Обычай тут такой. Например, поймали как-то одного из замруководителей Красноярского лесхоза, Николая Кожемяко, на взятке – он крышевал как раз подобные истории (говорят, вход в «клуб распильщиков» стоил тут 4 – 6 миллионов рублей). Но вместо срока Кожемяко получил штраф. Теперь он уважаемый специалист – участвует даже в парламентских слушаниях Госдумы по обустройству лесного хозяйства (где его настиг вопросом «Почему вы на свободе?» в своем телерепортаже спецкор «России 1» Борис Соболев).

Для спасения от грабежа в Богучан прислали новую команду – с Черкашиным, и завод все-таки запустили.

Мы любовались с Черкашиным огнями «китайского города».

– Я жаловался на это безумие во все инстанции, – грустно говорил гендиректор. – Я слышал, эту землю забрали у Лесного фонда. (Растерянно.) Но как?! По закону это возможно только постановлением правительства!

Пилы точат не переставая. Конвейер тут не терпит простоя

Вырубят ли китайцы «весь сибирский лес»? Не при нашей жизни

Возвращались мы в тяжелом молчании.

– Я забыл показать самое главное, – вдруг вспомнил лесопромышленник Василич, добросивший нас до тайги.

И дал по тормозам.

– Смотри! – Мы с фонариками подошли к бревнам, грудой лежащим у дороги. – Видишь на спиле годовые кольца?

Я долго приглядывался. Кольца были. Кажется. Тонкие-тонкие, как паутинка.

– Этой ангарской сосне лет 100, – сказал Василич, пнув анориксичное бревно. – Она в нашем красноярском климате растет очень-очень медленно. Южнее, в Иркутской области, такое дерево вырастет лет за 70. А еще южнее – в Китае – лет за 50. Так что расслабьтесь.

– Не будет здесь тайги при нашей жизни? – поняли мы мысль лесопромышленника. – Ладно. Но почему из нее хотя бы не сделать табуретку, стул, шкаф?

– И не продать, положим, в Китай! А не гнать кругляк, – деловито почесал затылок Гусейнов…

Это не кадр из фильма ужасов или «Сибирского цирюльника». Это вырубка тайги в XXI веке. Железный монстр обнимает сосну своей лапой, нежно встряхивает и... срезает.

Часть 4. Так кто же вырубает русскую тайгу?

Ничего нельзя изменить?

Момент истины – штука всегда неприятная. Стоишь у механизма, откусывающего деревья, и думаешь – зачем? Ради чего? Железяка нежно обнимает лапкой сосну, та вздрагивает и вдруг падает. Механизм галантно на лету подхватывает красавицу за талию, вжик-вжик – аккуратное бревно. И этот железный фронт неумолимо прет вперед. И где-то за горизонтом, словно в фильме «Аватар», его ждут злые аборигены – эвенки со своими священными рощами. Они ходят по судам, вою­ют, а толку? Их рощи проданы…

За нашими спинами, там, где был северный лес, – свалка. Это нормально. Мы с лесорубами из крупной кампании – им проблемы с экологами не нужны. Это на дальних делянах, где нет дорог и лес тащат без дороги, волоком, на тягачах, там да, страшно.

– Не люблю туда ходить, – хмурится местный охотник. – Мало кто убирает деляны, как этого требует закон, слишком дорого. Это надо видеть… (зло) впечатление, что тайгу насилуют и прячут там, где никто видит. Туда никакой лесник не дойдет. И ее труп разлагается. Идешь по лесосеке и слышишь треск – жрет ее короед…

Чепуха. Ты в тайге всего несколько дней, но уже понимаешь – лирика это. Эмоции. Заламывание рук а-ля Гринпис. Бессмысленно. Ничего нельзя изменить. Здесь ты тихо привыкаешь к мысли: рано или поздно тайгу вырубят, ветра поменяют направление, изменится климат и наши правнуки проклянут нас…

Государству это невыгодно!

Мало кто это знает, но России как государству рубить тайгу на самом деле… невыгодно! Доход от лесной промышленности за 2017 год 31,8 миллиарда рублей (арендная плата, штрафы, пошлины, налоги предприятий), убытки – 60 миллиардов (пожары, незаконные рубки, хищения).

