Так случилось, что на мою недавнюю статью о предложенной Сергеем Глазьевым стратегии перемен я получил ответ от уважаемого мной Александра Айвазова, экономиста и политолога, коллеги Сергея Глазьева и директора Центра международных исследований экономических циклов Дж. Арриги и Н. Кондратьева при ОГУ им. И.С. Тургенева. Мнение моего визави оказалось несколько иным, и он его обоснованно изложил.
Прежде всего, я хочу поблагодарить Александра Айвазова за подробный ответ и высказать свою признательность за корректную и научно добросовестную этику полемики — сейчас очень редкое явление, когда обычно критикуют не аргументы автора, а его персону. Культура спора, диалога, умение остаться в рамках логики вместо стремления перейти на личности и заклеймить оппонента — это такое редкое событие в наш век засилья злобных профанов и агрессивных всезнающих невежд, что спокойный и научно добросовестный обмен разными мнениями вызывает немалое удивление.
К моему огромному сожалению, случилось то, чего я хотел всеми силами избежать — меня поняли так, будто я являюсь противником предлагаемых Сергеем Глазьевым мер, его идейным оппонентом и ставлю под сомнение их экономическую обоснованность и политическую целесообразность. Это совсем не так — я считаю предлагаемые Глазьевым меры правильными и нужными. Его оценки я полностью разделяю и не считаю возможным их убедительно оспорить. Программа Глазьева не нуждается в защите — она нуждается в доработке.
Весь спор возник не по причине несогласия с предлагаемыми мерами, а по причине непроработанности перехода к этим мерам так, чтобы этот переход не привёл к результатам, выраженным в известном афоризме Черномырдина «Хотели как лучше, а получилось как всегда». На мой взгляд, программе Глазьева требуется оптимизация по критерию времени в стиле ленинского «Вчера было рано, завтра будет поздно». А когда в самый раз — пока не понятно. И это самое главное. Ибо, повторяя старую боксёрскую мудрость, стоит напомнить: «Бить надо не сильно, бить надо вовремя». Враги падают не тогда, когда удар сильный, а тогда, когда они меньше всего готовы его отразить.
Предлагаемые Сергеем Глазьевым решения носят характер политической декларации, где перечислены меры, которые нужно предпринять для перехода экономики из нынешнего состояния в нужное. Но любое экономическое действие есть не математическая модель, а событие, разворачивающееся в политической среде при помощи политических инструментов, и потому влекущее за собой политические изменения. Без учёта политического контекста и возникающих изменений ценность любых предложений исчезает, становясь оторванным от реальности набором пожеланий.
Программе Глазьева не хватает политического приложения в виде обычного инструмента стратегического менеджмента — SWOT-анализа, где все предлагаемые меры взвешены с позиций возможных сильных и слабых сторон стратегии, а также её возможностей и угроз, как внутренних, так и внешних. Так работают корпорации и военные штабы. В корпоративных деловых играх оценивают все сценарии — оптимальные, идеальные и негативные. Штабные игры позволяют вскрыть все варианты развития событий. Иначе ни один план не будет принят советом директоров или верховным главнокомандующим.
Перечня таких вариантов и их всесторонней взаимоувязанной прокачки, на мой взгляд, как раз и не хватает стратегии Сергея Глазьева. И это вовсе не такой уж сильный недостаток его программы. Устранить эту недоработку можно в любой момент. Ведь даже на защите кандидатской диссертации соискателю приходится отвечать на подобные вопросы. Почему же это не применено в стратегии академика?
Критиковать стратегию академика Глазьева из самой логики этой стратегии невозможно. Там всё внутренне логично и непротиворечиво. Есть некий набор аксиом, из которого выведены доказываемые теоремы. Но, согласно теореме Гёделя «О неполноте формальных систем», всегда есть другие системы, где аксиомы данной системы уже выглядят как теоремы и требуют доказательств. Критически оценить аксиомы академика Глазьева можно только с позиций другой системы, где они предстанут в виде требующих доказательств теорем. Отказ от таких доказательств будет истолкован как неспособность их доказать. В нашем случае это позиция не системы экономики (тут у академика Глазьева всё безупречно), а системы конфликтологии. И вот тут возникают уязвимые точки.
