В 2017 году в российских деревнях отравление алкоголем было причиной каждой 12-й из 100 тысяч смертей. Остановить свое вымирание жители сел все чаще пытаются сами. Уже около тысячи деревень, по данным Минздрава, решили вообще запретить продажу алкоголя в местных магазинах.
Лидер по отказу от торговли спиртным — Якутия, там территориями трезвости объявили себя уже 182 села. В Татарстане таких деревень около 15, в Тыве из шести небольших сел получился целый трезвый район. Есть село под Оренбургом, где традицию заложила семья староверов, и деревня под Воронежем, где эксперимент не удался. Но первопроходцы территорий трезвости живут в республике Алтай.
В 200 километрах от ее столицы, единственного в регионе города Горно-Алтайска, по правую сторону от Чуйского тракта, признанного журналом National Geographic одной из десяти самых красивых дорог на планете, в священной для алтайцев Каракольской долине стоят села Боочи и Кулада. Живут в них около 700 человек. Вокруг работают несколько турбаз. Когда туристы заходят в местные магазины — их два — то на полках не находят ни пива, ни вина, ни водки. Торговать алкоголем здесь запрещено с 1985 года. Приезжие объясняют это для себя священным духом места или религиозными запретами, но на самом деле отсутствие выпивки в деревнях — дело рук местных женщин.
«Тогда у нас было настоящее гражданское общество, все были очень активные», — вспоминает глава поселения Валентина Паянтинова, которая ввела первый запрет на продажу алкоголя в середине 80-х годов и держит его до сих пор. В 19 лет она вышла замуж за киномеханика из Кулады, родила двух детей, работала в деревне учительницей начальных классов и пела в созданном ею самой хоре. В 1980 году местные жители выбрали ее — «за активность» — председателем сельского совета.
Я говорила со всеми пьющими семьями, к дебоширам домой ходила, кто в клуб пьяным приходил, я к тем приставала, ругала. Я подключила женсовет. И дежурства мы организовывали, и товарищеский суд ввели.
Валентина Паянтинова сумела добиться, чтобы свадьбы в селе проводились без алкоголя | Источник: Русская служба Би-би-си
Через несколько лет ее вызвали на республиканский съезд коммунистической партии и предложили: «Раз у вас такие активные жители и так хорошо с алкоголизмом борются, то проведите безалкогольную свадьбу».
«Я согласилась по молодости, 30 лет, я была очень честолюбивая. Мне было стыдно сказать “нет”. Но когда я вышла на улицу — то ой. И все тоже начали говорить — да как вы сможете, все же кругом пьют, водку продают, как вы на такое согласились», — говорит она.
Домой приехала — муж мне говорит, ты такая авантюристка, зачем ты согласилась, теперь народ нас будет ненавидеть, из-за тебя мне прохода не будет на селе. Дети плачут, говорят, нас и так обзывают, что ты, мама, законы всякие устанавливаешь. В соседних селах нигде такого нету. Нас дети из других сел обзывают. В общем, было тяжело.
Но Паянтинова созвала сход жителей в деревенском клубе и бросила на чашу весов свой авторитет. «Я как председатель сельсовета с пятилетним стажем начала их убеждать, мол, давайте покажем, что можем. Из райцентра обещали поддержку — прислать артистов и технику для дискотеки».
На то лето планировали шесть свадеб. Паянтинова предложила провести их в один день и все — трезвыми. Две из шести свадеб собирались отпраздновать ученики Валентины — она надавила на память о первой учительнице, и они согласились. Третью свадьбу собирался играть брат председателя колхоза — тот тоже не мог подвести авторитет родственника. Колхоз помог: там обрадовались, что «если все свадьбы в один день отгулять, мужики не будут с похмелья работу пропускать, а то ведь после каждой свадьбы деревня еще неделю пьяная».
Оставшиеся три пары не захотели быть белыми воронами. К тому же, Паянтинова вызвала в сельсовет родителей будущих молодоженов и провела с ними беседу. «Ведь с нашей алтайской арачкой, самогоном из молока, всю ночь могли сидеть, никто не дебоширил и не перепивал. Вот я им и говорю, что наши предки не так пили, как мы, а теперь все напиваются до ужаса и дерутся, а свадьба же хороший праздник. Ну люди — куда деваться — согласились! Народ был другой, сейчас такое я бы уже не провернула», — признается Паянтинова.
