Многие скажут: нам бы их проблемы! Их бедность у нас будет выглядеть как богатство. Отчасти это верно (Европа очень многого добилась в 1950-80 годы) – однако важна тенденция! Падающий может падать с очень большой высоты – но это не отменяет факта его падения.
Недавно Der Tagesspiegel, Германия написал пессимистично: «…сегодня весь мировой порядок является постевропейским. Привлекательность европейской модели ощутимо теряет силу… Исчерпан общественный договор, согласно которому каждое новое поколение должно пребывать в лучшем положении, чем предыдущее. Технология подтачивает средний класс — опору демократии».
Что вообще происходит?
Очевидная тенденция последних 20 лет - это когда бедные становятся беднее, а богатые богаче. Западная пресса и институты не скрывают, что группа наиболее обеспеченных увеличила потребление весьма значительно, поэтому бедные и распадающийся средний класс живут не только не лучше, чем в начале 90-х, но и существенно хуже…
+++
Время, на самом деле, неделимо. Оно делится на прошлое, настоящее и будущее только для нас, с нашей точки восприятия. А так – это единый процесс, каждая частичка в котором успевает побывать и в роли будущего, и в роли настоящего, и в роли прошлого.
Наше отношение к СССР, к 1917-му году неразрывно связано с нашим сегодняшним ОБРАЗОМ ПРАВИЛЬНОГО. Мы даём оценки прошлого, и строим планы на будущее, исходя из того, какой мир мы сегодня считаем правильным, эталонным, образцовым.
То есть человек берёт некую идеальную данность и соотносит её с эпохами: в этой эпохе того, что мне любо, больше, а в этой – меньше. Дальше следует оценка: прекрасная эпоха, ужасная эпоха, средней паршивости эпоха…
Конечно, такая умственная работа доступна только достаточно образованному, развитому человеку с рациональным складом ума. Она недоступна социальному дегенерату, майдауну, у которого стремления могут запускаться на час и меняться через час. Майдаун, который пытается выкурить Ющенко или Порошенку оттуда, куда сам же их и привёл, причём много раз подряд – это уже не совсем человек и уж точно не биологический вид homo sapiens. Мы называем этот тип «вторичным дегродом», видом «post-homo», ибо его нельзя отнести ни к разумным, ни к умелым.
Если же мы остаёмся в рамках рациональности, то прошлое (как и виды на будущее) согласовывается с идеалом. Сам же эталон существует в нашем мышлении.
Поэтому прошлое, как ни странно, может «меняться» - точнее, меняется наше отношение к нему. Если смещаются наши представления об идеальном обществе, то смещаются и наши оценки реальных обществ.
В частности, оценка советской власти неразрывно связана с оценкой 90-х годов ХХ века. Считаем ли мы рыночное общество «нормальным»? Считаем ли мы нашу жизнь в 90-е и сейчас нормальной? Конечно, с теми оговорками, что были перегибы, извращения, искажения, но в общем и целом, при взгляде издалека эта всё-таки, пусть несовершенная, но движущаяся в правильном направлении жизнь? Или же нет?
Если мы оцениваем текущую жизнь, как нормальную (пусть и нуждающуюся в некоторых улучшениях, но не стратегического характера) - тогда, конечно, объяснимо и негативное отношение к советскому периоду.
Вот как представляет картину мира «Экономическая и философская газета» (г.Москва) – некогда выступавшая одной из газет левых, социалистических сил РФ: «У Порошенко и его партии есть политические противники, которые открыто выражают свое недовольство. Это нормально для любой демократической страны. С правонационалистической стороны атакуют радикалы Яроша и Билецкого, с леволиберальной – активисты, поддерживающие Саакашвили и Садового. Вполне стандартная для нынешних европейских стран, особенно для Восточной Европы, политическая конфигурация»[1].
То есть даже самые чудовищные картины в стиле Босха – гниющей, непрекращающейся мятежевойны выставляются публицистами, как норма – ну, с некоторыми, может быть, отклонениями, перегибами, но в целом норма.
- «Так и надо! Может быть, эмоций поубавить, стёкол поменьше бить, покрышками меньше дымить – но в целом всё путём…».
Если ЭТО (современная наша жизнь) – норма, то вызывают раздражение все, кто пытается или пытался эту норму нарушить. Жило себе общество, и всё было хорошо (ключевое слово) – а тут пришли большевики и всё запутали…
Симпатии к революции, столетие которой мы отмечаем в 2017 году – начинаются с подозрения, что не всё было и не всё теперь «хорошо».
И что современная жизнь, во многом реставрировавшая дореволюционную (хотя это лишь цветочки - ягодки ещё впереди) – не норма. Никакая не норма, а жуткая аномалия, социальный Чернобыль, наполненный социальной радиацией и социальными мутантами.
И – вывод – мир не устроен так, как его пытаются изобразить на своих «птолемеевых картах» либеральные теоретики.