«Да, Путин «совершенно правильно делает» с точки зрения политика, но с точки зрения экономиста он ошибается…» — пишет Александр Айвазов, упрекая Путина в излишнем юридизме мышления, который выражается в бинарной логике инженера-технаря, тогда как логика экономиста — это нелинейная и небинарная логика гуманитария, где все истины парадоксальны, относительны и многомерны.
Я полностью согласен с оценкой Александра Айвазова мышления юриста и экономиста. Я лишь не согласен с тем, что Путин мыслит как юрист, а должен мыслить как экономист. Он мыслит как политик, и потому он ко всем экономическим вопросам подходит как конфликтолог. И это единственно правильная позиция. Экономический детерминизм политика — это профнепригодность в профессии. За всеми концепциями экономики стоят конфликты ключевых социальных групп, способные сделать невозможным реализацию самой лучшей концепции. И ещё хорошо, если при этом не рухнет государство.
Предположим, мы начали реализацию одного из пунктов программы Глазьева: отвязка денежной эмиссии от валютных резервов. Какие конфликты возникнут у России в этом случае с банками-контрагентами по расчётам за нефть и газ? За экспорт оружия и зерна и импорт лекарств и куриных яиц, которых, как известно, у нас нет для производства нового поголовья птицы? Какие тут будут угрозы и риски? Как эти риски мультиплицируются и проявятся в смежных сферах жизни? Что потянут за собой из спящих конфликтов? Какими ресурсами эти конфликты гасить? Сколько времени на это уйдёт? Какова вероятность хорошего, среднего и плохого сценария? Каков вес внешних факторов? Как они влияют на внутренние? Как они будут взаимно разгонять друг друга? Как будут друг друга гасить и где? И за счёт чего?
А вот другой пункт программы Глазьева: «Одновременно должны быть приняты следующие меры по стабилизации курса рубля и валютного рынка, прекращению оттока капитала за рубеж как приоритетного условия экономической мобилизации».
У меня вопрос: а как повлияют друг на друга меры по отвязке рубля от доллара и стабилизация курса рубля? Совместимы ли они? Не обвалит ли курс такая отвязка — в силу скачка политических рисков? И какие политические риски возникнут? Проще сказать: всякая революция рождает контрреволюцию. Каковы политические условия реализации этих экономических предложений? Какова вероятность политической изоляции Путина внутри страны?
Ещё конкретнее: Путин начал ужесточать валютный контроль в сочетании с мерами по отрыву рубля от доллара. Каковы требуемые меры политического обеспечения? Как это примет общество? Мгновенно возникает конфликт между собственниками крупных компаний, среди которых есть иностранные акционеры, и президентом. Задеты интересы ключевых чиновников. В скандале участие приняли международные финансовые структуры. СМИ внезапно занимают критическую к власти позицию. Капитал вовсе перестал заходить в Россию. Транзакции попали под ещё большие санкции. Курс рухнул. Расчеты встали. Большинство элитных групп ушло в резкую оппозицию. Возникли перебои со снабжением в крупных городах. Министры понимают, куда ветер дует, и занимают выжидательную позицию.
Либералы сплотились и получают мощную финансовую, медийную и политическую поддержку Запада. Замороченный народ безмолвствует. Силовики расколоты, деморализованы и повисают в воздухе. На них выходят представители разведок США и обещают пощаду в случае поддержки или просто неучастия. Телефоны генералов мгновенно замолкают. Все куда-то исчезают — Путин такое уже видел в Дрездене в 1989-м и во время ГКЧП в 1990-м. В этот момент началась активная фаза войны в Сирии и на Украине. Россия не в силах осуществлять военные действия. Начинается череда военных поражений. Асад свергнут, Сирия потеряна. Донбасс захвачен, в Крым вводятся войска ООН и НАТО. Вспыхивает Кавказ, восстаёт Татарстан. Радикальный ислам захватывает Поволжье. Средняя Азия начинает полыхать.
