей
Те этим поживиться не упустят момент
Смотри, не разорвись между ними, юнец
Есть два типа людей:
Одни готовы рвать этот мир до костей
Идут по головам, не жалея ногтей
Чёрта оправдают, лишь бы оседлать цель
Есть два типа людей:
Другие никогда не оставят в беде
Встающие за совесть, упертые за честь
Смотри, не разорвись между ними, юнец
Есть, два есть, два есть
Смотри, не разорвись между ними, юнец
***
Пачка сигарет – LIZER
Пачка сигарет в моём кармане
Заставляет жить меня этот день
Я возьму телефон, позвоню своей маме
Мама, почему я хочу умереть?
Пачка сигарет в моём кармане
Заставляет жить меня этот день
Я возьму телефон, позвоню своей маме
Мама, почему я хочу умереть?
Пачка сигарет никогда не закончится
Бросить курить, если честно, не хочется
Стены так давят меня в этой комнате
Белый потолок, засыпаю в холоде
Открытые окна, в них дует ветер
Я не закрывал их, я жду тепла
Мои друзья — это мои сигареты
Мы с ними никогда не расстанемся
Пачка сигарет в моём кармане
Заставляет жить меня этот день
Я возьму телефон, позвоню своей маме
Мама, почему я хочу умереть?
Пачка сигарет в моём кармане
Заставляет жить меня этот день
Я возьму телефон, позвоню своей маме
Мама, почему я хочу умереть?
Дождь за окном, сердце бьётся
Эта песня, что в ней поётся?
Может быть, новый день не начнётся
Может, завтра тут выглянет солнце
Я так устал бороться
Жить — это непросто
Пачка сигарет в моём кармане
Заставляет жить меня этот день
Я возьму телефон, позвоню своей маме
Мама, почему я хочу умереть?
Пачка сигарет в моём кармане
Заставляет жить меня этот день
Я возьму телефон, позвоню своей маме
Мама, почему я хочу умереть?
***
Пачка сигарет – Кино
Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна
И не вижу ни одной знакомой звезды
Я ходил по всем дорогам и туда, и сюда
Обернулся и не смог разглядеть следы
Но если есть в кармане пачка сигарет
Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день
И билет на самолёт с серебристым крылом
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень
И никто не хотел быть виноватым без вина
И никто не хотел руками жар загребать
А без музыки на миру смерть не красна
А без музыки не хочется пропадать
Но если есть в кармане пачка сигарет
Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день
И билет на самолёт с серебристым крылом
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень
Но если есть в кармане пачка сигарет
Значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день
И билет на самолёт с серебристым крылом
Что, взлетая, оставляет земле лишь тень (лишь тень)
***
Я солдат
Я не спал пять лет и у меня под глазами мешки
Я сам не видел (Но мне так сказали)
(Я солдат)
И у меня нет башки
Мне отбили её сапогами
Ё-ё-ё комбат орёт
Разорванный рот у комбата
Потому что граната
Белая вата, красная вата
Hе лечит солдата
Недоношенный ребёнок войны
(Я солдат)
Мама залечи мои раны
(Я солдат)
Солдат забытой Богом страны
(Я герой)
Скажите мне, какого романа
Мне обидно, когда остаётся один патрон
Только я или он
Последний вагон
Самогон
Нас таких миллион
В ООН
(Я солдат)
И я знаю своё дело
Моё дело, стрелять
Чтобы пуля попала
В тело врага
Это рагга для тебя мама война, теперь ты довольна
Недоношенный ребёнок войны
(Я солдат)
Мама залечи мои раны
(Я солдат)
Солдат забытой Богом страны
(Я герой)
Скажите мне, какого романа
Недоношенный ребёнок войны
(Я солдат)
Мама залечи мои раны
(Я солдат)
Солдат забытой Богом страны
(Я герой)
Скажите мне, какого романа
----------------------------------
Мда! Песня Цоя и Два типа, типа самые адекватные из этого... современного... а ведь как по-человечески он гитаре лабает, талант... ндааа... Может с возрастом оклемается, а?...
_______
135865
Сообщение отредактировал Михалы4 - Среда, 24.08.2022, 21:11 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Суббота, 27.08.2022, 12:26 | Сообщение # 2666 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Он то к витрине подходил,
То брал бутылку, ну а после
На место ставил: знать, забыл
Чего предпочитают гости.
И продавец решил помочь:
- Приятель, подсказать чего-то?
Мы это дело в ночь-полночь
Организуем – ведь работа! -
И покупатель покраснел:
- Да тут такая нескладуха:
Который год не пью… Удел
Похуже нынешней разрухи!
Беда и только, извини…
Вот и хожу, как в колумбарий:
Увидеть прошлое – ведь дни
Намного больше летом стали.
Хоть помечтаю… – Это да-а…
Тот созерцатель стеклотары
Напомнил Родину - года
Живущую мечтой о старом.
Да воровством… А день спешил
И задыхался от сомнений:
В Китай, наверное - где жил,
По слухам, человечий гений.
***
Выходной
Тимка посадил его неподалеку от школы милиции. Курсант стоял на обочине дороги и из-под козырька огромной, как футбольное поле, милицейской фуражки вглядывался в мчащиеся машины.
- Куда, земляк?
- Да я не земляк… - сконфузился курсант и тиснулся в такси. – С Севера я! Учусь на первом курсе.
- Я-ясно, - протянул Тимка. – А куда ехать?
Услышав ответ, снисходительно бросил:
- Ну, ты даёшь... Так компьютерных салонов у нас знаешь сколько? …Тыща! Ну, поменьше, – поправил себя. Уж больно он лихо прихвастнул. – Тогда вот что, - решил, - погнали-ка в новый! В тот, что у кинотеатра.
И они погнали. А скорее всего - поплелись. Вон ведь пробка какая…
- Ленина-то помнишь? – Тимка вопросительно взглянул на пассажира. Да зря, поди, спросил: откуда тому знать? Сейчас ни в школах, ни в институтах Ленина не учат. – Он ведь как говорил: сто тысяч тракторов да советская власть – вот тебе и коммунизм! А что вышло?! – И снисходительно хмыкнул: - От машин не протолкнуться, а где коммунизм? …Где равенство и братство, если каждый норовит тебе дорогу перекрыть или ещё какую-нибудь чучу отчебучить?
Да вот курсант не промолчал. И умно ведь ответил, сукин сын! Ещё и поддел: Ленин-то, мол, не то говорил. И не об этом! …И если сейчас его не учат, так чего? Бери книжки да читай! …Ум бороды не ждет.
- Это он про крестьянина сказал! – продолжил запальчиво. И даже от волнения снял фуражку с головы и притулил её на коленку. – Дай, говорил Ленин, ему сто тысяч тракторов, вот он и будет за коммунизм! …И всё, больше он ничего не говорил! …А про электрификацию, да! Так и сказал: «Советская власть да электрификация всей страны – вот тебе и коммунизм!» Нельзя без электрофикации экономику поднять, не получится!
И вопросительно уставился на Борщева.
- Ну! - согласился тот. - Без электричества и шагу не ступить. Моторы, генераторы… Теперь вот ещё и компьютеры появились! У каждого школьника дома по «ящику» стоит, а коммунизма как не было, так и нет. Да что коммунизм? Советы и те развалились! …А ведь хорошая идея-то была!
- Идея... - курсант поскрёб пятернёй по стриженому затылку. – Идея-то хорошая, только и про электрификацию Ленин говорил не в прямом смысле, а в переносном. Неестественный, мол, свет от неё! …Главное - в другом: в духовности! В ликвидации неграмотности! …Вот он комиссии по электрификации поручил параллельно с основным занятием и просветительством заниматься, поднимать культуру населения. Иначе, мол, капитализм опять к нам вернётся. – И горько заключил: - Так и получилось. …Не видать нам теперь того коммунизма! …Нету ведь людей без пороков.
- Х-хы! - хыкнул Тимка. Умён курсант, да не до конца… – Но мысль-то ведь хорошая: равенство, братство! …Стремись к ним, расти по чуть-чуть, вот и вымахнешь под потолок! …Бабка у меня и то говорит: верой живёт человек, надеждой! «…Нету людей без пороков!» - передразнил курсанта. – И что? Узнали, значит, про это и бросились грешить во все тяжкие! …И что получилось? Решётки да двери пудовые, больше ничего. …Нельзя без идеи жить, нельзя! Зачем вот землю-то топчем, для чего?
- Каждый для себя! - отрезал курсант. – Делай свою работу - и всё… – и резанул это так убежденно, что спорь с ним сутки и всё равно не переспоришь. – Отработал – отдыхай. Если выходной – то, значит, выходной!
- И у милиционера тоже? – удивился Тимофей. – И у него «выходной»?!
- А как?! – побагровел от возмущения пассажир. – Не человек он что ли? Служба службой, а семья семьёй! И в магазин надо сходить, и в кино.
- Ладно, ладно! – успокоил Борщёв. – Иди в кино, если хочешь. – И, шумно выдохнув, добавил: - Только один-то всё равно не проживешь! …Где граница между «твоё-моё»? Зыбкая очень. …И как вы преступника поймаете без свидетелей? …Не их ведь дело по милициям ходить - своих забот хватает!
- Ничего, - задиристо отозвался курсант, – сейчас новые методы расследования появились! …Наука-то не стоит на месте.
И безусый знаток следствия высветил бы Борщёву те новые методы, да вот парняга-то ему и помешал.
Бритый детина в чёрной футболке рванул телефон с шеи идущей по бульвару девчонки и сломя голову кинулся в сторону улицы Минской. Прямо через кипевшую машинами улицу.
* * *
Да грош бы была цена Борщёву, если бы он лишь продолжал толковать о морали, а не кинулся вслед за бандитом!
Мигнув фарами спешившему навстречу автобусу, он сходу развернулся и повернул на Минскую. Улица та не шумная и вся как бы на ладони. …Вот он, тот парняга! Как выскочил из машинной сутолоки да миновал ворота таксопарка, так и перешел на неспешный шаг. Шагал себе по тротуару и лишь по бритой башке да чёрной футболке и можно было отличить его от других прохожих.
И Борщёв, не долго думая, вильнул на тротуар и вмиг бы догнал грабителя, да тот вдруг обернулся. Увидев «Волгу», скакнул с асфальта в зыбкий просвет между двухэтажками и пропал из виду.
- Сейчас я его! - курсант, не дожидаясь пока Тимка затормозит, распахнул дверку и прыгнул в траву.
И Борщев бы кинулся вслед за ним, да его-то дело шоферское: горячись - не горячись, а машину закрой! …Потому и замешкался с высадкой. И когда забежал внутрь домов, то увидел тупик из металлических гаражей, а поверх них, из узкой щели между гаражами, торчала бритая голова детины.
Какая баталия развернулась во дворе, Тимка уже никогда не узнает, но то, что бандит оказался в западне, а курсант стоял напротив и, отпыхиваясь, пытался привести в порядок мятую фуражку, это факт.
- Где телефон-то? – и курсант повернулся к Тимке: - Выкинул, поди… А, может, он у него в кармане?
- Может, - согласился тот и сунулся в щель.
Так вот почему голова детины торчала над гаражами: мусор под ногами-то у него был да бутылки всякие. …Ухватив детину за оттопыренный карман джинсов, вытянул его наружу.
- Где мобильник? – повторил курсант.
- Ищи! – отозвался грабитель. И вроде бы даже с облегчением отозвался-то.
Так вот оно что! Не телефон вытащил из кармана его штанов Тимка, а кошелёк. Этакое замшевое сердечко с обрывком кожаной цепочки. Что такому бугаю цепочка, тьфу! Он за деньги и шею свернёт.
В кошельке было несколько сотенных бумажек и какая-то справка с крошечной фотографией на уголке.
- Давай-ка его в машину! – курсант сунул кошелёк опять в карман грабителю и, ухватив того за ремень штанов, решительно потянул со двора. И уже на ходу крикнул Тимке: - Крутнемся к бульвару... Может быть она ещё там - та девчонка!
Но на бульваре её не оказалось. Проскочили по брусчатке к Дворцу геологов – бесполезно!
И вороной её не назовёшь, и хвалить не за что! Чего же ты, милая моя, деньги-то на шее таскаешь, на самом видном месте?
- Куда его теперь? - Тимка вопросительно глядел на заднее сиденье, где, крепко держа за пояс грабителя, расположился курсант: - В какое отделение?
- Чего в милицию-то, чего? – вдруг ожил «подопечный». – Невинного взяли, - и звучно сопнул: видать, для большей жалости. - Я ведь тоже знаю, чего сказать… Сеструхи это: и кошелек и справка!
- Вот там и проверим! – отозвался курсант. – Сеструхи… А зачем тогда убегал? – И уже к Борщёву: - Едем в Центральное отделение, это их район!
Но вот тут-то он и ошибся. На улице Горького, где находился отдел милиции Центрального района, хмурый дежурный буркнул курсанту, что те двухэтажки не их территория, но дело, мол, это поправимое. На то и машины, чтобы всяких там головорезов развозить.
- Да следите за ним, – добавил, - пока до соседнего отделения дозвонюсь! …Выкинет кошелёк и всё: не докажешь, что он у него в кармане лежал!
- Не выкинет, - отозвался курсант, - я его за карман и держу!
Но все-таки подпихнул парнягу к окошку в дежурке.
- А чего отец-то твой, живой ещё? – донеслось до Борщева. Понимал, знать, «головорез», что немного вольного времени у него осталось, вот и решил попугать курсанта. – Смотри, чтобы ему плохо не стало.
- Не горюй, - урезонил его страж, - он у меня охотник. Белке в глаз попадает, а уж тебе – тем более!
Нет, не обманул их дежурный. Где-то минут через пятнадцать у милицейского крыльца фыркнул глушителем «уазик» и из его нутра выскочил веснушчатый прапорщик:
- Кому карету заказывали? – гаркнул. Был он молод и поэтому деловит. – Этому что ли? – кивнул на бритого. – Лезь скорее! – И уже Тимке с курсантом: – И вы садитесь, товарищи!
Тимка замялся: ну всё, начнется теперь волокита! …И сегодняшняя смена накроется, и ещё потом не одна пропадёт: вплоть до самого суда.
И тогда курсант, видя его заминку, бросил прапорщику:
- Может, отпустим таксиста-то? Ему же работать надо… А у меня всё равно выходной!
«Уазик» нырнул за угол райотдела, а Тимка все ещё стоял и стоял у крыльца. …Во какой, парень! Не то, что я…
***
Однажды летом
- Вот это маши-и-ина! – восхищённо протянул Балбес и ткнул Зотьку кулачищем в бок. – Не то, что твоя чахотка…
- На свою посмотри! – огрызнулся тот.
Балбес он и есть Балбес! Любую тачку на колени поставит. Их у него перебывало уже более десятка. Сейчас у Мишки Бесова древняя, как черепаха, «Мазда» и до того убитая, что если бы, поди, не клубы дыма от смолящего сигарету за сигаретой хозяина, она бы давно рухнула наземь.
Но то, что увидел Зотька, заставило его забыть о поддёвке приятеля: к стоянке возле ювелирного магазина подкатил огромный, как диван, мотоцикл. Танк, а не двухколёсник! Никелированных блестяшек на нём было, наверное, больше, чем на правительственном лимузине. Зотька даже зажмурился от их сияния!
Но нет: реальный мужичок ступил с мотоцикла на мягкий от жары асфальт, встряхнулся всем телом, будто бы вылезший из воды барбос и, позвякивая на ходу цепочками на кожаной куртке, направился к ювелирному магазину. И не просто ведь пошёл-то, а вразвалочку, походкой давно не ступавшего на сушу матроса.
- И сколько ты, думаешь, такой стоит? – присвистнул Балбес.
Зотька нерешительно поскрёб затылок и хотел было заикнуться о половинке миллиона, да Балбес не удержался:
- Дурак, – громыхнул он, - чего ты на деньги-то считаешь?! Ты тачками меряй! Сотню наших купить можно… Пойду-ка я к себе, покурю, - и принялся выкарабкиваться из копьёвской «Волги» на волю.
Расстроился… Как увидит настоящую технику – всё! Места себе не находит. Он бы такого коня в один месяц ухайдакал.
Зотька с Балбесом обычно все рабочие дни не здесь, а возле универмага проводят, где пассажиров пруд пруди, но сегодня, знать, там началась очередная дорожная акция, вот и торчат гаишники у каждого знака, распугивая таксистов.
Ну и пусть себе торчат: кому надо, тот себе пассажира где угодно найдёт.
И Копьёв вернулся к мысли о только что подкатившем мотоцикле: штучный товарец… Под стать своему хозяину. Тот, поди, никогда себя по пустякам не распыляет. …Не как вон те две девицы в бальных платьях, что пританцовывают в витрине ювелирного магазина, зазывая прохожих в свою лавку.
…А вот стал бы, к примеру, тот мотоциклист гоняться с кем-нибудь наперегонки за бутылку? Наверное, нет… Не тот у него калибр!
И Зотька вспомнил, как вёз прошлой зимой молодого мужика до рынка, где торгуют не только продуктами, но и дровами. Их пассажиру-то как раз и надо было.
Он бы, конечно, и сам тех дровишек привёз, есть, мол, грузовичок у его батьки, да прав лишили прошлым летом. «Вот за это дело, – щёлкнул себя заскорузлым пальцем по кадыку».
Обычай ведь у них на родине такой: как свадьба – так гонки. Кто первый из свадебной кавалькады до соседней деревни долетит – тот и чемпион. И сразу приз: бутылка водки!
Выпили они, конечно, тогда возле сельсовета и полетели. Три «жигулёнка», да он на мотоцикле. А на дороге уже гаишники дежурили: участковый их, зараза, предупредил. …Всех участников гонки задержали! Его, правда, чуть попозже: догнать не могли.
- Я ведь, - сверкнул вставными зубами пассажир, - перед этим весь мотоцикл перебрал. Вот такие поршни туда поставил, - помаячил над панелью приборов костлявым кулаком, - от трактора!
