Детство почти каждому вспоминается как волшебная сказка, которая быстро
закончилась. И даже в том случае, если детство человека было тяжелым и
безрадостным, то все равно, те мелкие радости, которые порой случаются в
жизни каждого ребенка, вспоминаются, как что-то особенное.
В
детстве все не так, все по-другому. И цветы пахнут душистее, и трава
шумит иначе, тихим, шелестящим шепотом рассказывая сказки. И небо
синее-синее, в котором затейливый озорник-ветер вьет кружево волшебных
облаков.
Речка, плавно торопясь, переливает свое прозрачное и
водянисто-искрящееся на солнце тело по разноцветным камешкам и бормочет
тихо сама с собою, словно купчиха, тихонько пересчитывает свое текучее
серебро . Высокие тополя перед хатой, красуются друг перед дружкой,
шелестя звенящими монетками серебристой листвы.
А в шелковой
травушке-муравушке живет-поживает целый волшебный мир сказочных существ,
который можно увидеть только детскими глазами, незамутненными суетой
взрослого мира и только лежа посреди этого шелкового ковра, затканного
разноцветным бархатом цветов.
Летним вечером, когда уже спала
дневная жара, когда я уже накупалась до посинения в мелкой быстрой
речушке за деревней, когда уже намазан сметаной обгоревший нос и ноги,
саднящие от цыпок, смазаны вазелином и спрятаны в носки и сандалии,
которые кажутся непривычно жесткими для обожженных раскаленной дорожной
пылью подошв ног и, вдобавок ко всему, исколотых колючками на болотистых
сазах, куда днем бегала с друзьями ловить крошечных усачей в мелких
протоках неглубокой речушки.
Уже скоро будут гнать коров и
текучая, хвостато-рогатая мычащая и поднимающая пыль, река будет
растекаться мелкими разноцветными ручейками по переулкам и дворам. А
пока еще стоит тишина, возле будки валяется лохматый кобель Шарик,
дремля одним глазом и лениво поглядывая вторым на снующих вокруг его
миски с остатками каши цыплят, которые опасливо, бочком подскакивают к
собачьей миске и, быстро тюкнув носом по аллюминевому дну, тут же
отскакивают, заглатывая то, что удалось ухватить.
Цыплята уже
подросли, стали некрасивые и уродливые. Желтенький пух потускнел и
выгрязнился, прорастая на крыльях и хвосте грязно-белыми редкими
перьями. На голове у некоторых проклюнулся красный, с остренькими
зубчиками гребешок. Шарик не трогает цыплят – лень шевелиться, отдыхая
от дневной жары, да и врятли поймаешь – юркие. Воробьи, одуревшие было
от жары, теперь стали подавать голос, переговариваясь друг с другом.
Небо, раскаленное днем почти до бела, к вечеру приобретает сине-лиловый
оттенок и наливается густотой.
На лавочке у ворот, в ожидании
коров, отдыхая от дневных забот в короткие минуты между дневными и
вечерними хлопотами по хозяйству, сидят старухи- моя бабушка и три
соседки. Две из них такие же по возрасту, как и моя бабушка, а одна –
сорокапятилетняя тетка Женя, которая только пару лет, как стала бабушкой
мелкого карапуза с потешными веснушками на курносом носу, которого
привезли к ней на неделю сын с невесткой.
Бабки тихо
переговариваются, обсуждая последние новости и деревенские сплетни,
лузгая семечки и придирчиво разглядывая изредка проходящих по дороге
людей. Мне места на лавочке не находиться по причине весьма юного
возраста, поэтому я усаживаюсь как в качелю в подол сатиновой бабушкиной
юбки, провисающий между расставленных коленей, на которые опираются
бабушкины локти, давая отдых усталой спине.
