|
Моя деревня - мой дом родной...
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 04.02.2021, 21:29 | Сообщение # 2776 |
 Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 04.02.2021, 21:30 | Сообщение # 2777 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 04.02.2021, 21:35 | Сообщение # 2778 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 06.02.2021, 21:15 | Сообщение # 2779 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| вьюга, вьюга..
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Понедельник, 08.02.2021, 21:06 | Сообщение # 2780 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| Баба Шура готовилась ложиться спать, без конца снимала свои черные юбки и кофты, нанизанные одна на другую, как у цыганок. За ней подглядывала Таня - кудрявая девочка лет восьми, которую та не видела. Оставшись в одной кофте и одной юбке, баба Шура перекрестилась, села на кровать и сказала:
- О-хо-хо, святая мученица Александра, моли Бога о мне.
Танькино любопытство взяло верх над робостью, и она высунулась из укрытия:
- Ба, а кого она мучила-то?
Баба Шура вопроса не поняла, вытаращила на Таньку глаза, но потом усмехнулась:
- Дуреха ты какая, не она мучила, а ее мучили.
- За что?
- За то, что в Бога верила, завтра расскажу, иди спать.
Таня училась во втором классе. Ее особенностью были волосы, не имеющие сколько-нибудь упорядоченного вида: не кудри, а какой-то взрыв на голове. Во всем остальном она была обычной девочкой, это когда всего в меру. После школы она приходила домой, разогревала себе обед и сидела до вечера одна, так как мама работала и приходила довольно поздно, к тому же сильно уставшая. Дома у нее тоже было много дел, и они никак не кончались. Поэтому Таня, выучив уроки, частенько скучала, не зная, чем бы ей заняться, не будешь же одна играть "в магазин" или "больницу".
Вечером, когда они ложились спать, Таня просила маму что-нибудь ей рассказать интересное. Мама начинала, но засыпала на полуслове и Таня ее не будила, понимала - маме очень тяжело.
Однажды в ноябре, когда Таня пришла из школы, мама сказала ей:
- Таня, у нас временно поживет одна бабушка, баба Шура, ей совсем негде жить; тебе будет веселей и мне спокойнее за тебя.
Из комнаты вышла эта самая баба Шура. Танюшка склонила голову набок и уставилась на нее. Бабуля была маленькая и тощая, одета во все черное: черная кофта, черная юбка, черный платок на голове. Лицо было морщинистое, как печеное яблоко, и на нем выделялся большой мясистый нос и нижняя отвислая губа.
Ей отвели маленькую комнату, где помещалась только одна кровать, а на стене висели иконы. До вечера Таня делала вид, что ей не интересно – кто такая баба Шура. Но когда та удалилась в свою спальню, Таня и стала подглядывать.
На следующий день Таня немного осмелела и приступила к расспросам:
- Баба Шура, а где твой муж, дети?
Баба Шура поджала свою нижнюю губу:
- Никакого мужа у меня нет, и не было, я – Христова невеста!
Танюшка сначала обалдела от такой наглости, а потом, представив себе бабу Шуру с большим носом и всю в морщинах в белом платье и фате, а рядом молодого и красивого Иисуса Христа, которого она видела на иконах, прыснула, а потом и вовсе рассмеялась.
Баба Шура обиделась и стала ждать, когда же Танька насмеется, чтобы объяснить ей - какая она глупая девчонка.
- Понимаешь, те девушки, женщины, которые никогда не якшались с мужиками и замужем не были, считаются невестами самого Иисуса Христа - Бога нашего.
- Не якшались - это не целовались, что-ли, никогда?
Баба Шура опустила глаза, вздохнула:
- Вроде того.
Таня сделала вид, что поняла, но, поскольку, мыслить сложными абстрактными категориями она еще не умела, то, как ни старалась, не могла представить бабу Шуру белоснежной невестой, каких она привыкла видеть.
Так они и познакомились. Танька быстро смекнула, что теперь ей не будет так скучно, как раньше.
Когда Таня прибегала из школы, баба Шура кормила ее своим «фирменным» блюдом – картошкой, жареной на воде пополам с растительным маслом, потом они мыли антоновские кислые яблоки, ставили их в духовку. В печи потрескивали дрова, было тепло, за окном лил дождь или шел снег, они садились за стол ждать, когда испекутся яблоки и вести длинные беседы. Баба Шура, разгладив на столе кухонную тряпку из тонкой мешковины и, положив на нее свои коричневые морщинистые руки, начинала рассказ. А Таня, переняв у нее эту привычку, тоже разглаживала тряпку из такой же мешковины, складывала на нее свои маленькие белые ручки и слушала.
- Когда Пилат разрешил солдатам бичевать Иисуса, они решили сыграть с ним в царя. Одели его в красную шутовскую одежду, а на голову - венок колючий из терна. А в руки ему дали палку и становились перед ним на колени, насмехались и говорили: радуйся, Царь Иудейский, и били его по щекам, – рассказывала баба Шура и по ее морщинистым щекам текли слезы, и она вытирала щеки и свой большой нос мятым клетчатым платком, который ловко доставала из рукава.