«Только, дружок, - подумал о том пассажире Зотька, - вряд ли бы ты вот такой мотоцикл обогнал! …На таких, поди, только президентов по Москве сопровождают, пускают пыль в глаза прохожим».
* * *
И тут Зотька увидел виновника своих дум: позвякивая амуницией, он направлялся почему-то не к своему роскошному металлическому другу, а к зотькиной «Волге».
- Послушай, браток, - зыбкая тень скользнула по капоту такси и выжидающе замерла, - ты ведь бывалый мужик, поди, всех таксистов знаешь? – и сунул Копьёву в руку визитку с темноволосой красавицей. – Я тут пару дней назад сауну открыл, - махнул рукой куда-то за дом, - вот и предлагаю вам клиентов к нам возить. Одного привёз – три сотни твои! Выгодно? …Скажи парням: пусть маленечко подзаработают! А девки у нас, - весело глянул на Зотьку и заговорщицки подмигнул, - вот такие! Молодняк.
Не дожидаясь ответа, качнулся к мотоциклу, фыркнул глушителем и исчез в потоке машин. Даже обычного для такой двухколесной техники голубоватого дымка после себя не оставил.
«Бывалый мужик...» – ошеломлённо повторил про себя слова мотоциклиста Зотька. – Вроде бы как похвалил меня! Друзья мы, вроде бы как с ним… Нечего себе!
- Чего он к тебе подходил? – в открытых дверях тачки стоял Балбес. Вернее возвышался: уж больно был здоров!
Бросив окурок на асфальт, он всей своей тушей плюхнулся на сиденье рядом с Зотькой:
- Чего молчишь, как пенёк?
Копьёв на его «пенька» даже не обиделся: как-то не до того ему сейчас было:
- На вот, - колупнул из корыта между сиденьями визитку хозяина сауны, - подарок тебе! Клиента привёз – три сотни получай, всё деньги!
- А тебе не нужна, что ли? – Балбес порассматривал цветастый прямоугольничек, потом сунул его в бумажник и довольно хохотнул: - Ну и дурак, х-ха! Кто зевает, тот воду глотает. …Я вон вёз вчера трёх мужиков с вокзала, а они баб спрашивают: где, мол, да как? Вахтовики, кто же ещё. Опухли, сволочи, от денег! …Это же я, – загнул пару пальцев на правой лапе, потом прибавил ещё один и опустошённо произнёс: - чуть ли не тысячу рублей потерял. Чего-о? …Сам ты это слово, понял? Исусик нашёлся!
- Да, исусик! – взорвался Копьёв. Как, мол, ты этого не понимаешь?! – А если бы твоя дочка в той сауне оказалась? Ты к себе всё примеряй - тогда и поумнеешь... Поймёшь что хорошо, что плохо!
- Моя не окажется! Некогда ей этой ерундой заниматься. Она в институте учится!
- Ну да, некогда… Всем «красивой» жизни хочется. …Сам же говорил, что вчера дома не ночевала, и позавчера тоже… Вот такие, поди, кожаные мужики девок и ловят!
Балбес побагровел негодования. Лопнет, поди, сейчас, как мыльный пузырь!
Но нет, не лопнул… Лишь сунулся в бумажник, выщипнул оттуда визитку мотоциклиста и впился глазами в адрес сауны. Ещё мгновение и он уже сидел в своей жестянке, ревел двигателем, а потом вдруг сорвался с места и исчез за поворотом. Так на красный свет и проскочил! …Чего это с ним случилось?!
Борис Комаров https://u.to/BIxGHA
___________________________
135953
Сообщение отредактировал Михалы4 - Суббота, 27.08.2022, 12:28 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 29.08.2022, 20:04 | Сообщение # 2667 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Патриотическое
Игорь Щукин
Не надо нас ровнять под Запад!
Не надо делать из левшей правшей!
Свою судьбу мы будем делать сами
А Запад пусть ровняет своих вшей.
С собой мы сами разберемся
И что нам есть и что нам пить.
А если в чем и ошибемся,
То сами в этом разберемся
И не учите Вы нас жить.
Пусть нас уважат все народы
Хотя за то, что мир спасли
А если в чем и не успели
То виноваты тут не мы.
Доктрина наша виновата
И долгая холодная война
И гонка вооружений,
что высосала нас до дна.
Мы группу «Б» не развивали
А гнали все мы группу «А»
И так от Запада отстали
А рынок взял нас за бока.
Но дайте время мы освоим
И группу «Б» и группу «С»
Поскольку живы в нас Ньютоны
И Ломоносовы то ж.
Россия долго запрягает,
Но ездит быстро – так и знай.
Догоним мы и перегоним
И всех загоним за Можай.
Пусть знают также, что с Россией
Мир - дружбу выгодно водить,
И очень плохо тем бывает
Кто вздумает на нас войной ходить.
На этом стих свой завершаю,
А в чем не прав – то извини,
И от души я вам желаю
Иметь погожими все дни.
25 мая 2009 г.
***
Поэт
В комнату украдкой заскочил маленький мужичек пролетарского вида.
Он снял кепку и сел за пишущую машинку.
На белом листе бумаги отчеканились чёрные слова:
Осенний ветер с поля дул,
В небе - крик журавлей...
В этот момент в комнату уверенно вошла жена мужичка довольно высокая и крупная женщина, одетая по рабочему и, склонившись к самому уху поэта, громко прокричала:
- Брось х..нёй заниматься, пошли картошку копать!!!
Мужичёк подпрыгнул со стула, как ошпаренный, нервно заходил по комнате, задышал, выпучил глаза:
- Хрен ты из меня раба сделаешь!
***
Талант
Гришуня, худой угреватый подросток, провёл бессонную ночь.
Снискавший славу на литературном сайте под псевдонимом «Киллер-универсал», в адских творческих муках он заканчивал новый рассказ.
Уставшие до рези глаза ещё раз пробежали по строчкам монитора.
«Кирилл шёл с девушкой на танцы. Ласково светило солнышко. Весна, молодость и любимая – о чём ещё мечтать юноше с душой романтика.
В парке играл ансамбль. Мелодичный тенор наполнял округу, пробуждая в прохожих светлые возвышенные чувства.
- Братишка мой поёт – «Чибис». Я познакомлю вас, он славный.
- Чтож, - девушка улыбнулась, - ловлю на слове.
Его окликнули друзья, гурьбой спешившие на танцплощадку.
Он не расслышал, но в парке всё понял.
Чибис, неотразимый и блистающий на сцене, стоял в кругу друзей, неузнаваем. Рубашка порвана, лицо в подтёках.
Кирилл не верил глазам.
- Тебя побили?!
Девушка выразила разочарование:
- Так это и есть твой брат?!
Кто-то выкрикнул:
- Стервятники из соседнего района оккупировали парк, взяли наши гитары, и солист свой!
Толпа загудела, выразив готовность к бою.
- Не надо паники, - нашёлся Чибис, как всегда спокойный и рассудительный. – У стервятников пожарники закрыли дискотеку, и, надо понимать, они тоже люди. А это, - смущённо улыбнувшись, он указал на ссадины, - это всего лишь недоразумение».
Взвыв от бессилия, Гриша швырнул авторучку под компьютерный стол. От концовки рассказа чуть не стошнило. Неистово заскрежетали зубы. На сжатых кулаках побелели костяшки. Как эту сопливую байку оценят его избранные? Его кумир под именем «На всех положимши»? Однако, вспомнив, что даже у великих классиков герои романов действовали не так, как хотелось бы, успокоился.
Воцарившуюся было тишину разрезал вкрадчивый голос:
- Родичи на работе?
Писатель вздрогнул и обернулся.
В комнате стоял сосед по лестничной площадке, сонный и взлохмаченный.
- Жора, выручай! – Взмолился Гриша.
- Опять?
Ознакомившись с текстом, Жора закатил глаза, думал.
- Хорошо, менять ничего не будем, чуть подправим и всё. Пиши:
«Киря, распустив пальцы веером, грёб с девушкой на танцы. Распальцовка – излишки юности, но как найти тот путь – самый короткий, что лежит к сердцу любимой…»
Гриша, притянув клавиатуру и высунув кончик языка, застрочил, как на швейной машинке.
- Ух, здорово! Так, дальше…
Сосед принюхался и убрёл на кухню.
- О, яичница?
- Хочешь – ешь!
- А кетчуп есть?
- Там в холодильнике. Бери, что хошь.
Расправившись с глазуньей, сдобренной кетчупом, сыром и обильным куском ветчины, он продолжал:
«…на танцплощадке гремела музыка. Звонкий задорный голос и сочные басы, разлетавшиеся по округе, возбуждали в прохожих желание, вибрировать всем телом в такт.
- Мой брат поёт «Чибис». Авторитет, между прочим!
Девушка холодно промолчала.
Из тёмной арки на свет божий высыпала огромная кодла, вооружённая арматурой, кастетами и цепями…»
Гриша взвизгнул:
- Хах – ххай!!! Конкретный замес намечается!
«…на костылях, в окружении звериных лиц, бойко вышагивал предводитель. Весь в бинтах и гипсе, нога вперёд навытяжку.
- Ой, что это?! – Испуганно вскрикнула девушка и впилась ухажеру в бок.
Он сам не на шутку струхнул и заюлил, подыскивая пути к бегству.
И тут в предводителе он узнал Чибиса.
Мандраж утих. Рука обрела твёрдость и легла на девичье плечико.
- Щас, - деловито обронил он и заорал во всё горло:
- Аллё, братва, а чё за дела такие?! А, это ты братишка… Не ппонял, а чё таккоэ?!!
- А, - скривил выбитозубый рот Чибис, прошепелявив с присвистом, - стервятники из соседнего района вторглись! Малёхо по мне походили! Слышишь, орудуют, как у себя дома, и солист свой! Щас покажем чмордяям, кто мазу тут держит!!!
Когда беспорядочное войско удалилось и звон цепей стих, девушка обмякла и нежно прислонилась к плечу защитника.
- Славный у тебя братишка!»
Гриша резко привстал со стула. Его кулак описал дугу снизу-вверх, словно он нанёс удар невидимому противнику.
- Й-йесть!!!
Затем, едва владея собой, положил ладонь на сердце.
- Жора, ты просто не представляешь… ты же меня спас!!!
Сосед, немножко притупившись, почесал затылок.
- Я к тебе, Гриня, вот за чем: мне бы на полторашечку пива…
- А, конечно-конечно, - Гриша схватил с кресла джинсы и зашелестел купюрами, - стипендию на днях получил.
- Мне бы это…ещё на чипсы…
- Господи, какие проблемы!
Уходя, сосед обернулся.
- Ты, конечно, меня извини, Гришуня, но как за такую ахинею тебе шлют столько отзывов?
Писатель театрально вытянулся в полный рост и затряс над головой указательным пальцем, - а насчёт этого я талант! ТАЛАНТ!!!
***
Век живи - век учись
У хозяина супермаркета Льва Борисовича покатила черная полоса. Проверка изъяла партию контрафакта из Китая. В таких случаях волевой предприниматель говорил: век живи – век учись! И стиснув зубы, шёл дальше.
С медицинской картой получилась загвоздка, и в поликлинику пришлось тащиться самому, а там огорошили: вы в наркологическом на учёте. Лев с возмущением стал прохаживаться у дверей нарколога: сам притопал на капельницу и тут же на учёт. Что ж, век живи – век учись!
Женщина - нарколог, не смотря на свои семьдесят лет, выглядела далеко не старухой. Миловидные черты лица и какая-то кроткая поступь по коридору, когда она сжимала рукой журнал. Всё это отметил предприниматель и успокоился: такие особы обладают покладистым норовом.
--Вы ко мне?
--Ну, -- Лев едва улыбнулся, оценивая старушку сверху вниз. Он был высок, волосы с лаком зачесаны назад, редкие усики вразлёт и маленькие чёрные глазки, -- если вы сюда, то я к вам.
Врач пригласила пациента в кабинет, вежливо указав на ближайший стул.
Мужчина откинулся на спинку, положив ногу на ногу, как эстрадная звезда перед началом интервью, но, поняв, что выглядит нелепо, ногу снял.
Врач быстро подсуетилась, шурша в картотеке: так, где же, где же, где же?
-- Меня зовут Лев Борисович.
-- Да, я знаю, ответила врач, и добавила, повернувшись к брюнету, я свою работу хорошо выполняю.
-- Ах, вот, -- нарколог положила карточку на стол, пошелестела страницами, и накрыла их ладонями. Затем полушепотом, словно человек сознаёт за собой абсолютную власть, спросила:
-- Лев Борисович, ответьте мне на вопрос, зачем вы ко мне пожаловали?
-- Как зачем? Права нужны, они же у меня закончились.
-- Так, хорошо. А вы знаете, что ни главврач, ни какие-то ваши знакомые не смогут вам помочь? Здесь. Всё. Решаю. Я.
Лев Борисович каждое слово «проглотил» с негодованием.
-- Нет, этого я не знаю.
-- Вот и ладненько. – Женщина сцепила пальцы в замок. – Я думаю, годик вам отдохнуть стоит.
-- Да как же так! – Взорвался пациент, -- мне машина позарез нужна!
Женщина сочувственно вздохнула.
-- Вряд ли я смогу вам помочь.
-- Нну Нне знаю… Да как же так!!!
-- Хотя, давайте-ка, я вас послушаю, -- и быстро достала из кармана халата фонендоскоп.
Мужчина резво скинул чёрную шелковую рубашку.
-- Загар, кажется, южный?
-- Да какой там южный, -- пациент отвернул голову.
«Ухо» фонендоскопа гуляло по грудям, бокам, животу.
-- Так, хорошо. Проверю-ка я у вас ущемления. Спускайте брюки. За рулём часто ездите?
-- Практически каждый день.
Помяла низ живота.
-- Спускайте трусы. Смелее, смелее.
Лев Борисович насупив физиономию, нехотя повиновался.
Ущипнула за ляжки.
-- Ноги не немеют?
-- Никак нет.
-- Ну-ка инструмент ваш. Ой, тут, кажется, опрелости.
Глаза владельца супермаркета от возмущения чуть не выпали из орбит.
-- Каккие ещё опр…
Заклацкала дверная ручка, а дверь, будто с петель пытались сшибить.
Вошёл мужчина в белом халате и колпаке.
Лев Борисович уже застегивал рубашку.
-- Ивановна, ты что, опять цирк в моём кабинете устраиваешь?
-- Я, Фёдор Михайлович, провела предварительный осмотр пациента, -- залепетала старушка, кротко и немного картавя, -- я ведь, как и вы, хочу стать наркологом, -- и тут же испарилась за дверью.
Мужчина-нарколог сел за стол, широко раскинув руки, и отдулся. Он был коренаст и басист.
-- Вы ко мне?
-- Что это за женщина? – Не сказал, а пискнул предприниматель.
Нарколог испытующе посмотрел на пациента.
-- Сильно пострадали? Не берите в голову, -- и повертел пятернёй возле виска. – Любит пошалить старушка. Работает уборщицей, по сути – никто. Сколько мужиков поломала!
-- А уж и не скажите!
Нарколог оживился.
-- И вас тоже? – Он закинул голову и залился громовым хохотом. И от этого Льву Борисовичу стало жутко. Он всюду был хозяином жизни, и бил молодых продавщиц по попам, чтобы были порасторопней, а тут его самого отымели, и как!
-- Ладно, -- смилостивился нарколог, -- давайте-ка подпишу я вам лист.
-- Что ж вы её не накажете?
Нарколог ударил ладонью по столу. Перед Львом Борисовичем лёг чистый лист бумаги, и покатилась шариковая ручка.
-- Пишите всё, как было.
Предприниматель поднял ладошки кверху.
-- Нет уж, увольте.
На улице он достал носовой платок и стал вытирать пот, струившийся ручьём по лбу, усам, щекам, за ушами. Затем выпрямился и замер, как телеграфный столб. Выйдя из оцепенения, процедил сквозь зубы: век живи – век учись! И запрыгнул в поджидавший его рядом Гранд Чероки.
Игорь Щукин-Копейкин https://u.to/jfBGHA
___________________________________
136023
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 29.08.2022, 20:06 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Четверг, 01.09.2022, 22:34 | Сообщение # 2668 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ДУХ СОВЕТСКОГО НАРОДА
Рождённый до развала в девяностых,
Впитав в себя советский кислород,
Я восхваляю до сих пор без тостов
Тогдашний, духом связанный, народ.
И лишь примерив на лицо морщины,
Ушедших стал ценить сильней живых.
А дух народа бродит по лощинам,
Отвергнутый сознаньем молодых.
***
РУСЬ ЗАБЛУДШАЯ
Что жизнь? Петляю по обочине
Судьбы с протянутой рукой.
Эх, Русь моя, где ж взять-то мочи мне
Вернуть тебе былой покой?
Смешалось всё... И честь, и золото,
И ложь, и правда прошлых лет.
Народ твой, как кувшин, расколотый.
В единство веры больше нет.
Не слышно песен под берёзками,
Утих медвежий рёв тайги.
И хлещут нас, покорных, розгами
Свои свирепей, чем враги.
Победы, слава... Обесценились.
Забыт истории урок.
Не в ногу, в голову прицелились
Себе и давим на курок.
Надежда - слабость простодушная,
Туман, залёгший в полынье.
Что ждёт тебя, о Русь заблудшая?
Представить даже страшно мне.
***
ПРОБУДИСЬ, РОССИЯ!
Было всё тебе по силам,
Как бы жизнь не проверяла.
Отчего же ты, Россия,
Нынче хватку потеряла?
Тьма сгустилась на пороге.
В горн свирепым псам пропето.
Долго ты в своей берлоге
Будешь спать, не видя это?
Как же стыдно, до удушья.
Столько лет нещадно травят.
Может ждёшь, пока мест ружья
В дом тебе цевьём направят?
Ну-ка, встань! И с рёвом в горле
Покажи, кто здесь хозяин.
