|
Моя деревня - мой дом родной...
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 19.04.2020, 18:22 | Сообщение # 2451 |
 Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 19.04.2020, 18:27 | Сообщение # 2452 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| КАК ПРОСЫПАЕТСЯ ДОМ.
Первыми, конечно же, просыпаются деревянные половицы.
Они вытягиваются в струнку, сжимаются и ждут.
Как только хозяйка опустит на них свои босые ноги, они заскрипят тягучим и негромким звуком...
После половиц просыпаются белоснежные занавески.
Им надо время, чтобы нарядиться,
накрахмалиться, уложить по моде свои складочки.
Занавески талантливые ребята.
Для них всегда стоят на подоконнике свежие цветы.
Цветы просыпаются всегда к началу выступления.
Аплодируют в конце блестящими листьями...
От этих аплодисментов просыпается на кухне пузатый чайник.
Он немного ленивый и неповоротливый,
спит до последнего.
Только цветы его и будят.
По утрам он обычно недовольный,
пыхтит и ворчит,
пока умывает свои пухлые бока, пока пудрит нос.
Успокаивается только от тёплых ладоней хозяйки, от её неторопливых движений.
Хозяйка купила чайник уже стариком.
На обычном рынке, за смешную цену.
Бывшие хозяева уже собирались его выбрасывать,
покупать фиолетового уродца никто не хотел.
А она что-то в нём разглядела.
Поэтому её ладоням чайник всегда рад.
Для этих ладоней он живёт, эти ладони он ждёт.
Варит для них чай по старинным рецептам.
Держит в себе терпеливо до нужного момента все запахи.
Знает, когда остановиться.
Когда чайным листочкам нужно развернуться,
когда впитать ноты мяты.
Когда позволить вступить в партию апельсиновым корочкам.
Чайник играет по утрам свой концерт верно и с душой.
И уже от этой дымки,
от этой чайной симфонии просыпается весь дом.
Чтобы прожить ещё один день.
Совершенно новый день.
Ольга Демидюк
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 19.04.2020, 18:28 | Сообщение # 2453 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| Деревенская пасха
Праздник праздников — так всегда называли на Руси светлую Пасху Христову. Во времена моего детства в атеистическом, «безбожном, антихристовом» (по определению моей бабули) государстве такого праздника официально не существовало. Однако он всё же был, и в деревне к нему начинали готовиться загодя. За месяц или полтора до Пасхи (и как только деревенский люд о ней знал, ведь не было же никакой информации ни в газетах, ни по телевизору, а ближайшая церковь находилась в ста с лишним километрах от нас?) в избах начиналась генеральная уборка.
В доме моих родителей, как и во всех деревенских избах той поры, не было никаких обоев, потолки и стены белили извёсткой. Кто-то добавлял в неё перед побелкой синьки, и тогда стены и потолки получались небесно-голубыми или густо-синими. Другие вливали в известь зелёнку, что продают в аптеках, и тогда дом приобретал нежно-бирюзовый оттенок. Позднее деревенские избы стали белить и розовым, и сиреневым, и жёлто-шафрановым тонами… В общем, кто во что горазд!
С самого раннего утра выносили из дома всё (мебель, вещи, посуду) в сенцы или прямо на тротуар ставили, если выходной выдавался солнечным и ярким. Смахивали веничком паутинки по углам комнат (тенёта, по меткому выражению бабули). И начиналась побелка! Кто-то из хозяек белил сам (побелка считалась исконно женской работой), а кто-то приглашал мастера, чтобы было всё везде ровненько, без полос. В процессе работ бабуля то и дело напоминала родителям, что «Лучче тихо, да не лихо! Не торопитеся, не неситеся сломя голову. Смотрите, не наполосите мне там!» Папа в этом плане был мастером на все руки — белил он очень быстро, ловко, на загляденье красиво.
Мы с мамой успевали только полы за ним вымывать. «Бегом, бегом, девки, шурудите, не отставайте от мужика!» — подгоняла нас бабуля. В доме было тепло, и к обеду побелка уже успевала просохнуть. После обеденного перерыва работы возобновлялись с новой силой, по второму кругу.
При грозном поцыкивании бабушки меня к побелке в юности не допускали. «Куды энту пигалицу пускать? Чево она вам тама путнево накочеклевить сможет? Неча ей под ногами путаться, пускай лучче быстрее полы моет», — наказывала она родителям. Если бабуля отходила ненадолго к соседке, я всё-таки прорывалась к побелке — мне дозволялось побелить печки (их было две в нашем доме).
После завершения работы к вечеру в дом вносили мебель, закрепляли гардины, развешивали шторы на окна и в дверные проёмы. Межкомнатных дверей, как сейчас, не было. И с обеих сторон «дверей» на гардинах висели красивые льняные шторы.
На окнах, в зависимости от времени года, бывали разные шторы. Зимой — из ткани потемнее и потолще («штоб не так быстро пылились от печешной сажи»), летом — более светлые, небесно-голубые или изумрудные, в тон лазурным потолку и стенам. После побелки в доме ещё с неделю остро пахло известью, чистотой и свежестью.