- За что они его били, ба?
- Они не верили что он - сын Божий. Потому и издевались.
Потом они подкладывали в печку дров, доставали яблоки, посыпали их сахаром и ели.
Случались у них и недоразумения. Тогда они горячились и «дулись» друг на друга.
Например, баба Шура говорила:
- Бог един, но троичен в лицах.
- Как Змей Горыныч? - уточняла Танька.
От такого богохульства Баба Шура чуть в обморок не падала, махала руками, крестила себя и заодно Таньку.
Баба Шура была очень набожной, хорошо знала Евангелие, часто ходила в церковь и приходила оттуда умиротворенная. Но, несмотря на свою набожность, она была, во-первых, какая-то хулиганистая бабуля, а, во-вторых, очень любила осуждать людей и рассказывать об этом Тане, как самому благодарному слушателю. Танька подробно знала, с какими женщинами путается приходской священник Петр. Правда, значение слова «путается» Таня не понимала, но по поджатым Шуриным губам догадывалась, что это грех, такой-же, как и женщинам якшаться с мужиками. У бабы Шуры в ее рассказах все путались. Помимо священника, путался ее бывший хозяин, у которого она жила в няньках, пока его сын не подрос и бабу Шуру не выставили на улицу. Путалась ее родная сестра, которая, мало того, что путалась, да еще присвоила себе весь родительский дом, а бабу Шуру и на порог не пустила. Поэтому и жила баба Шура всегда у чужих людей.
Кроме разговоров, были у Тани и бабы Шуры и еще развлечения. Увидев из окна на кухне, что их соседи - Глаша и Костя - напились и назревает скандал, баба Шура бегом неслась в комнату и звала Таню «смотреть концерт». Тогда они вместе прилипали к окну и, толкая друг друга в бока, смеялись до упаду. Вот Глаша заходит в дверь с сумкой, а вот из окна в грязь вылетает кусок мяса, потом открывается дверь и из нее, с ускорением от данного ей пинка, вылетает Глаша. Потом Глаша идет поднимать мясо и с ним заходит в дверь, вот мясо вылетает опять в окно, а Глаша - в дверь. И так продолжается довольно долго, пока Глаша не понимает, что надо сменить тактику. Тогда она забрасывает мясо, уже мало похожее на мясо, в дверь, а сама уходит во двор отсыпаться с курами.
Подслушивать других соседей, которые жили через стенку, тоже им нравилось. Заслышав ругань за стеной, они бежали на кухню за большими эмалированными кружками и прислоняли их к стене и к уху. Баба Шура слышала плохо, поэтому все время толкала Таньку и спрашивала:
- Что, что они говорят-то?
Таня вся превращалась в слух и переводила:
- Дед: ты... мат на букву "б"... пока я был на войне, гуляла... мат на букву "б". Бабка: козел ты... мат на букву "ё", а как бы я с четырьмя детьми выжила бы? Дед: лучше бы ты... мат на букву "б" сдохла. Бабка: ну это... мат на букву "х" тебе, козел... мат на букву "ё".
Пересказав все бабе Шуре, они валились на Шурину кровать и начинали хохотать, дрыгая ногами. Потом, насмеявшись, а после, перекрестившись на иконы, баба Шура говорила Тане:
- Позовешь, когда дед начнет играть «Страдания» на гармошке.
Слушать дедовы «Страдания» тоже входило в их развлекательную программу.
А вечером баба Шура и Таня наперебой пересказывали все маме. Мама качала головой и выговаривала им - не очень они хорошо, дескать, поступают, подслушивая соседскую ругань, да еще и с матом.
- А мы сами матом не ругаемся, - горячилась Танька, я только говорю бабе Шуре на какую букву был мат.
Баба Шура согласно кивала головой. Переубедить их маме не удавалось, да и некогда было. А сами они считали - так развлекаться вполне допустимо и, главное, весело. Матом ругаться - грех, но ведь этот грех-то на бабке с дедом.
Их единство частенько перемежалось ссорами. Баба Шура, не выдержав Танькиной бестолковости, часто называла ее «неудельная» за то, что она не дается заплести ей косички, не может, как следует, пришить пуговицу или никак не научиться вязать носки. После таких обвинений в неудельности, Таня упирала руки в бока, щурила глаза и протяжно говорила:
- А вот в Библ-и-и-и сказано, что нельзя других судить, только Бог может судить, а ты-то ведь су-у-у-удишь?
Баба Шура критику считала справедливой: начинала креститься, шептать про себя молитвы и тяжело вздыхать.
Однажды Таня грустно сказала бабе Шуре, уходя в школу:
- Сегодня контрольная по матике, а я ничего не понимает в ней.
