Сегодня у Ленкиной семьи банный день. С утра все заняты приготовлениями.
Мать надела старенькое ситцевое платьишко, взяла голик и пошла в
баньку. Как она сказала:"поскоблить и подтопить". Воды в котле было
немного и, как только она нагрелась, мать бросила в котел веточки мяты и
полыни. Почерпнула большой ковш воды, плеснула на полок и стены.
И начала скрести голиком. Ленка пристроилась на корточках в дверях и
наблюдала, как из-под голика появлялись бело-желтые стены и полок. Мать
напевала что-то веселое. Все выскоблив, она окатила напоследок все еще
раз горячей запашистой водой. Потом долила в котел воду, подбросила дров
в печь. Выходя, плотно прикрыла дверь, взяла Ленку за руку, и они
пошагали в дом.
В доме Танька, старшая Ленкина сестра, стояла
на табурете и обтирала от пыли блестящие темно-зеленые листья огромного
фикуса. Он рос в большой кадке и верхушкой упирался в потолок. Мать
скатала с пола бордовые с зеленой полоской по краям дорожки. После бани
вся семья любила ходить босиком по чисто вымытому полу, устланному
домоткаными пестро-полосатыми половичками. На другой же день их снимали.
В доме полы мать мыла тоже с травяным настоем.
В этот раз
Ленке впервые доверили начищать до блеска самовар. Самовар был большой,
пузатый, "с медалями". Самовар вынесли во двор и поставили перед Ленкой.
Ленка уже сидела на фанерке на земле и старательно терла два обломка
красного кирпича друг о друга. Мелкая красная пыль сыпалась горкой на
землю, Ленкины ноги и подол ее платья. Пыльное облачко подхватывал
ветерок, и уже были припудрены и Ленкин нос, и лоб, и щеки. Подцепив
этой пудры на тряпочку, она начала старательно натирать пузатые бока
самовара. Подражая матери, она тихонько запела, но быстро устала.
Одновременно петь и натирать у нее не получалось. Чихнув несколько раз
подряд, Ленка пробормотала:
- Ты сейчас вси равно заблестишь, как миленький. Будешь блескучий-блескучий.
Плечи
заныли, пальцам стало больно, и Ленкин пыл поубавился. Она начала
хитрить. Стала пропускать сложные места у краника, у медалей, у ручек.
Отец с Сережкой, младшим братом Ленки, мели двор, покрытый рыжим слоем березовых "самолетиков".
Ленка заныла:
- Па-а-ап, а у меня не получается! Вона он какой большущий и пузатый.
Отец подошел, осмотрел самовар со всех сторон:
- Получается, Аленький. Еще как получается!
Щелкнул Ленку легонько по носу и ушел.
Полы помыты, половички расстелены, самовар начищен. Он стоит важный, с трубой, посреди двора и вот-вот закипит.
Мать с распущенной косой в голубой комбинации склонилась над комодом.
Собирает белье в баню, раскладывая его по стопкам: "Мое, отцово, Лене,
Тане, Сережке". Не поворачивая головы, крикнула отцу в другую комнату:
- Отец, спрыгни-ка в погреб. Достань брусники да варенья прошлогоднего. Девчонки больно любят.
С большой миской с цветочками по кромке и стеклянной вазочкой отец
вышел. Ленка вприпрыжку пустилась за ним. Открыв люк погреба, отец
ступил на первую перекладину лестницы, предупредив Ленку:
- Аленький, тихонько. Низко не наклоняйся. Упадешь.
Ленка
улеглась животом на дощатый пол. Тускло горела лампочка, и от этого
погреб казался таинственным и немножко страшным. Глубоко на дне его
белел лед. Перед весной отец привез большие кубики прозрачного
голубовато-зеленого льда. Его спустили в погреб, а промежутки забили
снегом. Снег уже растаял, ледяные же кубики нет. На них стояли бочонки с
остатками квашеной капусты, огурцов. А в большой бутыли плавала моченая
брусника. Вот ее-то отец и налил в миску. На полочках где-то посредине
стен погреба стояли банки с вареньем. С одной стороны - варенье этого
года, с другой - прошлогоднее. Его Ленка с сестрой Танькой любили больше
всего. Оно было твердое, засахаренное.