Уставшие от напряжённой и активной работы, поочерёдно торопливо мылись в бане, которую к вечеру вытапливала для «побельщиков» заботливая бабушка. А когда на дворе уже было совсем темно, быстро ужинали и ложились спать. В понедельник с утра спешили кто в школу, кто на работу — выходной-то тогда был один, в воскресенье. «Приходится грешить, што поделашь, поелику в таковом антихристовом государьстве живём. Ну да не беда, Господь простит подневольных людей: он тех, кто труждается, любит, а лодырей оченно даже не уважает», — подводила итог дню довольная бабуля.
В следующий выходной мама с бабушкой вытаскивали внутренние оконные рамы, которые вставляли «на зиму» в конце сентября — начале октября, перед самым Покровом. Тогда дом белили второй раз в году, готовили его к зиме. После того, как вынимали рамы, выбрасывали в печь межрамную «начинку».
Это сейчас между рамами в окнах нет ничего, а во времена моего детства и юности промежуток между рамами выстилали бумагой, на которую аккуратно выкладывали угольки или кусочки каменной соли — «штобы влагу лишнюю в себя брали, штоб окошки зимой шибко не обмерзали». Поверхность бумаги сверху мама застилала сухим мхом из ельника или длинными нитями ярко-зелёного мха «кукушкин лён».
Реже в окнах красовался серо-голубой олений мох ягель — он был более хрупким, чем зелёные мхи. В эту «лесную полянку» мама равномерно вставляла кедровые шишки или гроздья рябины. Приходившие к нам гости восхищённо рассматривали мамины лесные фантазии. Но увы, зима есть зима! В сильные холода окна обмерзали, и весь этот сказочный лес был едва заметен.
После выемки рам вымывали окна (одинарошные — по словам моих родных), и в доме сразу становилось светлее. Больше воздуха и солнца, а если откроешь форточку, то и пение птиц и быструю звонкую капель уловишь. К Вербному воскресенью и Чистому четвергу дом сиял чистотой.
Перед Пасхой старались украсить имевшиеся в дому иконы. В нашем доме долгое время была одна икона (Варвары-великомученицы), которую в иное время года по требованию мамы бабушка прятала в большом деревянном сундуке, доставшемся ей по наследству. Из образа вынимали стекло, после чего низ иконы и боковые стороны украшали крохотными бумажными букетиками фиалок или яблонь, сделанными мамиными руками .
Делать бумажные цветы её научила баба Маня, происходившая из купеческой среды. В юности, ещё до революции, она обучалась в Иркутском епархиальном училище, которое когда-то закончила мать любимого мною драматурга Александра Вампилова.
Каких только цветов не делала моя мама! Таких бумажных роз, как у неё, сделанных из специально купленной в городе разноцветной жатой бумаги я больше ни у кого не видела. В результате нехитрых манипуляций получались настоящие живые розы на высоких ножках, с чашелистиками и листочками. Разве что шипов не было. Кроме роз делала она и пышные лохматые хризантемы — для них покупала пергаментную бумагу, которую красила фуксином, нарезала лохмотки лепестков, края которых подкручивала концами округлых ножниц. Были у неё ещё и изумительно-нежные букетики фиалок, гвоздики и яблоневые ветви, даже ландыши.
Когда умирал кто-то из знакомых, его семья приносила нам скреплённые проволокой венки, сделанные из пахучих пихтовых веток, на которые мама равномерно цепляла бумажные розы и хризантемы. Отказать людям было трудно, почти невозможно, потому что купить цветы было негде. Это уже позже, в начале семидесятых, в универмаге появились более долговечные пластмассовые цветы и венки.
Цветы на похороны или Пасху маму делала знакомым бесплатно, из чувства сострадания и жалости. Разве что благодарные клиенты приносили ей иногда за труды молоко или домашние куриные яйца.
Недели за две до Родительского дня народ просто одолевал маму. И она по вечерам чуть ли не до двенадцати ночи сидела и крутила свои чудесные бумажные цветы. А лет с десяти—одиннадцати и я присоединилась к ней, так что вдвоём дела пошли у нас намного быстрее.
Помню, как на полу в кухне в бутылках из-под шампанского у нас стояли готовые розы и хризантемы разных цветов и оттенков. Папа со смехом комментировал наши труды: «Похоронное бюро в работе! Отбиваете хлеб у тёти Наташи» (у женщины, которая в нашем посёлке делала цветы на продажу). Но у тёти Наташи таких красивых, как у мамы, цветов отродясь не было.
С Чистого четверга приближение Пасхи чувствовалось сильнее. Начиналась волнующая суета: крашение яиц, выпечка куличей. Детям шили праздничную одежду — девочкам ситцевые платьица с большими карманами, куда можно было складывать пасхальные яички. Мальчикам — рубашки и брючки.
…Бабушка доставала из холодных сенцев холщовый мешочек с луковой шелухой, в большой кастрюле кипятила воду, капала в неё несколько капель уксуса («штоб краска к яицам лучче прилипала»), бросала шелуху. После того как вода становилась насыщенного густо-коричневого цвета, шелуху вынимала, студила воду и уже потом укладывала в неё яйца для окрашивания.