- Иди, не бойся, я помолюсь за тебя, все будет хорошо, - очень серьезно и авторитетно заявила баба Шура.
И Танька счастливая убежала в школу. Но пришла она из школы чернее тучи, и, не глядя на бабу Шуру, кинула портфель в угол:
- Ты, небось, весь лоб себе расшибла, моли-и-и-лась! Только я почему-то двойку получила.
Баба Шура сильно покраснела, видимо, забыла помолиться за Таньку, либо Господь раскусил их хитрый сговор.
Еще как-то Таня сильно обиделась на бабу Шуру из-за петуха. Однажды она, в накинутом на плечи красном пальто, и шапке, возвращалась из дворового туалета, а на нее стал набрасываться их петух. Таня сначала закрывала лицо руками, потом бросилась бежать, увязая в грязи и теряя на поле битвы пальто, калоши и шапку, которые летели в взбесившегося петуха. А баба Шура при этом стояла на пороге и хохотала, показывая на Таню пальцем. Прямо умирала со смеху. Таня тогда с ней не стала разговаривать до самого вечера. Но потом баба Шура позвала ее печь яблоки, пообещав рассказать, в очередной раз, как распяли Христа и как он вознесся на небо, и Таня обиду забыла.
Она, вообще, долго не могла обижаться на бабу Шуру и все ей прощала за то, что та всегда, когда Таня ложилась спать, подходила к ней, крестила и говорила:
- Господи, спаси и сохрани рабу твою Татиану.
Так они и жили. Наступило лето. Как-то баба Шура по ошибке вылила курам из ведра отраву для колорадских жуков. И с ужасом они наблюдали, как попив этой водички, куры, одна за другой, падали, как подкошенные, кверху лапами. Когда пришла с работы мама и увидела дохлых кур, она выслушала заикающуюся бабу Шуру и ничего не сказала. Но лучше бы она их с Танькой отругала, а так им было еще хуже. Бабе Шуре было плохо от своей оплошности, а Тане было жалко бабу Шуру. Она видела, как Шура вздыхала, суетилась и все старалась что-то еще дополнить в своем рассказе маме, а та все отмахивалась от нее. Они жили скромно и потеря всех кур разом являлась серьезным уроном их хозяйству.
В конце концов, расстроенная баба Шура ушла в свою комнатенку. Таня подсела рядом и, вздохнув, изрекла:
- Какая же ты, баба Шура, неудельная.
От этих слов Шура заплакала. За ней, не выдержав накала страстей, заревела Танька. Зашла мама, посмотрела на них:
- Сидят, ревут тут, неудельные. Ну, хватит, пойдемте, я гостинцы вам принесла.
Они вытерлись: баба Шура - большим клетчатым платком из рукава, а Таня – просто рукавом и пошли за ней. Мама стала разворачивать шуршащую бумагу, в которой лежали странные фрукты или овощи желто-зеленого цвета, длинные, заостренные с одного конца.
- Вот, бананы называются, - сказала мама, - ешьте. И показала, как их надо чистить. Покушав банан, баба Шура выдала:
- Мыло.
- Нет, - сказала Танька, - вкусно.
И они начали спорить: мыло или вкусно, забыв про дохлых кур, которых, вздохнув последний раз, ушла собирать в мешок мать.
Так прошло четыре года. Тане было двенадцать лет, когда мама сказала ей:
- Знаешь, а бабе Шуре горисполком выделил мизерную комнату в полуподвальном помещении с печкой и баба Шура уходит туда жить. - Посмотрев на враз поникшую Таню, добавила: - Она давно хотела иметь свой угол. Ты не переживай, мы будем ходить к ней в гости.
Когда баба Шура уехала, а мама ушла на работу, Таня села на широкий подоконник у окна, которое выходило в их двор, и долго плакала вместе с дождем, который лил и лил из темно-свинцового неба. Она впервые чувствовала себя несчастной. Топилась печь, но Тане не хотелось печь яблоки. Ведь не с кем их будет есть, посыпая сахаром.
В гости к бабе Шуре они с мамой сходили всего два раза. Первый раз они зашли к ней в гости, когда Шура была здорова и весела. Она накормила их своей картошкой на воде пополам с маслом, напоила жиденьким чаем, много расспрашивала и рассказывала сама.
А во второй раз они были у нее, когда маме передали, что баба Шура умирает.
Когда они, пригнувшись, вошли в ее мизерную комнатку, Шура лежала на кровати. Света не было, в углу перед иконами горела лампадка. Шура была очень маленькая, бледная. На лице, по-прежнему, выделялся только большой мясистый нос и нижняя губа. Мама села к ней на кровать. Шура открыла глаза и еле слышно сказала:
- Отойду, Граня, я сегодня ко Господу.
Мама взяла ее за руку:
- Может, поправишься еще, давай я тебе печку затоплю, поешь что-нибудь.
Но баба Шура отрицательно качнула головой, посмотрела в последний раз на Таню и прикрыла глаза.