Чтоб попятилось отродье
До невиданных окраин.
Чтобы вид медвежьей силы
Их преследовал ночами.
Пробуди в себе Россию
С прежней славой за плечами!
***
Письмо солдата
Ты знаешь, милая, а мне совсем не страшно,
Сегодня первый бой мы отстояли.
Так больно, что не все вернулись наши,
Мы в этой схватке братьев потеряли...
Ты б видела, как немцы убегали!
Вот нечисть, тьфу, ни мужества ни чести...
Они от страха раненых бросали,
Ну разве можно так, ведь бились вместе...
Ты знаешь, милая, какие тут рассветы,
Какое небо звездное над нами...
Я так скучаю... Как там наши дети?
Жду не дождусь, когда увижусь с Вами.
Ты мать проведай, ведь одна осталась.
Скажи, что жив, с детьми пусть отвлечется.
Надеюсь ты в беде ей не созналась,
Что батя с поля боя не вернется...
Ведь сердце у нее и так больное,
А то еще вдруг с ней чего случится...
Уверен, что Победа уже скоро
И я смогу из рук твоих напиться...
***
Когда-то много лет назад...
Когда-то много лет назад,
В одной деревне под горой,
Старушка приняла солдат,
В своей избушке вековой.
Один из них на лавку лег,
От страшной битвы отдохнуть.
Тяжелый выдался денек,
Ему пронзил осколок грудь.
Старушка, разорвав халат,
Сдавила рану на груди
И, отодвинув автомат,
Шепнула: "Милый, потерпи."
В окно заглядывал туман,
Земля от выстрелов дрожала,
Старушка нить с иглою взяв,
Солдату рану зашивала...
Свеча зажглась, уж ночь давно,
Старушка у стола уселась,
Из ящика достав письмо,
Она тихонько прослезилась.
Ведь в том письме ее сынок,
Самый любимый и родной,
На очень маленький листок
Черкнул два слова: "Утром бой!"
Она все верила, ждала,
Когда сыночек возвратится
И не напрасно, ведь судьба,
И счастьем может поделиться!
Он крепко спал, устав в пути,
На лавке в доме у окна,
С зашитой раной на груди,
Родной халат в руке держа...
***
Исповедь потомка
Войну нельзя направить по теченью,
Она - круги от гальки на воде.
Приехал я на кладбище в деревню
Поведать деду о большой беде.
Смотрел ему в глаза, а сердце с болью
Кольнуло в грудь, не зная как сказать.
Я пыль с его лица смахнул ладонью,
Пытаясь слёзы горькие сдержать.
Внезапный крик кукушки, будто плетью,
Разрезал воздух, душу теребя.
Мой дед погиб в далёком сорок третьем,
Припав к траве на склоне октября.
Был лютый бой, сродни свирепой буре.
Текли дожди свинцовые с небес.
Он в этот раз не смог уйти от пули,
Шагнув своей судьбе наперерез.
Он, как и все в то время, жил мечтою,
Что будет мир однажды на земле.
В тот страшный день он всю страну собою
Прикрыл, чтоб в ней жилось спокойно мне.
И вот он здесь, не видевший Победу -
Былой войны обычная стезя.
Но точно знавший, что народу беды
Несёт фашизм и их стерпеть нельзя.
И я стоял пред ним, сказать не смея
О том, что враг его опять в строю.
Что брызжет яд с клыков зловещих змея,
Уничтожая Родину мою.
Что снова свищут пули, как когда-то.
Горят в лазурном море корабли...
И только мы, потомки, виноваты,
Что ту мечту его не сберегли.
***
Потомок
Вольёт в себя стакан холодной водки,
Заест её фрагментом огурца,
Приняв тепло с могильной старой фотки,
Где выгорели контуры бойца.
Внушит себе, склонившись пред могилой,
Что отдан долг, явившись раз в году.
Затем начнет срывать неторопливо
Подросшую по пояс лебеду.
Второй стакан с души печаль не смоет,
Но ни к чему традиции менять...
Сидит потомок, пьёт и Бога молит.
О чем? Да разве может кто понять?
Душа цветёт от алкогольной смазки.
Весенний ветер гладит деревца́.
А лучше б взял он кисть и банку краски
И освежил оградку у бойца.
***
К 25-летию развала СССР
Впитали горечь алые рябины,
Услышав в предрассветной тишине,
Как спорят захмелевшие мужчины
Под окнами о верности стране.
Безумье в головах или расплата
За наши опустевшие сердца?
Глядят с фотоальбомов виновато
Все те, кто был с Россией до конца.
Традиции забыты и не модны,
В театры не застать очередей.
Мы стали наконец-таки свободны
От разума, от чести, от идей.
Брезгливые к улыбкам человека,
Попрятались в квартирах за дверьми.
А ведь прошло всего лишь четверть века
С тех пор, когда мы были все людьми.
***
Флаг
Где мне найти метеорит,
В котором скрыты тайны мира?
Свеча однажды догорит,
Забвению предастся лира.
И будет смерть щипать бока,
Смеясь над огрубевшим телом.
Все это будет... А пока
Я разноцветным ярким мелом
Раскрашу старенький асфальт,
Что у подъезда бледно-серый.
Я не стесняюсь. Мне плевать,
Что я немножко престарелый.
Я красным выведу звезду,
А жёлтым цветом серп и молот.
И в этих символах найду
Себя, где был чертовски молод!
В то время каждый был крещён.
Читали книги и газеты.
А в мыслях не было еще
Менять Отчизну на монеты.
В конверте пара тёплых строк
С ума сводили от волнения.
Там честь и честность не порок,
А просто к сердцу дополнение.
Страна была большой семьёй ,
Сплочённою двадцатым веком.
В ней Бог был каждому судьёй,
А человек был Человеком.
И хоть промчались те года,
В моей душе тот флаг наколот,
Где рдеет красная звезда
И острый серп, и грозный молот.
***
Еще не остыла земля от горячей крови...
Еще не остыла земля от горячей кров`и,
Еще не затянуты в сердце от ужаса раны.
А в мире уже позабыли Героев войны
И нашу страну обвенчали с фашистским тираном.
Как можно так подло, бессовестно, низко упасть...
Быть может, Вам просто неловко признать свою трусость?
Раз память спешите стереть, растоптать и украсть,
Сменяя истории правду на ересь и глупость.
Подумайте только о жизнях советских ребят,
Которые в вечность ушли ради Вас молодыми.
Когда Вы склонились под гнетом фашистских солдат,
Никто, кроме них, не помог Вам подняться... Забыли?
Ах если б могли они все возвратиться назад,
Услышать все то, что сегодня о них говорите.
Я честно признаюсь, что был бы безудержно рад,
Увидеть, как Вы на коленях пред ними стоите.
Они бы не стали все это терпеть и молчать...
А мне самому за Россию сегодня позорно,
Что мы позволяем дедов и отцов унижать,
Которые спят, приукрывшись землею, безмолвно.
***
Такое детство на Донбассе
Так тихо с самого утра,
Что дав себе немного воли,
В футбол играет детвора
Ни где-нибудь, на минном поле.
"Опять снаряд летит, кажи́сь.
В подвал, ребята!" – крикнул Вася.
Не кубок главное, а жизнь!
Такое детство на Донбассе.
***
Весна на Азовстали
Притих скворец, опять пугаясь взрыва.
Хоть май расцвёл, его не ловит взгляд.
Глотает смерть людей без перерыва
И день и ночь, нещадно, всех подряд.
Косым дождём снаряды захлестали,
Вскрывая норы подлого врага.
Который день мы бьём по "Азовстали"
Да так, что гарь впитали облака.
Да так, что глотку режет привкус серы,
А звон в ушах во веки не унять.
"В атаку, братья!" — крикнут офицеры, —
"И чтоб не смели нынче умирать!"
И мы идём, за метр цепляясь каждый,
В расход пуская весь боеприпас,
С одной простой мечтою, чтоб однажды
Вздохнул свободно наш родной Донбасс!
***
Как не писать, когда война идет
Дрожит земля, когда "Пион" цветёт,
Полёт "Грачей" – не к летнему веселью.
Как не писать, когда война идёт
Ни где-то там, а за парадной дверью?
Не хватит мне исписанных страниц
Сдержать порыв, манящий пулю к плоти.
Как мне стерпеть все стоны из больниц
И сил придать штурмующей пехоте?
Вот эхо снова материнский крик
Несёт в руках, не смея их ослабить.
Ах, сколько надо взять Варшав и Риг,
Чтоб мир решил в покое нас оставить?
Вы слышите, глупцы? – ревёт медведь
И когти точит о стволы историй.
Он к вам придёт! И не удастся впредь
Прогнать его с исконных территорий!
Харитонов Евгений Николаевич https://u.to/87FHHA
___________________________________________
136183
Сообщение отредактировал Михалы4 - Четверг, 01.09.2022, 22:35 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 05.09.2022, 09:02 | Сообщение # 2669 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Михаил Светлов
Гренада
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И «Яблочко»-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая —
Степной малахит.
Но песню иную
О дальней земле
Возил мой приятель
С собою в седле.
Он пел, озирая
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Он песенку эту
Твердил наизусть…
Откуда у хлопца
Испанская грусть?
Ответь, Александровск,
И Харьков, ответь:
Давно ль по-испански
Вы начали петь?
Скажи мне, Украйна,
Не в этой ли ржи
Тараса Шевченко
Папаха лежит?
Откуда ж, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?
Он медлит с ответом,
Мечтатель-хохол:
— Братишка! Гренаду
Я в книге нашел.
Красивое имя,
Высокая честь —
Гренадская волость
В Испании есть!
Я хату покинул,
Пошел воевать,
Чтоб землю в Гренаде
Крестьянам отдать.
Прощайте, родные!
Прощайте, семья!
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Мы мчались, мечтая
Постичь поскорей
Грамматику боя —
Язык батарей.
Восход поднимался
И падал опять,
И лошадь устала
Степями скакать.
Но «Яблочко»-песню
Играл эскадрон
Смычками страданий
На скрипках времен…
Где же, приятель,
Песня твоя:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя»?
Пробитое тело
Наземь сползло,
Товарищ впервые
Оставил седло.
Я видел: над трупом
Склонилась луна,
И мертвые губы
Шепнули: «Грена…»
Да. В дальнюю область,
В заоблачный плес
Ушел мой приятель
И песню унес.
С тех пор не слыхали
Родные края:
«Гренада, Гренада,
Гренада моя!»
Отряд не заметил
Потери бойца
И «Яблочко»-песню
Допел до конца.
Лишь по небу тихо
Сползла погодя
На бархат заката
Слезинка дождя…
Новые песни
Придумала жизнь…
Не надо, ребята,
О песне тужить,
Не надо, не надо,
Не надо, друзья…
Гренада, Гренада,
Гренада моя!
1926 г.
________________
Хемингуэй Эрнест
НИКТО НИКОГДА НЕ УМИРАЕТ
Дом был покрыт розовой штукатуркой; она облупилась и выцвела от сырости, и с веранды видно было в конце улицы море, очень синее. Вдоль тротуара росли лавры, такие высокие, что затеняли верхнюю веранду, и в тени их было прохладно. В дальнем углу веранды в клетке висел дрозд, и сейчас он не пел, даже не щебетал, потому что клетка была прикрыта, ее закрыл снятым свитером молодой человек лет двадцати восьми, худой, загорелый, с синевой под глазами и густой щетиной на лице. Он стоял, полуоткрыв рот, и прислушивался. Кто-то пробовал открыть парадную дверь, запертую на замок и на засов.
Прислушиваясь, он уловил, как над верандой шумит ветер в лаврах, услышал гудок проезжавшего мимо такси, голоса ребятишек, игравших на соседнем пустыре. Потом он услышал, как поворачивается ключ в замке парадной двери. Он слышал, как дверь отперлась, но засов держал ее, и замок снова щелкнул. Одновременно он услышал, как шлепнула бита по бейсбольному мячу, и как пронзительно закричали голоса на пустыре. Он стоял, облизывая губы, и слушал, как кто-то пробовал теперь открыть заднюю дверь.
Молодой человек - его звали Энрике - снял башмаки и, осторожно поставив их, прокрался туда, откуда видно было заднее крылечко. Там никого не было. Он скользнул обратно и, стараясь не обнаруживать себя, поглядел на улицу.
По тротуару под лаврами прошел негр в соломенной шляпе с плоской тульей и короткими прямыми полями, в серой шерстяной куртке и черных брюках. Энрике продолжал наблюдать, но больше никого не было. Постояв так, приглядываясь и прислушиваясь, Энрике взял свитер с клетки и надел его.
Стоя тут, он весь взмок, и теперь ему было холодно в тени, на холодном северо-восточном ветру. Под свитером у него была кожаная кобура на плечевом ремне. Кожа стерлась и от пота подернулась белесым налетом соли. Тяжелый кольт сорок пятого калибра постоянным давлением намял ему нарыв под мышкой. Энрике лег на холщовую койку у самой стены. Он все еще прислушивался.
Дрозд щебетал и прыгал в клетке, и Энрике посмотрел на него. Потом встал и открыл дверцу клетки. Дрозд скосил глаз на дверцу и втянул голову, потом вытянул шею и задрал клюв.
- Не бойся,- мягко сказал Энрике.- Никакого подвоха. Он засунул руку в клетку, и дрозд забился о перекладины.
- Дурень,- сказал Энрике и вынул руку из клетки. - Ну, смотри: открыта.
Он лег на койку ничком, уткнув подбородок в скрещенные руки, и опять прислушался. Он слышал, как дрозд вылетел из клетки и потом запел, уже в ветвях лавра
"Надо же было оставить птицу в доме, который считают необитаемым! думал Энрике. - Вот из-за таких глупостей случается беда. И нечего винить других, сам такой"
На пустыре ребятишки продолжали играть в бейсбол. Становилось прохладно. Энрике отстегнул кобуру и положил тяжелый пистолет рядом с собой. Потом он заснул.
Когда он проснулся, было уже совсем темно и с угла улицы сквозь густую листву светил фонарь. Энрике встал, прокрался к фасаду и, держась в тени, прижимаясь к стене, огляделся. На одном из углов под деревом стоял человек в шляпе с плоской тульей и короткими прямыми полями. Цвета его пиджака и брюк Энрике не разглядел, но, что это негр, было несомненно. Энрике быстро перешел к задней стене, но там было темно, и только на пустырь светили окна двух соседних домов. Тут в темноте могло скрываться сколько угодно народу. Он знал это, но услышать ничего не мог: через дом от него громко кричало радио.
Вдруг взвыла сирена, и Энрике почувствовал, как дрожь волной прошла по коже на голове. Так внезапно румянец сразу заливает лицо, так обжигает жар из распахнутой топки, и так же быстро все прошло. Сирена звучала по радио это было вступление к рекламе, и голос диктора стал убеждать: "Покупайте зубную пасту "Гэвис"! Невыдыхающаяся, непревзойденная, наилучшая!"
Энрике улыбнулся. А ведь пора бы кому-нибудь и прийти.
Опять сирена, потом плач младенца, которого, по уверениям диктора, можно унять только детской мукой "Мальта-Мальта", а потом автомобильный гудок, и голос шофера требует этиловый газолин "Зеленый крест": "Не заговаривай мне зубы! Мне надо "Зеленый крест", высокооктановый, экономичный, наилучший".
Рекламы эти Энрике знал наизусть. За пятнадцать месяцев, что провел на войне, они ни капельки не изменились: должно быть, все те же пластинки запускают,- и все-таки звук сирены каждый раз вызывал у него эту дрожь, такую же привычную реакцию на опасность, как стойка охотничьей собаки, почуявшей перепела.
Поначалу было не так. От опасности и страха у него когда-то сосало под ложечкой. Он тогда чувствовал слабость, как от лихорадки, и лишался способности двинуться именно тогда, когда надо было заставить ноги идти вперед, а они не шли. Теперь все не так, и он может теперь делать все, что понадобится. Дрожь - вот все, что осталось из многочисленных проявлений страха, через которые проходят даже самые смелые люди. Это была теперь его единственная реакция на опасность, да разве еще испарина, которая, как он знал, останется навсегда и теперь служит предупреждением, и только.
Стоя и наблюдая за человеком в соломенной шляпе, который уселся под деревом на перекрестке, Энрике услышал, что на пол веранды упал камень. Энрике пытался найти его, но безуспешно. Он пошарил под койкой - и там нет. Не успел он подняться с колен, как еще один камешек упал на плиточный пол, подпрыгнул и закатился в угол. Энрике поднял его. Это был простой, гладкий на ощупь голыш; он сунул его в карман, пошел в дом и спустился к задней двери.
Он стоял, прижимаясь к косяку и держа в правой руке тяжелый кольт.
- Победа,- сказал он вполголоса; рот его презрительно выговорил это слово, а босые ноги бесшумно перенесли его на другую сторону дверного проема.
- Для тех, кто ее заслуживает,- ответил ему кто-то из-за двери.
Это был женский голос, и произнес он отзыв быстро и невнятно.
Энрике отодвинул засов и распахнул дверь левой рукой, не выпуская кольта из правой.
В темноте перед ним стояла девушка с корзинкой. Голова у нее была повязана платком.
Здравствуй,- сказал он, запер дверь и задвинул засов.
В темноте он слышал ее дыхание. Он взял у нее корзинку и потрепал ее по плечу.
- Энрике,- сказала она, и он не видел, как горели ее глаза, и как светилось лицо.
- Пойдем наверх,- сказал он.- За домом кто-то следит с улицы. Ты его видела?
- Нет,- сказала она.- Я шла через пустырь.
- Я тебе его покажу. Пойдем на веранду.
Они поднялись по лестнице. Энрике нес корзину, потом поставил ее у кровати, а сам подошел к углу и выглянул. Негра в шляпе не было.
- Так,- спокойно заметил Энрике.
- Что так? - спросила девушка, тронув его руку и, в свою очередь, выглядывая.