И что «американская модель» глобализма – не цветущий ухоженный сад взаимных улыбок и услужливой деликатности, а дикий лес, полный хищного зверья.
И в этом лесу не станут слушать мои или ваши, читатель, длинные объяснения, а просто расчленят и сожрут. А сожрав, закопают, и прикроют могильник вывеской «цветущего сада улыбок»: мол, заходите к нам, новые дураки, мы пожрать всегда любим…
+++
Нормальность требует сохранения, а ненормальность – преодоления. Наши представления о нормальности ставят нас по разные стороны баррикад: одни защищают ту норму, которую другие считают аномалией.
Если же мы рассматриваем 90-е как патологию, как чёрную дыру, как реакцию распада человека и его цивилизации – тогда мы позитивно оцениваем советский период (тоже, естественно, с оговорками).
Лично я не могут считать современную жизнь нормальной. Я не вижу в ней ни корней, ни стабильности, ни перспектив, ни образа будущего (если не считать мрачные сценарии пост-апокалипсисов).
Пост-советская жизнь – это жизнь-паразит. Её представители могут ненавидеть СССР или даже уважать его, но ВСЕ ВМЕСТЕ паразитируют на его наследии: от оружия и армии до индустрии и разведанных недр. Корней у паразита нет – потому что он враждебен и вековым традициям и техноэнергии просветительского модернизма.
Паразит презирает образование, науку и технику – потому что они «напрягают». А паразит хотел бы всего, быстро и легко, лучше всего за папин счёт, а если нет богатого отца – то методом ограбления банка.
При этом жизнь-паразит является военно-политическим предателем, она терпеть не может воинского долга, войны, защиты территорий, рассуждая так: «жрать все плоды с этой земли буду я, а защищает её пусть кто-нибудь другой». Эта жизнь-паразит легко расстаётся и с героями прошлого, и с заслуженными деятелями настоящего, и с кусками собственной территории (Крым-украинский, Цхинвал-грузинский и т.п.).
Такое существование без корней, в качестве прилипалы к чужим заслугам и прошлым достижениям, которые, к тому же, безжалостно и бездарно транжирят, не глядя – не может быть долгим.
Пост-советское (а на Западе пост-социальное, отвергшее теорию конвергенции систем, господствующую в 60-70-х годах линию на постепенное слияние с СССР) существование во всех смыслах есть «существование на износ».
Оно может длится лишь до тех пор, пока не доест прошлое.
При этом жизнь без корней, предавшая своё прошлое, не имеет стабильного, устойчивого настоящего. В ней действует формула «никто никого не любит, все всех «кидают». Каждый день кого-нибудь разоряют и пускают по миру, а кто-то за счёт этого пополняет кубышку. Нет того, что ЭиМ называет «устойчивостью окладов-наделов», устойчивостью долевого пая: я член общества и мне положено… Да ничего мне не положено, что урву, то и моё, наглость-второе счастье!
И, логично, у жизни-паразита нет будущего. Ему и неоткуда взяться. Ельцин видел одну из главных своих задач в «деидеологизации» - а люди поколением постарше слово «безыдейность» считали ругательством. Почему плохая «безыдейность» стала восприниматься как хорошая «деидеологизация»? Что может быть хорошего в безыдейном человеке, сером и тусклом (в лучшем случае) – который живёт по принципу «день прошёл, и ладно»?
Вырождение образа будущего, далёких ориентиров – и само по себе жутко, и влечёт иные тяжкие «побочные» последствия. Для простого поддержания повседневной неизменной тупости требуется гораздо меньше психической и физической энергии, чем для «больших бросков» и «великих переломов». Маразм порождается нехваткой психической активности, и сам порождает её нарастающий дефицит.
Общество, которое не видит собственного завтра и не знает, каким его хочет увидеть – в состоянии маразма. Что такое отсутствие движения? Это потеря динамизма во всём, во всех сферах жизни. Вырождаются и выдуриваются наука (фундаментальная раньше, прикладная попозже), культура и искусство, ветшает и дичает быт.
Раз будущего нет – то в него никто и не вкладывает ничего: ни мыслей, ни эмоций, ни средств. Жизнь-паразит расширяет текущее потребление за счёт сворачивания долгосрочных программ, амортизационных отчислений и перспективного инвестирования в любую отрасль.
Вслед за инвентаризацией полученного паразитом следует его утилизация, сведение потенциала к нолю. Это мы и видим за словами вполне себе консервативных и вполне про-американских правых газет и журналов, щебечущих год от года: "богатые всё богаче, а бедные всё беднее". А какая-нибудь Юля Латынина добавит, что "так и надо"...
Проложите эту линию в перспективу будущего, и вы увидите, что она прямиком упирается в ад. Даже там, где сегодня ЕЩЁ нет ада - он появится в силу очевидности тенденции.
[1] http://www.eifgaz.ru/krizisdo2015.htm , 18.10.17
Александр Леонидов; 23 ноября 2017