Когда они шли домой, валил хлопьями мокрый снег. Он ложился Тане на лицо и таял, поэтому никто не видел, что она плачет, даже мама. Она шла и вспоминала, как смеялась баба Шура, когда Танька убегала от петуха, и как вместе они заливались смехом, подслушивая соседей: бабку Фросю и деда Костю, как она сердилась на нее, Таню, и называла неудельной, как рассказывала ей о Боге. А еще уходила, жившая в Таниной душе, надежда, что помолившись перед сном, баба Шура всегда добавляла: Господи, спаси и сохрани рабу твою Татиану.
- Царствие тебе небесное, баба Шура, пусть жених твой небесный простит тебе все грехи твои, - вслух сказала Таня, подходя к дому и вытирая рукавичкой мокрое лицо.
- Что? - не расслышала мама
- Это я так, сама с собой...
© Галина Ермакова
Художник Сергей Дорофеев
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Понедельник, 08.02.2021, 21:10 | Сообщение # 2781 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 13.02.2021, 20:12 | Сообщение # 2782 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 13.02.2021, 20:12 | Сообщение # 2783 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 13.02.2021, 20:13 | Сообщение # 2784 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Среда, 03.03.2021, 02:44 | Сообщение # 2785 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| Поезд медленно шёл на Восток. Радовали глаз и поднимали настроение хлопоты по-настоящему разгулявшейся весны. Но если в европейской части снега уже не было, то ближе к Уралу он ещё лежал в оврагах и лесных чащобах. Вагон был переполнен, проводник с трудом пробирался по проходу. Василий завидовал тем, кто сидел возле окон. Напротив него сидел старик, приземистый, кряжистый, с седой бородой и длинными усами. Глаза глубоки, тёмно-серые, одновременно и строги и веселы. Он пристально смотрел на Василия.
-Далеко едешь, служивый? – поинтересовался старик, глядя на пустой левый рукав шинели.
-В Забайкалье, до Читы, а там до дома рукой подать.
-Где же тебя подкараулило несчастье, сынок?
-Под Сталинградом отец, два месяца провалялся в госпитале, комиссовали. Вот теперь еду домой, стало быть, отвоевался, его карие глаза на смуглом скуластом лице смотрели на старика вдумчиво и грустно.
-Ну, не тушуйся, главное живой остался, - старик разгладил усы, незаметно смахнул, непрошенную слезу.
То, что совершенно чужой человек отнёсся с сочувствием к чужому горю, тронуло душу Василия. Ком подступил к горлу, стало трудно дышать. В госпитале сочувствовать было некому, всем выпала тяжёлая доля: кто был без ноги, кто без руки, а другие без обеих рук или ног сразу. Каждый по-своему нёс свою боль: одни изливали своё наболевшее словесно, костеря войну и горькую долю, выпавшую на их молодые плечи, другие уходили в дальний угол двора, и, оставшись один на один с собою, горько рыдали, зажав рот ладонями, чтобы никто не услышал. Любому человеку хочется, чтобы на него в такие тягостные минуты обратили внимание, посочувствовали. И вот когда это произошло, Василий растерялся, чтобы не показать мужскую слабость, быстро встал и вышел в тамбур. С большим трудом он пробился к разбитому окну входной двери вагона, откуда дул прохладный, весенний воздух, кружа клубы дыма. Василий выдохнул из себя воздух всей грудью, громко вздохнул.
-Что, братишка, сердчишко прихватило? – услышал за спиной в свой адрес.
Василий несколько раз кивнул головой.
-Подыши свежим воздухом, легче станет.
Эшелон долго стоял на разъездах, пропуская на фронт идущие составы. Дорога до дома показалась вечностью. Когда Василий вышел на перрон вокзала, откуда в июле 1941 года уходил на войну, время уже перевалило за полночь. Вокзал был набит, как и вагон. Он вышел на привокзальную площадь, чтобы подышать прохладой ночи. В небе сияла полная луна. Две недели пути в душном переполненном вагоне забрали все силы. Оказавшись в госпитале, Василий не стал писать домой, чтобы не терзать материнское сердце. Он не представлял, как его безрукого встретит мать. Теперь торопил время, ему хотелось быстрее оказаться в родном доме.
И вот она родная улица, ничего не изменилось. Вдали виднелся родительский дом, родовое гнездо.
-Васенька! Ты ли это, аль нет? Ну, здравствуй, родной.
-Здравствуйте, тёть Настя. Вот комиссовали, приехал домой. Отвоевал. Вы-то тут как?
-Да жизнь-то наша слезливая нынче, похоронки приходят чаще писем. Ну, ступай, вот радость для матери.
Во дворе дома возился младший братишка. Хлопнула калитка, и Колька со всех ног бросился навстречу старшему брату.
-Васька! Родной ты наш, воротился, - и заплакал.
-Мать-то где? - спросил Василий.