- Он ушел. Что там у тебя из еды?
- Мне так обидно, что ты тут целый день просидел один,- сказала она.- Так глупо, что пришлось дождаться темноты. Мне так хотелось к тебе весь день!
- Глупо было вообще сидеть здесь. Они еще до рассвета высадили меня с лодки и привели сюда. Оставили один пароль и ни крошки поесть, да еще в доме, за которым следят. Паролем сыт не будешь. И не надо было сажать меня в дом, за которым по каким-то причинам наблюдают. Очень это по-кубински. Но в мое время мы, по крайней мере, не голодали. Ну, как ты, Мария?
В темноте она крепко поцеловала его. Он почувствовал ее тугие полные губы и то, как задрожало прижавшееся к нему тело, и тут его пронзила нестерпимая боль в пояснице.
- Ой! Осторожней!
- А что с тобой?
- Спина.
- Что спина? Ты ранен?
- Увидишь,- сказал он.
- Покажи сейчас.
- Нет. Потом. Надо поесть и скорее вон отсюда. А что тут спрятано?
Уйма всего. То, что уцелело после апрельского поражения, то, что надо сохранить на будущее.
Он сказал:
- Ну, это - отдаленное будущее. А наши знают про слежку?
Конечно, нет.
Ну, а все-таки, что тут?
Ящики с винтовками. Патроны
Все надо вывезти сегодня же.- Рот его был набит.- Годы придется работать, прежде чем это опять пригодится. Тебе нравится эскабече (маринованная рыба - прим.)? Очень вкусно. Сядь сюда.
- Энрике!- сказала она, прижимаясь к нему. Она положила руку на его колено, а другой поглаживала его затылок.- Мой Энрике!
Только осторожней,- сказал он, жуя. - Спина очень болит.
Ну, ты доволен, что вернулся с войны?
- Об этом я не думал,- сказал он
- Энрике, а как Чучо?
- Убит под Леридой.
- А Фелипе?
- Убит. Тоже под Леридой.
- Артуро?
- Убит под Теруэлем.
- А Висенте?- сказала она, не меняя выражения, и обе руки ее теперь лежали на его колене.
- Убит. При атаке на дороге у Селадас.
- Висенте - мой брат.-Она отодвинулась от него, убрала руки и сидела, вся напрягшись, одна в темноте.
- Я знаю, - сказал Энрике. Он продолжал есть.
- Мой единственный брат.
- Я думал, ты знаешь,- сказал Энрике.
- Я не знала, и он мой брат.
- Мне очень жаль, Мария. Мне надо было сказать об этом по-другому.
- А он в самом деле убит? Почему ты знаешь? Может быть, это только в приказе?
- Слушай. В живых остались Рожелио, Базилио, Эстебан, Фело и я. Остальные убиты.
- Все?
- Все,- сказал Энрике.
- Нет, я не могу,- сказала Мария,- не могу поверить!
- Что толку спорить? Их нет в живых.
- Но Висенте не только мой брат. Я бы пожертвовала братом. Он был надеждой нашей партии.
- Да. Надеждой нашей партии
- Стоило ли? Там погибли все лучшие.
- Да. Стоило!
- Как ты можешь говорить так? Это - преступление.
- Нет. Стоило!
Она плакала, а Энрике продолжал есть.
- Не плачь,- сказал он.- Теперь надо думать о том, как нам возместить их потерю.
- Но он мой брат. Пойми это: мой брат.
- Мы все братья. Одни умерли, а другие еще живы. Нас отослали домой, так что кое-кто останется. А то никого бы не было. И нам надо работать.
- Но почему же все они убиты?
- Мы были в ударной части. Там или ранят, иди убивают. Мы, остальные, ранены.
- А как убили Висенте?
- Он перебегал дорогу, и его скосило очередью из дома справа. Оттуда простреливалась дорога.
- И ты был там?
- Да. Я вел первую роту. Мы двигались справа от них. Мы захватили дом, но не сразу. Там было три пулемета. Два в доме и один на конюшне. Нельзя было подступиться. Пришлось вызывать танк и бить прямой наводкой в окно. Вышибать последний пулемет. Я потерял восьмерых.
- А где это было?
- Селадас.
- Никогда не слышала.
- Не мудрено,- сказал Энрике.- Операция была неудачной. Никто о ней никогда и не узнает. Там и убили Висенте и Игнасио.
- И ты говоришь, что так надо? Что такие люди должны умирать при неудачах в чужой стране?
- Нет чужих стран, Мария, когда там говорят по-испански. Где ты умрешь, не имеет значения, если ты умираешь за свободу. И, во всяком случае, главное - жить, а не умирать.
- Но подумай, сколько их умерло... вдали от родины... и в неудачных операциях...
- Они пошли не умирать. Они пошли сражаться. Их смерть - это случайность.
- Но неудачи! Мой брат убит в неудачной операции. Чучо - тоже. Игнасио - тоже.
- Ну, это частность. Нам надо было иногда делать невозможное. И многое, на иной взгляд, невозможное мы сделали. Но иногда сосед не поддерживал атаку на твоем фланге. Иногда не хватало артиллерии. Иногда нам давали задание не по силам, как при Селадас. Так получаются неудачи. Но в целом это не была неудача.
Она не ответила, и он стал доедать, что осталось. Ветер в деревьях все свежел, и на веранде стало холодно. Он сложил тарелки обратно в корзину и вытер рот салфеткой. Потом тщательно обтер пальцы и одной рукой обнял девушку. Она плакала.
- Не плачь, Мария,- сказал он.- Что случилось - случилось. Надо думать, как нам быть дальше. Впереди много работы
Она ничего не ответила, и в свете уличного фонаря он увидел, что она глядит прямо перед собой.
- Нам надо покончить со всей этой романтикой. Пример такой романтики - этот дом. Надо покончить с тактикой террора. Никогда больше не пускаться в авантюры.
Девушка все молчала, и он смотрел на ее лицо, о котором думал все эти месяцы всякий раз, когда мог думать о чем-нибудь, кроме своей работы.
- Ты словно по книге читаешь,- сказала она.- На человеческий язык не похоже.
- Очень жаль,- сказал он.- Жизнь научила. Это то, что должно быть сделано. И это для меня важнее всего.
- Для меня важнее всего мертвые,- сказала она.
- Мертвым почет. Но не это важно.
- Опять как по книге!- гневно сказала она.- У тебя вместо сердца книга.
- Очень жаль, Мария. Я думал, ты поймешь.
Все, что я понимаю,- это мертвые,- сказала она.
Он знал, что это неправда. Она не видела, как они умирали под дождем в оливковых рощах Харамы, в жару в разбитых домах Кихорны, под снегом Теруэля. Но он знал, что она ставит ему в упрек: он жив, а Висенте умер,- и вдруг в каком-то крошечном уцелевшем уголке его прежнего сознания, о котором он уже и не подозревал, он почувствовал глубокую обиду.
- Тут была птица,- сказал он.- Дрозд в клетке.
- Да.
- Я его выпустил.
- Какой ты добрый!- сказала она насмешливо.- Вот не знала, что солдаты так сентиментальны!
- А я хороший солдат.
- Верю. Ты и. говоришь, как хороший солдат. А каким солдатом был мой брат?
- Прекрасным солдатом. Веселее, чем я. Я не веселый. Это недостаток.
- А он был веселый?
- Всегда. И это мы очень ценили.
- А ты не веселый?
- А ты не веселый?
- Нет. Я все принимаю слишком всерьез. Это недостаток.
- Зато самокритики хоть отбавляй, и говоришь как по книге.
- Лучше бы мне быть веселей,- сказал он.- Никак не могу научиться.
- А веселые все убиты.
- Нет,- сказал он.- Базилио веселый.
- Ну, так и его убьют,- сказала она.
- Мария! Как можно? Ты говоришь, как пораженец.
- А ты как по книге!- сказала она.- Не трогай меня. У тебя черствое сердце, и я тебя ненавижу.
И снова он почувствовал обиду, он, который считал, что сердце его зачерствело, и ничто не может причинить боль, кроме физических страданий. Все еще сидя на койке, он нагнулся.
- Стяни с меня свитер,- сказал он.
- С какой стати?
Он поднял свитер на спине и повернулся.
- Смотри, Мария. В книге такого не увидишь.
- Не стану смотреть,- сказала она.- И не хочу.
- Дай сюда руку.
Он почувствовал, как ее пальцы нащупали след сквозной раны, через которую свободно прошел бы бейсбольный мяч, чудовищный шрам от раны, прочищая которую хирург просовывал туда руку в перчатке, шрам, который проходил от одного бока к другому. Он почувствовал прикосновение ее пальцев и внутренне содрогнулся. Потом она крепко обняла его и поцеловала, и губы ее были островком во внезапном океане острой боли, которая захлестнула его слепящей, нестерпимой, нарастающей, жгучей волной и тотчас же схлынула. А губы здесь, все еще здесь; и потом, ошеломленный, весь в поту, один на койке, а Мария плачет и твердит:
- О Энрике, прости меня? Прости, прости!
- Не важно,- сказал Энрике.- И прощать тут нечего. Но только это было не из книг.
- И всегда так больно?
- Когда касаются или при толчках.
- А как позвоночник?
- Он был только слегка задет. И почки тоже. Осколок вошел с одной стороны и вышел с другой. Там ниже и на ногах есть еще раны.
- Энрике, прости меня!
- Да нечего прощать! Вот только плохо, что не могу обнять тебя и, кроме того, что невесел.
- Мы обнимемся, когда все заживет.
- Да.
- И я буду за тобой ухаживать.
- Нет, ухаживать за тобой буду я. Это все пустяки. Только больно, когда касаются, и при толчках. Меня не это беспокоит. Теперь нам надо приниматься за работу. И поскорее уйти отсюда. Все, что здесь есть, надо вывезти сегодня же. Надо все это поместить в новом и невыслеженном месте, пригодном для хранения. Потребуется нам все это очень нескоро. Предстоит еще много работы, пока мы снова не создадим необходимые условия. Многих надо еще воспитать. К тому времени патроны едва ли будут Пригодны. В нашем климате быстро портятся запалы. А сейчас нам надо уйти. И так уже я допустил глупость, задержавшись тут так долго, а глупец, который поместил меня сюда, будет отвечать перед комитетом.
- Я должна провести тебя туда ночью. Они считали, что день ты в этом доме будешь в безопасности.
- Этот дом - сплошная глупость!
- Мы скоро уйдем.
- Давно пора было уйти.
- Поцелуй меня, Энрике!
- Мы осторожно,- сказал он.
Потом в темноте на постели, с закрытыми глазами, осторожно прилаживаясь и чувствуя на своих губах ее губы, и счастье без боли, и чувство, что ты дома без боли, дома и жив без боли, и что тебя любят и нет боли; была пустота в их любви, и она заполнилась, и губы их в темноте целуют, и они счастливы, счастливы в жаркой темноте у себя дома и без боли, и вдруг пронзительный вой сирены, и опять боль, нестерпимая боль - настоящая сирена, а не радио. И не одна сирена. Их две. И они приближаются с обоих концов улицы.
Он повернул голову, потом встал. Он подумал: недолго же довелось побыть дома.
- Выходи в дверь и через пустырь,- сказал он.- Иди, я отсюда буду отстреливаться и отвлеку их.
- Нет, ты иди,- сказала она.- Пожалуйста. Это я останусь и буду отстреливаться, тогда они подумают, что ты еще здесь.
- Послушай,- сказал он.- Мы оба уйдем. Тут нечего защищать. Все это оружие ни к чему. Лучше уйти.
- Нет, я останусь,- сказала она.- Я буду тебя защищать. Она потянулась к его кобуре за пистолетом, но он ударил ее по щеке.
- Пойдем. Не глупи. Пойдем!
Они спустились вниз, и он чувствовал ее у себя за спиной. Он распахнул двери, и оба они вышли в темноту. Он обернулся и запер дверь.
- Беги, Мария! - сказал он.- Через пустырь, вот в том направлении. Скорей!
- Я хочу, с тобой!
Он опять ударил ее по щеке.
- Беги! Потом нырни в траву и ползи. Прости меня, Мария. Но иди. Я пойду в другую сторону. Беги,- сказал он.- Да беги же, черт возьми!
Они одновременно нырнули в заросль сорняков. Он пробежал шагов двадцать, а потом, когда полицейские машины остановились перед домом и сирены умолкли, прижался к земле и пополз.
Он упорно продирался сквозь заросли, лицо ему засыпало пыльцой сорняков, репьи своими колючками терзали ему руки и колени, и он услышал, как они обходят дом. Теперь окружили его.
Он упорно полз, напряженно думая, не обращая внимания на боль.
"Почему сирены? Почему нет машины на задах? Почему нет фонаря или прожектора на пустыре? Кубинцы!- думал он.- Надо же быть такими напыщенными глупцами. Должно быть, уверены, что в доме никого нет. Явились забрать оружие. Но почему сирены?"
Он услышал, как они взламывали дверь. Шумели возле дома. Оттуда послышалось два свистка, и он стал продираться дальше.
"Дураки,- подумал он.- Но они, должно быть, уже нашли корзину и тарелки. Что за народ! Провести облаву и то не умеют!"
Он дополз почти до конца пустыря. Он знал, что теперь надо подняться и перебежать дорогу к дальним домам. Он приладился ползти без особой боли. Он мог приучить себя почти к любому движению. Только резкие смены движения причиняли боль, и теперь он боялся подняться.
Еще не покидая зарослей, он стал на одно колено, перетерпел волну боли и потом снова вызвал ее, подтягивая второе колено, перед тем как встать на ноги.
Он бросился через улицу к противоположному дому, как вдруг щелкнул прожектор и сразу поймал его в сноп света. Ослепленный, он различал только темноту по обе стороны луча.
Прожектор светил с полицейской машины, которая тишком, без сирены, приехала и стала на заднем углу пустыря.
Когда Энрике тонким резким силуэтом встал навстречу лучу, хватаясь за пистолет, автоматы дали по нему очередь из затемненной машины. Было похоже на то, что бьют дубинкой по груди, и он почувствовал только первый удар. Все последующие были словно эхо.
Он ничком упал в траву, и за тот миг, что он падал, а может быть, еще раньше, между вспышкой луча и первой пулей, у него мелькнула одна, последняя мысль: "А они не так глупы. Может быть, и из них когда-нибудь выйдет толк".
Если бы у него было время еще для одной мысли, он, наверно, понадеялся бы, что на другом углу нет машины. Но была машина и там, и ее прожектор блуждал по пустырю. Широкий сноп прочесывал сорняки, в которых укрывалась Мария. И в затемненной машине пулеметчики вели за лучом рифленые дула безотказных уродливых "томпсонов".
В тени дерева за темной машиной с прожектором стоял негр. На нем была шляпа и шерстяная куртка. Под рубашкой он носил ожерелье из амулетов. DH спокойно стоял, наблюдая за работой прожектора.
А тот проглаживал весь пустырь, где, распластавшись, лежала девушка, уткнув подбородок в землю. Она не двинулась с тех самых пор, как услышала первую очередь. Она чувствовала, как колотится о землю ее сердце.
- Ты ее видишь?- спросил кто-то в машине.
- Надо насквозь прочесать сорняки,- сказал лейтенант.- Но1а! позвал он негра, стоявшего под деревом.- Пойди в дом и скажи, чтобы они шли сюда, к нам, через пустырь цепочкой. Ты уверен, что их только двое?
- Только двое,- спокойно ответил негр.- Один уже готов.
- Иди.
Слушаю, господин лейтенант,- сказал негр.
Обеими руками придерживая свою шляпу, он побежал по краю пустыря к дому, где уже ярко светились все окна. На пустыре лежала девушка, сцепив руки на затылке.
- Помоги мне вынести это,- сказала она в траву, ни к кому не обращаясь, потому что никого рядом не было. Потом, вдруг зарыдав, повторила:- Помоги мне, Висенте. Помоги мне, Фелипе. Помоги мне, Чучо. Помоги мне, Артуро. И ты, Энрике, помоги мне...
Когда-то она произнесла бы молитву, но это было потеряно, а ей так нужна была опора!
- Помогите мне молчать, если они возьмут меня,- сказала она, уткнувшись ртом в траву.- Помоги мне молчать, Энрике. Помоги молчать до конца, Висенте.
Она слышала, как позади нее продираются они, точно загонщики, когда бьют зайцев. Они шли широкой стрелковой цепью, освещая траву электрическими фонариками.
О Энрике,- сказала она,- помоги мне!
Она разжала руки, сцепленные на затылке, и протянула их по бокам.
- Лучше так. Если побегу, они будут стрелять. Так проще.
Медленно она поднялась и побежала прямо на машину. Луч прожектора освещал ее с ног до головы, и она бежала, видя только его белый, ослепляющий глаз. Ей казалось, что так лучше.
За спиной у нее кричали: Но стрельбы не было. Кто-то сгреб ее, и она упала. Она слышала его тяжелое дыхание.
Еще кто-то подхватил ее под руки и поднял. Потом, придерживая с обеих сторон, они повели ее к машине. Они не были грубы с ней, но упорно вели ее к машине.
- Нет,- сказала она.- Нет! Нет!
- Это сестра Висенте Итурбе.- сказал лейтенант.- Она может быть полезна.
- Ее уже допрашивали,- сказал другой голос.
- Как следует ни разу.
- Нет!- сказала она.- Нет! Нет!- Потом громче:- Помоги мне, Висенте! Помоги, помоги мне, Энрике!
- Их нет в живых,- сказал кто-то.- Они тебе не помогут. Не глупи.
- Неправда!- сказала она.- Они мне помогут. Мертвые помогут мне. Да-да! Наши мертвые помогут мне!
- Ну так погляди на своего Энрике,- сказал лейтенант.- Убедись, поможет ли он тебе. Он тут, в багажнике.
- Он уже помогает мне,- сказала девушка Мария.- Разве вы не видите, что он уже помогает мне? Благодарю тебя, Энрике. О, как я благодарю тебя!