Некоторые умудрялись обмазывать варёные белые яйца ваткой, смоченной в зелёнке. Такие яички сильно мазали руки, поэтому я предпочитала немаркие луковые крашенки.
Куличи у бабушки всегда получались очень высокими, потому что она пекла их в глубоких эмалированных кружках или жестяных банках. Тесто замешивала с молитвой. Традиционных молитв она почти не знала (рано осталась сиротой, а отцу, крестьянину-единоличнику, некогда было обучать её тому, чему должна была научить мать), но искренне и самозабвенно, всем сердцем и душой почитала Иисуса Христа, Пресвятую Богородицу, Николая Угодника, Параскеву Пятницу (для меня долгое время оставалось загадкой странное имя этой святой — Пятница) и Варварушку-великомученицу. Варварой звали её покойную мать, которой она, сирота с годовалого возраста, совсем не знала.
Помню, как ранним утром, на рассвете, выходила она на крылечко и, глядя на восток, что-то тихо шептала, о чём-то просила Господа и Его Пречистую Матерь. Слова её молитвы были самые простые, из глубины сердца: «Матушка Владычица, Пресвятая Богородица! Пожалуйста, помоги моим доченьке и внученьке, моему любимому сыночку-зятю. Пусть всё у них в жизни будет хорошо, пусть будут живы и здоровы, не знают никавды ни нужды, ни болезней, ни горя, ни бед…»
Когда я уезжала на учёбу, она всегда крестила меня в дорогу и просила Божью Матерь защитить её любимую внученьку. К сожалению, мама часто ругала её за эту «темноту и невежество», не понимая, что именно этим мы все и живы.
В Пасху стол ломился от яств. Чего там только не стояло! Не буду перечислять — это был самый богатый стол в году. Ребятишки выбегали в нарядной одежде на улицу и стукались яйцами. Соревновались, у кого «биток самый прочный». Помню, как один мальчишка с нашей улицы набил целую чашку яиц. Собрал все наши яйца и с гиканьем помчался домой хвастаться, что всех побил. Позже выяснилось, что «биток у него был невзаправдушний» и «чокался» он с нами крашеным деревянным яйцом.
Катали с горочки крашеные яички. Выигрывал тот, чьё яйцо укатится дальше всех и не разобьётся. Взрослые угощали знакомых и соседей куличами и яйцами и «христосовались» — троекратно целовали друг друга в щеки, с возгласом «Христос Воскресе!». В ответ получали радостное «Воистину Воскресе!»
Но, конечно же, самой главной пасхальной радостью детворы были качели. У нас почему-то говорили не «качели», а «качули». До Пасхи детям даже приближаться к ним не разрешалось. В канун пасхального дня у нас во дворе между двух деревянных столбиков развешивали верёвочные качели с дощечкой-сиденьем для одного человека. Почти в каждом деревенском дворе устраивали такую забаву.
А на улице меж больших столбов с фонарём (в виде буквы А) на перекладинке посредине закрепляли большие качели, с длинной доской, на которых могли одновременно качаться несколько человек.
После христосования и чоканья битков молодёжь и ребятня наперегонки мчались на «качули». Сперва разрешали порадоваться малышне, а уже потом чуть ли не до ночи на них развлекались парни и девчата. Смеху и гомону было! Признавались в любви и целовались, мирились и ссорились, если кто-то чересчур сильно раскачивал доску.
Почему-то с детских лет Пасха кажется мне необыкновенно солнечным и ярким днём, хотя, конечно же, бывали дни дождливые и хмурые. Но всё-таки Пасха для меня — это всегда синева небес и ослепительно сияющее солнце. Праздник праздников и торжество торжеств!
Татьяна Якутина
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 19.04.2020, 18:32 | Сообщение # 2454 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| Четвёртый пар
Бабушка говорила, что со временем воспоминания бледнеют, выцветают с годами как старая ткань. Лишь кое-что остаётся по прежнему ярким, будто случилось только вчера.
Забываются даты, лица знакомых, имена. Но отчётливо встаёт перед глазами родная степь – ровная, бесконечная, пестрая от цветов, словно кусок ситца. Волнуется под ветром ковыль, высоко в небе жаворонки звенят колокольцами и пряный дух поднимается от нагретой солнцем земли.
- Какие охапки цветов приносили мы после покоса! Собирали душицу да чабрец, шалфей и ромашки… В редких балках росла мозжуха - можжевельник…Принято было у нас жечь его ветки на Пасху…Окуривать дымом комнаты, хлев со скотиной, использовать для костра.
На страстную, перед Пасхой обязательно разжигали большой костёр. Больше даже, чем на проводы масленной. Так весну грели да нечисть пугали, чтобы баловать не вздумала…Собирали костер из старого хлама, хвороста да можжевеловых лап. Всё шло в дело – и обувка сношенная, и старые плетёнки да корзины, отслужившие голики, сломанные колеса, солома. Солому брали осторожно, с опаской - старались лядащего не разбудить до поры.
Очень почитали огонь. Радовались его теплу, опасались его силы.