-Да на работе, где же ей быть. Я один дома. Надька с Петькой в школе. А мы переживали за тебя, давно уж ни одного письма. Ну, теперь вместе будем.
-Колька, отец пишет с фронта, давно от него письмо было?
Колька сник, опустил голову, зашмыгал носом, обхватил худыми ручонками Василия.
-Похоронка пришла на отца после новогодних праздников, как раз на Рождество. Мать велела тебе не сообщать, чтобы не расстраивать. Нету Васька, теперь у нас отца.
-Погоди, Колька плакать, на войне всякое бывает. Может в госпиталь попал или переформировали часть. Ждать надо, слышишь ждать.
Василий гладил младшего брата, сдерживался, что самому не расплакаться. Неужели и их семью не обошла война? Отца забрали на фронт в июле сорок первого, его в сентябре. Сначала Василий писал ему письма из дому, затем с фронта. Отец редко подавал о себе весточку. Василий знал, что встреча с матерью будет трудной, поэтому тайком от Кольки вышел из дому, огородом пробрался на окраину, в рощу, оглядел округу - ни души. Он смотрел на село с невысокого пригорка.
Вот она малая родина, уголок земли, где он родился и вырос, который часто видел во снах. Чуть поодаль виднелось кладбище. До боли в душе не хотелось верить в то, что уже никогда он не увидит отца. Василий опустился на колени, затем медленно лёг на прогретую солнцем землю, молодую травку. Пахло землёй, её мягкой сыростью, послышался крик прилетевших грачей. Рыдания вырвались непроизвольно, помимо его воли. Плакал долго, по - мужицки, горько. Всё наболевшее, что накопилось в душе за два с лишним месяца, Василий выплеснул в родную землю, пахнущую весной и детством. Ему посчастливилось вернуться домой, пусть даже без руки. Отец же остался навсегда в чужом краю. Где он зарыт, один Бог ведает.
В небольшой ложбинке умыл лицо талой снеговой водой, медленно пошёл домой. Навстречу ему бежал Колька, запыхаясь, проговорил:
-Мамка с работы пришла, мы заждались тебя, не знали где искать.
Переступив порог дома, Василий увидел мать. Хорошо, что эта встреча произошла дома, если бы он повстречался с ней в другом месте, прошёл бы мимо, не узнал. Перед ним стояла женщина с серым лицом, ввалившимися глазами, серебристой головой. Печать больших забот лежала на её морщинистом лице, была она и в выцветших усталых глазах. Мать пристально смотрела на сына, затем протянула руки. Хотела шагнуть ему навстречу, но её качнуло, и она, потеряв равновесие, повалилась. Василий успел подхватить её и вместе с Колькой уложили на кровать. Мать быстро пришла в себя, смотрела растерянным взглядом на сына. Василий удивился тому, что мать не плакала, молча смотрела потухшими глазами на однорукого сына.
-Вася – Василёк, чем же мне угостить тебя, сынок, - чуть слышно проговорила она, охрипшим голосом.
…Василию предложили работать в школе. Не имея специального образования, стал преподавать труд и физкультуру. Как радовались сельчане, когда в войне произошёл переломный момент. Фронт стал продвигаться на запад. Семьи старались выжить. Картошка и капуста уродилась, а вот хлеба не было. Муки, что выдавал колхоз на семью, хватало на одну лепёшку в день. Выручала бурёнка, вот уж поистине святое животное.
Наступила осень 1944 года. Старики и подростки, трудились в поле, и на току. Один комбайн не справлялся, косили и косами, снопы свозили как в двадцатые годы. Василий с учениками работал на току, одной рукой он крутил веялку, очищал зерно. Женщины приспособились жарить зерно и украдкой от начальства ели его, запивая кипятком. Старики выбирали в пшенице недоспелые зёрна, которые были мягкими, с молочком, легко жевались.
Вечерело. Солнце скатилось за горизонт, но пепельно-кровавое зарево заката ещё не погасло. С болота стали доносится дремотные трели лягушек.
-Василий, возьми братикам и сестричке жареного зерна, ведь они дома полуголодные, - предложила соседка тётя Поля.
Василий нерешительно подошёл к ведру с зерном, не зная, что делать.
-Бери, сынок, надо выживать.
Василий взял горсть зерна и высыпал в карман шинели. Отошёл в сторону. Тётя Поля взяла ведро и ещё пару горстей высыпала в карман его шинели.
-Бог любит троицу, ребятишек трое, каждому по горсточке. Неси домой.
Он смотрел на соседку с доброй улыбкой.
Рука ужасно ныла, тяжело ему было крутить веялку одной рукой, и всё равно вращал рукоять до тех пор, пока рука начинала неметь, пальцы разжимались. Василий отошёл от амбаров метров сто. В небе послышалось курлыканье журавлей. Он поднял голову и увидел их умело выстроенный клин. Журавли летели, крыло в крыло в направлении юга. Василий вспомнил, как на фронте, сидя в окопе, вот так же вечером, ранней весною он увидел в небе стаю журавлей, которые летели с юга прямо над позициями. Птицы были свободными, они парили в небе, не зная границ, а на земле грохотала война.