- Будет,- сказал лейтенант.- Она сошла с ума. Четверых оставьте стеречь оружие, мы пришлем за ним грузовик. А эту полоумную возьмем в штаб. Там она все расскажет.
- Нет,- сказала Мария, хватая его за рукав.- Вы разве не видите, что все они мне помогают?
- Чушь!-сказал лейтенант.-Ты ^просто свихнулась.
- Никто не умирает зря,- сказала Мария.- Сейчас все мне помогают.
- Вот пусть они тебе помогут еще через часок,- сказал лейтенант.
- И помогут!- сказала Мария.- Не беспокойтесь. Мне теперь помогают многие, очень многие.
Она сидела очень спокойно, откинувшись на спинку сиденья. Казалось, она обрела теперь странную уверенность. Такую же уверенность почувствовала чуть больше пятисот лет назад другая девушка ее возраста на базарной площади города, называемого Руаном.
Мария об этом не думала. И никто в машине не думал об этом. У этих двух девушек, Жанны и Марии, не было ничего общего, кроме странной уверенности, которая внезапно пришла к ним в нужную минуту. Но всем полицейским было не по себе при виде Марии, очень прямо сидевшей в луче фонаря, который озарял ее лицо.
Машины тронулись; в головной на заднем сиденье пулеметчики убирали автоматы в тяжелые брезентовые чехлы, отвинчивая приклады и засовывая их в косые карманы, стволы с рукоятками - в среднее отделение, а магазины - в плоские наружные кармашки.
Негр в шляпе вышел из-за угла дома и помахал головной машине. Он сел впереди с шофером, и все четыре машины свернули на шоссе, которое выводило по берегу к Гаване.
Сидя рядом с шофером, негр засунул руку за пазуху и стал перебирать синие камешки ожерелья. Он сидел молча и перебирал их, как четки. Он был раньше грузчиком в порту, а потом стал осведомителем и за сегодняшнюю работу должен был получить от гаванской полиции пятьдесят долларов. Пятьдесят долларов - это немалые деньги в Гаване по нынешним временам, но негр не мог больше думать о деньгах. Когда они выехали на освещенную улицу Малекон, он украдкой оглянулся и увидел гордо сиявшее лицо девушки и ее высоко поднятую голову.
Негр испугался. Он пробежал пальцами по всему ожерелью и крепко сжал его в кулак. Но оно не помогло ему избавиться от страха, потому что здесь была древняя магия, посильней его амулетов.
_________
136276
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 05.09.2022, 09:04 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Пятница, 09.09.2022, 21:46 | Сообщение # 2670 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Мне выпало любить простые радости,
душою не кривляться и лицом.
Спадают звёзды яблоками в августе,
но слава Богу живы мать с отцом.
И пусть всё чаще тяжко и непросто, но
из далеко затерянных квартир
доносятся звонки друзей разбросанных,
объединяя необъятный мир
в котором ничего ещё не кончено
и жизнь ещё как лодка на волне.
Жаль одного - что это всё непрочное,
но оттого ещё дороже мне.
***
Сгущается ночь, стонут рельсы издалека -
заблудший состав ткнулся носом в ладонь вокзала -
и тянется, тянется запах хлеба и молока
и трав луговых над землёй из конца в начало.
Лежишь на траве, дышишь: - Господи, я живой!
Вот совесть моя - не грызёт, а мурчит котёнком.
И тянется, тянется только небо над головой
и тянет запеть - под гармошку бы да негромко,
чтоб каждою нотой лелеять свою печаль,
ведь вряд ли уже повторится подобный вечер...
Состав в луговину ворвался, конём фырча,
и скрылся вдали, где трава прорастает в вечность.
***
Окно, ожившее впотьмах,
и женщина, сама не зная,
стоит с ребёнком на руках,
благословляя
и эту глухомань садов,
и дальний шум многоэтажек,
и всех, кто слова про любовь
не скажут.
Когда бушуют времена
вокруг в волнении безбрежном,
она стоит, внушая нам
надежду.
***
Поменялись и время и норов,
государство сменилось и век,
только боль обожжённых просторов
не остудит течение рек,
плача вдовьего дождь не утешит,
облегчения не принесёт...
То не тишь - только вопли да скрежет,
не туман - гарь пылающих сёл...
Я стою с головой непокрытой
перед лесом, дорогой, травой,
перед сонмом на взлёте убитых,
перед памятью этой живой.
Это запросто можно подслушать
в голубой предвечерней дали,
это - накрепко вросшее в душу
ощущение боли земли.
***
Улица, утро, нет фонаря - Бог с ним.
Кошки и голуби топчут квадрат двора
и рядом сидят, подставляя округлость спин
весёлому солнцу, тёплому как вчера.
Будет удача - хватит с лихвой ещё.
Что враждовать им - прошлое ворошить?
Ведь местный юродивый, Петенька-дурачок,
выкормит всех от широкой своей души.
Будет спокойствие, счастье и благодать -
маленький рай в необъятных краях Руси.
А дурачка за ухо оттреплет мать,
чтобы продукты из дома не уносил.
***
К остановке спешим поутру - молчаливые люди,
тучи солнце хватают когтями - что кошки клубок.
Столько раз это было и столько ещё это будет,
что, казалось бы, здесь ничего не найдёшь между строк.
В повторимости суть. В ритуале обыденных действий.
В этом кроется - тоже нехитрое, но колдовство:
сотни лет промелькнут, но останется город на месте
и останемся мы тихой памятью улиц его.
***
Тыщи лет ничего не менялось
и закон неизбывен и крут:
слабых вечно гоняют и бьют,
доброту принимая за слабость.
Помню, белых ворон обучали
во дворах, в подворотнях, в глуши
и молчали о том гаражи,
и панельные стены молчали.
Нас бандитское время учило
сразу всех, никого не деля:
мы живём по законам зверья,
а зверьё понимает лишь силу.
Это было задолго до нас
и потом, кто придут вслед за нами,
будут нового века словами
этих истин твердить пересказ.
***
Чем меньше верится в хорошее,
тем хуже спится.
Забавно - вспоминая прошлое,
гадать по лицам.
Мне дождь морзянкой шлёт проклятия,
вода без края...
Воспоминаний круг спасательный
не отпускаю.
В затихшем доме гость непрошеный
без сна маячу.
Я - только то, что мною прожито.
Никак иначе.
***
Пообсыпалась позолота,
юность будто и не была...
Если я приукрасил что-то,
то ей-Богу ведь не со зла.
Юность - это ведь кровь из горла,
это хриплый последний вдох...
Но зима мне лицо обтёрла,
если выжил - всё было впрок.
А теперь будет кров и пища -
отбесившись, чего желать? -
и пускай меня ищут-свищут
да не могут вовек сыскать.
О несбывшемся - не тоскую
и отвергнутых - не кляну.
Я всё больше люблю простую
предзакатную тишину.
***
Не от мира сего - не позиция,
а скорее диагноз.
Боль отходит, чтоб снова присниться мне
и ведёт меня за нос.
Я гуляю по краю, по лезвию,
как ребёнок по лужам.
Я болею душой и поэзией.
Мне всё хуже и хуже.
Александр Анатольевич Лошкарёв
___________________________
136459
Сообщение отредактировал Михалы4 - Пятница, 09.09.2022, 21:47 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Пятница, 16.09.2022, 09:37 | Сообщение # 2671 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ВИШНЯ
Когда земля отпустит
К ногам её талые воды,
Она встряхнёт головою,
Солнцу подставит ветви,
Будет плавать, как лебедь,
Стройная, молодая,
Весне кивать головою...
То вдруг, улыбаясь тонко,
Покажется девочкой нежной,
И будет в фате белоснежной
Невестой шального ветра,
Плакать цветами на землю –
Белые слезы ронять...
А люди сломают ветки,
Как заломают руки...
Возьмут и совсем загубят
И топором зарубят.
Листвы зелёное платьице
Засохнет и с тела свалится.
Сама же с бедой и справится:
Корнями за землю схватится,
И на последнем стоне
Рожать будет поросль новую –
Наивную и беззащитную
Дикую вишню свою...
***
Сегодня я пастушка,
Зеленая лягушка
В болоньевом плаще.
Кругом свобода, воля,
Гороховое поле...
А я коров пасу.
Коровы-королевны,
Молочные царевны
По лугу разбрелись...
Травою пахнет свежей,
И ветер дует нежный,
И песни я пою.
Коровы с интересом
Пошли бы ближе к лесу,
Но слушают концерт.
Вот отдохнуть бы надо,
И улеглось все стадо
На круглые бока.
Найду себе листочек.
Прилягу под кусточек.
Не жизнь, а красота!..
***
Ты помнишь, как жили мы в этой деревне?
Мы были тогда молодые деревья:
Ты – стройный, как тополь,
Я дикою вишней
Тебя обнимала под нашею крышей.
Ты помнишь дожди проливные и небо,
И запах осоки, и свежего хлеба,
И вёдра с водою, и руки в работе,
И клюкву с брусникой на дальнем болоте...
Ты помнишь, как ветры призывно трубили
Про то, как мы сильно друг друга любили.
Скрипела калитка, шуршала солома,
Картошку ссыпали у самого дома...
А в доме смеялись и плакали дети,
И хлопьями снег выпадал на рассвете,
И всё засыпал: и крылечко, и крышу,
И сына могилу на кладбище ближнем.
Судьба выбирала, судила-рядила.
Взяла наши души, слила воедино.
Теперь расставаться и больно, и дико.
…Цветет у дорог полевая гвоздика...
***
Я сегодня все утро стирала –
Белы руки до дыр протирала.
А потом отдохнула немного:
Прополола цветы у дороги.
А потом приготовила завтрак,
Написала планы на завтра.
Подоила потом корову,
Подстригала волосы ровно
У Володьки и маленькой Даши,
Написала письмо Наташе,
А потом – полы да обеды,
Да посуда, да всякие беды...
Лишь под вечер траву косила
И просила у Бога силы...
А стихи сочиняю ночами –
В общем, я никогда не скучаю.
***
Жду тебя... Жду тебя и мучаюсь,
И не знаю сама, что делаю,
Я почти уже мышь летучая,
С мокрой тряпкой по дому бегаю...
На крыльце, что я только вымыла,
Сердце прыгает в ритме бешеном...
Ты пришел уже!.. Мама милая,
А белье еще не развешано…
***
Посредине земного шара
Повстречался в рубахе в клетку
И признался: «Моя Тамара,
Без тебя пропадаю, детка...»
Я – Тамара. Ты ж – хуже Демона...
Хватит, хватит всего. Довольно.
Я не знаю, что надо делать.
Отпусти мою душу. Больно.
Отпусти моё сердце. Страшно
За судьбу моей бедной Родины.
Я не знаю, как жить всем дальше,
Но вот зреет в саду смородина...
И почти уже переспела,
Собирать ее уже надо.
И вообще, в доме столько дела...
Я траву косила за садом.
Я носила вёдрами воду,
Дотемна потом поливала.
Ну, а ты где шляешься, гордый,
Бестолковый и гениальный?
Говоришь, и тебе не сладко,
И твоя душа исстрадалась,
И пропала стихов тетрадка,
И совсем ничего не осталось…
И - слеза по белому столику,
И губами к руке моей тянется
Самый лучший из алкоголиков,
Самый сладкий на свете пьяница…
***
Я иду совсем босая,
Несу воду в светлых ведрах...
А ты модно разодетый
И французскими духами
Сладко пахнешь так,
Что пчелы удивились,
Что бывает запах слаще,
Чем с цветка июльской липы,
И кружились восхищенно
Над твоею головой.
Разогретая на солнце
Пыль, как будто засмущавшись,
Что мешает на дороге,
Тихо на ноги мне села.
А водица, как живая,
Побежала вдруг на землю...
И зачем ведро упало
Из моей руки?
Кто вперед остановился,
То ли я, а то ли сердце...
Солнце тело жжет, как пламень, –
Я прикрыла грудь руками.
Ветер где-то за горами,
А я тут стою, сгораю
И не знаю, куда деться
От твоих медовых глаз...
***
КРАСНОЕ ПЛАТЬЕ
Я все спешила, спешила, спешила,
Ситец искала самый хороший,
И почему-то зимой себе шила
Красное платье в белый горошек.
Может, нечаянно, может, нарочно
Все примеряла, у окон стояла,
Думала, если приехать захочешь,
В этом бы платье дверь отворяла.
И собирала бы спешно, по крохам,
Даже по вздохам семейное счастье...
Только посыпались спелым горохом
Слезы – горошины красного платья...
***
Если б родилась сто лет назад,
Я была бы русская крестьянка,
Про мои зеленые глаза
Пели б женихи мне под тальянку.
Ленту бы атласную и бант
С сарафаном вышитым носила,
И проезжий заграничный франт
С моего б лица читал Россию.
Мне работать было бы не лень.
Я б могла косой, серпом и цепью...
Я б молилась Богу каждый день
И по праздникам ходила б в церковь.
Я бы русскую топила печь,
Хлеб сама бы теплый выпекала,
И из уст моих родная речь
Ласково, как речка, вытекала.
Муж на славу у меня бы был,
Не споили бы его и черти,
Никуда б не делся и не сплыл.
Прожила б в согласии до смерти.
Если б родилась сто лет назад...
***
Я жива сегодня или нет?
То ли я, то ль тень моя, то ль ветер?
Никому не нужен мой привет,
Будто бы и нет меня на свете...
Мне теперь хоть как бы честь спасти,
Да с душой проснуться спозаранку.
Господи, прости меня, прости
Нищую, заблудшую славянку...
Господи, спаси мой русский дом!
Ухвачусь за каждую травинку...
Держится ещё за мой подол
Маленькая девочка Аринка...
***
НА МЕСТЕ БЫВШИХ ДЕРЕВЕНЬ
Рязаново. Аверьково. Логи.
Да Самолюбово, да Заболотье...
Лишь ветер задержался у могил.
Да перепел тоскует на болоте.
Рябиновою кистью в сентябре
Природа пишет русскую картину;
Уже никто на молодой заре
Не выгонит в луга пасти скотину.
Здесь время переходит речку вброд.
И за водой не ходит молодица.
Под паром отдыхает каждый год
Родная наша матушка-землица.
Растет крапива там, где был плетень.
Забил дворы репей и чернобыльник.
Названия российских деревень
Позарастали небылью и былью.
Рязаново… Аверьково… Логи…
Да Самолюбово... Да Заболотье...
***
Земля тоскует, вымерла деревня:
Четыре хаты да сплошной бурьян.
И плачут престарелые деревья,
Закутываясь в утренний туман.
Шагают лопухи через дорогу,
В цветеньи гордом лужи обходя.
И травы прилегли в поклоне долгом
Под мокрой лапой летнего дождя.
Как будто просят: «Господи, помилуй,
И наши стебли сочные спаси.
Мы выросли, мы вызрели, мы в силе,
Кому б сказать: «Коси, коси, коси...»
***
БАБУШКИН ДОМ
Был тот дом избою деревянной.
Бревна, переложенные мхом.
Был чердак, где сена запах пряный
И солома желтая кругом.
Те полы, где в белых половицах
Были точки-дырочки видны,
Мыли моя тетушка с сестрицей,
Так и не отмыв следов войны.
Шел от печки запах теплой глины,
Там пекли на пасху пироги.
На иконе был рушник старинный,
Под иконой – тихие шаги.
Были сени темные без окон,
Дверь скрипучая в большой амбар,
На стене кудель – пушистый кокон,
В шкафчике – березовый отвар.
Там хранила бабушка варенье,
Стерегла в ревнивой тесноте
Трав пучки и разное коренье,
Пух и перья в старом решете.
А сейчас иду я на кладбище,
Там теперь ее последний дом,
Там ее последнее жилище
И земля холодная кругом...
***
Не от осени плачет и стынет душа...
Листьев теплые краски не греют.
Где мой рай, у какого искать шалаша,
Подскажи, мое сердце, скорее...
Не могу подпевать тем, кто сладко поет,
Хотя голос быть может и светел.
Погибает России великий народ,
И над пропастью носится ветер.
И кому сейчас легче, живым или тем,
Кто в могилах лежит под крестами,
Или тем, чьих еще не нашли даже тел,
Кто навек безызвестностью станет...
Кто же спит у руля, у святого Кремля,
Расплодив и воров, и плутишек?
Гибнут люди! Российская стонет земля
Под телами безусых мальчишек...
Как утешить, скажите мне, тех матерей,
Дети чьи полегли на Чеченской?
Матерь Божья, ты их сохрани и согрей
Под Рязанью, Орлом и Смоленском...
И над каждой униженной светлой душой
Безутешные слезы России...
Матерь Божья, прошу, дай мне веры большой,
Что российский народ не бессилен...
***
Что сегодня пропоет мне ветер?
Или песня всё одна и та...
Хлеб последний поделила детям,
А сама молитвами сыта.
Я не знаю, что теперь уж лучше:
Жить иль помереть в моей стране?
Не идти же продавать мне душу
Чёрту, дьяволу и сатане?
Хоть один святой бы объявился
К нам в правители, давно пора.
Но лишь снег на землю повалился,
Будто сыпал совесть до утра.
Обреченность есть в полете снега,
Он весной покинет этот край,
Ну, а мне пора уже, наверно,
Безысходность принимать за рай.
Но в кукушку не оборотиться,
И детей по гнездам не бросать.
Может надо как-то научиться
Уплывать душой на небеса?
Может быть такой системе йогов
Научить детей уже пора,
Чтоб они не дёргали из стога
Сено со слезами до утра...
Чтоб могли они учить уроки
Без лопаты на своем хребте.
Чтоб не обивала я пороги,
Занимая в долг по нищете...
***
Не за «левых», не за «правых» –
За российский свой народ.
Я за тех, кто не за славой,
За душой своей бредет.
Я за тех, кого не надо
Уговаривать любить
Эту землю за награду,
Кто не сможет погубить
Человеческие жизни,
Кто не сможет унижать.