В России начинаются бунты и протесты. Во время демонстрации неизвестные снайперы убивают двух молодых людей. Мир взрывается. Проекты по газопроводам остановились. Вашингтон накладывает эмбарго на экспорт российской нефти. Это даже выгодно — цена подскакивает до той планки, когда сланцевая нефть становится рентабельна. Арестованы активы России за рубежом. Президенту предъявлен ультиматум, условно говоря, группы «генералов Генштаба и думских депутатов» о необходимости «отречения от престола» ради спасения страны. Надо продолжать картину, или и так всё ясно?
И такие сценарии разворачивания конфликтов можно составлять по каждому пункту глазьевских предложений. Просто на это уйдёт много страниц, и это уже будет не статья, а доклад. Точнее, содоклад. Не уверен, что это нужно — суть вопросов к докладу Глазьева и так вполне понятна. Вот что бывает, когда бьют сильно, но не вовремя.
А ведь начиналось всё с совершенно благих, и, главное, обоснованных предложений! Просто всего-то их начали не вовремя, когда не было подходящих внешних и внутренних условий. Не определились по ресурсам и их источникам, по путям запасных решений и задействованным силам. Не готовы были элиты, не готовы контрэлиты, не готов народ. Будет сопротивление, но как и кем его давить? Как далеко заходить в подавлении? Где точки срыва управления процессом?
Однако Сергей Глазьев не пишет ничего об этом, как и о том, какое время он считает подходящим для его революции. Где брать те «здоровые силы», на которые Путину можно будет опереться, если на него начнётся охота. И почему эти силы непременно будут готовы жертвовать своими жизнями на баррикадах, если Путин их к этому призовёт. Фактор подходящего времени не учтён. Ленин этот фактор ставил во главу угла. Глазьев им полностью пренебрёг. И это делает его план заложником известной формулы Черномырдина.
Я не перечислил те вопросы к стратегии Глазьева, которые поставил в своей первой статье. А они тоже остались без ответа. Уважаемый Александр Айвазов, опровергая мои тезисы, привёл в качестве возражений не те аргументы, которые помогли бы понять, как Глазьев хочет устранить риски своих предложений. И поэтому я, к сожалению, не могу быть удовлетворён данным ответом.
Один из тезисов Глазьева: 1. Вывод госактивов (Резервный фонд, Фонд национального благосостояния, резервы Банка России) из обязательств стран, осуществляющих против России гибридную агрессию, с переводом их в политически нейтральные инструменты, прежде всего, в золото, а также в обязательства стран БРИКС.
Вопрос Глазьеву: Вы не насторожитесь, когда вам предложат перевести национальные резервы в ценные бумаги Бразилии, Индии или Южной Африки? Что, эти страны — экономические гиганты, их экономики уже полностью свободны от влияния США? И нам стоит вложить свои резервы в их облигации, это действительно лучше и безопаснее, чем вложить их в американские долговые бумаги? Ответа на этот вопрос нет. Как нет ответов академиков и на другие поставленные в моей статье вопросы.
Но вот что пишет в защиту программы Сергея Глазьева Александр Айвазов:
«Кстати, по поводу утверждения А. Халдея о «неочевидности последствий и непросчитанности рисков». С.Ю. Глазьев не предлагает ничего «неочевидного» и никем «непросчитанного». Он просто развивает ту экономическую политику, которую проводили Е.М. Примаков, Ю.Д. Маслюков и В.В. Геращенко для преодоления последствий дефолта 1998 года. Именно Примаков, Маслюков и Геращенко начали проводить экономическую политику, основанную на денежной эмиссии и перекрытии спекулятивных финансовых каналов с «неочевидностью последствий и непросчитанностью рисков», по выражению А. Халдея, которую сейчас предлагает проводить С.Ю. Глазьев. Последствия этой политики были просто потрясающими: уже в 1999 году экономика РФ преодолела кризис, дав прирост ВВП в 6,4%, а в 2000 году был и вообще рекордный рост ВВП в 10% годовых. И это в условиях, когда цена на нефть не превышала 10−12 долларов за баррель, а МВФ так и не предоставил РФ обещанных кредитов.