- Помнится, соберутся все в круг и смотрят, как гудит и рвётся ввысь пламя, потрескивает, рассыпается вокруг искрами… Настроение отличное, разговоры, смех…
Лишь Анна помалкивает, прямо стоит да по сторонам косится. Раз кого-то из ребятни в сторону сдвинула. Другой. Вроде как место кому-то освобождает возле огня. Да только нет рядом никого. Уже она после неохотно так обмолвилась, что навьи погреться приходили. Тянет их к людям, к живому огню…
На хуторе, где жила бабушкина семья, всегда топили баню под ночь Чистого четверга.
И случилось так, зашла в этот день переходящая странница – бабулька совсем старая, но опрятная, чистенькая. Лицо будто яблоко запечённое – в морщинках да складочках. Приветливая, улыбчивая.
И попросилась у хозяев в баню попариться, обычай соблюсти.
- Я после всех пойду, на четвёртый пар.
Её поначалу отговаривали, но она решительно на своём стояла. Твердила, что обязательно нужно ей четвёртого пара дождаться. Вольному воля - пустили её после всех париться. А сами настороже, приглядывают за баней. Четвёртый пар известно ведь чей.
И вовремя заметили, как повалил сильный пар! Хозяева в дверь, а ту будто заклинило. Не открыть! Стали ломать – не выходит ничего. Дверь как каменная сделалась – топор отскакивает, никаких отметин не оставляет.
А из бани уже дымит так, что и на улице дышать трудно!
Спасибо Анна догадалась окропить дверь святой водой. Это сразу помогло! Ворвались в баню – а там никого! Только одёжка бабкина свалена кучкой на полу. Тогда и додумали, что нечистая какая-то попариться к ним напросилась! На вид-то самая обычная бабка. И глаза – добрые-добрые…
Почему одежду оставила – непонятно. Сожгли её потом подальше от хутора, в степи.
А раз на Пасху двое парней, что нанялись на хутор в помощники, решили поглумиться над нечистой силой: взяли по пасхальному яйцу и на перекрестке покатали. Так они хотели некошных приманить. Чтобы те явились и их желания выполнили. Считалось, что на Пасху не могут нечистые отказать и должны выполнить любую прихоть вызывающего. Но что-то не заладилось у парней, то ли не всё правильно сделали, то ли не верили в обряд, а лишь побаловать решили…Вообщем, тщетно прождали, не явился никто.
Анна говорила, что к лучшему это, поскольку на всё есть обратная сторона. Некошной, конечно, желание исполнит, но после накрепко привяжется к человеку. И начинает у того всё идти наперекосяк. Потому что некошной удачу отвадил.
И поделом! Нечего знаться с ним, особенно в светлый день.
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 23.04.2020, 21:15 | Сообщение # 2455 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| Я толком не знаю этого человека. Не ведаю, как его зовут, как по имени-отчеству величают. Слыхал от своей бабушки Марии, что звать его Евсей. Но в деревне никто его по имени не называл, придумав прозвище Сайда. Он отзывался на него, это было его второе имя, к которому он привык, казалось, с детства. Он никогда не обижался на прозвище, отшучивался: «Пусть хоть горшком назовут, только бы в печь не ставили».
Неожиданное знакомство
Однажды, это было июльской порой, стояла сильная жара. В воздухе пахло гарью, где-то вдали слышались глухие раскаты грома, небо занавесилось перистыми облаками. В общем, все предвещало перемену погоды. Я шел с работы домой по улице, именуемой Лесной. Захотелось пить. Стал присматриваться, в какой дом заглянуть и попросить воды. Вошел в самую крайнюю небольшую избушку. Все двери, начиная с калитки и двери в избу, были открыты. У порога остановился, пытаясь увидеть хоть кого-нибудь, кто мог проживать в этой избушке. Прямо перед порогом, с метр от стены, — русская печь, сложенная из красного кирпича, аккуратно оштукатуренная, побеленная мелом, занимавшая ни много ни мало — треть избы.
Обстановка небогатая. Вдоль стены — самодельные скамейки. В красном углу — иконы Сына Божия и Девы Марии. Возвышался стол, накрытый скатертью. Вот, пожалуй, и вся обстановка. Из-за печи вышел старик лет восьмидесяти. Несмотря на свой возраст, держался он достаточно хорошо. В синих глазах светились озорные искорки. Я догадался, что это и есть Евсей. Мы поздоровались.
— Ты какого роду-племени будешь? — поинтересовался старик.
— Мы с вами земляки, — отвечаю, — я внук Кости Бабикова.
— А-а-а, — потянул Евсей, — теперь я углядел сходство, похож, похож. Костю я знаю давно, с одной деревни родом, почти рядом жили, ухажорились вместе. Рано погиб, молодым ушел на Гражданскую и там сгинул. Тогда тиф свирепствовал. Много он нашего брата подкосил. Я тебя занимаю разными расспросами. Но другой раз надо знать, с кем дело имеешь.
Евсей принес из подпола бурачок с бражкой:
— Вот, старуха сделала. Кисленькая, хорошо жажду утоляет.
Он поставил бурачок на стол, принес две кружки, наполнил их:
— Давай, будем знакомы и будем здоровы, чтобы нам с тобой хорошо пилось и елось и еще хотелось.