Я за тех, кто для Отчизны
Будет мальчиков рожать,
Я за тех, кто ради счастья
Будет девочек растить,
И не будет перед властью
Ни заискивать, ни льстить,
И в раю, и рядом с адом
Свою совесть предавать.
Я за тех, кому не надо
Свою душу продавать!
***
Как живу – ты меня не спрашивай.
Ты спроси лучше, как я выжила,
Кто терпенье мое изнашивал,
Чтоб я кровью узоры вышила.
Вышивала я все по белому,
Красный крест на узорах ставила.
Я от горя скрываться бегала,
Когда счастье меня оставило.
Полевые мои дороженьки
Все петляли, куда-то мчалися...
Я до боли избила ноженьки,
Пока с правдою повстречалася.
Сколько к свету ни пробиралася,
Все в туманных ночах бродила,
И кого звала – не дозвалася,
А к кому не шла – угодила...
***
МУЗА
Ко мне приходила Муза,
Когда я была на уроке, –
Учила малых детей.
Считать и читать учила,
Писать, рисовать учила,
Учила, учила, учила,
Учила, учила, учила...
А Муза меня ждала.
Но тут приходила завуч,
Она меня тоже учила,
Чему-то зачем-то учила,
И даже тому, что я знаю.
А Муза меня ждала.
Но после пришла директор,
Она всему возмущалась.
Стращала, пугала, ругалась
И даже учить пыталась
Тому, что не знала сама.
А Муза ждала в уголке...
Потом приехал инспектор,
Из школы другой директор,
Районный наш архитектор,
Один проходимец-лектор,
Чтоб научить меня жить.
Учили, учили, учили,
Законы бездушные чтили.
Чуть Муза не умерла!
Потом прилетела стая
Комиссий бумажных, важных.
И сто человек продажных
Учили страну любить.
Казнили меня, корили
И столько наговорили,
Что Муза меня схватила
И выпрыгнула в окно...
***
ПЕДСОВЕТ
Три часа наш длился педсовет...
Мы вопросы разные решали.
У детей вниманья больше нет,
И они учиться перестали.
Но учитель каждый был высок
Нравственно. Устойчив и морален.
Выступленья каждый голосок
Был, возможно, и не театрален.
И никто-никто не голосил,
И на лицах не было печали,
И никто зарплату не просил,
Хоть бы век ее не получали.
У директора был строгий лик.
Ему были не по нраву двойки.
Он желал, чтоб каждый ученик
Все ж учился только на пятерки.
Завуч все итоги подвела.
Призывала к совести и чести.
У меня кружилась голова,
И хотелось умереть на месте...
***
Мой мальчик, белобрысый ученик,
Которому за партой не сидится,
Вертеться бы ему да веселиться,
Что даже некогда прилежно научиться
Писать красиво разные слова.
И от него не раз болела голова,
Который в классе главный озорник,
Мой мальчик, белобрысый ученик.
Когда вдруг солнце покатилось к лету,
На стенах зайчик солнечный плясал.
«Мне кажется, что я – планета», –
В своем он сочиненье написал.
А я его считать привыкла ветром.
А он – планета, яркая звезда.
Планета – мальчик мой, вот это да…
***
Взгрустнулось дождю, что ли? –
Слезой по стеклу капает.
Мои первоклашки в школе
Перышками царапают.
И солнце опять не вышло
Дождю наступать на пятки.
Но дети сопят, пишут,
Нежно прижав тетрадки.
Ко мне ты не едешь. В обиде.
Молчим, как картинки книжек.
А я хочу, чтоб увидел
Глаза моих ребятишек.
Бьет дождь в барабан-крышу –
Но ты ничего не слышишь.
А дети все пишут, пишут...
Лишь ты ничего не пишешь.
Лосева Тамара Анатольевна
______________________
136800
Сообщение отредактировал Михалы4 - Пятница, 16.09.2022, 09:39 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Среда, 21.09.2022, 13:38 | Сообщение # 2672 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Правда хорошо, а счастье лучше,
Но порой и в счастии тоска.
Видишь, золотой и тонкий лучик,
Словно бабочка, трепещет у виска.
Может быть, всей жизни оправданье -
Только эта солнечная нить,
Только это легкое дыханье,
О котором трудно говорить.
1970
***
ВАВИЛОНСКАЯ БАШНЯ
Упала башня Вавилона,
И прокатился над землей
Объединяющего стона
Уже разноязыкий вой.
И пыль все тучею объяла,
И каждый к каждому взывал,
Но горло звуки искажало,
И слов никто не понимал.
Когда ж опять пробилось солнце,
То, на все стороны земли,
Как от иссохшего колодца,
От башни люди побрели.
Они брели, таясь друг друга,
Пожитки жалкие влача;
Сходясь же вместе - от испуга
Невольно пятились, рыча.
Язык звериный стал им ближе,
Чем человеческая речь,
Которой в гордости бесстыжей
Они не думали беречь.
Но поколение сменялось
За поколеньем. Шли года.
Уже потомкам представлялась
Все поправимее беда.
И терпеливо постигали
Они чужие языки,
И снова башни воздвигали -
Бесчисленны и велики.
Но меж камней столпотворенья
Всходила прежняя трава.
И лишь иллюзию общенья
Давали мертвые слова.
И снова башни разрушались,
Народ вздымался на народ.
И снова в мире воцарялись
И страх, и гибель, и разброд.
И жив он - явно или тайно -
В нас древний Вавилон досель!
И не случайно, не случайно
Вскипает войн гражданских хмель!
И льются крови братской реки,
Пожар вздымается, багров!
И на земле уже вовеки
Не отыскать всеобщих слов.
Разрушено единство мира,
Распалась родственная связь.
Здесь каждый сам себе кумира
Творит, чужого убоясь.
К кому мы руки простираем,
Как дети малые впотьмах?
Ведь мы других не понимаем
И на родимых языках.
Да что - других! Когда мы ночью,
Край одеяла теребя,
Порою из последней мочи
Понять стараемся себя,
Мы постигаем в потрясенье,
Что нам невнятен наш язык!
И в немоту, как бы в спасенье,
Бросаемся, зажавши крик.
И пьем забвенье полной чашей,
Покуда тяжкий длится сон,
Пока для строек новых башен
Нас не разбудит Вавилон.
И мы, проснувшись на рассвете,
Сумеем вновь не замечать,
Что нет в нас слов себе ответить
И нету сил, чтобы молчать!..
1989
***
ДВА ГОЛОСА
- Из себя бы выбежать
Прогуляться в поле,
Чтоб, вернувшись, выдержать
Гнёт суметь неволи.
- Это мне понятно! -
Только чем, коль выбежишь,
Ты себя обратно
Возвратиться вынудишь?
1991
***
НАКАНУНЕ ПАРАДА
(У памятника Пушкину)
И разные стояли люди,
И наблюдали сотни глаз,
Как зачехленные орудья,
Качаясь, плыли мимо нас.
Как вырастали в мраке тайны,
Как стадо мамонтов сопя,
Самоуверенные танки,
Тремя глазницами слепя.
Как в бликах мертвенного света,
Не зная ни добра, ни зла,
Изящно двигались ракеты,
По-рыбьи вытянув тела.
Как проходили ряд за рядом
Машины, полные солдат, -
Как ты, и я, и все, кто рядом,
Мы в этот миг дышали в лад.
Как мы смотрели в сумрак стылый,
До боли стиснув кулаки,
Когда со сдержанною силой
Пред нами двигались полки.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так я писал тому уж боле
Лет двадцати. Но понял вдруг,
Что прославляю поневоле
Коммунистический недуг.
Весь бред интернационала,
Души растлившейся грехи! -
И омерзительно мне стало:
Я эти выбросил стихи.
Но вот сегодня на рассвете
Открыл глаза и в тот же миг
Нежданно вспомнил строки эти
И вновь записываю их.
Нет, не в порыве жалкой лести
Они мной были сложены.
Я пел о доблести и чести
Моей любви, моей страны.
Я пел о прежней громкой славе -
И были помыслы чисты! -
Стараясь сквозь гримасы яви
Прозреть бессмертные черты.
И ныне, ставя к старым строфам
Строфу за новою строфой,
К Америкам или Европам
Я обращаю голос свой.
Да, вы сейчас нам не грозите, -
Но с похвалою на устах
Вы к нам по-прежнему таите
Все те же ненависть и страх.
Я знаю цену вашим дружбам
И миротворческим словам.
О, как - бессильным и недужным! -
Вы аплодируете нам.
О, как сияют ваши лица,
Как размягчаются черты,
Когда сползаем мы к границам
Времен Ивана Калиты.
Когда Россию рвут на части,
Как штуку красного сукна,
Народы, кои в час несчастья
Спасла от гибели она.
За веком век, за сыном сына
Она за них бросала в бой!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Еще застонет Украина
Под католической пятой.
Среди удушливого дыма,
Под грохот польских батарей -
Лазурь захваченного Крыма
Еще предстанет перед ней.
Еще балтийские народы
Свой перед Русью вспомнят долг,
Когда раздавит их свободы
Тевтонца кованый сапог.
Еще с вождей грузинских чары
Слетят, как ржавые листы,
Когда обрушат янычары
С церквей поруганных кресты.
Да, долгих семь десятилетий
Мы все несли проклятья груз.
Так что ж на брезжущем рассвете
Вы рвете нити кровных уз?
Как будто бы безгрешны сами,
На нас одних взвалили грех!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Иль тем виновны мы пред вами,
Что пострадали больше всех?
Иль, может быть, в азарте мнится
Вам всем, что из небытия
Уже вовек не возродится,
Не встанет родина моя?
Напрасны эти обольщенья!
Распад, сумятицу, разброд,
И нищету, и униженья -
Все русский вынесет народ.
Я говорю кавказским звездам,
Я говорю якутским льдам,
Что снова - рано или поздно! -
Но мы еще вернемся к вам.
Не в ярости, не мести ради,
А лишь на ваш призывный глас.
Ибо не в силе Бог, а в правде,
А правда Божия у нас!
И что мечтания Китая,
Европ, Америк ли возня, -
Когда воскреснет Русь Святая,
Как птица Феникс из огня.
Все будет так, а не иначе.
Мы вновь пойдем, коль грянет срок,
На Запад умственный - и алчный,
Жестокий, женственный Восток.
Снесем все беды, как сносили,
Единым пламенем горя,
За нашу веру, за Россию
И православного царя!..
1967; 1992
***
П. Рейнгардту-Никулину
1
Ты прости, что тебя растревожу я –
В этом каждый из нас виноват,
Это мы - с попущения Божия –
Нашу родину ввергли в разлад.
Это мы ее предали, раздали.
Оболгали на все голоса.
Сколько ж лет над столицею звездные
Я не вижу уже небеса!
Ни Большой и ни Малой Медведицы
В этот чад не пробьются лучи.
Лишь с Кремля, как поклеп на них, светятся
Их подобия в адской ночи.
Воспаленно мерцают из темени,
Льют за бликом пылающий блик.
Словно знаки бесовского времени,
Заклеймившего родины лик!
2
Утро новое встанет насуплено,
Закрывая лицо от стыда,
Чтоб не видеть все то, что погублено
И тобою, и мной навсегда.
Навсегда? Замолчи! сам себе твержу.
Но, увы, замолчать не могу.
Так мы все тут крушили без удержу,
Как не снилось, пожалуй, врагу.
А друзей у нас в мире и не было.
Мы и сами себе не друзья!
Быль грядущего старою небылью
Ни изжить, ни исправить нельзя.
Можно только смотреть немигающе,
Горьких слез не стирая со щек,
На последние блики пожарища,
На золу, что дымится еще...
1992
***
И в эту ночь почти не спавши,
Встречая мутную зарю,
К стеклу оконному припавши,
Я сам с собою говорю
О том, что жизнь моя постыла,
Что в никуда никчемен путь,
Что даже близкая могила
Уже не радует ничуть,
Что давят мысли, словно гири,
Что я от слов своих устал,
И пусто так, как будто в мире
Христос вовек не воскресал.
1994
***
Мне бы от злобы уйти,
Мне б раздраженье умерить.
Господи Боже, прости,
Дай полюбить и поверить.
Дай мне унынье стряхнуть,
Выйти из тьмы одичанья.
Дай мне осилить мой путь
Вплоть до его окончанья.
1995
***
Я находил в лесу глухом,
Почти не думая, дорогу,
Но заплутал в себе самом
И пропадаю понемногу.
Я утешать умел других,
Дабы снесли беду любую,
Но в предрассветный этот миг
Себя утешить не могу я.
Что за дурацкая судьба:
Прожить и жизни не заметить,
Уйти к себе во глубь себя
И самого себя не встретить.
1995
***
Жизнь меня на ходу подменила,
Ничего мне о том не сказав,
И оставила, и позабыла,
Не взглянув на прощанье в глаза.
День январский пронизывал ветер,
Было небо над ним, как свинец.
И никто ничего не заметил -
Ни друзья, ни жена, ни отец.
Я подмену и сам обнаружил
Оттого лишь, что разом и вдруг
Ощутил, как глубоко не нужно
Стало все, что я вижу вокруг.
Что манившие радости - дики,
Что желания прежние - ложь,
Что отныне ни мысли великой,
Ни порыва в себе не найдешь.
И с тех пор кое-как прозябаю,
О потере тоску залечив,
И былого себя забываю,
И порой удается почти.
Но нет-нет, а как проблеск из чащи,
Словно яркая вспышка огня:
Где он там, как он там - настоящий,
Тот, который покинул меня?
* * *
Что же случилось со мной,
Если, меня же кляня,
Кажется, кто-то другой
В мире живет за меня?
Да, это точно не я
Эти бормочет слова.
В холоде небытия
Стынет моя голова.
Звездная смертная дрожь
Волосы гладит рукой.
Да, на меня он похож,
Но не является мной.
Я бы не мучился так,
Я б умирать не спешил,
Глядя в густеющий мрак
Мира погибшей души.
Нет, это мне не к лицу,
Как бы он там ни устал,
Сам торопиться к концу
Я бы, пожалуй, не стал.
Что же он ищет во мгле,
Зябко вжимаясь в пальто?
Вечный приют на земле
Не обещал нам никто.
Каждый в назначенный час
Свой переступит порог.
Что ж он - до смерти! - угас,
Раньше поры - изнемог?
Жив, а как будто не жив,
Вынесть не в силах потерь?
Что ж он, меня подменив,
Мной быть не хочет теперь?
* * *
Доживаю, но жизнь не кляну,
И когда просыпаюсь до свету,
Вспоминаю родную страну,
Не беда, что ее уже нету.
Нету многого, нет ничего,
Из того, что люблю я доселе.
Над Москвою-рекой, над Невой,
Над Амуром и над Енисеем,
Заметая Урал и Кавказ,
По Днепру, по Днестру и по Бугу
Только ветер, не помнящий нас,
Завивает воронками вьюгу.
Мир, которым я был опьянен,
С кем я дрался и с кем обнимался,
Как же это случилось, что он
Вдруг ушел, а меня не дождался.
Но к кому бы он там ни спешил,
Я вослед ему камень не брошу.
Пусть в пустоты отбитой души
Сквозняком задувает порошу.
Пусть клубится она по углам,
Пусть струится от окон до двери.
Я ж не зря говорил себе сам,
Что сберечь можно только потери.
Я ж не зря повторяю сейчас,
Поднимая тяжелые веки,
Что лишь то не изменится в нас,
Чего больше не будет вовеки.
Что, казалось бы, истреблено,
Среди общего смрада и блуда,
А сокрылось, как Китеж, на дно,
Чтобы звоном тревожить оттуда.
* * *
От прошлого не отказываясь
И с будущим не ругаясь,
Как будто волна, откатываясь
И вновь над собой вздымаясь,
Единый в едином миге,
В движении их раздроблен,
Строке, не вошедшей в книги,
Хотел бы я быть подобен;
Мелькнувшей, но позабытой,
Оставленной без вниманья,
Непонятой, неоткрытой,
Живущей во вне сознанья,
Рассудком не холощеной,
Не стиснутой крышкой тома,
Подобно невоплощенной
Душе, оставшейся дома.
* * *
Усталые ноги еще идут,
Вытягивается дорога через грудь,
И между ребер, ветрам открыт,
Ты рассказываешь, где болит.
А болит в Благовещенске и Орле,
Болит на Алтае и на Памире,
На всей на бескрайней моей земле,
На всей на ее необъятной шири.
Судорогою бессилья сводит рот,
Метелями безумья застилает просторы,
Снова рушится воля во тьму свобод,
В пустотах их не найдя опоры.
Пусть не знает Дели о скором конце,
Пусть Женева и Токио еще прибыткам рады,
Но уже проступила смерть на лице
Иерусалима и Краснодара.
Азиатская Америка, Африканский Китай,
Небес парча и океана мускус, -
Для могилы мира готова плита,
И последняя надпись на ней по-русски!
* * *
Ни на что глаза не закрываю,
Вижу то, что вижу наяву.
Все я помню, но не вспоминаю,
Оттого, что больше не живу.
Оттого, что умер до могилы,
Где меня сподобятся зарыть.
Оттого, что нету больше силы
Ничего в прошедшем изменить.
* * *
Не под забором я умру,
Мне не дано и этого.
В холодном доме поутру
Поставят гроб глазетовый.
Я перед смертью надоем
Придирками, недугами.
И сразу станет легче всем,
Когда слетит ¬- подруга мне.
Когда закроются глаза,
Конец всему мучению.
И у жены скользнет слеза
Немого облегчения.
Родня деньжонок соберет
И по-людски схоронит.
И только муза отпоет,
Но через миг не вспомнит.
Уйдет в предутреннюю тьму
К кому-нибудь другому.
И будет то же петь ему,
Что пела мне живому.
Надеясь, что хотя бы он
За музыкой возникшей
Не различит звенящий стон
Души ее погибшей.