Мне могут возразить, что в 2000 году уже В.В. Путин возглавлял страну, но, во-первых, экономика штука очень инерционная, полученный в 1998−99 гг. разгон сохранялся еще долго, и темпы роста начали снижаться только в 2001—2002 гг., а с 2003 года начался уверенный рост цены на нефть, продолжавшийся до осени 2008 года, и приток иностранных капиталов в сырьевую страну при высокой цене на нефть обеспечивал высокие темпы роста российского ВВП. Поэтому разгон экономике после дефолта дал не Путин, а Примаков, Маслюков и Геращенко». Давайте вспомним то время. В стране дефолт. Рухнула пирамида ГКО, и с ней рухнул курс рубля. Решение о дефолте вообще принимал Сергей Кириенко. Что случилось при упавшем курсе рубля? Правильно — СТАЛО ВЫГОДНЫМ ВНУТРЕННЕЕ ПРОИЗВОДСТВО. Теперь за доллар было можно получить больше рублей. Ожила нефтянка и потянула за собой все прочие отрасли. Ожили металлургия, транспорт, строительство. Пошла вверх торговля. Именно изменение курса рубля к доллару привело в 1998 году к оживлению производства. Но тогда по логике вещей благодарить за оживление надо именно Кириенко, а не Примакова с Маслюковым. Вам так не кажется? Или я что-то неправильно понимаю?
Александр Айвазов совершенно правильно пишет об инертности экономики — эффект от решений Кириенко реализовывался не только еще в 1999 году, но и тянулся аж до 2002 года. Но так как на Кириенко повесили всех собак за дефолт, а заложенный им эффект оживления экономики проявился при Примакове, Маслюкове и Геращенко, то все заслуги автоматически приписали им. Я считаю, что это не только несправедливо — это ещё и некорректно с точки зрения науки. Даже двух наук — истории и экономики.
Но истина опять лежит посередине. Разумеется, меры по стабилизации, предпринятые Примаковым и его правительством, также принесли свои плоды. Это была синергия. Но они не были главной причиной изменений, а лишь углубили и укрепили их. Фундаментом же оживления экономики являлись всё те же последствия оживления экономики от падения курса рубля в результате дефолта имени Кириенко. Без него ничего бы не состоялось — высокий курс рубля по-прежнему убивал бы любое производство.
И если быть до конца честным, то да, разгон экономике тогда дал не Путин, но и не Примаков с Маслюковым и Геращенко. Разгон экономике дал Кириенко. Возможно, он на это и не рассчитывал, но так получилось. При Примакове стали проявляться последствия ранее принятых решений. И автоматически Примаков стал символом улучшений, причиной которых он не был, хотя он навёл порядок и укрепил оживление. И оно иссякло вместе с исчерпанием эффекта падения курса рубля. Это как раз тот самый случай, про который говорят: «После — не значит вследствие».
Таким образом, я не вижу в аргументе Александра Айвазова опровержения сомнений по программе Сергея Глазьева. По-прежнему считаю, что она грешит существенной недоработкой в плане оценок политических последствий экономических решений, что ставит под сомнение их полезность в их нынешнем виде. Я вполне отдаю себе отчёт, что такой трактовкой вызову гнев многих патриотов, находящихся под обаянием давно сложившихся в этой среде мифов. Но истина дороже. Я не защитник либералов и не обвинитель Глазьева, я не подвергаю сомнению его теории длинных циклов и технологических укладов — напротив, я их разделяю. Мне нет нужды доказывать их научную ценность и правоту.
Однако в программе Сергея Глазьева мы имеем дело не с этими теориями. Тут чисто прикладная стратегия. И в ней очень опасно одни мифы менять на другие. И главное — опасность принятия непродуманных до деталей решений. Мне не нравится мудрость Черномырдина. Я хочу предложить семь раз отмерить, прежде чем один раз отрезать. Все претензии к рецептам Глазьева не принципиальны, это всего лишь вопросы к повару по поводу не до конца приготовленного блюда. Что не бросает тень на само блюдо, способное в готовом виде быть вкусным и полезным.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