«Народ решил. Против течения не пойдешь же. Приняли, приняли. Так и все», — вспоминают сейчас деревенские тот сход. Обычно на сходах обсуждают любые насущные вопросы: выгон скота на летнее пастбище, проблему бродячих собак, воды, мусора, слушают отчеты глав поселений. Вопрос о запрете продажи алкоголя до сих пор решают на таких собраниях и в других регионах России.
Правда, в Боочах и Куладе возмутилась интеллигенция. Громче многих негодовал тогда начинающий, а сейчас известный на Алтае поэт, писатель и историк Бронтой Бедюров. «Что за авантюристка? Что она надумала?! На свадьбах не должно быть трезвых людей!» — передавали Валентине слова литератора.
Летом 2018, спустя 33 года, он отдыхает на одной из баз неподалеку от Боочей, пьет арачку и в разговоре с Би-би-си признается, что «гордится земляками, которые до сих пор ни-ни».
В итоге в июне 1985 года шесть пар из Кулады и Боочей расписались в доме молодоженов, провели алтайские обряды, потом отправились на деревенский стадион на спортивные состязания, а вечером собрались в клубе на дискотеку. «На столах не было ни одной бутылки, — вспоминает Паянтинова. — Приехала куча народа из города проверять, корреспонденты, люди из обкома партии. Все пили чай. Недовольных много было — но они держались, корреспонденты ведь фотографируют, кругом шпионы. За углом на вечер припасли, конечно. За угол пойдут, выпьют и возвращаются. Но держатся. Сильно пьяных не было в итоге». Две семьи, которые женились в тот день, живут в Куладе до сих пор. И хранят фото из областных газет со дня своей трезвой свадьбы.
Главе сельсовета от МВД подарили золотые часы, а от облисполкома — красный «Москвич». «Главы других сельских поселений ходили пешком и меня ненавидели. Я ж везде делегат и везде передовая была, ведь меня им все время в пример ставили», — вспоминает она. Жителей Кулады и Боочей начали дразнить «Красной Куладой» — по названию первой красной коммуны, основанной в этих местах в 1920 году”
На свадьбах в соседних селах гостям из Боочей и Кулады говорили: «А чего вы сюда приехали, вы же Красная Кулада, вы непьющие. Зачем к нам на свадьбу едете? Зачем нам праздник портите?
Люди нам не рады и косо на нас смотрят, жаловались деревенские Паянтиновой.
А она уже думала, как продолжать дело. Сельский женсовет — в нем состояли бухгалтер, учитель, скотник, воспитатель — заговорил о том, что надо вовсе запретить мужчинам пить. Женсовет — орган выборный, но не официальный. Он появился еще в СССР, но существует в большинстве больших деревень и сейчас. На общественных началах в него входят по одной женщине с каждой улицы села (в Боочах их, например, пять). Собирается женсовет от случая к случаю. Вот надо закупиться посудой для свадеб и праздников: на Алтае принято праздновать свадьбы всем селом, ни в одном доме не найдется столько тарелок и ножей; женсовет скидывается, закупает их оптом и хранит до следующего праздника. Или надо помочь семьям невесты и жениха с готовкой. Или пора начать ежегодную уборку на деревенских землях. Решает женсовет и вопросы более болезненные.
Так, активистки в Куладе и Боочах задумали снова созвать общий сход и запретить продавать водку в магазинах. «И началась борьба между женщинами и мужчинами. Значит, мужчины друг друга агитировали. Говорили, что если будет больше голосов за зоны трезвости, то тогда им хана. А женщины стояли горой, чтобы мужики не пили, чтобы о детях думали», — вспоминает Валентина.