- Дочи, пошли, - позвала мать Ленку с Танькой.
В бане было жарко, парко, и вкусно пахло. Ленку мать посадила в
детскую ванночку, куда она, в общем-то, не умещалась. Но Ленка
складывала ноги по-турецки. Ей не хотелось с ванночкой расставаться.
Взбив в тазике пену из мыла, мать помыла ею головы Ленки с Танькой,
потом свою. Пока мать путалась со своими длинными и густыми волосами,
девчонки дурачились, кидались мочалками, плескались водой. Несколько
раз намылив и ополоснув Ленку с Танькой, мать накрутила им на голову
полотенца и укутала в простыни.
Румяные и разомлевшие белыми коконами девчонки пошагали к дому.
- Пусть отец с Сережкой идут! - крикнула им вслед мать.
- Ну что, намылись? До скрипа? - встретил их отец.
- Ага, ага, до скрипа, - дружно ответили Ленка с Танькой.
Они уселись на кровать сохнуть. Через некоторое время отец принес кокон с Сережкой и усадил рядом с ними.
Вся семья сидит за столом. Отец подогрел самовар, и теперь тот ворчит на столе перед ними.
- Мам, яичко хочу, - потребовала Ленка.
- И я, хочу коко, - протянул брат.
Сестра
Танька промолчала, но было видно, что и она не откажется от яичка.
Помыв в миске и ополоснув чистой водой, мать положила под крышку
самовара вокруг трубы над водой яйца.
- Мне всмяточку... всмяточку... - затараторила Ленка.
- Мне в мешочек... в мешочек... - громко закричала Танька.
- Мне тоже, тоже, - крикнул брат Сережка, не уточнив, что именно - "тоже". Но все и так знали, что он любит всмятку.
- Отец, паси, - сказала мать.
Это означало, что надо вовремя вынуть яйца, чтобы они были в мешочек, всмятку, вкрутую. Отец открыл крышку самовара, заглянул.
- Мать, несколько штук на дно упало.
- Вынь эти сначала, а то переварятся.
Отец доставал яйца, поочередно охлаждая их в холодной воде. Яйца
вкрутую доставал со дна самодельной мутовкой, сделанной из сосновой
верхушки.
Ленка не успевала за всем следить. Все было интересно - и то, как отец доставал яички, и то, что делала мать.
Мать же достала из шкафа пакет из серой плотной хрустящей бумаги.
Ленка подскочила, заглянула и затрещала:
- И мне, и мне, и я хочу!
В пакете синел любимый всеми черничный кисель.
- Мам, а давай я насуваю киселя в кружки?
- На, насувай. Только надо говорить насыплю или накладу.
Ленка наставления пропустила мимо ушей. Она сосредоточенно, натянув
нижнюю губу на верхнюю, расписной деревянной ложкой накладывала сухой
кисель в кружки. Высыпав в свою кружку ложку с верхом, подумала и еще
пол-ложки добавила. Мать подставляла кружки под краник самовара и,
быстро размешивая ложкой, заваривала кисель. Самовар шумел, свистел,
потому что отец добавил несколько угольков и лучин.
Ленкин кисель
получился густой, еле ложка поворачивалась. А она такой и любила.
Заглянув Таньке в кружку, скороговоркой затрещала:
- А у меня лучшЕе! А у меня лучшЕе! У тебя вона какой склизкий.
- Лен, прекрати. В следующий раз Таня будет накладывать.
Кисель остывает. Все едят моченую бруснику деревянными ложками из
общей красивой миски. Ягодки плавают в бледно-розовом сиропе.
