Однажды я провожал в последний путь православного священника. Покойному батюшке не было и пятидесяти, но он запомнился как вдумчивый, добрый и не по годам мудрый пастырь. Прихожане очень любили почившего отца, и даже опытные отцы нередко прислушивались к его слову.
Впервые я видел, как человек лежал с лицом, закрытым куском священной ткани. Так принято в Русской православной церкви, когда хоронят священника или монаха, по аналогии с погребением Христа, лик которого, по преданию, был увит платком. Но есть ещё одно объяснение, почему лицо покойных иноков и священнослужителей положено скрывать от людских глаз. Считается, что лицо батюшки или монаха становится как бы огненным – оно теперь обращено на самого Бога, и на это страшное предстояние смотреть непосвящённому нельзя.
Но гораздо больше меня поразило кое-что другое.
Никто на панихиде не плакал, не горевал, не стоял со скорбным видом. Напротив, на лицах присутствовавших я заметил нечто наподобие полуулыбки. Очень спокойное, тихое, почти радостное настроение. Даже вдова стояла умиротворённая, хотя батюшкина кончина стала для всех преждевременной.
– А какой смысл грустить? – объяснял мне знакомый священник эти настроения, не совсем привычные на русских похоронах. – Он ушёл к Богу, значит, ещё одним небесным молитвенником стало больше. Здесь действительно надо радоваться. У нас почему-то принято считать смерть концом всего, сплошной чёрной чертой, разделяющей жизнь близких на «до» и «после». Но смерть – это не конец. Это не разлука, а встреча. Главное – правильно приготовиться к ней. Человек встречает новую жизнь, потому что на самом деле он умереть не может. Смерти, в общем-то, нет.
– Но как вы объясните всё это обычному человеку? – возразил я. – Своё сердце вместо чужого не вставишь. Люди переживают потерю родного человека, потому что не могут иначе. Что поделаешь с сердцем, которому хочется выть от горя?
– Вот выть – это неправильно, – объяснил батюшка. – Не забывайте, что тоска – тоже грех. Все мы чувствуем боль, но очень важно вовремя взять себя в руки. Сколько я видел женщин, у которых свет в глазах от горя померк, от слёз глаза пересохли! И все они говорили мне об одном: «Я была словно в каком-то дурмане». Это весьма точное определение. Казалось бы: вроде надо человеку выплакаться, но он сам не замечает, как постепенно тоска и безутешное горе овладевают им полностью. Это очень коварное состояние. Человек попадает в него легко, а вот выбраться быстро не может и увязает в скорби как в трясине. А чтобы прийти в себя, необходимо помнить, что душе покойного бесконечными стенаниями вы делаете только хуже.
– И душа покойника из-за этого не может уйти спокойно в иной мир, – кивнул я. – Это тоже заблуждение, – покачал головой священник. – Душа всегда в положенный срок уходит, держать слезами в нашей юдоли, как считают некоторые, её невозможно. А вот навредить чёрной выматывающей тоской – запросто. Представьте, что вас запустили в космос. Там всё неизведанное, непривычное. Вам нужна координация ЦУПа, помощь, подсказки. Но вместо этого на Земле все кричат и плачут. Вместо выполнения программы полёта – сплошной хаос. Как, нормально? Вот и после смерти о человеке нужно не рыдать, а молиться. Именно молитвы, а не слёзы ему сейчас необходимы как воздух. В третий день, девятый, сороковой – по возможности нужно посещать не только кладбище, но и церковь.
Тот батюшка сказал, что часто безутешно стенают и воют по умершему люди с нехристианской душой. В отличие от человека крещёного, такая душа прекрасно понимает, что духовный мир для неё закрыт, вот и прощается с душой ушедшего близкого человека навсегда. Отсюда отчаяние и безысходность. Душа христианская, даже если человек склонен к чрезмерным рыданиям, чувствует, что по-настоящему разлучить её с усопшим невозможно.
А ещё священник рассказал интересную историю. Знавал он одного старенького доброго священника, большого подвижника. Всю жизнь тот прожил в смиренномудрии, очень любил свою матушку и никогда ей не перечил. Про ту матушку ещё говорили, что именно она – кормчий их домашнего «церковного корабля». Что, в общем-то, в православной среде случается нередко.
Но однажды случилось горе – матушка тяжело заболела и умерла. И впервые в жизни батюшку объяла непреодолимая тоска. Он хоть и молился за усопшую, делал что положено, но всё равно не находил себе места. И, как часто бывает с искренними и тихими русскими людьми, батюшка запил. Не тяжёлым чёрным запоем, но ни дня не проводил без бутылки. Разумеется, привычная батюшкина духовная жизнь оказалась совершенно расстроена.
Так продолжалось какое-то время, пока к священнику во сне не явилась покойная матушка. И начала грозно отчитывать мужа: «Что же ты, душа моя, творишь? Совсем ты, отченька, о душе забыл. Да ещё и за воротник заливаешь. Я же всё вижу. Чтоб не смел больше пить!»
Явление матушки произвело на отца такой эффект, что он словно очнулся от морока. И немедленно, в тот же день, оставил привычку коротать вечера со спиртным.
Говорят, смерть – единственная подлинная реальность нашей жизни. Не поэтому ли часто перед смертью разум очищается? Человек забывает о суете, и даже психически больные люди на короткое время приходят в себя. Момент истины. О таком моменте мне поведал много лет назад один знакомый, академик РАН, которого, к сожалению, уже нет в живых. Называть его имя не буду – оно достаточно известное. Скажу только, что этот человек легко открывал двери самых высоких кабинетов, общался и с руководством страны. А в конце жизни воцерковился. И однажды он понял о смерти всё.