-Свиридов! Что у тебя в кармане шинели? – Василий повернулся, перед ним стояли секретарь сельсовета, сытый, самодовольный, лицо мрачное, заросшее щетиной и сотрудник НКВД.
-Да взял три горсти зерна для ребятишек, - уверенно отчеканил Василий.
-В таком случае придётся пройти в сельсовет, - отчеканила секретарь, смотревшая на него строгим, холодным взглядом.
Суд был показательным, нужно было запугать сельчан наглядным примером. За сбор колосков после уборки урожая была статья до трёх лет, по которой судили с четырнадцати лет. Василия привезли из района, где он находился под стражей до суда. Он окинул взглядом зал, во втором ряду увидел мать с опухшим от слёз лицом. Бедная мать, сколько горя свалилось на её хрупкие женские плечи. Да, правы люди, говоря, что беда не приходит в дом одна. Помещение было заполнено до отказа. Василий опустил голову, он не чувствовал себя преступником, ему было больно и горько смотреть в лицо матери.
В его защиту выступила председатель колхоза Анастасия Даниловна. Дородная русская женщина, высокого роста, со смуглым открытым лицом и густыми волосами свинцового цвета. Она поднялась на сцену, окинула взглядом обвинителей, повернулась к залу: «Кого мы сегодня судим? Человека, который в семнадцать лет ушёл добровольцем на фронт вслед за отцом, защищать свою Родину, нас с вами. Через полтора года вернулся домой без руки. Его отец, Иван Степанович, погиб. Мать Василия трудится в колхозе по четырнадцать часов в сутки. Он нарушил закон, но кому он нёс три горсти зерна, полуголодным детям-сиротам. Уважаемый суд! Я хочу, чтобы Вы учли всё это. Если девятнадцатилетний парнишка, защищавший Сталинград сядет в тюрьму, мне будет стыдно ходить по земле моих предков.
В зале воцарилась мёртвая тишина. Затем, взрыв аплодисментов и выкрики.
Василий сидел, не поднимая головы. Теперь на сцену вышла секретарь сельского совета, Мутина. Она была угрюмая, лицо выражало зло, подняла вверх правую руку и с ненавистью посмотрела в зал. Все затихли, воцарилась тишина.
-Мне непонятна позиция председателя колхоза. Есть закон и мы обязаны его строго соблюдать. Идёт кровопролитная война. Мы должны в первую очередь кормить фронт, тех, кто с оружием в руках защищает Родину. Предлагаю судить расхитителя по всей строгости закона. А высказывание председателя колхоза по содействию воровству мы рассмотрим на ближайшем заседании пленума райкома партии и строго её накажем. Сельчане рукоплещут вору потому, что все колхозники тащат зерно. Круговая порука.
Судья дал последнее слово подсудимому. Василий встал, поправил шинель, смотрел в пол.
-Простите меня, земляки, что опозорил Вас, не оправдал доверия. Моя вина лишь в одном, что я остался жив и возвратился домой. Сейчас бы я не сидел на этой позорной скамье. Простите.
Василия приговорили к пяти годам лишения свободы. Мать закрыла лицо руками, заплакала громко, страшно, отчаянно, судорожно тряслись её плечи, так умели плакать выстрадавшие женщины в русских селеньях.
Григорий Кузнецов
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Среда, 03.03.2021, 02:44 | Сообщение # 2786 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Среда, 03.03.2021, 02:46 | Сообщение # 2787 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Среда, 03.03.2021, 02:46 | Сообщение # 2788 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Среда, 03.03.2021, 02:46 | Сообщение # 2789 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Среда, 03.03.2021, 02:47 | Сообщение # 2790 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 05.03.2021, 17:22 | Сообщение # 2791 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| Хорошо мы живем или плохо живем,
Но есть место одно на планете…
Это место зовется Родительский дом —
Это лучшее место на свете!
Это детства моментов приют-
Беззаботные жизни моменты…
И всегда в этом доме покой и уют…
Самых ярких картинок фрагменты.
И всегда здесь нас любят и ждут,
И мгновенья до встречи считают.
Пусть минуты и годы идут —
Материнские чувства не тают.
Мы для них остаемся детьми,
Сколько б лет не исполнилось нам,
Мы хранимы родными людьми,
Берегите отцов и мам!
Все дороги ведут в родительский дом,
Где тепло и готов обед…
Нужно помнить всегда о том,
Сколько б нам не исполнилось лет…
В этом доме звонков ждут и писем,
Ждут хороших от нас вестей.
Пусть ты взрослый уже — независим,
Не жалей для них новостей…
…Хорошо мы живем или плохо живем,
Но есть место одно на планете…
Это место зовется — Родительский дом —
Это место где счастливы дети!