Пресновато-сладко-соленые. После бани наипервейшее лакомство.
- Пап, а брусники на дереве вырастают? - Ленка смотрела на отца.
- Нет, Аленький, на земле на низеньких кустиках.
- Жа-а-лко...
- Почему?
- Я люблю, когда на дереве, - изрекла Ленка.
Отец
с матерью засмеялись. Танька захихикала. И только брат Сережка
сосредоточенно колупал яйцо. Все молча на него некоторое время смотрели,
а потом, словно спохватившись, начали тоже колупать яйца и есть
кисель.
Ленка первая отвалилась от стола, растянулась на кровати - руки-ноги в стороны.
- Пап, а Кутька тоже бруснику любит?
- Не знаю. Иди попробуй дать.
- Попробоваю... потом,.. - не договорила Ленка и уснула.
Ленка проснулась, сквозь ресницы оглядела комнату. Комната казалась в
полосочку. Она уже знала, что это из-за её ресниц: густых, длинных,
прямых. Ленка поиграла ими. Прищурит глаза - все в полоску. Откроет -
нет.
Отец читал газету на диване, Танька рисовала что-то, Сережки в
комнате не было. Мать была на кухне, оттуда доносилось позвякивание
посуды. Отец увидел, что Ленка проснулась.
- Аленький, вставай.
Сейчас ваша любимая кока Фроня приедет. Мама пельмени стряпает. А я
баньку опять подтопил. Может кока Фроня ополоснуться с дороги захочет.
Ленку как ветром сдуло с кровати.
- Ура! Ура! Кока едет, кока едет... Кокочка моя, любименькая моя...
Ленка прыгала, смеялась и пела:
- Ко-коч-ка мо-о-я... Ко-о-ка-а... Ко-коч-ка-а...
Кока
была сестрой Ленкиной матери. Звали ее Ефросиния. Имя для Ленки
трудное, поэтому она ее звала кокой Фроней, как, впрочем, и все
остальные. Она была крестной матерью Ленкиной сестры Таньки. Ленка вся
избегалась на улицу смотреть не идет ли кока. И все-таки пропустила.
Кокин голос как-то сразу зазвучал во дворе. Ленка подпрыгнула и
бросилась на улицу. Повисла на кокиной шее.
- Кокочка! Миленькая! Любименькая! Прие-е-хала! Я жду... жду, а ты прие-е-ехала!
От радости и счастья у Ленки слезы на глазах выступили. Свалившись с шеи коки, прижалась к руке и часто-часто целовала.
- Лен, погоди. Сумки поставлю, да обниму вас всех.
На крыльцо, улыбаясь, вышел отец. За его спиной встала мать, держа перепачканные в муке руки перед собой.
- Фроня, проходи. Рады тебе.
Отец обнял коку, а та, в свою очередь, поцеловала отца и мать Ленки.
- Уф... Устала... Жарко. Употела вся. - Кока обмахивалась платочком. В комнате запахло ландышем - любимыми кокиными духами.
- Отец, дай Фроне полотенце. Если хочет, пусть ополоснется.
- Да, Фронь, если хочешь, сходи. Я подтопил чуток баньку.
- Да, да, с удовольствием. - Кока ушла.
Ленка выбежала за ней. Пока кока Фроня ополаскивалась, Ленка ее ждала, сидя на корточках у двери бани.
Кока Фроня вышла из бани румяная, улыбающаяся, с мокрыми волосами. Ленка опять прилипла к ее руке.
- Что Лена-полено, соскучилась? - Кока обняла Ленку и прижала к себе.
- Ага, сильно даже, сильно-пресильно соскушнилась!
Ленка счастливо и радостно смеялась.
В доме, в зале кока Фроня уселась на диван и придвинула к себе большую
сумку. Сначала она достала большой сверток и подала Ленкиному отцу со
словами: "Леш, это вам с Сережкой". Это были две рубашки. Белая рубашка
для отца, серая в коричневую клетку Сережке. Дальше на свет была вынута
стопка тканей.