А на том берегу…
Мы разговорились.
— Тебе, наверное, пришлось службу срочную пройти да пороху понюхать? — поинтересовался старик.
— Нет, не пришлось, — смущенно ответил я.
— Ну, и ладно! Будь она проклята, эта война. Я испытал ее на своей шкуре, и рыжий бешеный огонь, и черный дым. И навоевался, и в плен попал по глупости. В 1914 война с германцами началась, меня и потащили на фронт. Сначала все более или менее сносно шло, а потом события замерли на какое-то время. Ни мира нет, ни войны. Заняли позицию, открыли окопы в полный рост. Сидим там. И холодно, и голодно, и в баню не ведут, даже вша окопная завелась.
На другой стороне, слышно, музыка играет, песни поют, приглашают нас в гости:
— Давай, русский Иван, приходи! Будем шнапс пить, колбаса кушать.
Некоторые ребята, что посмелее, сходили… Угостили их германцы шнапсом и с собой дали, и закуски тоже не пожалели.
И я осмелился. Дай, думаю, рискну, была — не была. Двум смертям не бывать, а одной не миновать. Пошел. Добежал до ближайшей немецкой землянки. Там патефон что-то играл на их языке. Тепло, на столе шнапс и закуски разные. У меня слюнки потекли, тошнота привалила к горлу. А немцы обрадовались:
— О, Иван, гут, гут! Как это у вас по-русски? Проходи, садись, гостем будешь. Ганс, налей ему, пусть выпьет за нашу победу.
Я подумал: «Почему это фриц так хорошо русский знает? И какая мне разница, за что пить? Выпьем за то, что в стакане вино. Если и придется помереть, так с музыкой».
Потом мне налили еще раз. Снова выпил и стал собираться восвояси, поблагодарив за угощение. Запихал в один карман предложенную на дорогу бутылку шнапса, в другой — кусок колбасы, на прощание поблагодарил за угощение. Вышел на улицу — сам себе не верю. Надо же, живым остался!
А у самого на душе кошки скребут и голову обносит. Дал немедленно себе установку: дойти до своих. Петлял, петлял как заяц, но до места дошел. Здесь мы бутылку шнапса распили по глотку на брата да колбасу по жевачку поделили.
Береги честь смолоду
Через несколько дней снова отправился на ту сторону. Только добежал до немцев, как заметил, что оказался прямо у землянки штаба немецкого полка. Вышел оттуда здоровенный человек и потащил меня в землянку, где сидели такие же, как он, борова толстомордые.
— Гут, зер гут, зольдат. Такие работники нам нужны. Мы будем тебя научать, как любить германское государство.
Тут я прозрел. Это плен! Ничего спрашивать у меня не стали. А дежурный офицер определил меня на новое место жительства — отвел в какой-то сарай, где уже было порядочно таких, как я. Стал соображать, к чему привело меня необдуманное действо. Путь-то к врагу оказался коротким. А вот домой, видимо, долгим будет, если будет вообще…
На другой день меня вызвали на допрос. Он был коротким. Записали фамилию, имя и отчество, год и место рождения, номер части. Спросили, готов ли работать на благо великой Германии. Что оставалось делать? Согласился и снова был определен в сарай. Ждать отправления в Германию долго не пришлось. На другой же день нас всех выгнали из сарая, построили, посчитали и под усиленным конвоем с собаками погнали. Куда — никто не знал. Нас гнали трое суток, давали небольшие передышки. К вечеру мы уже не могли двигаться дальше, падая от усталости. Спали прямо на земле под открытым небом. Наконец прибыли на какую-то станцию, через которую проходила железная дорога.
На станции стояли несколько вагонов — телятников. После небольшой передышки нас распределили по вагонам, наглухо закрыли и повезли. Не хочу рассказывать, что за время пути пришлось испытать. Народу много, нужду негде справить. Все ходили по углам. С таким багажом и ехали. Наконец прибыли до станции назначения. Это был небольшой шахтерский городок. Я понял это, потому что увидел горы угля.
Еще раз покаялся про себя: плохо, когда голова не варит, вот и мыкайся теперь. Да, мы часто бываем сильны задним умом. Выгрузились, погнали нас в барак на новое место жительства, потом в баню. У кого волосы были отросшими, того остригли. Всем выдали плохонькую одежку, а после накормили. Позволили отдохнуть с дороги, а вечером каждому вручили «документ» — бирку с номером.
Утром сыграли подъем, накормили еще раз и погнали на работу. Стали спускать в шахту по нескольку человек. Тут у меня умерли все вши — так стало страшно при спуске в подземелье. У страха глаза велики. Все это наблюдалось при первом спуске, потом все прошло. В шахте нам объяснили на ломаном русском языке, что, кто будет хорошо работать, тот получит еду, воду и табак. Нам объяснили, чем мы будем заниматься. В нашу обязанность входил вывоз угля из штрека в вагонетках на железной дорожке для подъема на рога. Работенка, я вам скажу, не из легких. Но все было бы сносно, да заставляли бегом бегать, что, конечно, не так просто. Чтобы это получалось быстрее, надсмотрщики подгоняли нас плетками, покрикивая: «Шнель, шнель, руссиш швайн!» Приходилось бежать из последних сил, а если кто-то падал, давали пинка, не разбираясь, куда попадут. На теле после плеток оставались ссадины и кровоподтеки. Так я промучался 1 год и 2 месяца. Много я дум передумал. Нет, лучше было в окопе сидеть, ждать перемен. Тогда, может, бока-то немятыми бы были. Но жизнь нас многому учит. Любой промах дорого стоит.