Случилась эта история, когда академик вместе с делегацией очень высоких гостей посещал Валаамский монастырь. Летели туда правительственными бортами, на вертолётах. Братия приняла гостей очень тепло и хлебосольно. Чиновникам показали обитель, они побывали на службе, приложились к чудотворным иконам. Сделали памятные фотографии. А потом подошло время прощаться.
Но академика настолько впечатлили церковная служба и красота суровой северной природы, что он не захотел уезжать. Попросил у монашествующих разрешения остаться ещё на несколько дней. Бродил лауреат нескольких госпремий по скалистым островам, подолгу смотрел на волны Ладожского озера из дальних скитов. Напоследок исповедался и причастился. Настал и его черёд покидать монастырь. И вот тут академик в первый раз пожалел, что не улетел вместе со всеми.
Вертолёт оказался настолько маленьким, ржавым и раздолбанным, что у доктора наук сердце сразу же ушло в пятки. «Извините, уж что есть, – развели руками монахи. – Но не переживайте. Как-то летает – и слава Богу». От последних слов учёному стало совсем нехорошо. Но, преодолев подкатившую к горлу дурноту, он всё же забрался на борт.
Вместе с академиком летело несколько отцов. Некоторых из них научное светило успел запомнить на литургии. Наконец двигатели, тяжко ухнув, завелись, и винтокрылая машина поднялась в воздух. Первые минут сорок полёт проходил нормально, но потом в двигателях что-то застучало, заскрипело. Вертолёт заметно тряхнуло.
– Слышь, подержи заслонку, – неожиданно попросил академика человек, похожий на бортмеханика. И показал какую-то свисавшую сверху штуковину. – Я проводку проверю. Да не с… ты. Прорвёмся!
Государственный муж открыл рот, но не нашёл что возразить и послушно схватил рукой поцарапанный металл дверцы. Затем раздался страшный скрип – громкий и жуткий. Он прошёл острой вибрирующей волной по всему корпусу, и академик мгновенно почувствовал его вспотевшей спиной. Наверное, именно так умирает техника, когда кончается последний ресурс её живучести. Важный пассажир зажмурился от страха, стал читать про себя «Отче наш». А потом перевёл взгляд на монахов.
Сказать, что их вид поразил академика, – не сказать ничего. Отцы улыбались, словно коты, жмурящиеся на солнце. Распадавшийся на запчасти старый вертолёт их совершенно не волновал.
– Вам разве не страшно? – удивился академик. – Мы же сейчас упадём! – И что с того? – пожал плечами один из батюшек. – Может быть, упадём. Всё нормально!
И снова заулыбался.
«Они что, шахиды?» – промелькнула в голове академика шальная мысль.
– И вы так спокойно к этому относитесь? – спросил учёный муж отцов. – Мы ведь все погибнем прямо сейчас! А вы даже молитвы не читаете! – А зачем? – снова потянулся иеромонах. – Как зачем? – Зачем суетиться? – пояснил батюшка. – Вот скажите, Иван Иванович, вы сегодня были на службе? – Был. – Исповедовались, причастились? – Да, причастился. – Тогда что вы переживаете попусту? – «приободрил» монах. – Даже если упадём, то сегодня мы вкусили Тела и Крови Господа. Он сейчас с нами и в нас. Что может быть лучше, чем умереть в такой день? А если Господь рассудит иначе, то пусть так и будет. Зачем беспокоиться?
Каким-то чудом вертолёт долетел до Большой земли без происшествий. Но из него академик вышел совсем другим человеком.
– Все мы слишком погружены в мирскую рутину, – рассказывал он о своих впечатлениях. – Бегаем, носимся куда-то. С утра и до ночи заняты мелкотравчатыми делами, какими-то проектами… Но я понял, что того батюшку, улыбавшегося в разваливавшемся вертолёте, не занимала не только рутина, но даже сама жизнь. Его занимало другое и самое главное – он прямо сейчас был со Христом. Именно это являлось для него важнейшим делом, по сравнению с которым даже физическая смерть не имела никакого значения. И я очень захотел стать таким же человеком. Хотя бы немного.
Когда академик почувствовал себя неважно, он почти сразу же отошёл от дел. В его приёмной сидели люди, скопились неотложные проблемы, его участия требовали срочные проекты… А он тогда твердил только одно: «Это уже совершенно не важно. Сейчас я занят совсем другими вещами». Вскоре он умер.
Незадолго до конца, как я слышал, академик часто повторял одну фразу: «Смерть не всё возьмёт. Только своё возьмёт».
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
Вряд ли описанная история и, особенно» её «идеология» универсальна даже среди «не атеистов». Для «не атеиста» возможны минимум три «результата» «там», после ухода из этого физического Мира. «Кого-то» это может страшить и «он», скорее всего, понимает, - почему. Атеист верит только в жизнь «здесь и сейчас». Увлекаясь, в надежде на науку, идеей физического бессмертия. Забывая, что бессмертия в физическом Мире это скорее наказание, а не благо. Обычно, всерьез задумываются на эти темы в конце жизни. Когда уже поздно будет что-либо менять. Впрочем, проверить всё это будет доступно всем. Со временем, конечно. https://www.youtube.com/watch?v=UYvcTLGQ6Fk
По-моему все эти рассказы и притчи о том, что смерть это еще не конец, придуманы для самоуспокоения... Хотя я считаю, что страшна не смерть, а процесс умирания, который может длиться долго и мучительно... Вот этого все и бояться...
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
