След от ног, которые не дрогнули Зимой 1942 года Лидии было десять. Мама принесла сапоги — настоящие, с подкладкой, чуть великоваты, но тёплые. Лидия долго смотрела на них, не веря: у соседей дети ходили в обмотках из газет, практически босиком по снегу. А у неё — сапоги. Целые. Настоящие. Как будто из другого мира.
Но в ту же ночь брат закашлялся, и к утру стал лежать неподвижно, только глаза блестели в темноте. Он был младше, слабее. Лидия слышала, как мама ходит по кухне и тихо плачет. Потом Лидия сама подошла к маме, держась за край стола, и тихо сказала:
— Мама… может, сапоги — Павлику? Он совсем слабенький. А я… я смогу. Я сильная, правда?
Мама посмотрела на неё долго. Потом медленно кивнула, как будто услышала не только слова, но и что-то большее — решение взрослого человека в теле ребёнка.
Лидия сняла сапоги, аккуратно поставила их у кровати брата, натянула свои старые резиновые калоши, подложив внутрь тряпки. На улице было минус двадцать три.
Звук шагов, которые никто не слышал Она жила. Жила, потому что надо было носить воду. Прятать хлебный паёк пока идёшь по улице — вдруг отнимут. Помогать маме с братом. Уроки не отменяли — в классе было холодно, пар изо рта, но учительница приходила. В варежках.
Пальцы Лидии были фиолетовыми от холода. Ногти синими. Но она шептала себе: «Ты сильная. А он — нет». И продолжала идти. Даже когда ноги были будто деревянные. Даже когда по пути видела санки, на которых везли тех, кто уже не проснётся.Однажды силы её подвели. Ноги больше не слушались. Она замерла в проходе, присела на лестницу и осталась сидеть на лестнице. Соседка, Марья Семёновна, крикнула из-за двери: — Лидка! Живы? Это "живы?" стало привычным приветствием.
Когда война закончилась, мама умерла. Брата выходили. Он стал тихим, замкнутым, но выжил. А сапоги… сапоги потерялись. Может, сдали в пункт помощи. Может, просто сносились.
Петли памяти Соня, внучка Лидии, жила в Петербурге. Училась в университете. Всегда знала: бабушка пережила блокаду. Но рассказов не было. Только обрывки: — Я один раз съела столярный клей. Думала, мармелад. — Самое страшное — не холод. А когда умирают по одному, и ты всё считаешь.
Каждый такой рассказ был как дырочка в ткани времени — из них сквозила другая жизнь, другая правда, в которую невозможно было поверить, если бы не её голос. Вечером Лидия садилась у окна и вязала. Никогда не жаловалась. Не говорила громко. Но в её молчании всегда звучало что-то большее.
Однажды зимой Соня пошла в Музей блокады. Случайно. Шла от подруги, замёрзла, решила зайти. В одном зале были витрины: ложки, письма, флаконы, куколка из тряпки. И пара детских сапог. Потёртые, с прошитыми нитками, латками. А внутри — на подкладке, едва различимоСоня застыла. Долго вглядывалась. Бабушка — Лидия Суханова. Те же инициалы. И год. Внезапно мороз пробрал до костей. Слёзы сами полились. Она стояла и шептала: — Бабушка… это ты?
Разговор сквозь время Соня пришла домой к бабушке. Молча обняла её.
— Я видела их. Сапоги.
Лидия долго молчала. Потом только кивнула:
— Я думала, они пропали. А они — там?
— Да.
— Хорошо. Пусть будут. Пусть греют память. Мне они уже не нужны. Но, может, кто-то увидит и поймёт, что значит — выжить не для себя.
Она не говорила больше. Только смотрела в окно.
Снег медленно ложился на подоконник.
А Соня держала её руку. Ту самую, которая некогда вытирала лёд с ресниц. Которая снимала сапоги. Которая никогда не дрожала.
След в вечности История — это не только архивы. Это запах кожи, трещинки на подошве, инициалы, выцарапанные детской рукой. Это девочка, которая отдала тепло, чтобы спасти младшего. И выросла. И не сломалась.
Иногда герои не поднимают флаг. Они просто делают шаг — в калошах, по снегу. А потом кто-то другой — через десятилетия — идёт по их следу. Блог Папа Василиса
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
У меня бабушка Маша блокадница. Рост 150, вес до 40кг, как и все, была тоща. Никак не могу понять, как она могла работать в блокаду грузчицей и носить мешки по 50кг. Отцу моему было 9, его брату 2. Даже перед смертью отец вспоминал, как у брата от голода рот зарастал. Видимо, воспалилась слизистая, были коросты на рту. И странно, в их квартире старинный буфет стоял с мраморной плитой вместо столешницы. Ни сами не изрубили, ни украл никто. Отец вспоминал, как после сбора урожая искали уже по морозу картошку в земле, как в качестве еды варили казеиновый клей, правда, не помню, куда его добавляли. Выжили, но тот младший брат остался лысым, очень мало волос было, и умер в 36.
Соседка Шкура Макеева точь-в-точь по описанию как Ваша бабушка. 96-й ей пошёл. Трудится постоянно на своём огородике. "Летом то я в силе, а зимой слабну". Рассказывала, что в войну таскала на местном полустанке пятидесяти-килограммовые мешки. Шутит, - "метр с кепкой я, но работала наравне со взрослыми"
моя умерла в 68, а местная бабанечка-казачка тоже хлебнула. Из Алма-Аты и Томска прислали ей пятерых племянников, у которой пятеро детей, больной муж и свекровь, а на них же по карточкам не давали. Хлебнули голода по полной.
Война, а в особенности блокада, очень четко показали кто есть кто. Одни наши родственники чудом выжили благодаря голубям и запасам их кормёжки: 3 мешкам семян и одному сухарей. + 5 плиток столярного клея и 3 кг. парафина. А другая сволочь и падаль сидела на армейском снабжении. И потому смогла обменять еду на бриллианты. Но они их семье счастья не принесли - одни драки и ненависть при каждом их дележе.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
