- Кому говорят, сиди смирно, - Нина затянула на лапе щенка узел, а
другой конец верёвки привязала к металлической скобе, торчавшей из
кирпичной кладки. Брезгливо тряхнула ладонью. – Всю руку, паразит,
изгадил. И так от меня дерьмом тащит…
Она вытерла ладонь грязной тряпкой и откинула её в сторону. После чего, вынув из кармана рваных брюк коробок, чиркнула спичкой.
Газета
вспыхнула моментально; затем пламя охватило берёзовую кору; а вскоре
послышался треск щепок и поленьев. Дым с самого начала потянуло кверху,
через открытый люк, поэтому в самой "теплушке” (как это место называли
бомжи и подростки) им почти не пахло. Нина поставила на огонь
закоптевшую кастрюлю с водой и вытащила из-под сваленных в кучу досок
ржавый топор. Прищурившись, посмотрела на него:
- Тупой, как сибирский валенок.
Взяла кирпич и принялась неумело затачивать им лезвие топора… Минуты через две швырнула кирпич на землю и взглянула на щенка:
-
Дрейфишь? Ничего, доходяга, чуток потерпишь… Я в своё время тоже
терпела, да ещё сколько. – Она присела на сухие кирпичи и задумалась. –
Сначала от Гурама… И чего я с ним снюхалась? Ну-да, я ведь когда в город
приехала, одна-одинёшенька была - ни друзей, ни знакомых. Словом
обмолвиться было не с кем.
Из родни один дядя Семён остался, да и
тот вскоре помер. Успев, правда, переписать на меня свою двухкомнатную
квартиру… А тут на дне рождения моей сменщицы Гурам ко мне подсел – с
улыбочкой до ушей. Завалил меня анекдотами, я хохотала до упаду… Всё
лето ходил передо мной, словно цуцик на задних лапках. Цветами да
серёжками забросал меня по самую макушку. А сколько раз приглашал на
природу. Музыка, шашлык, "Киндзмараули”! Вот и закружилась моя
головушка…
И вдруг по осени прибегает, глаза горят. "Хочешь, -
говорит, - крутые бабки заработаем. Такой "клёвый” шанс подвернулся!
Нужно только твою хату в оборот пустить… В Цхинвали дворец купим.
Будешь, как царица Тамара ходить – в парче и золоте!” Ну, я рот и
разинула. Продала квартиру, деньги своему "жениху” сунула, а сама, как
он и планировал, временно перешла в его общагу… А когда он там с месяц
не появился, меня оттуда попёрли… Нашла своего "джигита” через его
дружков- "хачиков”. Увидал он меня, в какой-то скверик со своими
земляками завёл, и начали они там из меня котлету делать, попутно
объясняя, что к чему… Еле доползла тогда до поликлиники…
Кто
следующий? Ах, да. Мент на вокзале. Пошёл меня полосовать дубинкой в час
ночи, когда я спала. По коленям, рёбрам, а разок-другой и по шее…
Сержант - хохол. Огромный, как боров. И злющий, ни приведи Господь ещё
раз с ним встретиться! Глаза навыкате, слюна так и брызжет… А
лейтенантик худенький такой, пальчики нежные – будто у пианиста. Стоит в
сторонке, глядит, как я ору, и лыбится…
После - шпана. Подростки
лет пятнадцати. Три парня и две девки. Иду тихо, мирно, бутылки да
банки из-под пива собираю. И вдруг эти: "Встань, - говорят, - прямо”. И
бац мне ногой в грудь! По их разговору поняла, что они каратэ по книжке
обучаются, вот и решили использовать меня как тренировочную грушу. И,
главное, девки туда же: неумело, а ручонки свои к моему хребту
приложили. После, недовольные, дули на них – видать, отшибли …
Теперь
вот Никитич. Всё время меня гоняет. "Чтоб, - кричит, - больше тут не
воняла!” А где я вымоюсь?.. Сегодня гляжу, он сумку уронил и из неё
яблоки посыпались – вот такие крупные! – Она показала руками. – Один,
вижу, под куст шиповника закатился. Ну, я его хвать и за пазуху… Так он
заметил, вытащил его у меня, спокойно так в сумку свою положил и - хрясь
мне по зубам. Я аж в тот куст отлетела – колючий, зараза!.. Вот так,
дружок. А у самого этих яблок, я прикинула, кила три, если не больше…
Нет, доходяга, не в них дело. А в том, что он – Иван Никитич, - слышала,
начальник какой-то автобазы; а я для всех - "Нинка-бродяжка”, сродни
помойной шавке.
Она ухмыльнулась, подвинула в середину костра объятые пламенем поленья.