Так вот, что я хочу тебе сказать, мил человек. Береги честь смолоду, а платье снову. Есть такая у нас пословица. Никогда не делай необдуманных поступков. Пусть плохо, но лучше жить на своей стороне, чем на чужой. На чужбине и солнце не греет, даже горсть земли со своей стороны сердце радует. Всегда надо надеяться на лучшее. Оно рано или поздно придет.
Он замолчал. А я спросил:
— Почему не сказал, где тебя пленили и в каком городе тебе работать пришлось?
Он укоризненно покачал головой:
— Где я был пленен, я там уже никогда не буду. Где работал — тоже.
На этом мы расстались. Попрощались, пожали друг другу руки.
— Будь здоров, — сказал мне Евсей, — прости старика, если что не так. Будет желание — заходи, поговорим.
В.В. Бабиков, п. Рудничный, Кировская обл.
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 25.04.2020, 20:52 | Сообщение # 2456 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 25.04.2020, 20:53 | Сообщение # 2457 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Суббота, 25.04.2020, 20:53 | Сообщение # 2458 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:06 | Сообщение # 2459 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:06 | Сообщение # 2460 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:08 | Сообщение # 2461 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:08 | Сообщение # 2462 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:09 | Сообщение # 2463 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:11 | Сообщение # 2464 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:12 | Сообщение # 2465 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:14 | Сообщение # 2466 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 12:16 | Сообщение # 2467 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Воскресенье, 26.04.2020, 20:52 | Сообщение # 2468 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 30.04.2020, 20:41 | Сообщение # 2469 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| Когда Ты осознаешь, с какой огромной Любовью заботится о тебе сама Жизнь! В тот же Миг от Тебя уйдут все страдания, слёзы и печаль…
И останется только Благодарность. Безграничная Благодарность.
В которой Ты растворишься...
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 30.04.2020, 20:46 | Сообщение # 2470 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
|  печка .. вари!
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 30.04.2020, 20:47 | Сообщение # 2471 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 30.04.2020, 20:47 | Сообщение # 2472 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Четверг, 30.04.2020, 20:49 | Сообщение # 2473 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| День тянулся бесконечно. Шурка встала, когда мама и папа уезжали на сенокос, а это было очень рано. Посмотрев на ходики, что висели на стене, девочка удивилась: часы показывали всего четыре. Обычно мама будила ее в шесть , когда перед отъездом быстро давала наказы, что надо делать по дому и по хозяйству.
-Мама, чего вы так рано уезжаете? Я совсем не выспалась-.
-Сегодня стога мечем, вот и выезжаем пораньше, чтобы успеть все сено прибрать. Вон у бабы Маши колени заболели, а значит, быть дождю.-
Девочка согласно кивнула: баба Маша всегда точно предсказывает погоду.
Значит, дочь, выведешь теленка на луг, выгонишь корову и овец в стадо, польешь огурцы два раза, воду в кадки не натаскивай, отец вечером сам нальет,прополете, что заросло в огороде.
-Мама, а поесть что оставила?-
-Поесть? Похлебка в печи, хлеб на полатках. Да, морковку не дергайте сильно, по паре штук- можно, а то к зиме ничего не останется.-
Шурка согласно кивнула.
-А молоко есть?-
-Да, забыла, молоко в кринке в голбце, только его немного, похлебку им забелишь. Остальное Тоне отдай. Мы молоко на покос забрали, потому что отцу стога сегодня метать. Поужинать привезем с покоса каши. Тоню не обижай, она маленькая.-
Шурка снова кивнула. Сестренка была совсем кроха. Шурке было девять лет, а Тоне-два года. Она плохо ходила, много плакала и очень мешала Шурке. Ни побегать ,ни поиграть с другими детьми не получалось: Тоня путалась под ногами.
Из-за дома вышел отец, они с мамой сели на телегу, тринадцатилетний брат Коля запрыгнул туда же. Он едет на покос, свозить сено. Папа разобрал вожжи и лошадь потянула телегу.
-Папа, прокати!- Шурка бросилась к отцу. Он подхватил дочь, довез ее до соседнего дома и поставил на землю.
-Беги, а то Тоня проснется, заплачет. Хозяйничайте, доченьки.-
Родители поехал дальше, а Шурка стояла и смотрела им вслед. Как она завидовала брату: он поработает и поест вкусного супа, что варила на всю бригаду повариха, соседка,Зойкина бабушка. Ему даже мяса дадут, а уж кости обглодать- точно. Косточки очень вкусные. Тетя Тая иногда нарочно на них немного мяса оставляет для таких работников, как Коля. То-то мальчишки радуются, когда такая кость в супе оказывается. Им же с Тоней- снова похлебка, которой девочка и не наедалась.