- Зин, я тебе ситчику веселенького привезла да два отреза штапеля. Посмотри вот...
- Ой, Фронь, красота какая!..
Мать
развертывала обрезы ткани и накидывала на себя. Ситчик пестрел
горошком, цветочками, колечками. Штапель - по черному полю красными
маками, бордовый с ярко-зелеными веточками. Мать всю себя с ног до
головы обвешала тканями.
- Мамочка, ты такая же красивая, как кока Фроня!
Ленка не поняла, почему все засмеялись. Даже немного обиделась. Но долго обижаться ей не хотелось, и она опять заулыбалась.
- Девчонки, а это вам. Смотрите, какая красотища. Она раскинула по
дивану целый ворох тканей: голубых, желтых, красных, в цветочек, в
полосочку, в колечки, в горошек.
У Ленки глаза разбежались.
- Ну, Тань, выбирай, ты старшая, - сказала кока.
Танька
с хитрой улыбочкой, покосившись на Ленку, начала копаться в ворохе.
Ленка открыла рот, широко распахнула глаза. От такой несправедливости
она заревела, что есть мочи. Размазывая слезы по щекам, не спускала
удивленных глаз с коки. Такой обиды от нее, конечно, не ожидала. Кока
наклонилась к Таньке, что-то ей зашептала, потом обернулась к Ленке:
- Лен, ты что, глупенькая, обиделась? Что ты, золотая моя! Мы сейчас с Таней самый лучший отрез тебе выберем.
Все
еще всхлипывая, Ленка доверчивыми глазами смотрела на них. Кока
раскинула перед ней голубой ситчик с белыми ромашками и желтыми пчелками
на них.
- Вот смотри, это для тебя. У Тани нет такого.
Ленка заулыбалась, закивала головой: "Ага, ага, ага". И вдруг неожиданно расщедрилась:
- Тань, если хочешь, возьми этот матерьял. А я, вота, возьму с горошком, или вот этот... Или этот... Или...
Ленка замолчала. Она растерялась совершенно, ей хотелось все.
Мать стала брать из вороха отрезы и поочередно спрашивала дочерей: "Лен, тебе? Тань, тебе?"
Наконец все уладили, и мать ушла заваривать пельмени.
Все Ленкины печали и горести прошли, как летний дождь. За столом сидит
вся семья и "любименькая" кока. Отец с матерью о чем-то тихо
переговариваются. Ленка, Танька и Сережка уплетают за обе щеки пельмени
со сметаной.
- Зин, мясо-то какое положила в пельмени? - спросили кока.
- Да добавила к говядине свининки с жирком. А что?
- Так гораздо вкуснее. Нежнее, - ответила та, подавая матери тарелку для добавки.
Ленка подала и свою тарелку.
- Мам, дай и мне горазды-то еще. Вкусно!
Все захохотали. Ленка переводила взгляд с одного на другого, ничего не понимая.
- На, ешь свою горазду! - Мать поставила тарелку с пельменями перед
Ленкой, которая поняла, что что-то не так. Но все улыбались,
наивкуснейшие пельмени стояли перед ней, и она, тоже засмеявшись, стала
есть.
В приоткрытые окна струилась прохлада. Все спали.
Прежде
чем угомониться и уснуть, Ленка успела подумать: "Скорее бы и она
стала, как мама и кока, красивая и старая. И тогда бы у нее было
много-премного всяких матерьялов, чтобы нашить красивых платьиц".
Ленка лежала поверх одеяла вниз лицом, неловко подвернув под себя руку. Как сон настиг, так и уснула.
Сегодня у Ленки был длинный, волнующий, интересный и счастливый день.
Елена Матвеева Алена Захарова
Оцените материал:
ПОДЕЛИСЬ С ДРУЗЬЯМИ:
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
|