Геннадий Васильевич Фролов (1947-2021)
___________________________________
136954
Сообщение отредактировал Михалы4 - Среда, 21.09.2022, 13:44 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Понедельник, 26.09.2022, 11:07 | Сообщение # 2673 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Мое поколение https://u.to/Djc3Gw
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.
На живых порыжели от крови и глины шинели,
на могилах у мертвых расцвели голубые цветы.
Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.
Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.
Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,
нам досталась на долю нелегкая участь солдат.
У погодков моих ни стихов, ни любви, ни покоя -
только сила и зависть. А когда мы вернемся с войны,
все долюбим сполна и напишем, ровесник, такое,
что отцами-солдатами будут гордится сыны.
Ну, а кто не вернется? Кому долюбить не придется?
Ну, а кто в сорок первом первою пулей сражен?
Зарыдает ровесница, мать на пороге забьется,-
у погодков моих ни стихов, ни покоя, ни жен.
Кто вернется - долюбит? Нет! Сердца на это не хватит,
и не надо погибшим, чтоб живые любили за них.
Нет мужчины в семье - нет детей, нет хозяина в хате.
Разве горю такому помогут рыданья живых?
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели.
Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,
Тот поймет эту правду,- она к нам в окопы и щели
приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.
Пусть живые запомнят, и пусть поколения знают
эту взятую с боем суровую правду солдат.
И твои костыли, и смертельная рана сквозная,
и могилы над Волгой, где тысячи юных лежат,-
это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,
подымались в атаку и рвали над Бугом мосты.
...Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты.
А когда мы вернемся,- а мы возвратимся с победой,
все, как черти, упрямы, как люди, живучи и злы,-
пусть нам пива наварят и мяса нажарят к обеду,
чтоб на ножках дубовых повсюду ломились столы.
Мы поклонимся в ноги родным исстрадавшимся людям,
матерей расцелуем и подруг, что дождались, любя.
Вот когда мы вернемся и победу штыками добудем -
все долюбим, ровесник, и работу найдем для себя.
***
Мы не от старости умрем,-
от старых ран умрем.
Так разливай по кружкам ром,
трофейный рыжий ром!
В нем горечь, хмель и аромат
заморской стороны.
Его принес сюда солдат,
вернувшийся с войны.
Он видел столько городов!
Старинных городов!
Он рассказать о них готов.
И даже спеть готов.
Так почему же он молчит?..
Четвертый час молчит.
То пальцем по столу стучит,
то сапогом стучит.
А у него желанье есть.
Оно понятно вам?
Он хочет знать, что было здесь,
когда мы были там...
Семён Гудзенко (1922 — 1953)
_________________________
***
Тот, который не стрелял. https://u.to/KRJQHA
Я вам мозги не пудрю - уже не тот завод
В меня стрелял поутру из ружей целый взвод
За что мне эта злая, нелепая стезя?
Не то чтобы не знаю - рассказывать нельзя
Мой командир меня почти что спас
Но кто-то на расстреле настоял
И взвод отлично выполнил приказ
Но был один, который не стрелял
Судьба моя лихая давно наперекос
Однажды "языка" я добыл, да не донёс
И странный тип Суэтин, неутомимый наш
Ещё тогда приметил и взял на карандаш
Он выволок на свет и приволок
Подколотый, подшитый материал
Никто поделать ничего не смог
Нет, смог один, который не стрелял
Рука упала в пропасть с дурацким криком "Пли!"
И залп мне выдал пропуск в ту сторону земли
Но слышу: - Жив зараза. Тащите в медсанбат!
Расстреливать два раза уставы не велят
А врач потом всё цокал языком
И, удивляясь, пули удалял
А я в бреду беседовал тайком
С тем пареньком, который не стрелял
Я раны, как собака, лизал, а не лечил
В госпиталях, однако, в большом почёте был
Ходил в меня влюбленный весь слабый женский пол
Эй ты, недострелённый! Давай-ка на укол!
Наш батальон геройствовал в Крыму
И я туда глюкозу посылал
Чтоб было слаще воевать ему
Кому? Тому, который не стрелял
Я пил чаёк из блюдца, со спиртиком бывал
Мне не пришлось загнуться, и я довоевал
В свой полк определили. - Воюй, - сказал комбат
А что недострелили, так я невиноват
Я тоже рад был, но, присев у пня
Я выл белугой и судьбину клял
Немецкий снайпер дострелил меня
Убив того, который не стрелял
Владимир Высоцкий (1938 — 1980)
____________________________
***
Большая апрельская баллада https://u.to/KBJQHA
Пустыри на рассвете,
Пустыри, пустыри,
Снова ласковый ветер,
Как школьник.
Ты послушай, весна,
Этот медленный ритм,
Уходить — это вовсе
Не больно.
Это только смешно —
Уходить на заре,
Когда пляшет судьба
На асфальте,
И зелень деревьев,
И на каждом дворе
Весна разминает
Пальцы.
И поднимет весна
Марсианскую лапу.
Крик ночных тормозов —
Это крик лебедей,
Это синий апрель
Потихоньку заплакал,
Наблюдая апрельские шутки
Людей.
Наш рассвет был попозже,
Чем звон бубенцов,
И пораньше,
Чем пламя ракеты.
Мы не племя детей
И не племя отцов,
Мы цветы
Середины столетья.
Мы цвели на растоптанных
Площадях,
Пили ржавую воду
Из кранов,
Что имели — дарили,
Себя не щадя,
Мы не поздно пришли
И не рано.
Мешок за плечами,
Папиросный дымок
И гитары
Особой настройки.
Мы почти не встречали
Целых домов —
Мы руины встречали
И стройки.
Нас ласкала в пути
Ледяная земля,
Но мы, забывая
Про годы,
Проползали на брюхе
По минным полям,
Для весны прорубая
Проходы…
Мы ломали бетон
И кричали стихи,
И скрывали
Боль от ушибов.
Мы прощали со стоном
Чужие грехи,
А себе не прощали
Ошибок.
Дожидались рассвета
У милых дверей
И лепили богов
Из гипса.
Мы — сапёры столетья!
Слышишь взрыв на заре?
Это кто-то из наших
Ошибся…
Это залпы черемух
И залпы мортир.
Это лупит апрель
По кюветам.
Это зов богородиц,
Это бремя квартир,
Это ветер листает
Газету.
Небо в землю упало.
Большая вода
Отмывает пятна
Несчастья.
На развалинах старых
Цветут города —
Непорочные,
Словно зачатье.
***
Песня о России https://u.to/KhJQHA
Ты припомни, Россия,
Как все это было:
Как полжизни ушло
У тебя на бои,
Как под песни твои
Прошагало полмира,
Пролетело полвека
По рельсам твоим.
И сто тысяч надежд
И руин раскаленных,
И сто тысяч салютов,
И стон проводов,
И свирепая нежность
Твоих батальонов
Уместились в твои
Полсотни годов.
На твоих рубежах
Полыхали пожары.
Каждый год — словно храм,
Уцелевший в огне.
Каждый год — как межа
Между новым и старым.
Каждый год — как ребенок,
Спешащий ко мне.
На краю городском,
Где дома-новостройки,
На холодном ветру
Распахну пальтецо,
Чтоб летящие к звездам
Московские тройки
Мне морозную пыль
Уронили в лицо.
Только что там зима —
Ведь проклюнулось лето!
И, навеки прощаясь
Со старой тоской,
Скорлупу разбивает
Старуха-планета —
Молодая выходит
Из пены морской.
Я люблю и смеюсь,
Ни о чем не жалею.
Я сражался и жил,
Как умел — по мечте.
Ты прости, если лучше
Пропеть не умею.
Припадаю, Россия,
К твоей красоте!
***
Слово «товарищ» https://u.to/LBJQHA
Говорил мне отец:
"Ты найди себе слово,
Чтоб оно, словно песня,
Повело за собой.
Ты ищи его с верой,
С надеждой, с любовью,
И тогда оно станет
Твоею судьбой".
Я искал в небесах
И средь дыма пожарищ,
На зеленых полянах
И в мертвой золе.
Только кажется мне
Лучше слова "товарищ"
Ничего не нашел я
На этой земле.
В этом слове – судьба
До последнего вздоха.
В этом слове - надежда
Земных городов.
С этим словом святым
Поднимала эпоха
Алый парус победы
Двадцатых годов.
Батальоны встают,
Серо хрупают кони,
И труба прокричала
В пехотной цепи.
И морозная ночь
В заснеженной попоне
Вдруг припомнила топот в далекой степи.
Там по синим цветам
Бродят кони и дети.
Мы поселимся в этом
Священном краю.
Там небес чистота,
Там девчонки, как ветер.
Там качаются в седлах и "Гренаду" поют…
Михаил Анчаров (1923—1990)
________________________
***
Память https://u.to/KxJQHA
Я зарастаю памятью,
Как лесом зарастает пустошь.
И птицы-память по утрам поют,
И ветер-память по ночам гудит,
Деревья-память целый день лепечут.
И там, в пернатой памяти моей,
Все сказки начинаются с «однажды».
И в этом однократность бытия
И однократность утоленья жажды.
Но в памяти такая скрыта мощь,
Что возвращает образы и множит…
Шумит, не умолкая, память-дождь,
И память-снег летит и пасть не может.
***
Перебирая наши даты
Перебирая наши даты,
Я обращаюсь к тем ребятам,
Что в сорок первом шли в солдаты
И в гуманисты в сорок пятом.
А гуманизм не просто термин,
К тому же, говорят, абстрактный.
Я обращаюсь вновь к потерям,
Они трудны и невозвратны.
Я вспоминаю Павла, Мишу,
Илью, Бориса, Николая.
Я сам теперь от них завишу,
Того порою не желая.
Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет — одни деревья.
И вроде день у нас погожий,
И вроде ветер тянет к лету…
Аукаемся мы с Сережей,
Но леса нет, и эха нету.
А я все слышу, слышу, слышу,
Их голоса припоминая…
Я говорю про Павла, Мишу,
Илью, Бориса, Николая.
Давид Самойлов ( 1920 — 1990)
__________________________
Сообщение отредактировал Михалы4 - Понедельник, 26.09.2022, 11:26 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Воскресенье, 02.10.2022, 08:42 | Сообщение # 2674 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| Dessar дневник 2012...
Листаю в памяти, как в старом дневнике. Где?
Записано вся боль и радость, все добро и гнев,
Все кто ступали рядом и в чем то помогали,
И словно пройденный урок ушли или отстали,
Мне дали мудрости глоток, как мелочь на прощанье
Мне кажется что я поближе подобрался к тайне,
Все мироздание, как дальние дальние близь
За этот год я стал мудрее на жизнь.
Узнал что человек есть бог творец вселенных
И только по своей воли здесь остается пленным,
Что тленна только плоть - сознание бессмертно,
Что лечит далеко не время, а забвенья
Что пенье птиц и теплые лучи весной -
Есть то ради чего приходим в этот мир с тобой.
Покой - покойным живое-живым,
Заглядывая внутрь я стал совсем другим
Листаю память,
Листаю как старый дневник,
Я в этом мире прохожий
Я в этом мире на миг
Пока не вник, так еще понять не успел,
Местами память будто бы намазана мелом.
Листаю память,
Листаю как старый дневник
Я в этом мире прохожий
Я в этом мире на миг
Пока не вник
-Да я и не вникал
Все как пустяк все что писал и читал.
Листаю память, как в старом дневнике где...
Я был другим совсем не таким как теперь
Теперь я как то реже злой и чаще добрый
Внутри себя по нитки сжигаю эту злобу
Особо не забочусь о достижении планов
Вчера заметил невзначай как постарела мама
Рак и его лечение всеже не проходит мимо
Мои стихи не крик души, а пантомима
Как не стараюсь получается немым мой крик
Я не учитель, а бездарный ученик
Делаю вид что сильный, что безразлично все
А для постройки замка истины в руках песок
Как тонкий голосок доносится его искра пора идти
Пора покидать маскарад
Я рад что память как старый пыльный
Дневник записываю жадно все я здесь всего на миг
Листаю память,
Листаю как старый дневник,
Я в этом мире прохожий
Я в этом мире на миг
Пока не вник, так еще понять не успел
Местами память как будто бы намазана мелом.
***
Не в этот век, не в этот мир не подхожу я нравам
Чем старше становлюсь, тем кажется, что мир глупее
И не понятно мне куда он катится, зачем
Что звезды мои в небе не горят, а тихо тлеют
Пока свой крест несу я в гору нудно, на плече
Порой сложней, порою легче, порой просто лица
Не помогают мне хоть, забраться на Голгофу,
И предают надежду, лишь мои голубицы
Что дарят мне перо писать вот эти строфы
Мне не понятно почему, не уважают старших,
И тянут руку к другу, чтоб не казаться слабым
О помощи просят не бога, а каких-то падших
Не в этот век, не в этот мир не подхожу я нравам
Ведь я один из малых, кто поднимает парус
И флаг надежды над своим галионом
Я обжигаю крылья, похоже на Икара
И все равно иду я против темных легионов
Чем старше становлюсь, тем кажется, что мир глупее
И не понятно мне куда он катится, зачем
Уже давно не в моде принципы, что я лелею
И за мои стихи никто не хлопнет по плечу,
А я и не хочу, хочу лишь только дать в подарок
Тем кто просил, кому не безразлично и по нраву
Но грустный взгляд и те стихи, что пишут даром
А если что не так, то осуждай имеешь право
Я пожелать хочу всем вам всего лишь лучшего в дорогу
Чтоб вас любили, как вы любите, чтоб вы были здравы,
Чтобы куда бы вы не шли, вы шли под руку Бога
И как бы вы не ошибались, были все же правы
Я лишь надеюсь, что все будет хорошо, вы знайте,
И что не зря на вас мой бисер был утрачен
Звоните чаще, навещайте, улыбайтесь
Желаю мира всем вашим домам, удачи
***
Родина https://u.to/MqxRHA
Где моя родина? кого спросить, кто скажет сразу?
Только чтобы наверняка, а не нелепою фразой.
Где ты родился - там и родина. Логично, просто.
Загвоздка в том, что той страны уж нету с 90ых.
Здесь немцы смотрят косо, в союзе я был немец.
Я здесь не свой и не чужой - просто переселенец.
Младенец, что рожден в сарае, далеко не бык.
Рожденный в Казахстане я, но не казах. Увы.
Но почему мне снится степь и лето без дождей?
Звездное небо, сотни километров без людей?
Аллеи на Абайской, Майкудук, Караганда.
Но там не родина моя - там только часть меня.
Где моя родина? Кто мне поможет в этом?
Возможно истину таит глупейший из ответов.
"Родина там, где ты душой",-кто-то сказал красиво.
На этот случай моя родина - Россия!
Та моя родина, где вечно золотые купала,
Где люди под крылом двуглавого орла,
Наследие Петра. И к дуракам дорога,
Где Православие, где право наше быть под Богом.
Где моя родина? кто мне ответит на вопрос?
Не говорите, что родина там, где я рос.
Здесь зимы без морозов и лето без жары,
Климат такой же как народ: ни мертвый, ни живой.
Но, всё же, гражданин: в кармане паспорт ФРГ,
А почему, когда футбол - флаг России в руке?
Видать русский в душе, как не крути - всё правда.
А дедовы медали за Варшаву и за Прагу.
Легко лишь тем, кто не задумывается об этом,
Кто запрещает разговаривать на русском детям.
13 лет в Германии уж с точностью до дня.
Но тут не родина моя, тут только часть меня
Где моя родина? Кто мне поможет в этом?
Возможно истина таит глупейший из ответов.
"Родина там, где ты душой",-кто-то сказал красиво.
На этот случай моя родина - Россия!
Та моя родина, где вечно золотые купала,
Где люди под крылом двуглавого орла,
наследие Петра. И к дуракам дорога,
Где Православие, где право наше быть под Богом
Я стану перед Эрмитажем - здесь дышится так просто.
Я всё равно вернусь обратно, рано или поздно.
Здесь просто слаще воздух, здесь просто солнце ярче.
Русский я - русский не генетикой, душой тем паче.
И почему мне нужно говорить об этом дважды?
Что для любой диаспоры родина хуже жажды.
А каждый, кто стыдится, что он русский, лицемерен.
Мы величайший из народов, величайшей верой!
Серый, Саня, Мишка - романтики, поэты.
На нашем величайшем языке пишу куплеты.
Под сигорету чиркаю я на листе. Молчу
Не потому, что нужно, потому что я хочу.
Плачу лишь по долгам, писав стихи на русском слове.
Дай, Бог, здоровья дяде Мите и дяде Володе.
И, как я вспомнил, Достоевский нам сказал красиво:
"Я повторю 100кратно: Моя Родина - Россия!"
***
Берлин,Париж,Питер,Москва
Мадрид,Лондон,Рим,Прага
Большие города живя здесь каждый не заметен
Здесь даже звезды в небе догарают словно пепел
Здесь люди словно слепы,проходят мимо правды!
Им главное успеть в салоны Версачи и Прады
И им не важно что падаль весь их светский мир
Лишь стоит дернуть дорожку и вот он бох кумир!
Кто такой король Лир они незнают это плесень!
Им все равно что не на страницах желтой прессы
Порно принцессы нянчут маленьких мажоров
Секс ласки пляски папин Американ экспресс
И не какого стресса,их уже ждет ихнее кресло
Сейчас не в може слово благородно или честно
Щас в моде супер,вао,здорово и жесть
Цинизм кругом все остальное не имеет вес
Тебе не место здесь иди пойди взвесь
Подумай хорошо,вот такая песня!
Берлин,Париж,Питер,Москва
Где звезды на земле а не на небесах!
Мадрид,Лондон,Рим,Прага
Ведь если ложь сладка то зачем нужна правда!