Вода, картошка, морковка и немного лука, иногда пережаренного на растительном масле. Какая с такой еды сытость? Вот с мясом бы супу поесть. Мама иногда привозит в ведерке остатки супа после обеда, а иногда и каши после ужина . Тетя Тая ей по соседски помогает, знает, что нужда в семье страшная. Да и не у одних их нужда. Все в деревне так перебиваются до осени. Осенью картошку выкопают, колоколец от льна останется, овец, телят, поросят резать начнут. Жить будет полегче. С весны до осени самое голодное время: картошка старая заканчивается, новая не выросла, мяса тоже нет. Даже зимушек нет. Хлеб тоже не радует. Это и хлебом-то нельзя назвать. Пекут его бабы из лебеды и колокольца, добавляют немного ржаной муки для связки. Хлеб не вкусный, да и его мало.
Когда телега с родителями повернула в прогон на дорогу к реке, девочка пошла домой. Тоня спала. Шурка прилегла рядом, и сон мгновенно сморил ее. Услышав крик пастуха, сонная девочка выгнала со двора корову и овец с ягнятами, вывела теленка и снова свалилась на кровать.
Разбудила Шуру сестренка, что проснулась, видимо, от голода.
Её жалобный тихий плач мгновенно поставил Шуру на ноги. Она слезла с кровати, взяла Тоню на руки и понесла на кухню. Там умылась сама, умыла Тоню из умывальника и усадила сестренку за стол. Девочка достала из печи чугунок с похлебкой, налила варево в миску и полезла в голбец. Она вылезла с кринкой, в которой молока было налито до половины, сняла с верху тонюсенький слой сливок и побелила похлебку. Сестренка плакать перестала, ждала, когда ее покормит хозяюшка. Шура накормила Тонечку, размачивая хлеб в похлебке, которую она отлила в маленькую плошку и дополнительно сдобрила молочком. Тоня маленькая, её надо получше кормить. Не раз слышала Шура, как мама говорила эти слова и жалостливо вздыхала. Потом девочка поела сама. Она совсем не наелась, но похлебку и хлеб, которого было совсем немного, оставила. Они нужны для обеда, а ужинать мама привезет с покоса.
Вымыв миску и плошку, деревянную ложку, Шура убрала хлеб и пошла в огород. Она накормила поросенка и кур. В гнезде она нашла два яйца и очень обрадовалась. Куры плохо неслись, ведь зерна им не давали, они питались тем, что найдут на лугу. Потом она полила огурцы, которых было насажено десять длинных грядок. От ведер болели руки. Мама не разрешала таскать по два полных ведра, но мамы не было, и девчушка наливала ведра полные. Она еле несла их, отдыхала , но упрямо носила по два полных ведра. Ей казалось, что так работа идет быстрее. Потом Шура прополола две грядки, заросшие сильнее других и увидела, что Тонечка спит в борозде. Шура перенесла сестренку в избу, уложила на кровать и сама заснула. Девочка устала от полива.
Когда Тоня снова разбудила Шуру плачем, день был в разгаре. Часы показывали второй час. Сестренки снова хотели есть. Они доели похлебку, почти весь хлеб, но так и не наелись. Немного хлеба Шура оставила. Вдруг мама задержится на покосе. Тогда они и съедят его с остатками молока.
Потом Шура еще пополола грядки. Теперь огород выглядел намного лучше. Тонечка играла в борозде куклами, которые Шурка делала ей из прутиков. Она перевязывала длинный прутик и короткий. Из листьев свеклы, подорожника, лопуха и других, подходящих вырезала платья кукле,и Тоня нянчила эту "красавицу" и даже пела ей колыбельную.
В четыре часа был второй полив. Воды в кадках было мало, набирать ее стало труднее, и девочка таскала воду уже одним ведром. Полив затянулся.
Голод, все время дававший себя почувствовать, усилился настолько, что терпеть не было сил. Шура повела Тоню в избу, где они раскрошили оставшийся кусочек хлеба в молоко и съели . Шура так радовалась, что оставила хлеб от обеда.
Наконец-то, напоив теленка, Шура могла поиграть. Она позвала Зойку и, девочки начали играть с куклами. Куклы были настоящие. У Зои куклы были всегда, она девочка городская, а Шуре отец привез куклу из Балахны, когда работал там на ц. б. к, и только Тоня играла своими прутиками.
Между тем наступал вечер. Пастух пригнал стадо домой, скоро приедут родители, и можно будет поесть. Тоня снова начала просить есть, а есть было нечего. Шура пошла в огород, вытащила две морковки. Они были совсем маленькими. Откуда быть большим, если покрупнее уже все выдраны.
Что же так долго не едут родители? Шурка потащила Тоню встречать их в прогон. Детвора со всей деревни уже собралась в прогоне, где обычно встречали телеги с покоса. Родители не приезжали. Дети пошли встречать работников, дошли до силосных ям за деревней. Дальше идти было страшно. Во первых стемнело, а во-вторых дальше была шохра. Идти вечером пусть и в небольшой лес было страшновато.