И это несмотря на все усилия таможни и налоговиков, несмотря на введенную систему, регистрирующую каждое срубленное дерево. России сегодня выгодно вообще закрыть лесную промышленность. А на сэкономленные деньги отменить сокращение штата лесников, которых сейчас так мало, что поневоле становишься конспирологом: не заинтересован ли кто-то там, наверху, в отсутствии контроля?

России выгодно по опыту СССР возродить федеральную лесную пожарную службу (потому что леса сгорает больше, чем вырубают). Причем службу, способную тушить самое начало пожара, а не когда в огненный шторм героически бросают казенные деньги. И получается, тысячу раз прав министр природных ресурсов Дмитрий Кобылкин, который предложил закрыть границу с Китаем. Из логики: вы говорите – это полностью парализует лесную промышленность? И слава богу!

– Но произойдет ровно наоборот, – думали мы, глядя, как потрошат тайгу. – Очень скоро российское правительство введет модное в Европе «интенсивное землепользование» (пилотный проект обкатывается уже в ряде областей), когда разрешат рубить недостигший возраста 70 лет «молодой» лес и сажать взамен новый. Чтобы лесовозы не ездили за 200 – 300 километров от Богучан и Таежного, а дешево и сердито косили молодую тайгу прямо за околицей…

И если новый лес даже попытаются посадить (что вряд ли) и если он даже взойдет (приживаются лишь 20% саженцев) – то все равно поселок Таежный в Сибири на полвека останется Степным.

И это, если подумать, правильно. Потому что русский человек живет здесь и сейчас.

– Вы хотите, чтобы все население уехало отсюда? – пожал плечами депутат горсовета здешнего города Канска Евгений Иванов. – Вы хотите, чтобы таежные городки Богучаны, Лесосибирск, Таежный и еще сотня таких же вымерли? Это, вы считаете, выход?!

Иванов считает, что лесной бизнес можно исправить, его надо почистить прокурорам, а законодателям – вернуть старый Лесной кодекс. Иванов оптимист, хотя как-то ввязался в эксперимент – официально, без взяток, купил в лесхозе лес. Это оказалось возможно. Правда, то, что остальным оформляли за сутки, Иванову (благодаря его напору) выдали за два года. Зато депутату удалось подсчитать, что из конечной суммы 4500 рублей за кубометр, за которую местные мужики продают лес китайцам, государству досталось 500.

Крупный завод в Лесосибирске

Все остальное делилось четко, по понятиям, между русскими ребятами – лесниками, чиновниками и бизнесменами.

– Отчего, – говорит канский депутат, – и горит тайга. Все стороны заинтересованы в сокрытии следов. Поэтому у местных «таежная гигиена» – вырубил часть леса, остальное поджог. Пусть ты срубил десять гектаров, а сгорела тысяча – кого это волнует?

Но главная беда, считает Иванов, не в китайцах. И даже не в отечественном воровстве. Ангарская сосна нужна Китаю, Египту, Ливану, Ирану, всем. Но не России.

Получается, сделать из нее стул, стол, шкаф мы, соотечественники Гагарина, не в состоянии?

Виды Лесосибирска

Горькая правда и патриотизм

Мы долго бились над этим космическим вопросом, пока по мистической случайности не встретили в Канске мудрого китайца по имени Цай Минь. Он улыбнется и скажет: «Я живу здесь 15 лет. Однажды все новогодние праздники пил с русскими и прозрел…». Но это случится завтра…

А сегодня мы блуждаем по Лесосибирску, еще одному городу, который в Красноярском крае считается «китайским». И, казалось, вот-вот нащупаем ответ.

Пытающийся восстановить Маклаковский лесокомбинат иорданец Мухаммед Боргути, рассказывал нам, как приехал в Россию в начале 90-х студентом, как страстно влюбился в русскую поэзию и во всю «вашу удивительную страну со всеми ее завихрениями». Говорит, проблема, конечно, в себестоимости местной продукции. Она проигрывает почти всем странам-конкурентам.

Конечно, говорит, причины на первый взгляд банальные – банковские проценты и стоимость электричества. («Словно у вас, русских, нет задачи развивать промышленность».) Но есть для Мухаммеда что-то совершенно непостижимое – наши железнодорожные тарифы.

– Почему доставка из Канады и Германии в Китай дешевле, чем из Лесосибирска? Хотя отсюда до Китая руку протяни? – улыбался он. – И получается, что производить мебель здесь о-о-очень дорого. Она выйдет по такой цене, что будет гнить на складе…

Другой директор предприятия, удостоверившись в своей полной анонимной безнаказанности, молча взял железный подстаканник. Подошел к двери. И врезал.