Аргументы за запрет были простые: пьющие мужчины остановиться вовремя не могут, а если под боком не будет добавки, то за новой бутылкой придется ехать в «нижние» села к Чуйскому тракту, для этого надо машину искать, деньги лишние тратить, а пока оттуда вернешься — уже протрезвеешь. Чтобы получить желаемое большинство голосов, пустились на хитрость: «Мы договорились собраться на сход только женщинам, а мужикам решили не говорить. И на сход пришли все женщины села и четверо мужиков, которые как-то узнали, — вспоминает Паянтинова. — И в апреле 1986 на селе оказалось только четыре голоса против запрета продажи алкоголя — вот от этих мужиков. А вечером женщины пришли домой и сказали — все, водку будете ездить в Онгудай покупать. Мужики, конечно, возмущались, а что делать — на сход-то не пришли».
Так на Алтае появилась первая зона трезвости. Одновременно в деревнях создали комиссию по борьбе с пьянством. Женсовет и старики-ветераны заседали в ней после каждой замеченной большой пьянки и штрафовали виноватых — на 200−300 рублей в пересчете на нынешние деньги. После трех предупреждений отправляли на принудительное лечение — оно тогда было в СССР. «Ох как эти люди меня ненавидели. Говорили, что я им жизнь испортила, отправила в ЛТП (лечебно-трудовой профилакторий). Человека три до сих пор живы. Один из них — мой сосед. Он, как увидит меня, все время спрашивает — помнишь, как ты меня отправляла на принудительное лечение? А чего я? Это мне все было тяжело».
Паянтинова штрафовала и собственного брата, чтобы соседи не заподозрили ее в пристрастности. Если у кого-то находила деревянные шурумы — алтайские самогонные аппараты — распоряжалась сжечь.
Меня ненавидели и боялись. Я говорила, убивайте, если хотите убить, пожалуйста. Характер такой жесткий. Пьяный если на улице меня замечал, убегал сразу. Но я не страшная была. Я просто всегда делала то, что говорила.
Шли слухи, что главу сельсовета хотят отравить. Семье Паянтиновой было несладко. Дочь дома плакала и жаловалась отцу: «Соседи говорят, что она все это только, чтобы себя показать делает. Из-за мамы нам жизни в этой деревне нет, и что ей неймется, в соседних деревнях пьют и пьют, и никому дела нет, зачем нашей маме больше всех нужно».
Муж тоже страдал: на него, по словам главы села, все косо глядели, хотел разводиться. «Но он был очень авторитетный человек, работал киномехаником, электриком и мог починить любой прибор. К нему все ходили: кому мотоцикл чинить, кому холодильник. Это еще меня спасло. Если бы у меня был пьющий муж или не давал бы мне работать — ничего бы не вышло», — говорит Паянтинова.
В 1986 году она пошла на повышение и уехала работать в райцентр — Онгудай. Когда Советский Союз развалился, Валентина вернулась в Куладу. Пока Паянтиновой не было, в деревне снова запили. В соседних селах ерничали, что «Красная Кулада стала Красным Востоком», потому что все жители ходили с бутылками пива «Красный Восток» в руках. «Пили до того, что записывали в долг у продавцов, по три месяца долговые бумажки вели, а когда приходили их смотреть — там ужас. Чабаны прогуливали выпас скота из-за пьянства», — сокрушается Паянтинова.
Дети голодные. Зарплат нет. Денег не было, а пива сколько угодно было. Был случай, что мужику пришлось целого торбака продать, чтобы расплатиться с этими пивными долгами.
На Алтае торбак (теленок) и сейчас местная валюта, мера достатка, как для центральной России — автомобиль.
«Ну я снова женщин собрала, и все очень просто на этот раз согласились, что надо снова запрещать. Так я просидела 10 лет — ни зарплаты, ни денег, ни хрена, в России хаос. В 2000 году я сама захотела уйти. Разговоры пошли, что я им надоела, ничего не делаю, только со своим сухим законом выступаю», продолжает она. Паянтинова уехала в Горно-Алтайски проработала в аппарате правительства до пенсии. Вернулась в Куладу строить дом. Увидела, как в магазинах снова торгуют пивом и водкой. Не выдержала — соорудила листовку с призывом к женщинам села.