Большие города живя здесь каждый не заметен
И каждый выживает как он может в этих сетях
Важнее фактор сплетень маскарад бетонных лиц
Приехала не поступила,а теперь певица
Знать надо под кого ложится в изумрудном городе
И хоть жара на улице здесь вечно веет холодом
Здесь в полдень прячутся в кафе,ночами в клубах
Из vip на vip ну все же как то нудно
Одну за другой снимать другую за одной
По фрейду это комплекс,по нашему playboy
Платите не устой раз вам без снега и без травки
Такой размывчатый сюжет как по роману кавки
Щас в моде супер,вау,здорово и жесть
Ценнизм кругом все остальное не имеет вес
Тебе не место здесь иди пойди взвесь
Подумай хорошо,вот такая песня
Берлин,Париж,Питер,Москва
Где звезды на земле а не на небесах!
Мадрид,Лондон,Рим,Прага
Ведь если ложь сладка то зачем нужна правда!
Большие города живя здесь каждый не заметен
Здесь люди так легко меняют свободу на цепи
Кидают фразы на ветер,кидают близких за деньги
Кидают вызов друг другу как большие дети
Но безответен бал богов больших городов
Он обожает женский плачи и звон атаков
Блудница вавилон забыв о хорошем и вере
Здесь голубые глаза,становятся серы
Берлин,Париж,Питер,Москва
Мадрид,Лондон,Рим,Прага
Берлин,Париж,Питер,Москва
Где звезды на земле а не на небесах!
Мадрид,Лондон,Рим,Прага
Ведь если ложь сладка то зачем нужна правда!
***
Dessar & Биг Берия Тейп — Да войне
Я говорю войне -- да
Пусть всё горит в огне, да
Вся планета устала
Да войне, против капитала
Я говорю войне -- да
Пусть всё горит в огне, да
Пусть пробудиться гнев масс
Да войне, между классами
Кассы пусты, ждите, долларов нет
Сядь на костыль, и снимай эполеты
Всё как в куплете нетленного Летова
Я не хотел умирать этим летом
Котлеты по-киевски кто-то пожарил
Кто-то затеял, а кто-то зашарил
Кто-то шагает, денацифицирует
Кто-то вещает послушно на цирлах
Не пяди земли украинской не надо
Идёт капитал, с доставкою на дом
Кто-то под градом, а кто-то под кайфом
Кто-то в окопе, а кто-то вот в Хайфе
Тут не до хайпа, тут до слёз
Не перегиб это, а передоз
Пока там ВОЗ следы заметал
Люди гибли за металл
Мы поколение нефти и газа
Больше не будет последнего раза
Раз уж на брата пошёл брат
Раз уж каждый гражданин враг
Мрак в головах, спаси нас миссия
Спаси нас Аллах, спасите Россию
Спасибо кассиру, беда не беда
Войне между странами -- нет
Войне между классами -- да!
Я говорю войне -- да
Пусть всё горит в огне, да
Вся планета устала
Да войне, против капитала
Я говорю войне -- да
Пусть всё горит в огне, да
Пусть пробудиться гнев масс
Да войне, между классами
Александр Дугин вам расскажет - русский мир - это база
Его поклонники на фронте превращаются в мясо
Шовинистический угар колотит массы в экстазе
Егор Просвирнин полетел, но не с первого раза
Скажем "Да войне!"
Скажешь "Давай мир? " - "Давай не! "
Наши олигархи лучшие их
В империалистической игре
Включим эфир "Кисель ТВ" -
Фейковый мир в инфодыре
Все фашисты, кроме нас -
Да даже и мы, если посмотреть
Тифозные бараки черепных коробок
Газовые камеры уютных жилищ -
Летов актуален тут снова и снова
Пацифизм залижут языками кострищ
Мир милитаристского психоза
Словно компьютер без кнопки reset
Где-то в конце протокола допроса
Ты миролюбиво поставишь Z
You might also like
Я говорю войне да -
Пусть горит весь мир в огне
Я говорю войне да -
Она взрывается во мне
Я говорю войне да -
Так соскучился по ней
Я говорю войне да
Но только классовой войне
Я говорю войне да -
Пусть горит весь мир в огне
Я говорю войне да -
Она взрывается во мне
Я говорю войне да -
Так соскучился по ней
Я говорю войне да
Но только классовой войне
Дзен и искусство ухода за АК-47...
Дзен и искусство ухода за АК-47...
Дзен и искусство ухода за АК-47...
Дзен...
***
Спартак https://u.to/NKxRHA
Хочется встать и крикнуть: «Да, это я Спартак!»,
А то наелись этой каши уже так с полна.
Идёт как шла война богатых против бедного,
А ты живёшь напрасно, да и уйдёшь бесследно.
Тебя заменят на узбека, дрона, робота,
А ты копай себе могилу сам безропотно.
Без опыта только в подопытные кролики,
Не отвлекайся, продолжай смотреть смешные ролики.
Только ты можешь взять себе право на жизнь.
Только ты можешь знать своё право на труд.
Только ты до конца сам себе докажи,
Эти щупальца вырви у лживого спрута.
Он обвил тебя полностью,
Он проник в твои полости.
Выходи и ми аставим вам жисть.
Я Спартак, комиссар, коммунист.
Как у Данте в аду мы кругами,
И спирали времен под ногами.
Под шагами знамёна империй,
Под подошвой орлиные перья.
Перемолото всё молотами времен,
Но есть вечный вселенский закон.
Что закованное большинство
Никогда не останется под сапогом.
Хочется встать и крикнуть: "Да, это я Спартак!"
Хочется, но мы немо сидим по баракам.
Обама, ну типо, кредит не велик...
Из протеста остался в подушку крик.
Krieg den Palästen und Friede den Hütten
Die Früchte des Zornes, treiben schon Blüten
Blut in den Herzen, Blut auf die Straße
Rot ist die Farbe, des Klassenhasses
Lass es, die Worte sind zu radikal!
Lauft oder kämpft! Das ist die Wahl
Das ist die Evaluierung der Lage
Keine Gefangen, keine Gnade
Der Klassenkampf ist immer ein Genozid
Dusch lieber schnell, wenn das Gift durch die Decke zieht
Explizit sage ich euch: Lage ist schlecht!
Ich heiße Spartakus, Luxemburg, Liebknecht
(Война во дворцы и мир в коттеджи
Плоды гнева уже цветут
Кровь в сердцах, кровь на улицах
Красный — цвет классовой ненависти.
Оставьте это, слова слишком радикальны!
Беги или сражайся! это выбор
это оценка ситуации
Нет заключенных, нет пощады
Классовая борьба — это всегда геноцид.
Лучше принять быстрый душ, когда яд через крышу
Говорю вам прямо: ситуация плохая!
Меня зовут Спартак, Люксембург, Либкнехт)
***
Позывной 2022 https://u.to/M6xRHA
Как не прискорбно понимать все параллели прошлого,
Судьба по парапету прыгает как по дорожке.
Как подорожником лечить оторванное сердце,
Как будто понарошку всё, даже не верится мне.
И старой мельницей скрипя, продолжаю молоть
За идеалы я уже не за, да и не против.
Стихи как плоть от плоти, кость от кости,
Я словно старый плотник, сына на суд отпустил.
Я так и не постиг зачем? Зачем я здесь?
Нести благую весть или что нашепчет бес.
Без принципов, без убеждений и без цели,
Толкать что продаётся, чем хуже, тем бестселлер.
Не в своём теле будто я, не своим делом занят,
Не своими руками будто несу своё знамя.
Как самозанятый ремеслом самозабвенья
На цепи собственной души наклёпываю звенья.
Звенят серебряники вероломно, но гордо,
Ведь много сил потратил, наступив песне на горло.
Прогоркло моё миро, уксусом стало вино,
Засохли старые чернила, притупилось перо.
Раненый, но не убит, вышел я пока не весь,
Бесчисленными голосами пишу свою песню.
_____________________________________________
Как не прискорбно понимать все параллели будущего,
Что-то дрогнуло внутри от голоса француженки.
Пружиной в механизме щёлкнуло и выстрелило,
Во мне закралась мысль, которая немыслима.
А что если я здесь лишь по одной причине,
Чтоб одиноким маяком светить в морской пучине.
Как старый кабалист переставлять слова местами,
Пока всё абсолютно тайное, явным не станет.
Пока я не найду то истинное имя бога,
К тени из кроны сефирот ведет меня дорога.
Немного пошатнулся, заблудился между строк,
Всего лишь десять лет, по сталинским меркам не срок.
Как неуслышанный пророк буду читать на площади,
Подсолнухи Ван Гога росли из нищеты.
Нищий не тот, кто без денег, кто без идеи,
Кто предан лени, и в тени забвений пленник.
Мы поколение поверженных в войне холодной,
Разруха в наших головах краплёною колодой.
Бесплодные гравюры лишь образов далёких,
Мелодии из прошлого как на дороге крохи.
В эпоху перемен не прокатит отсидеться,
Раненый, но не убит, пишу я свою песню.
__________________________________________
Я ежедневно выхожу в эфир на средних волнах,
Я приезжаю в южный порт в полуденных часах.
Если еще есть кто-то, кто остался в живых,
Если меня кто-то слышит, отзовись!
-------------------------------------------------------------
Dessar (он же Макс Якоби) - артист из Германии, родом из г. Караганда (Казахстан). В 10 лет (в 1995-ом) вместе с семьёй уехал жить в Германию, в город Siegen (Зиген). В 2015 вернулся в Казахстан, сейчас проживает в городе Алматы. https://u.to/MaxRHA
______________________
137316
Сообщение отредактировал Михалы4 - Воскресенье, 02.10.2022, 09:54 |
| |
| |
| Михалы4 | Дата: Четверг, 06.10.2022, 14:48 | Сообщение # 2675 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Проверенные
Сообщений: 3265
Статус: Offline
| ТЕКЕЛ*
Приготовляйте себе…
сокровище неоскудевающее на
небесах,
куда вор не приближается
и где моль не съедает…
Лк. 12, 33-34
На лбу моём, нет, лучше – на челе,
Мечты морщин
От суеты и шума.
Не собирал сокровищ на земле,
Но я о них порой с надеждой думал.
Небесных слов порой не находя,
Рубли надежд искал я по карманам –
Гуляй, душа, и пей вино дождя,
Закусывая ночью и туманом!
Гуляй, душа! Пусть видят твой размах
Глаза скопивших платья и монеты.
Пусть видят, что ты взвешен на весах –
И найден легким, как перо поэта.
Я не собрал на старость серебро,
Но, может быть, хоть этим интересен –
Вор не приходит, чтоб украсть перо,
И не съедает моль перо для песен.
___________
*Текел — ты взвешен на весах и найден очень лёгким (Дан. 5:26-28)
***
Природы непонятная ошибка
Или ее таинственный расчёт –
Разбитая и склеенная скрипка
Звук более глубокий издаёт,
Чем новый инструмент.
И звук так чуден!
И слушаешь, и лечишь свой разлад…
Разбитые и склеенные люди
Бессмертными стихами говорят.
* * *
Дни мои я терял понапрасну,
Но любил только то, что любил.
Никогда не хотел быть несчастным,
И счастливым поэтому был.
А когда было невыносимо –
Предавали, кто дорог и мил;
На могиле погибшего сына –
Я себе повторял, говорил:
– Слава Богу!
Всё будет в порядке,
А как выйдет? Не знаю и сам...
Пусть покажется вам, что всё гладко,
Всё легко – пусть покажется вам.
***
В ПРОКУРАТУРЕ
Я весь седой и многогрешный –
Юн старший следователь, он
Ведет допрос, чтоб потерпевшим
Признать меня.
Таков закон.
Рассказывает без запинки,
Предав словам суровый вид:
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит.
Привычны горестные были
Для умирающей Руси:
Клауфелином отравили
И выбросили из такси.
И он замерз.
Скупые вздохи
Кто может слышать в темный год?!
Замерз от февраля эпохи
Всепобеждающих свобод.
И ни молитва, ни дубленка
Не помогли его спасти,
И Богородицы иконка
С ним замерзала на груди.
Какую вытерпел он муку
Не перескажет протокол!
И ангел взял его за руку
В селенья вечные повел.
А мне произносить с запинкой
Слова кафизм и панихид.
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит.
Нет больше никаких вопросов,
И прокурор, совсем юнец,
Мне говорит, что я философ,
Я не философ, я отец.
Ах, следователь мой неспешный,
Ты не поймешь, как я скорблю…
Я потерпевший, потерпевший.
Я потерплю.
***
Помолись обо мне, сынок,
Расскажи про иной покой,
Я от скорби совсем продрог,
Помолись обо мне, родной.
Я с утра разгоняю тьму,
Из души выметаю сор.
Я живу еще потому,
Что с тобой веду разговор.
Снова плачу. И плачет мать.
Поминальный едим обед.
Расскажи, как нам с ней понять,
Что тебя с нами больше нет.
Может, спустишься с высоты,
На минутку зайдешь домой?..
Я так верю, что слышишь ты.
Я так верю, что ты живой.
***
ВЕРНЫЙ ВЫБОР
...и худородная мира и уничиженная избра Бог…
1 Кор. 1, 28
У судей мирских не в почете,
Как повод для лишних проблем,
Немудрые люди по плоти,
Несильные люди совсем –
И правым делам не угодны,
А левые им не годны.
Но Бог их избрал, худородных,
Поверил в их низкие сны,
Чтоб мудрость высокого слога,
Чтоб самая высшая знать,
Чтоб всякая плоть перед Богом
Не смела себя возвышать.
Ни грубая сила удачи,
Ни тонкий, как крылышко, стих
Ничто перед Богом не значит,
Что значит для судей мирских.
И нет ни рабов, ни свободных,
Есть острое чувство вины,
Что Бог их избрал, худородных,
Поверил в их низкие сны.
Не выбрал собранье благое –
По стати или по уму,
Чего записные герои
Не могут понять – почему.
***
КОТЛОВАН
У грязной ямы – на самом крае –
Молились люди, чтоб их дела
Пошли бы лучше, чтоб вбили сваи –
А там поставят и купола.
И чтобы эта большая яма –
В неё спуститься можно с трудом –
Когда-то стала высоким храмом,
А храм – надежда и Божий дом.
И было утро. Душа шептала.
Свеча горела. Метель мела…
Россия, сваи вобьём сначала! –
А там поставим и купола.
***
Спокоен день. И ночью спится.
И никаких иллюзий нет…
Как далеко от нас столица,
Что денег жалко на билет!
И только странная причуда
Меня тревожит всё сильней,
Мысль неотвязная – откуда
Нерусских столько москвичей?!
***
Что за русская вера всему вопреки?!
Если часто в родном околотке
Погибает свобода от тёмной тоски,
От несвежей трески и от водки.
Кто-то думает, что под Москвою мороз,
Тонкий лёд на Чудском – всё случайно.
Просто климат такой.
Только с климата спрос –
И какая в том русская тайна?
Нездоровые люди. Ворчат невпопад.
Две беды: дураки и ухабы.
То в болото сведут, то столицу спалят.
И чего не сдаются? Пора бы…
Защищают ухабы свои дураки.
Не подходит тевтонская месса
Для сумы и зимы, для широкой реки,
Для молчания русского леса.
Потому что в родном околотке живет
Не одна лишь тоска и природа,
Но и русская вера, и русский народ,
Хоть и мало осталось народа.
***
Соседи мои – обычные добрые люди.
Мертвых не воскрешают. Не изгоняют бесов.
Не заливают водой.
Лишний раз не осудят.
Но никакого нет у них ко мне интереса.
А меня как-то назвали известным поэтом –
И теперь я известен даже для википедий.
Узнал не без грусти. Какая же правда в этом,
Если со мною не здороваются соседи?!
Знать совсем не хотят. И мимо проходят просто.
Глядят сквозь меня, не видят, как вновь вопрошаю –
Узнаете? Сосед ваш! Как вы, среднего роста.
Не заливаю водой. Мертвых не воскрешаю.
***
Это утро туманно, но правда ясна,
Пусть о ней говорить надо скупо.
Это просто война. Это снова война.
Это город горит Мариуполь.
И привыкла шагать уже наша весна
По разбитым кварталам и трупам.
И сдержу свои чувства, но правда ясна.
Русский город горит Мариуполь.
И о горьких утратах молюсь и молчу –
И войду под церковный я купол,
Чтобы Богу поставить с надеждой свечу.
И горит, как свеча, Мариуполь.
Март 2022
***
Невольно душа про себя произносит,
Невольно вздохнёт:
Какая прозрачная чистая осень
Навстречу идёт!
Короткое время счастливых свиданий,
Как жаль, поутру
Забудет меня – тонким инеем станет,
А я не умру…
И осень вздохнёт на прозрачной свободе,
На светлом ветру:
Как души легко и навечно уходят,
А я не умру.
***
И куда взгляд ни кинешь, всюду родимый край.
И выходит, что вновь стоишь на краю.
И с него ты, как хочешь, думай и понимай,
И как хочешь, рассматривай жизнь свою.
Хочешь вверх посмотри, если тошно глядеть вниз,
Если видеть устал ты убогий двор,
А вверху – время точное, что всю твою жизнь
До краев наполняет собой простор.
А вверху – светлее. И кажется, что не зря
Слов высоких касается мелкий дождь,
И не зря по небесным улицам сентября,
Как по краю лезвия, вновь ты идешь.
***
ТЯЖЁЛАЯ ЛОПАТА
Ты лежишь на просторном ложе.
Колет сердце. И ноет бок.
И готов говорить, что прожил
Ты не зря – подводить итог.
Самолёты твои летали,
Не сходили с рельс поезда…
Только жизнь при любом финале
Не кончается никогда.
Там, куда по млечной дороге
Ты пойдешь через небосвод
Все земные твои итоги
Могут даже не взять в расчёт.
Не увидят в них результата,
Скажет страж, охраняющий рай:
- Не спеши, а возьми лопату.
И до самой сути копай!
Где копать?! Ничего неясно.
Под лопатой звенит звезда.
И выходит, что жизнь прекрасна –
Не кончается никогда.
Попов Андрей Гельевич
____________________
Сообщение отредактировал Михалы4 - Четверг, 06.10.2022, 17:53 |
| |
| |
/> |