– Видишь вмятину? – показал. – Это массив твоей хваленой ангарской сосны. Мягкое дерево, непрактичное. Кто купит такую мебель? (Смотрит иронично.) Хочешь неприятную правду? Наша сосна идет на стропила в Египте, в Китае – тоже на стройки…

– А мы бы купили мебель из ангарской сосны российского производства! – вдруг говорим, вспоминая о последнем танце механизма с бедной сосной. – Хорошую мебель все купили бы…

– Вранье и патриотизм! – рассмеялся директор. – Ну хорошо, специально для таких, как вы, у Красноярска построили лучшую в мире мебельную фабрику «Мекран». Самое современное оборудование! Хорошие специалисты. И как думаешь?

– Обанкротились? – ворчим. (Ну кто мне расскажет здесь о хэппи-энде?..)

– Да! И я чуть не обанкротился. История одинаковая – едем в Москву, подписываем большую бумагу – инвестиционный договор! Закладываем в планы инфляцию в 4%, ГСМ – в 40 рублей, берем кредит… А тут бац – инфляция выше, ГСМ – по 50 плюс дикие проценты банков, они присылают судебных исполнителей – и все. Нет промышленности! Ты думаешь, у нас люди тупее китайцев?! – долбанул кружкой уже по китайскому столу директор (нет вмятины. – Авт.). – Там деньги дают под 1%, а у нас – под 15. И еще скажу (выключите свой дурацкий диктофон!) – пусть черные лесопилки уводят у меня специалистов. Слава богу, что на Руси эти лесопилки есть. Иначе Лесосибирск бы умер… Люди у нас порядочные, они и хотели бы платить налоги, если бы система была не такой уродской! Потому что, если платить все налоги, – ты банкрот!

На китайской лесопилоке в Лесосибирске

Кстати, самые главные лесопилки Лесосибирска – у китайцев Яна и Гриши (любые китайские имена в Сибири волшебным образом превращают в русские). Они получают леса больше, чем все лесопромышленные комбината города. Причина: у русских нет денег. А у Яна с Гришей есть…

– Отношение к китайцам у нас нормальное, – рассказывает нам один лесосибирский приятель. – Без любви особой, но понимаем – они нас кормят… Тут ведь даже не в Грише дело. Приехал к нам как-то китайский бизнесмен Юра, организовал «тупичок», лесопилку, раскрутился, женился на местной прошмандовке. Родили ребенка. И поехал как-то Юра на родину на побывку. Вернулся – все распродано. На жену, болван, все переписал! А та оставила Юру без гроша… Через год вдруг снова появляется в городе. Веселый, снова с деньгами. Оказывается, им в Китае дают беспроцентный кредит на работу в России, а если форс-мажор, долг… прощается. Измена русской жены в Китае считается уважительной причиной. (Смеется.)

Обида имени Кобылкина

Всекрасноярский лесопильный цех – город Канск. Цай Минь наливал зеленый чай, с улицы тянуло дымом – знаменитые незаконные канские свалки, уже парураз поджигавшие город, снова начали раскуривать свою вонючую трубку…

Мудрый Цай, как говорят местные, из тех китайцев, чья доброта непонятна. Цай дает в долг русским бизнесменам, выручает лесом. За 15 лет он стал понимать русскую душу.

– Помню, приехал на загрузку перед Новым годом, а там все рабочие пьяные, – улыбается он. – И так тоскливо стало. Ничего не получится, думаю, здесь, в России. И напился я там с русскими с горя… Через три дня думаю – все, хватит, пора работать. И все стало получаться! – смеется.

При вопросе: «Почему китайцам тайга нужна, а русским нет?» – Цай Минь сильно заволновался. И началось что-то странное. Цай стал ходить по комнате и много-много говорить, перескакивая с китайского на русский и обратно. Цай вдруг сказал, что недоволен русским министром Кобылкиным, предложившим закрыть границу с Китаем. Что слова Кобылкина о том, что китайцы должны восстанавливать лес в России, сильно усложнили бизнес-отношения между странами.