«Женсовет тогда мне очень обрадовался. Мы провели женские собрания, на которые пригласили продавцов, и сказали — давайте сохраним вот ту традицию». Житель Боочей Мерген вспоминает, что когда в 2009 году запрет ослаб и пару месяцев в магазинах «все было», мужчины сами пришли на сход и сказали, мол, давайте правило вернем. «Невозможно это было, каждый день у кого-то день рождения, а празднуем все вместе, все село считай постоянно пьет», — смеется Мерген.
А в 2013 году Паянтинову снова выбрали главой поселения. «Я пришла и снова все запретила. Уже без борьбы», — говорит она.
На этот раз Паянтинова с единомышленницами нашли юридическое обоснование: постановление правительства Российской федерации, по которому в радиусе 700 метров от школ и детских садов нельзя продавать алкоголь. А оба магазина в Куладе и Боочах стоят через дорогу от детсада и школы.
Есть и третий, вдалеке. Но там не успели продать и бутылки: женщины пригрозили, что побьют в нем окна. Начавшему было возить водку в деревню таксисту прокололи шины. Пару водителей, которые привезли водку и боярышник из райцентра по заказу местных и продавали их на перевале, женщины вызвали на общий сход («Они сами не хотели идти, нам их участковый притащил»). Сказали, что «если не перестанут — плохо им жить будет», и с тех пор бутлегеров ни в Боочах, ни в Куладе больше нет.
«Теперь уже никто не пикает. Молча едут в соседние села, — говорит Паянтинова. — Там главы недовольны: “Они там в Боочах у нее не пьют, а к нам приезжают водку пить и валяться”. А я говорю — а кто виноват? Проведите сход, и у вас нечего будет пить. Под лежачий камень вода не потечет. Ну они меня слушают и молчат, возразить-то нечего». В Боочах и Куладе спокойно: многие не закрывают двери, уходя из дома. В образцовую школу приезжают учиться дети из других сел. Избы аккуратные, есть зажиточные хозяйства, работает библиотека. Правда, отсутствие водки в ближайшем магазине полностью не спасает деревни от пьяных преступлений: например, в мае житель Боочей после пьяной ссоры до смерти избил сына кочергой и лег спать. Сторонники запрета на продажу говорят, что таких новостей было бы в десять раз больше, как у соседей. Судя по сводкам местных газет, в других районах убивают и дерутся действительно чаще.
Два раза в год Валентина выпускает особое распоряжение, чтобы в сельские магазины завезли шампанского и вина. Бутылки появляются на прилавках 30 и 31 декабря и 7 и 8 марта. Продают их перед праздником только женщинам в руки. «Вино — не водка. На Кавказе, в Италии все пьют за каждым обедом вино, и это нормально. И потом женщины же не пьют каждые три дня. Они отпраздновали с подружками и шампанским — и дальше работают».
Стала Паянтинова более либеральна и при встречах с пьяными: «Сейчас, конечно, когда в клубах вижу выпивших, не подхожу к ним». Строгие нравы смягчают и молодые, «веселые», как говорят о них местные, жены, которых мужчины Боочей и Кулады все чаще берут из соседних деревень, игнорируя соседок. Трезвых свадеб Паянтинова проводить больше не пытается.
Но в республике есть молодежь, которая хочет вернуть этот формат. «Мы сказали родне, что у нас будет абсолютно трезвая свадьба. Они, конечно, в шоке», — смеются председатель республиканского общественного движения «Трезвый Алтай» Аззат Кыхыев с невестой. «У нас будет только вино. Да и то уже куча родственников отказались приезжать, как об этом узнали. Старшие очень недовольны нами», — добавляет молодая пара из деревни Шебалино, у которой свадьба намечена в сентябре.
Общественное движение «Трезвый Алтай» выступает за трезвое сватовство («На трезвые свадьбы пока не замахиваемся»), но ему сильно сопротивляется старшее поколение. «Даже при желании молодых семья может сказать, мол, нет, мы будем делать по обычаю», — говорит основатель движения «Трезвый Алтай», юрист Аделла Калкина.
Сватать девушку принято с бутылкой водки и с бутылкой красного вина. Обойти жениху надо не два дома, а 40−50 — и в каждый принести алкоголь и подарок.
Потом невесту выкупают — это обязательная составляющая, на которую уходит еще ящик водки и ящик вина. Обычай называется «пропивать невесту».
