31 декабря 1979 года – за пять минут до наступления Нового, 1980-го года, советский народ с Новым Годом поздравил лично Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев. Это было немного необычно – последние несколько лет поздравления от его имени читал диктор Центрального телевидения Игорь Кириллов.

Поначалу ничего странного, однако, в поздравлении не было. Леонид Ильич упомянул о том, что Советский Союз оказал братскую интернациональную помощь Демократической Республике Афганистан, отчитался об успехах Союза за прошлый год в промышленности, сельском хозяйстве и культуре. Сказал о том, что Москва будет встречать в будущем году Олимпийские игры.

Когда до наступления 1980-го года осталась всего одна минута, Леонид Ильич посмотрел с экрана на многомиллионный советский народ, сидевший за празднично накрытыми столами у телевизоров и сказал:

- Как вы помните, товарищи, на 22-м съезде наша партия приняла программу построения основ коммунистического общества и пообещала, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Не скрою, многие считали, что это обещание невыполнимо. Но мы, коммунисты, привыкли отвечать за сказанное. И выполнять обещанное. Так нас учил Владимир Ильич Ленин, так мы и живем. Я хочу вас обрадовать, дорогие товарищи…

Леонид Ильич сделал паузу, откашлялся:

- С 1 января Нового, 1980-го года, наша страна переходит к коммунизму. Поздравляю вас, товарищи. Сразу после новогодних праздников Центральный комитет обратится в Верховный совет СССР с предложением о переименовании нашей страны в Союз Советских Коммунистических Республик. Ну а пока - с Новым Годом, дорогие товарищи!

От Львова до Владивостока, от полярных станций на Новой Земле до города Кушка на юге в стране наступила тишина. По телевизору играл гимн Советского Союза, но миллионы людей сидели неподвижно у своих телевизоров, забыв даже открыть бутылки «Советского шампанского». И, если бы эту тишину можно было бы перевести на русский язык, перевод был бы очень кратким: «ЭТО КАК?!»

4 января 1980 года.
США, штат Виржиния, штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли.

- Давно не виделись, Джек! – сказал замдиректора ЦРУ, поднимаясь из-за стола и протягивая руку Джеку Вайнстоку, вошедшему в его роскошный кабинет.

- Давненько, - согласился Вайнсток. – А ты неплохо устроился, Билл.

- Конгресс пока не обижает. Как у тебя с женой?

- С Айрис? Ну, она решила оставить мне после развода только библиотеку. И кота Джона. Ее адвокаты роют носом землю.

- Сочувствую. Ну, и мне тут недолго осталось. Новый президент, новые люди.

- И что собираешься делать?

- Отдыхать. Сначала эта история с Ираном, потом Афганистан, теперь вот русские эти… с ума сошли.

- Да, я уже слышал.

- Собственно, Джек, я тебя за этим и пригласил.

Оба сели в кожаные кресла у окна, замдиректора предложил Вайнстоку контрабандную кубинскую сигару, сам тоже закурил.

- Что ты обо всем этом думаешь?

- О чем? – решил уточнить Вайнсток.

- О коммунизме в России.

- Бред какой-то. У русских последние несколько лет трудности с обеспечением страны продовольствием, огромные проблемы с потребительскими товарами. Какая-то авантюра… или…

- Или?

- Или неясная нам игра. Возможно, начинается некая политическая компания – связанная со сменой руководства. Одновременно – русские войска в Афганистане. Может, какая-то связь есть тут. Возможно, они готовятся войти в Иран? Но сейчас еще рано говорить – необходимо ознакомиться с информацией оттуда.

- Да, - сказал замдиректора. – Знаешь, Джек, вот тут как раз и проблема.

- Какая?

- Все дальнейшее – закрытая информация, – предупредил замдиректора. – В Лэнгли и Госдепе с 1-го января работают кризисные команды, которые отслеживают информацию из России. От наших дипломатов, от разведок, перехваты радио- и телепередач, прослушивания открытых и закрытых телефонных каналов – ну, как полагается.

- И?

- Все как обычно.

- В смысле?

- Никаких изменений.

Вайнсток нахмурился.

- Подожди, что за ерунда. Брежнев четыре дня назад объявил, что русские построили коммунизм, с первого января у них отменили деньги, перешли к прямому распределению всех потребительских товаров – и никаких изменений?