– Это как если бы вы пришли в магазин, купили продукты, а вам продавец сказал: теперь ты, покупатель, еще пол в магазине вымой, – изумлялся Цай. И даже выдал нам секрет, что китайская сторона предложила ему поучаствовать в строительстве Красноярского ЦБК. Но теперь он, скромный Цай из Канска (!), отговаривает Пекин от проекта. Дескать, с русскими начало твориться что-то не то…

В словах китайца сквозила обида.

– В 90-х Китай открыл двери перед русскими инвесторами, – говорил он. – Считалось, что иностранные деньги – благо для нашей страны. В России сейчас я чувствую другое отношение. В Китае много леса – новозеландского, индонезийского. Русского – только процентов 20. Вы хотите лишиться рынка? Хотите сами делать мебель? Делайте! Можем научить.

– Научите, – сонно брякнул Гусейнов.

Цай кивнул.

– Полетите завтра в Китай, – сказал он. И, к нашему ужасу, набрал чей-то номер. Бросив в трубку пару обрывистых фраз, он уточнил: «Фабрика в Циндао, вас проводят…».

– Чо? – проснулся Гусейнов. – Эй, вы чо?!

Часть 5. Мы нашли того, кто рубит русский лес

Маленькая фабрика и маленький мебельный магазин в Китае (каких тут многие тысячи!), где из русской сосны стругают и продают окна, стулья и детские кроватки. Неужели мы сами этого делать не можем

Сносит башню от денег

Вы думаете, мы не устали бить в колокол? Думаете, это нам так нравится? Думаете, мы не хотим найти что-то светлое? Не видим, что в каждом русском таежном городке теплится упрямая надежда, что завтра станет лучше? Что живут там честные, хорошие люди, на которых и держится Сибирь? Мы теперь даже знаем, что государство искренне пытается упорядочить лесную отрасль, насылает рейды, ставит посты, натравливает прокуроров.

И то, что получается «как всегда», – это тоже наша традиция... Как с грустью рассказывал нам председатель красноярской антикоррупционной организации «Кобра» Владимир Бурцев, отправил как-то Николай Первый графа Сперанскогос инспекцией по городам. Тот вернулся с докладом: «Тобольским чиновникам – выговор, томских – посадить, енисейских (то есть местных) – повесить».

– Ничего не поменялось, – говорит Бурцев. – Огромная территория – попробуй проконтролируй. Начальников охраны на лесных комбинатах в некоторых районах раз в год меняют – сносит башню от денег…

Но как найти светлое и остаться честным? Как любить Родину без яда, если боишься ее потерять? Мы, русские, может, потому и желчные, даже занудливые (как Ворсобин), что все пытаемся разбудить Родину криком, все понукаем ее: «Ты с ума сошла – разве можно так жить?!»

Будто она не знает…

– Выше голову, товарищ! – вывел Ворсобина из сумрака редко думающий (о ненужном) Гусейнов. – Пора в Китай…

Ворсобин всегда завидовал фотографам…

Кстати, мы и правда взяли да и поехали в Китай.

Спешит мужик распродать страну

В отличие от соседнего аэровокзала – красивого, из стекла и бетона, отсюда, из старенького, зачумленного в Красноярске, отправляются рейсы в Поднебесную. Мы сиротливо стояли посреди этого тысячеголового китайского моря, как два русских тополя на Плющихе.

Впрочем, мы знали, что так и выйдет. Что поедем в Китай вслед за тайгой. У поселка Богучан при предсмертном танце ангарской сосны, когда к ней подполз хитрый механизм с клешней и убил ее, мы подумали: а что дальше?

Ее тело, конечно, распилят, погрузят в вагон, доставят в город Забайкальск. Потом в Маньчжурию, где вдоль границы визжат тысячи китайских лесопилок и маленьких фабрик. Хотя, скорее всего, нашу красавицу повезут в дальневосточный порт Находка и погрузят на гигантский корабль, который доставит ее в китайский порт.

– Но почему, черт побери, не иначе? – накручивали мы себя.

Почему русский мужик не хочет/не может сделать из нее стул, стол, карандаш, детскую кроватку?.. Почему он хочет/может только побыстрее ее продать? Словно не правительство, а именно он – колонизатор своей страны и спешит выжать из нее все ценное, чтобы его внуки, правнуки жили не в России? Уже не в такой России...

Что нет такого в нас, что есть в китайцах? В чем их секрет?

Наш друг хозяин лесопилки в Сибири Цай Мин, проживший в России 15 лет, отличный парень. Почти русский мужик, который отрешенно относится к нашим причудам (например к деревенскому правилу: сколько русскому не плати, но раз в месяц отстань – запой).