«У нас общество уже настолько запрограммировано: получают права — пьют, покупают машину — пьют, рождается ребенок — пьют, кто-то умирает — пьют», — сокрушается Калкина. Закупаться к свадьбам и большим праздникам ездят в Казахстан — там водка дешевле. С туристами, впрочем, не пьют, а только дивятся: «Глянь, сколько эти новосибирцы выпили, вдвоем приехали, ящик опустошили, в понедельник уже огурцом, я бы месяц не встал».
В единственном городе республики Горно-Алтайске самые многочисленные заведения после офисов выдачи быстрых кредитов и ломбардов — круглосуточные пивнушки. Предпринимателей, которые открывают эти заведения, называют пивными баронами. Достаточно одного стола и стула — это уже считается рюмочной. Холодильники и краны пивные заводы предоставляют бесплатно. «Можно хоть на пятачке на окраине открыться — неважно, если было непроходное место, с пивом оно станет проходным. Очень простой бизнес, которым занимаются молодые местные мужчины. Пиво стоит дешевле чем местная вода “Алтын-су”, 30 рублей за поллитровую бутылку», — говорит лидер движения «Трезвый Алтай» Кыхыев.
«У алтайцев отношение к деньгам особое, у них нет жилки предпринимательства, многие даже осуждают тех, кто продает собранный в лесах кедр или молоко, вроде как, они торгуют дарами Алтая, — рассуждает Калкина. — Поэтому люди видят единственный способ выжить — трудоустроиться в бюджетную сферу, госорганы. А на всех мест не хватает. От неудач начинают пить. Мы хотим показать, что зарабатывать можно самим, не только сидеть на зарплате у государства. Если бы они протрезвели, то могли бы заняться своим собственным делом».
Мы обсуждаем движение алтайских трезвенников в небольшой церкви деревни Шебалино. Ее настоятель, сельский священник Павел Тайченачев, отец шести детей, уже который год устраивает трезвые пробежки и ведет блог на ютубе «Трезвый Батя».
Есть в республике и другие люди, выступающие за трезвый образ жизни. Это алтайская религиозная община Ак Jан, в переводе с алтайского — «Белая вера». Эти агрессивные националисты-язычники пользуются в обрядах только молоком и вереском, категорически отказываются от любого алкоголя, табака и призывают других не пить. С февраля 2018 года они провели уже три схода в своих селах, где решили не запрещать продажу, а договориться не покупать алкоголь в магазинах. Стимулируют соседей: если в семье рождается сын, а его отец и мать трезвенники и день его рождения справляют без алкоголя, то ахтьяновцы дарят семье торбака.
Но из-за агрессивного отношения к буддизму (они считают его навязанной государством верой) Ак Jан стала для правительства республики Алтай экстремистской сектой. На телевидении их сравнивают с запрещенной в России организацией «Исламское государство», дома язычников обыскивают, а за брошюры о возрождении алтайских традиций уже дважды судили по статье об экстремизме.
На якобы навязывающих алтайцам свою религию буддистов, «Единую Россию» и олигархов члены Ак Jан жалуются мне ночью в Куладе, сидя в низкой летней избе с печкой у входа. Здесь за разговорами о силах природы и притеснении коренных алтайцев они часто просиживают до четырех утра. Они рассказывают, как получают информацию о спасении планеты из космоса, как недавно успокоили проснувшийся было вулкан, как ездили в Москву отстаивать свое право на обряды поклонения природе, а над ними посмеялись. «Нам не дают эфиров и мы под запретом и для местной прессы, и для мероприятий. А у нас же знание есть, как жить. Мы хотим его людям донести», — сетуют они.
Социологи говорят о негативном отношении россиян к убежденным трезвенникам. «У нас в стране 12 миллионов сильно пьющих, 7 миллионов совсем не пьющих, а остальные употребляют в той или иной степени. Но отношение к тем, кто не пьет вообще — негативное. Они выглядят как совершенные маргиналы, странные люди, у которых что-то не то с головой. А к тем, кто пьет — к ним относятся с жалостью и часто оправдывают», — говорил на круглом столе о территориях трезвости в Общественной палате организатор и руководитель исследовательской группы «Циркон» Игорь Задорин. На их исследование «Территории трезвости: опыт принятия и обеспечения коллективных решений по ограничению производства, распространения и потребления алкогольных напитков в сельских поселениях и поселках» выдали президентский грант. Теперь ученые работают над тем, как перенести практику трезвости в небольшие города.
