Приказ Наполеона бросать раненых В воспоминаниях
непосредственных участников событий Наполеоновской эпохи обязательно
присутствуют образы полей сражений и то, как они выглядели по окончании
боев. Особенно таких крупных, как Прейсиш-Эйлау, Фридланд, Асперн,
Ваграм, Бородино, Лейпциг или Ватерлоо.
Поскольку на ограниченное
пространство были стянуты массы войск, то интенсивный артиллерийский
огонь, густая пальба пехотных квадратов и кавалерийские атаки собирали
поистине кровавый урожай. Достаточно вспомнить Бородинское поле, на
каждом квадратном километре которого остались 3000 погибших русских
солдат и солдат наполеоновской армии.
Но гораздо больше, чем
убитых, там было раненых и контуженых. Артиллерийские ядра, катясь по
земле и подпрыгивая по инерции, ломали ноги, не причиняя мгновенной
смерти. Пули и сабельные удары выбивали пехотинцев из рядов. Но тоже не
всех из них с летальным исходом. К этому надо добавить большое
количество ран (в частности, черепно-мозговых) от ветвей, сбитых
пушечными ядрами, или от обрушившихся строений.
Раненые в ходе
битвы завидовали судьбе убитых. В первых революционных войнах еще
случалось, что солдаты выносили раненых товарищей с поля боя,
руководствуясь не столько чувством жалости, сколько желанием спасти свою
собственную жизнь.
Если раненый был в сознании, его сажали на
ружье, которое несла пара солдат. А тех, кто был в бессознательном
состоянии, выносило уже четверо на шинели. При большом количестве
раненых их эвакуация в тыл значительно ослабляла действующие полки.
Поэтому
уже в ходе Итальянского похода Наполеон Бонапарт запретил выносить
раненых с поля боя. Впоследствии он несколько раз повторял свой приказ.
Например, накануне сражения у Ваграма в дневном приказе по армии император среди прочего однозначно подчеркнул:
«Раненые, которые сами не могут ходить, остаются на поле боя.
Запрещается покидать боевые порядки для транспортировки раненых». Поэтому раненых предоставляли самим себе там, где их настигла пуля, штык или сабля.
В
лучшем случае, товарищи перетаскивали бедолаг на несколько метров, под
деревья или фургоны, чтобы хоть в какой-то мере защитить их от конских
копыт и колес орудийных передков. Многие умирали еще до исхода баталий.
Иные агонизировали уже, когда битва заканчивалась. И такими, вообще, не
занимались.
Правилом было собирать после битвы только тех
раненых, чье состояние подавало надежды на успешное лечение. Раненые в
брюшную полость не могли рассчитывать ни на какую помощь, если только
они не были высшими офицерами.
Рядовые солдаты готовы были
заняться после битвы своими ранеными товарищами. Но зачастую батальоны и
эскадроны меняли свое расположение в боевых порядках, и после
нескольких атак и контратак уже непонятно было, где несколькими часами
раньше пали их однополчане и живы ли они еще.
Грабители и мародёры Лишь
только кончалась битва, на поле боя появлялись охочие до добычи
мародеры и крестьяне из соседних деревень. Они обдирали убитых,
умирающих, а зачастую и тяжелораненых. Искали прежде всего деньги,
кольца, оружие и все, что могло пригодиться в походе или хозяйстве.
Добычу
можно было или продать в ближайшем городе, или оставить при себе в
качестве трофеев. С раненых также сдирали сапоги, плащи и
обмундирование, что было обусловлено постоянной нехваткой одежды и
обуви. Если раненые протестовали (что очевидно случалось), то грабители,
даже из той же армии, безжалостно их убивали, чтобы приобрести то, что,
как цинично говорилось,
«уже не пригодится жмурикам». После такого похода грабителей множество раненых, лишенных обуви и одежды, умирали на морозе или под дождем.
После
грабителей на поле боя приходили солдаты или крестьяне,
откомандированные для погребения мертвых. Не всегда это происходило
сразу же после битвы, а, скорее, под давлением обстоятельств, когда
армия воевала в жаркое время, например, в Италии или Испании. Дело было в
стремлении предотвратить эпидемии, страх перед которыми был огромен.
Солдаты и крестьяне шли в похоронные команды охотно, надеясь, что,
несмотря на предшествующий проход мародеров, при мертвых можно будет еще
найти, чем поживиться.
Солдат зарывали вместе с лошадьми, не
делая разницы между своими и чужими. Никаких церемоний с участием
капелланов не было. Трупы просто сваливали в огромные братские могилы,
присыпая лишь тонким слоем земли, зачастую без крестов или другой
маркировки мест погребения. Учуяв свежую кровь, к могилам стягивались
бродячие собаки и дикие животные, которые откапывали трупы. Если армия
раскладывала бивуаки на поле боя, часовые стреляли в животных, чтобы их
отпугнуть.
Так хоронили всех – от рядовых солдат до высших офицеров Великой Армии. Индивидуальные
погребения были редкостью. Место, где погиб и был похоронен генерал
Франсуа-Жозеф Кирженер в Меркерсдорфе, до сих пор обозначено камнем с
его именем.
В кафедральном соборе в Оливе сохранилась памятная
плита над местом погребения полковника Николя Имрекура, погибшего при
осаде Данцига.
Останки некоторых высших офицеров перевозили во Францию лишь стараниями их обеспеченных семей или по прямому приказу Наполеона.
В
Париж вернулось, например, тело маршала Жана Ланна, который умер после
ампутации ноги в битве при Эсслинге. Или генерала Антуана Шарля Луи де
Лассаля, который погиб при Ваграме.
Но в огромном количестве
случаев не было возможности заняться надлежащим захоронением, потому что
в каждом сражении погибало много офицеров, а даже и генералов.
(Подготовлено по материалам J.-C. Quennevat. Les vrais soldats de Napoléon. Sequoia-Elsevier, 1968).
Продолжение следует...
Михаил Арушев.
Оцените материал:
ПОДЕЛИСЬ С ДРУЗЬЯМИ:
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
|