Китаец понимал нас – мы его не понимали.

Цай долго пытался достучаться до русской логики, до русского здравого смысла. Говорил о китайских инвестициях, на которые в России нужно бы строить заводы. И о странных русских чиновниках, которые грозят закрыть продажу леса в Китай, чему поставщики древесины из Германии и Канады будут очень рады...

А потом разозлился и послал нас... в Циндао. К своим друзьям промышленникам, чтобы мы увидели все сами. Как китайцы делают мебель из нашей ангарской сосны...

– А кому они мебель продают? – нервно спрашивал Ворсобин и тут же затыкал глумливого Гусейнова, который с хохотом начал было: «Кому-кому...»

Не желал Ворсобин слышать ответа.

И мудрый Цай промолчал, посмотрев на нас с доброй, оскорбительной для русского сердца жалостью...

Поднебесный лес

По густой сети скоростных дорог из Пекина мы мчались в неведомый Циндао по инопланетному миру.

Здесь все было циклопическим, словно ребенку-великану сшили одежду на вырост, да такую, что страшно: что за монстр растет?!

Если провинциальный вокзал, то размером с «Лужники», если новый жилой квартал, то размером с русский город. Причем город мертвый, безглазый – в новостройках нет света в окнах. Говорят, китайцы скупают квартиры впрок с расчетом: сегодня дом – на окраине, но завтра он – в центре.

И погода интересная. Ни облаков, ни солнца, ни неба… Мир здесь словно слипается в желто-грязный комок.

Гусейнов кашлянул раз, два и понеслось… Аллергия. Смог.

– К черту такую промышленность! – ворчал он. Куда хватало глаз – все было окутано проводами, бетоном. Все дымило, работало. Заводы, заводики, подвальчики, мастерские…

И тут мы увидели китайские леса.

– Твою-то бабушку! – сказал в окно Витя и оказался прав.

Лесов в Китае не существует – это в России знают все. Их, уверен российский интернет, давно вырубили хищные китайцы, и потому тянутся теперь союзники с топорами к нашей тайге… А нет. Стоят китайские леса. Странные, конечно, – как морковка на грядке, высажены стройными рядами. Подрастут, их срубят, посадят еще…

Но для лихорадочно строящегося Китая этого мало. И вот мы в порту Циндао, куда свозят лес со всего света.

Один из самых больших портов мира – порт Циндао

Вот она где, родимая

Ушастый сотрудник порта, похожий на Никулина, сразу повел нас в дальний угол склада размером с Лихтенштейн. И мы как-то быстро поняли, что Китай без нас не пропадет. Проходим мимо горы леса из Новой Зеландии.

– Ваш лес лучше, – сразу говорит нам через переводчика китаец, видимо, спеша сделать нам приятное. – Мне нравится ваш лес. (Тихо добавил: «Только сучков в нем много».)

Но мы оторопели… Новозеландские конкуренты сибирской тайги – деревья-мутанты, необхватные. Их специально культивируют для вырубки, растят, а потом режут, как жирных хряков.

Дальше еще страшнее – индонезийский лес. С годовыми кольцами толщиной с палец! Там, в Индонезии, деревья вырастают за год так, как наши лет за 10…

– Да, – соглашается китайский «Никулин». – Русская сосна – 20% от всего леса, приходящего в порт. Не придет от вас, придет еще откуда-то. В мире желающих торговать с нами много…

А вот и наш, родной. Небольшой пыльный угол в порту, штабели распиленных досок, на упаковке – медведь.

– Хороший лес. Привозите. Сиссе (спасибо), – добродушно кивали китайцы, думая, что мы хотим продать еще.

– Ага! Щас! – радостно закивали мы.

Молотки сделать не можем

А потом у нас приоткрылись глаза. Чуть-чуть, по-китайски. Но мы увидели мир по-другому.

Сначала было дико. Нашли две фабрики, куда идет наш лес, и не поняли: неужели это их хваленый секрет?! На одной из ангарской сосны китайцы делали кроватки. Производство маленькое, кустарное – работников не больше двух десятков. Замызганный цех, примитивные станки, в воздухе носится предвзрывная смесь запахов лака, растворителей и опилок. Для российского проверяющего (пожарника, СЭС и прочая, прочая) – клондайк…

А для русского бизнесмена – чепуха какая-то. Продажа нескольких сотен кроваток в месяц по 25 тысяч рублей за каждую, с рентабельностью 10% – это не по-нашему. Бедно.

