Автор: Малка Лоренц
…и вот ей сорок лет, у нее астма, у нее панические атаки, у нее такая крепатура, что ни один мануальщик не мог размять, она не засыпает без таблеток. С браком понятно что, отношений боится. Месяц с ней работаем, два работаем, она пропускает сессии, пропадает, не дается.
Через полгода докопались. Ей было четыре года, мать ее привела к врачу с фурункулом на шее. Нарыв нужно было вскрыть, обезболиванием тогда по таким пустякам не заморачивались, и матери велели ее держать, чтоб не мешала оперировать. И вот она сидит маленькая, ее режут, а мама держит. Мама не за нее, мама с ними против нее, а за нее никого нет, никого на свете.
Вечный последний бой, за спиной никого и пушка сдохла
Подруга работает психотерапевтом. У нее этих детских историй целая коллекция, и все они похожи. Все эти девочки выросли, все как-то живут. Кто похрабрее и позлее — те бьются на войне, робкие спрятались и не дышат, как партизаны во время облавы. И те и другие живут как во сне, вечно один и тот же сон, только у одних это сон про чердак, где их вот-вот найдут, а у других — вечный последний бой, за спиной никого и пушка сдохла.
К каждой из них когда-то приходила фея Карабос, и каждой она спела песенку про то, что надеяться не на кого.
— Еще одна рассказала, как ей трехлетней рвали гланды, тогда это так называлось. Мама ее привела в больницу, отдала врачам, а сама ушла. А ее страшные дядьки куда-то повели и там полезли в горло щипцами, без наркоза, понятное дело. Она орала, захлебывалась кровью, звала маму.
Потом, когда все закончилось, мама пришла, принесла мороженого. После этой операции мороженое разрешали. Улыбалась. То есть мама знала, что с ней будут делать. И отдала ее этим людям, ничего не сделала. А теперь улыбается и мороженое.
О детских травмах. Почему в жизни "надеяться не на кого"
Она про это вспомнила, когда рассказывала про своего бойфренда. Бойфренд живет далеко, приезжает раз в месяц на уикенд. Устраивает ей праздник. А потом уезжает, и она весь месяц колотится одна, буквально с ног валится. Она поначалу радовалась, что праздник, а потом как-то погасла. Бойфренд обижается — он из кожи лезет, чтобы ее порадовать в эти дни.
Она ко мне с этим и пришла — мол, почему я не могу радоваться тому, что есть. Ведь он же делает мою жизнь лучше, почему мне все мало, что со мной не так?
А месяца через два она сама докопалась: вот он приезжает, греет-обнимает-забавляет, а я все время помню, что через два дня он отдаст меня опять страшным дядькам, они надо мной месяц будут измываться, а потом он снова приедет как ни в чем не бывало. Веселый и с мороженым. Как мама тогда.
Я думаю об этой маме, отдавшей свою крошку на муки, потому что иначе было нельзя. Как у нее разрывалось сердце, когда она уходила по больничному коридору. Как она ждала у ворот, потому что внутрь ее не пускали. Как она рада была снова обнять свое дитя и потешить его бедными своими гостинцами. И еще я думаю о том, что это ничего не значит, фея Карабос уже успела навестить ее ребенка раньше нее, и заклинание уже прозвучало.
Пока мы малы, тот, кого мы любим, для нас по определению всемогущ. Если он нас не спасает, то только потому, что не хочет. Младенцу не объяснить, что маму не пускали в больницу. Ему не объяснить, что операция была необходима. Он таких слов не знает. Он знает только, что мама бросила его в беде.
И лучше бы мы и дальше так думали. Потому что если тот, кого мы любим, не захотел нас спасти, то это значит всего лишь, что он нас не любит.
О детских травмах. Почему в жизни "надеяться не на кого"
— Девочка пришла с проблемой, не умеет принимать помощь, всегда все сама. До смешного доходит — у нее в гостях сидит кавалер, а она сама кидается шкаф двигать, он вскочить не успел помочь — она уже все подвинула, словно его здесь нет. Ходит с электрошокером всегда. Т.е. ее молодой человек провожает всегда вечером до квартиры, а она озирается и шокер в кармане сжимает, как будто одна идет.
У нее был очень добрый отец, любил ее. Смирный был человек, зарабатывал мало, командовать не умел, делал что жена велит. А девочку во дворе терроризировал какой-то гопник, проходу не давал буквально. Она уже из дома боялась выходить. Пожаловалась отцу. Отец сперва не хотел ничего делать, советовал самой поговорить с гопником каким-то правильным образом, она не поняла каким. Она попробовала и получила в глаз, тогда папа все-таки взял ее за руку и пошел разбираться. Он стоял перед этим малолетним подонком и что-то мямлил, а тот ржал. И она поняла, что папа ничего не может сделать, что он не умеет.
Я думаю об этом папе. О том, что он чувствовал, когда над ним потешался мучитель его дочери. И я думаю о том, что это не имеет никакого значения, потому что именно тогда фея Карабос пришла и встала рядом. И сказала этой девочке — за тебя никогда никто не заступится. Видишь — даже папа не смог.
Когда мы подрастаем, нам открывается разница между «не захотел» и «не смог», и второе гораздо хуже. Если тот, кого мы любим, не хочет нас спасти — еще есть какая-то надежда. Вдруг он захочет. Если не может — надежды нет. Это не значит, что он нас не любит. Это значит, что он нас любит, но это ничего не меняет, из этого ничего не следует. Он нас любит, но все будет ровно так же, как если бы он нас не любил. Или если бы его вообще не было.
Ты один, и танки едут прямо на тебя, и с патронами беда, и подкрепленье не прислали.
Оцените материал:
ПОДЕЛИСЬ С ДРУЗЬЯМИ:
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
|