«Вообще трезвенником быть тяжело. Как только говоришь друзьям, что не пьешь, тебя начинают сторониться и косо смотреть, как будто 11 лет за одной партой не сидели. Спрашивают, ты что, нас не уважаешь? — согласна Калкина из “Трезвого Алтая”. — Такая парадоксальная вещь, что право на трезвость приходится отстаивать. Есть анонимные алкоголики, а мы говорим об анонимных трезвенниках. Я знаю руководителей, которые ведут трезвый образ жизни, но не говорят об этом, потому что боятся потерять уважение коллектива».
Тем и хороши территории трезвости, что позволяют реализовать право людей на трезвое окружение и место для жизни, подчеркивает Задорин из «Циркона». По его словам, с их помощью трезвость превращается не в маргинальное поведение отдельного индивида, а в социальную норму на ограниченном участке. В мире эта норма распространена среди северных народов. 80% населения эскимосов на Аляске живут в трезвых селах. Есть аналогичные деревни в Канаде и Гренландии. При этом генетики еще в 80-х годах прошлого века опровергли миф о том, что у северных народов нет гена расщепления алкоголя, и подчеркивают, что причины любого алкоголизма лежат «в социальной сфере».
В среднем на организацию территории трезвости уходит от трех до пяти лет. Срок небольшой, проблема после это решение удержать, считает автор доклада «Циркона», социолог Варвара Зотова. «Это может получиться, если центр решится делегировать полномочия местным органам власти, как это сделали, например, в Якутии», — считает она. Еще важно изучить успешные приемы замещения алкогольного досуга, говорит Зотова. Например, в Сахе очень модной стала скандинавская ходьба. А в городе Данилове, который сейчас интересен социологам с точки зрения трезвых практик, все поголовно играют в хоккей.
Каждый пятый покойник в России — это трудоспособный мужчина, а главная причина повышенной смертности — алкоголь. По последним опросам ВЦИОМ, больше чем у 40% россиян есть алкоголики среди родственников и знакомых. Больше половины жителей страны выступает за запрет продажи алкоголя людям младше 21 года, треть — за принудительное лечение и почти 40% — за возврат вытрезвителей. Но социологи предупреждают: сухим законом и другими запретами «сверху» государство может только помешать. «Ценность движения трезвых сел — именно в низовой коллективной инициативе», — подчеркивает Зотова.
За бережное отношение к устроителям территорий трезвости выступает и Минздрав. Тот же запрет в Боочах и Куладе сейчас под угрозой, потому что чиновники в ФАС и Минпромторге хотят снизить ограничение о продаже алкоголя рядом с социально значимыми объектами до 30 метров. Об этом на круглом столе в Общественной палате говорила заведующая отделением Центрального научно-исследовательского института организации и информатизации здравоохранения минздрава Дарья Халтурина.
Кроме того, по ее словам, Росалкогольрегулирование продавливает онлайн-торговлю алкоголем в регионах, и «вообще антиалкогольный настрой в правительстве ослаб».
Заморожены акцизы на водку уже несколько лет. Курица дорожает, водка нет.
Специалист минздрава
«Антиалкогольная кампания, начатая в 2009 году, привела к колоссальному снижению смертности среди населения, падает заболеваемость психозами и отравлениями, и мы не должны допустить отмены этой позитивной тенденции», — сказала специалист минздрава.
Через два месяца Валентина Паянтинова уходит с поста главы сел Кулады и Боочи на пенсию. Думает заняться зеленым туризмом — устроить из своего дома в Куладе мини-гостиницу.
С программой запрета продажи алкоголя на выборы нового главы села идет ее заместительница — дочь одной из невест, у которой летом 1985 года с подачи Паянтиновой была трезвая свадьба. «Если народ ее выберет, все останется, как есть», — уверена Паянтинова.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