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 12.03.2021, 04:10 | Сообщение # 2792 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 12.03.2021, 04:11 | Сообщение # 2793 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 12.03.2021, 04:13 | Сообщение # 2794 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 12.03.2021, 04:17 | Сообщение # 2795 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 12.03.2021, 04:18 | Сообщение # 2796 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 20.03.2021, 23:45 | Сообщение # 2797 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| - Давай посидим. Наработались. Ладно.
Болит поясница и ноги гудят.
Ты б что-то накинула, нынче прохладно.
Ох, годы-годочки! Как быстро летят?!
Скажи-ка, Маруся, ты мне без утайки,
Обидел ли чем я тебя или нет?
- Ну вот еще! Кстати, схожу-ка в сарайку.
Дровишек возьму. Будут щи на обед.
- Сиди! Я то вот о чем. Что-то мне худо.
Смотри, если что, обо мне не жалей.
- Молчи! Ишь заладил! И слушать не буду!
Одна не останусь! И думать не смей!
Ну что ты, родной? Поживем еще. Что ты?
У Бога здоровья тебе отмолю.
Внучата приедут, прибудут заботы.
А хочешь, наливочки чарку налью?
- Ну! Будет! Схожу-ка в избу за кофтенкой.
Продрогнешь. Негоже. Уж не молода.
Еще полюбуемся милой сторонкой.
Еще поживем. Ох, годочки-года!
© Copyright: Лидия Крошнина
Сообщение отредактировал Pantera - Суббота, 20.03.2021, 23:49 |
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 03.04.2021, 05:47 | Сообщение # 2798 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| вечереет..
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 04.04.2021, 16:21 | Сообщение # 2799 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| Красота..
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Понедельник, 05.04.2021, 19:09 | Сообщение # 2800 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7720
Статус: Offline
| Бусинка моя
С вечера позвонила знакомая, и, зная, что утром мы едем в деревню к родственникам, попросила подвезти гостившую у нее маму. На другой день Лидия Алексеевна, женщина лет шестидесяти, стояла с дочерью у подъезда в сером пальто и в голубом берете, который очень подходил к ее глазам.
– Ой, извините, что напросилась, но дочка говорит, что вы не против.
– Все хорошо, нам по пути, к тому же дорогу немного сократим, а на автобусе вам четыре часа добираться.
– И то верно, – она сняла берет, поправила каштановые волосы, подстриженные под каре, – с вами-то быстрее.
Через два часа пути свернули на более короткий путь, а через полчаса показались перелески и холмы, дорога вела вдоль возвышенностей, местами покрытых скудной растительностью.
– Давно я этой дорогой не ездила, – сказала, как будто сама себе, наша пассажирка, – раньше вот эта гора почти вся лысая была, а нынче деревья вон какие вымахали, – она вздохнула, – эх, время, время, как все меняется.
- Что меняется, теть Лида?
– Да вот холмы и горы эти заросли уже, раньше тот склон голый был, камешки на нем мелкие, как молоточком кто их поразбивал. Так вот однажды скатилась я по этой насыпи, ободрала себе ноги и руки.
– Круто тут. Что же вас заставило пойти туда?
Лидия Алексеевна, чувствуя мой интерес, еще раз взглянув в сторону гор, рассказала свою историю.
Всю жизнь ее семья жила в деревне, отец возил директора совхоза, а мама работала бухгалтером. Лида была в семье единственной дочкой. Ее любили и лелеяли, прочили хорошее образование и жизнь в городе. Но все сложилось иначе.
В девятом классе в Лиду влюбился Володька Филимонов, который был на год старше. Смешил ее разными небылицами, провожая домой, – одному ему ведомо, откуда он их брал. Родители намекали Лиде, что парень из многодетной семьи. Ну что могут они дать старшему сыну в материальном плане?
Может поэтому Лида с осторожностью принимала ухаживания деревенского паренька, если бы не случай. Девчата и несколько мальчишек с их школы отправились на Пронькину гору, которая находилась в семи километрах от деревни, почему так называется, никто уже и не помнил. Лида тоже поехала с ними, хотя в тот день у нее был день рождения.
Уехали туда на велосипедах, и, взобравшись повыше, потянулась молодежь по узенькой тропинке, стараясь не смотреть вниз. И вдруг кто-то вскрикнул, послышался шум камней, скатывающихся вниз, а вместе с ними, по склону, затягивало вниз и Лиду. Испуг в глазах, отчаяние и попытки ухватиться руками за сыпучий склон. На помощь кинулся Володька, сползая вниз за Лидой.
Володька Лиду вытащил каким-то чудом, сам ободрал до крови колени, руки и даже лицо. И уже когда Лида была наверху, а ему оставался еще один рывок, - из его курточки посыпались голубые бусинки. И он кинулся за ними снова вниз по насыпи, как будто это было что-то самое драгоценное.