Замызганный цех, примитивные станки, в воздухе носится предвзрывная смесь запахов лака, растворителей и опилок

Зато кредитов у хозяина почти нет, а те, что есть, – льготные, за пару процентов. Проверки, говорит нам хозяин, бывают, но только инспекция труда…

Недоверчиво гляжу на рабочих, балдеющих от краски. Сам хозяин одет как рабочий, вымазан, как и все, лаком, кабинет его в каком-то закутке, где единственная красивая вещь – чайный стол.

– В Россию хочу кровати поставлять, – разглядывает нас хозяин, подливая нам чай. – Поможете?

Скоро мы привыкли – ну да, китайцы-трудоголики... Назначают встречи на 8 утра, суббота – день рабочий, никаких отпусков, а новогодние праздники – это что-то из анекдотов о русских (китайцы не могут поверить, что в России отдыхают 10 дней подряд – это ломает в них что-то фундаментальное). И все разговоры о том, что бы еще нам продать…

Первым китайцев понял Витя.

(Далее пишет Гусейнов.)

– Как сейчас помню – сидим мы с китайцем в ресторанчике. Рядом китайские работяги ели лапшу и запивали 50-градусной водкой.

– Мы можем сделать что угодно в любых количествах, – говорил нам хозяин очередного заводика. – Но у вас, русских, развиты технологии, которых у нас нет…

А я вспоминаю, что за две недели путешествия по сибирской тайге мы видели, как американские машины валят тайгу, немецкие – превращают ее в доски...

– Я недавно занимаюсь мебелью, раньше я делал молотки и продавал в Россию, – вдруг говорит наш китайский друг.

И так обидно стало!

– У нас что, молотки даже сделать не могут? – закричал я.

– Нет, нет! У нас просто дешевле... – покраснел китаец. – И качественнее, – добавил виновато.

Круговорот тайги

(Далее пишет Ворсобин.)

Гусейнов еще долго ходил по пригороду Циндао и бессильно матерился, благо его никто не понимал.

Китаец прав. Сила Поднебесной – в маленьких смешных цехах, заводиках, коих здесь миллион.

Тут разница в подходах.

В России бизнес затевается масштабно – приходит в правительство какой-нибудь гений, предлагает изумительный прожект самого большого в мире завода и просит миллиард. Ему дают. По многим причинам. Самая невинная – чиновникам нужна отчетность в графе «инвестиции в производство»… Гений строит в поле гигантский завод (любое строительство за казенные деньги обогащает само по себе), губернатор режет ленточку, наверх идут отчеты, а потом... Потом уже не важно. Что-нибудь приключается – или с рынком сбыта, или с кредитами, и уже никому не нужный завод встает…

А в Китае бизнес растет с земли – на каждом углу семейная артель на ржавом станочке вытачивает какой-нибудь болт. А через улицу другая гоп-кампания бодяжит во флаконы лак, и так до бесконечности, пока где-нибудь на фабрике дедушки Лю не соберется конечный продукт – стул, или автомобиль, или набор зубочисток.

Тут каждый ребенок мечтает не о погонах прокурора, как в России, а о своем бизнесе – эта идея фикс так засела в китайских хромосомах, что ее не смог вытравить оттуда даже китайский псевдосоциализм…

И вот на одном из заводиков наконец находим то, ради чего мы и отправились в тайгу.

Ведь самое страшное – не горящий лес в Сибири. Не вырубка. Не лесовоз. Не вагон с кругляком, пересекающий границу…

А это кресло с фабрики под Циндао.

Вот оно! Кресло, сделанное из российской древесины. Мы отследили весь его путь от делянки в Сибири, через море, фабрику в Китае и до конечного пункта – офиса в... Москве

Кресло из русского леса.

Из партии товара, которая завтра отправится в Европу (Германию, Испанию). Но именно это (на фото) поедет в Москву. Какой-нибудь столичный офисный клерк отдаст $80 тем, ради кого русские пилят лес. А потом сядет на остатки столетней тайги поудобнее и напишет в интернете: «Безобразие! Китайцы рубят нашу тайгу!»

Тайга в Красноярском крае

Город Таёжный

Как китайцы вырубают русскую тайгу

О китайцах Николай Левашов