-
Что поделаешь? Я вот недавно видела, как стая бродячих псов кошку на
части разодрала; так ведь они по-своему правы, не подыхать же им с
голоду. Кошки в свою очередь лопают птичек, те жучков, а жучки личинок –
в мире идёт пожирание друг друга, и выживает здесь сильнейший. Сегодня
съездили по морде мне - так почему, скажи на милость, я не имею права
раскроить череп тебе? Что, я хуже Никитича? Или Гурама? Я ведь тоже
челове-ек, - она несколько раз ударила себе кулаком в грудь. – А потому,
как и все, имею право хотя бы на борьбу за жизнь… А теперь, бродяга,
ответь, - Нина придвинулась к щенку ближе, - что мне делать, если у меня
уже с месяц так ноет желудок, что хоть караул кричи - скорее всего, от
помойных харчей?! – Она опустила голову. – А теперь вот и сердце
прихватило – сил нет! Еле на ногах стою… И тоска такая, хоть волком вой…
Щас бы глоток водяры, - она нашарила под досками пузырёк "Крепыша” и,
убедившись, что тот пуст, бросила его в угол.
Щенок присел на тоненьких лапках и сделал лужу. Затем пошатнулся и упал набок.
-
Смотри раньше времени не сдохни, - поглядев на него, проговорила Нина. –
Вот скажи: зачем ты ко мне подошёл? Я тебя звала? Сам напросился,
теперь не обижайся…
Она посмотрела на закипающую в кастрюле воду,
вытащила из потрёпанной сумки четвертинку батона и попыталась от него
откусить; но только сморщилась:
- Зубы сломаешь, - Нина положила кусок батона рядом с собой, - ну да ничего, сгрызём и такой, мы люди не гордые...
Внезапно
застонав, схватилась за живот и слегка согнулась… Минуты через три
встала, вытерла со лба пот; затем ещё раз взглянула на кастрюлю и
повернулась к щенку. Тот – видимо, почуяв запах хлеба – начал водить
носом и жалобно скулить.
- Думаешь, я тебе жрать готовлю?! – Нина
схватила топор и стала медленно подходить к щенку. – Даже не мечтай!..
Тебе всё одно не жить, рёбра вон уже выпирают! А мне крепкого бульону
нужно, позарез! Хоть собачьего. Лишь бы пузо, наконец, прошло! Лишь бы
по дороге не сдохнуть!.. А дойти надо, там мамкина хата на краю деревни…
И не сверли меня своими глазёнками. Хочешь мне в душу влезть? Так из
меня её давно вышибли! Меня последнее время только и били! А сейчас я
сильнее – значит, имею право… Такая жизнь. Не нами она придумана – не
нам её и менять…
Она остановилась прямо перед кутёнком, который, продолжая принюхиваться и скулить, смотрел на человека.
-
Отвернись, дурак! – проговорила Нина; затем медленно, чтоб не вспугнуть
щенка, занесла над ним топор… но через какое-то время опустила руки и,
уткнувшись головой в кирпичную стену, тяжело задышала:
- Щас… сделаем…
Минуту
спустя она вновь подняла топор, взглянула на щенка, немного помедлила… и
что есть силы ударила по верёвке, которой тот был привязан к скобе.
Топор выпал из её рук, щенок с верёвкой на лапе отскочил в сторону.
Нина рухнула наземь, закрыла лицо дрожащими руками и заревела:
- Не могу-у…
Затем схватила щенка, отвязала с его лапы верёвку и, крепко прижав зверёныша к своей груди, горячо зашептала:
-
Знаешь, братишка, недалеко от нашего дома, где я жила с мамкой, есть
лесное озеро. Я ещё девчонкой бегала туда купаться. Там такая тишина и
благодать!.. И вдруг – стая белых чаек. Как выпорхнет из прибрежных
кустов!.. Смотришь - а по соснам бельчата карабкаются… Представляешь,
иной раз протянешь руку с горбушкой или сухарём – они прямо на плечи
прыгают, а чайки аж на ладонь садятся – коготки такие острые, но мне не
больно, только щекотно… И ведь не боялись меня… А я платьишко скину – и в
воду. Она такая холодная! Там, говорили, подземные ключи бьют… А рядом
со мной – дикие утки. Тоже – култык головой в воду, за кормом, только
лапки торчат… Вода чистая, воздух свежий; а главное - ни одного
человечка вокруг. Такая отрада на душе!.. Пойдём туда со мной, а? – Она
погладила щенка по макушке. - Хата наша, наверное, ещё цела, только
заколочена, доски с окошек отодрать надо… Вскопаем огород, посадим
картошку, будем её на постном масле жарить… Как-нибудь проживём… Дойти
бы только…
Нина встала и, намочив в воде хлеб, попыталась его
разломить, но тот не поддался. Тогда она взяла топор, расколола кусок
батона на несколько частей и протянула их щенку. Тот, заурчав,
набросился на угощение…
- Ничего, доходяга, может, и оклемаешься.
Вырастешь – будешь дом наш стеречь. – Она вынула из кармана брюк
заплесневелую сардельку и скормила её кутёнку… Затем подобрала с
кирпичей крошки хлеба и бросила их себе в рот.
Резь в желудке возобновилась; но боль в сердце как рукой сняло, Нина даже удивилась такой перемене…
Щенок, наевшись, лизнул её ладонь и, свернувшись калачиком возле её ног, задремал.
А Нина задумчиво жевала хлеб. По её щекам всё текли и текли слёзы - но впервые за последние годы не от обиды и страха…
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