Замдиректора словно обрадовался и даже хлопнул себя ладонями по коленям.

- Ты понял! Именно так. Ни разгромленных магазинов, ни волнений, ни демонстраций владельцев счетов в их сберегательных кассах. Ничего. Тишина.

- А наше посольство в Москве что говорит?

- 1-го января у них все магазины были закрыты, кроме продуктовых. Там раздавали брошюры – вот эти. Их напечатали несколько десятков миллионов штук. В каких-то тайных типографиях КГБ.

Замдиректора передал Джеку очень тонкую книжечку в мягкой обложке, на которой кириллицей было написано:

«МЫ ЖИВЕМ ПРИ КОММУНИЗМЕ!»

- Прислано из России специальным самолетом. Всю ночь переводили, копия уже у президента.

- И что там?

- Ну, ты русский знаешь, полистай.

Вайнсток полистал.

«… отмена денег… все продукты, товары и услуги распределяются согласно потребностям…от каждого по способностям, каждому по потребностям… исполнилась мечта человечества».

- Потребностям? – задумчиво сказал Вайнсток. – Бред какой-то.

- Да. У нас сейчас в Лэнгли самый популярный анекдот: Россия, продуктовый магазин, на дверях объявление: «Сегодня потребности в колбасе нет».
Джек этот анекдот слышал раньше, но не мог не улыбнуться.

- Непонятно все это.

- Непонятно, - согласился замдиректора ЦРУ. – И именно поэтому я тебя сюда и пригласил. Джек, ты один из лучших специалистов по России, ты работал с нами еще со времен Кубинского кризиса – и мы хотим, чтобы ты отправился туда и на месте разобрался, что же, черт возьми, происходит в этой чертовой России!

И замдиректора со злостью воткнул сигару в пепельницу.

14 января 1980 года.
США, Нью-Йорк, международный аэропорт имени Джона Ф. Кеннеди.

Джек подошел к стойке, над которой было написано: ”AEROFLOT. USCR”

Стоящая за стойкой девушка приветливо улыбнулась, сказала, с легким акцентом:

- Привет! Могу я Вам чем-то помочь?

- Да. Я хочу купить билет в Москву.

На стойке Джек заметил объявление на русском и английском: «Гражданам Союза Советских Коммунистических Республик билеты «Аэрофлота» выдаются бесплатно. Для граждан других государств – согласно прайс-листу».

- Как вы, работающие в США, относитесь к этому? - вежливо спросил Джек по-русски у девушки, изучавшей его визу (сделанную в невероятной спешке) и другие документы.

Сотрудница "Аэрофлота" посмотрела на Джека, Джек показал рукой на объявление.

- А, вы про коммунизм. Ну конечно, здорово. Я еще в Союзе не была, но девчонки, которые прилетают оттуда, говорят, что все стало так классно, так... - cool, как у вас тут говорят. Людей словно подменили. У всех отличное настроение, никто не ругается. Просто праздник какой-то. Я жду не дождусь, когда можно будет слетать домой.

- А вам не обидно – ведь, наверное, раньше это было так престижно – работать в Америке?

- Раньше – да, - сказал девушка, набирая что-то на клавиатуре.- А теперь нет. Теперь у нас лучше. Коммунизм ведь, не хухры-мухры!

2 февраля 1980 года.
Москва.

Диссидент и правозащитник Валерия Ильинична Стародворская ела икру. Слово «ела» явно не соответствовало тому, что она делала – икру она запихивала себе в рот, с трудом, отчаянно, со слезами на глазах. С усилием глотала и потом снова отправляла столовой ложкой икру из большого тазика в рот.

Джек Вайнсток смотрел на нее с состраданием. Одновременно с поеданием икры диссидент и правозащитник говорила.

- Я беру в их магазинах каждый день килограмм икры. Я бы брала больше – но мне не съесть.

Валерия Ильинична сидела попой на телевизоре. Телевизоров в ее небольшой квартире в центре Москвы было много – некоторые распечатаны, некоторые в коробках. На коробках лежали шубы. Тоже много.

- Если хотя бы миллион москвичей будет брать себе по телевизору каждый день – и по килограмму икры, их чертов коммунизм рухнет. Потому что они не могут и не способны дать людям товары и еду без карточек или ограничений. Я каждое утро стою у магазина с плакатом: «Берите черную икру!»

- И? – спросил Джек.