Тоня начала хныкать и снова просить есть. Шура пошла домой. Она знала, что дома ничего нет, но позориться перед такими же голодными подругами и друзьями, девочка не могла.
-Пойдем, накормлю тебя, вечно голодная,-сказала она сестренке и потащила ее на руках.- Мы еще придем, как поедим,- обратилась она к подругам.
Дома Тоня расхныкалась сильнее. Шурка вытащила еще морковку, но в темноте попалась совсем маленькая. Тоня ее съела и продолжала плакать.
-Есть хоцу- дай есть,- непрестанно твердила девочка. Шурка тоже хотела есть, но есть было нечего. Тоня между тем уже ревела.
-Перестань реветь, нечего есть, терпи. Мама приедут, привезут каши.-уговаривала она сестренку, а сама не верила себе. Ей казалось, что родители не приедут, их задрали волки в шохре. Здравый смысл должен был подсказать, что всю бригаду волки задрать не могут, да они летом и не нападают на людей, но видно от голода здравый смысл пропал. Шурку охватил страх, а Тоня уже кричала. Ее плач сверлил Шурке мозг. Она и уговаривала сестренку и кричала на нее, но Тоня упрямо просила есть.
И тут Шурка потеряла терпение. Она схватила Тоню, посадила ее на окно, взяла сестру за ноги и вытолкнула за окошко. Руки Шурка не разжала. Тоня висела вниз головой и, наверное от страха, замолчала.
-Будешь реветь и орать, -теперь уже орала Шурка,- я отпущу руки и выброшу тебя за окошко совсем. Там ты и сдохнешь. -Она в ярости трясла сестренку, которая издавала какие-то хрипы.
Испугавшись этих звуков, Шурка втянула Тоню на подоконник. В темноте лица ее было не видно. одни глазенки выделялись на личике. И тут Шурку охватил страх. Что с ней? Она могла убить Тоню, а ведь она любила сестренку. Окна у них в доме были довольно высоко, потому что дом был старинный, дедов дом, а дед был зажиточный человек. Убиться бы Тоня вряд ли могла, но шею сломать точно.
В ужасе Шурка прижала сестренку к себе и разревелась. Как могла она придумать убить Тонечку? А сестренка , прижавшись к Шуре, уже не плакала и не просила есть. Она гладила лицо сестры и шептала: " Не паць, я маме не казу". От этих ее слов Шурка рыдала еще горше.
Родители с покоса приехали в одиннадцать часов. Мама зажгла керосиновый ночник, посадила дочек и сына и из ведерка налила целую миску супа. Суп был с макаронами, ароматный и вкусный. Дети быстро съели суп. Шурка почувствовала некоторое насыщение. Но тут, о чудо, мама выставила на стол миску с кашей. Каша была еще теплая. Девчонки с жадностью съели и кашу. Теперь они были сыты.
-Сена было много, долго пришлось работать, но решили все убрать. Тая два раза нам кашу варила. И супу на обед сварила много. Всей деревне домой налила сегодня. Ребятня-то у всех голодная. И каши много раздала. Ну, как вы тут ? -
Еле раздирая глаза, слипающиеся от сна, Шура отчиталась за весь день. Корову она не доила, потому что мама не наказывала. Мама пошла подоила корову, спустила кринки с молоком в голбец. Так как доили позднее обычного, молока было немного больше, и мама была довольна, что завтра соберет сливок для похлебки.
Потом Шурка рассказала маме, что она чуть не выбросила Тоню из окна, потому что та так она орала и просила есть, что сил терпеть уже не было, а потом ее стало жаль, и Шурка втащила ее обратно. Она плакала от стыда. Папа, который тоже слушал рассказ , сказал, что больше мать на работу не пойдет, будет сидеть дома с детьми, а если и пойдет то не на целый день. Пятого мертвого ребенка им не надо. Шурку не ругали, но лучше бы отругали и отлупили, как следует.
Всю жизнь Александра помнит эту историю. Перед смертью сестры снова просила прощения у нее за этот случай. Тоня сказала, что ничего сама не помнит, но и обиды никакой не было никогда.
Простила.
Александра Румянцева
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 01.05.2020, 20:53 | Сообщение # 2474 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| Гроза на даче.
Нависших туч лиловых сонм
Рассек вдруг молнии излом.
Пронесся ветер, грохнул гром,
Запахло свежестью, дождем.
Восторгом чистым, волшебством.
И в небе темном грозовом,
Раскаты грома и озон,
И вспышкой белой озарен
Зеленый сад и старый дом.
Под барабанящим дождем -
Глядятся окна хрусталем,
Из водостока дождь - ручьем.
Весь утонул в воде газон.
Цветы сверкают под дождём.
И источает мокрый сад
Пахучий, терпкий аромат.
© Copyright: Тамара Малюнкина Ханжина, 2011
|
| |
| |
| Pantera | Дата: Пятница, 01.05.2020, 21:29 | Сообщение # 2475 |
|
Генералиссимус Нашей Планеты
Группа: Модераторы
Сообщений: 7723
Статус: Offline
| 
|
| |
| |
/> |