– Володька, не надо, – кричали ему, – поднимайся.
А он, успев собрать несколько бусинок, выбрался на тропу. Первым делом убедился, что Лида без переломов; увидев ее благодарность в глазах, разжал кулак. На ладони лежало несколько бусинок, остальные он достал из кармана, где на разорвавшейся нити оставалось еще несколько штук. Бусы были простенькие, явно недорогие, но на них надо было скопить денег, которых в многодетной Володькиной семье не хватало.
– Ой, что это у тебя? – забыв про ободранные коленки, спросила Лида.
– Это был твой подарок, – упавшим голосом признался паренек, – подарить тебе хотел бусы, сегодня же у тебя день рождения, – сказал он и, отвернувшись, заплакал. Это были неслышные и почти невидимые слезы или из-за испорченного подарка, или от радости, что все обошлось и что они целы и невредимы с Лидой. Он целую неделю представлял, как подарит Лиде бусы, купленные на сэкономленные деньги, которые ему давали на буфет.
– Дай их мне! – сказала она, – я соберу их на ниточку и буду носить.
Он молча протянул руку с оставшимися бусинками: – Я тебе другие куплю, только позже.
– Ничего не надо покупать, это самые красивые бусы, и если их не хватит, я буду носить, как браслетик, ведь мне никогда в жизни не дарили таких подарков.
Бусы она собрала, – уменьшились они наполовину, остальные, видно, так и укатились по крутой насыпи.
Володька все чаще стал провожать ее домой, а родители все чаще ворчать на дочку за дружбу с ним.
Перед армией он работал в совхозе, а Лида училась в городе, встречались они только по выходным. Должна была проводить его в армию, но опоздала, пока добралась до деревни, автобус с новобранцами уже ушел. И тогда Лида села на скамейку и расплакалась. Странная это была дружба: ничего друг другу не обещали, даже не целовались. Лида к тому же еще и от родителей упреки слышала: – Получай образование и оставайся в городе, зачем тебе коровам хвосты крутить, и Володьку брось, голь перекатную.
И вот от нахлынувших чувств расплакалась она сейчас. «Что он может подумать, – размышляла она, – решит, что родители не пустили, или я сама не захотела проводить».
Но через две недели получила Лида письмо, обратным адресом которого была воинская часть аж на Сахалине. Сердце радостно застучало, руки не слушались, когда аккуратно пыталась открыть конверт.
«Здравствуй, моя бусинка! – прочитала Лида и прижала листок к груди. Так он ее никогда не называл, и от того стало необыкновенно легко и сладостно на душе. «Очень жаль, что мы не увиделись в день моего отъезда. Но я взял с собой школьную фотографию, на которой мы сфотографированы, когда ездили на спортивный слет в район. Буду смотреть хотя бы на нее, вспоминать тебя и мечтать о встрече». Лида залпом прочитала Володькино письмо, потом уже медленно начала читать второй раз.
И так все два года она переписывалась с Володькой, который в каждом письме называл не только по имени, но и «бусинкой». И стала эта «бусинка» чем-то вроде их пароля что ли, связующим звеном между их походом на Пронькину гору и порвавшимися тогда бусами, когда он спасал ее.
А когда с армии пришел, то Лида призналась родителям, что никого больше не любит, кроме Володи Филимонова, и что ей все равно, сколько у него братьев и сестер. Свадьбу устроили Лидины родители, вздыхая, что жених гол как сокол. А через два года зять отплатил добром за то, что дочку доверили. Не было ему равных в совхозе как механику, с любой техникой ковырялся, доводя до ума, удивляя своей башковитостью начальство.
Даже если выпьет какой раз, то все равно такой же добрый и покладистый: – Бусинка моя, прости выпил я немного.
– Ладно-ладно, – ворчала Лида, – сейчас проспишься и будешь снова отец-молодец.
Лидия Алексеевна, увидев, что показалась деревня, прослезилась. – Двое детей у нас с Володей. Только самого его уже три года как нет, столько лет ему было отпущено.
– И все равно вы счастливая, Лидия Алексеевна, – сказала я ей.
– Это правда, счастливая, прожила с ним, как у Христа за пазухой. И сейчас дня не бывает, чтобы его не вспомнить добрым словом, и внук младший сильно на него похож.
Мы подъехали к дому Лидии Алексеевны. Она вышла из машины, пальто было расстегнуто, и легкий шарфик распахнулся, – под ним показались бусы голубого цвета.
– Это те самые, что Володя вам на Пронькиной горе подарил? – спросила я.
– Нет, это другие, но тоже им подаренные. А те бусинки так и хранятся у меня в шкатулке.
Она приглашала нас на чай, но мы решили не задерживаться и поехали дальше, всю дорогу вспоминая рассказ Лидии Алексеевны, в котором было столько света и тепла, что на душе стало как-то радостно.
Автор: Татьяна Викторова
Художник: Евгений Балакшин.
|
| |
| |
/> |