Стародворская с усилием глотнула, потом рыгнула. Часть икринок вылетело из ее рта.

- Простите! – И продолжила. – Не берут! Эти зомбированные коммунистами идиоты идут мимо!

- Что, вообще не берут икру?

- Некоторые берут. Сто грамм. Для детей, или на день рождения.

- А почему так происходит, как вы думаете, Валерия Ильинична?

Диссидент перестала есть, отдышалась.

- Я думаю, что коммунисты облучили всю страну. Какое-то секретное оружие. Которое превращает людей в зомби. Поэтому они ограничивают свои потребности до минимума. Другого объяснения я не вижу.

- А на вас это излучение не действует?

- Нет! – гордо сказала Стародворская. – У меня иммунитет.

- А еще у кого-то есть иммунитет? – спросил Вайнсток.

- Был у Сережи Ковалева. Он тоже набрал себе в первый день этого проклятого коммунизма много цветных телевизоров, и шесть машин. И две стиралки «Вятка-автомат».

- Шесть машин? – поднял брови Джек. – Куда же столько?

- Чтобы доказать, что ихний коммунизм – это фикция. Да. А на следующий день я пришла к нему – а он носит телевизоры обратно. Пешком.

- А почему не на машине?

- А у него и прав нет. И машины он сдал обратно. Излучение на него подействовало.

- И что с ним теперь?

- Уехал в Сибирь – преподавать биологию в сельской школе. Его иммунитет против коммунистического излучения не выдержал.

- И больше никого? Как вы?

- Да! – сказала Валерия Ильинична и на ее глазах показались слезы. – Я осталась одна. Даже братья по борьбе на Украине и в Грузии – и те зомбированы. Даже крымские татары и прибалты. Академик Сахаров с женой уехали в Америку – от невозможности смотреть на то, что коммунисты сделали с народом. Но пока я жива – я буду здесь и я буду есть их гадкий балык, их черную икру, их сервелат – по другому я с ними бороться не могу. Когда-нибудь ко мне присоединятся другие – и мы сожрем их проклятый коммунизм.

Она набрала новую ложку икры и запихала ее в рот, борясь с рвотным рефлексом.

- За нашу и вашу свободу! – сказала Валерия Ильинична с набитым ртом.

3 февраля 1980 года.
Москва, магазин «Автолюбитель».

Джек и его сосед по гостинице «Россия», корреспондент финской газеты «Вапаа Сана» Сакари Хелми, стояли около магазина, где продавались советские машины и ждали покупателей. Покупателей не было. Простояли они так с самого открытия магазина, и, если бы не фляжка кофе, в который финн твердой рукой влил коньяк, купленный накануне в валютном баре для иностранцев, оба уже замерзли бы.

- Джек, пошли в магазин, поговорим хотя бы с продавцами, - наконец сдался финн.

Молодой человек, он же продавец – если так еще назывались работники магазинов в стране, где торговля была отменена - радостно бросился к вошедшим, но, с порога прочитав их инаковость, то есть непринадлежность к гражданам коммунистического государства, тут же увял.

- Иностранцам автомобили только продаются – и только за валюту, – грустно сказал продавец.

- Мы не будет покупать машину, позвольте задать вам несколько вопросов, - попросил Джек.

Молодой человек любезно позволил.

Выяснилось, что в день «уходят» две-три машины «Жигули», столько же «Москвичей». Хуже всего ситуация с «Волгами» - за две недели не ушла ни одна машины, а между тем с завода ожидаются еще три машины. Поэтому продавцы отогнали имеющие машины в соседнюю школу и детский дом.

Джек пытался выспросить у продавца, что будет, если все машины разберут, так сказать, а потом придет человек за машиной, но магазин будет пуст.

- С завода придут еще машины, - уверенно сказал молодой человек.

- А если и их разберут?

- Привезут еще, - недоуменно пожал плечами продавец.

В этот момент в магазин вошел посетитель. Теперь уже безусловный абориген. Молодой человек бросился к нему. Посетитель – мужчина средних лет в шляпе – чувствовал себя крайне неуверенно.

- Понимаете, - сказал он продавцу.- У меня дача – в Подмосковье – а жена не очень здорова, ей на электричке неудобно ездить, ну вот я и думаю, взять может быть машину.

- Конечно! – сказал продавец. – Это именно то, что вам и необходимо – учитывая здоровье вашей супруги.