Подол провисает
почти до самой земли и потому я вполне помещаюсь у бабушки в "почти
охапке”. Бабушкины натруженные пальцы прямо перед моим лицом шелушат
семечки и, как галчонку, суют мне в рот. Я собираю-слизываю губами с
шершавой бабушкиной ладони белые сладкие зернышки и, затаив дыхание,
слушаю, о чем переговариваются старухи.
У кого-то на соседней
улице, забредшая в огород свинья, вытолкла грядку с горохом, у кого-то
курица высиживала утят, чья-то дочка собралась уехать в город, учиться
на бухгалтера. Должность бухгалтера считалась в колхозе самой важной
после председательской, поэтому и говорили об этой девке с изрядной
долей уважения – грамотная, десятилетку окончила и поступила на
бухгалтера.
Престижной считалась еще профессия фельдшера. На
фельдшера выучилась моя мама и уехала по комсомольской путевке куда-то
на Дальний Восток, оставив меня с бабушкой и дедом. Я за ней почти не
скучала, потому что с бабушкой было здорово. Хотя мама снилась мне
иногода ночью.
А моя нянька, с которой бабушка меня порой
оставляла, когда им с дедом было нужно уехать по делам в соседнее село,
училась на швею. Она шила себе и людям красивые платья. Профессия швеи
мне нравилась гораздо больше, нежели профессия бухгалтера или фельдшера.
Если бы моя мама была швеей, то она бы не уехала так далеко от
меня. И мы бы с ней шили красивые платья моим куклам, которые из клубков
и тряпок мастерила мне бабушка. Я сидела в бубушкином подоле и под
негромкий разговор слегка покачивалась, как на качеле. Пахло прогретой
за день листвой, древесным дымком и медом. Под монотонный разговор я
стала клевать носом.
Но вот вдалеке раздалось мычание. Коров
гонят. Сейчас из-за бугра покажется наша Зорька, ласковая, послушная
коровка, которая дает не так уж и много молока, но зато ее не нужно
искать по чужим дворам, как пятнистую тетки Женину Липу, которая всегда
пытается пройти мимо двора, мотая рогатой головой на заступающую ей
дорогу хозяйку.
Мычание раздается все ближе, уже слышны выкрики
мальчишек-пастухов, гарцующих посреди стада на конях. Между коров бегут
два здоровых кобеля-волкодава, высунув языки – в толстой лохматой шубе
им жарко. Позади стада едет старший пастух – отец мальчишек – дядя Коля и
следит за тем, чтоб ни одна из кормилиц не отстала.
Вот наша
рыжая красавица свернула к воротам и я стрелой бросаюсь впереди ее –
открыть ворота. За мной поднимается бабушка, надо идти управляться. Я
вприпрыжку бегу в амбар и, зачерпнув совок ячменя, рассыпаю по двору
курям, уткам, гусям.
Бабушка гремит на заднем дворе подойником.
Дедушка вилами накладывает скошеной травы корове и лошади. Я скачу на
одной ножке в хату и, схватив с полки кружку, скачу к бабушке- чтобы
надоила мне в кружку молока.
До сих пор, вспоминая эти вечера, я
ощущаю во рту вкус парного молока, еще не процеженного, теплого и
сладкого. Такое вкусное молоко бывает только в детстве. Подоив корову,
бабушка через марлю процеживает молоко и заливает его в сепаратор.
Ручка
сепаратора легкая, поэтому мне разрешается крутить ее. Я старательно
вращаю ручку и смотрю не отрываясь – сейчас по блестяшему лотку потекут
густые сливки. Когда дедушка не видит, можно подставить под тонкую струю
палец и облизать с него сладкое лакомство.
После того, как все
хозяйство накормлено, напоено, корова и лошадь привязаны на ночь,
наступает время ужина. Я сижу под образами на широкой деревянной лавке и
болтаю ногами. Дед, покряхтывая пору раз бросает на меня взгляд.
Я
не вижу этого, потому, что занята важным делом – считаю клетки на
бело-сине-голубой клеенке на столе. Ноги мои уже раскачались до такой
степени, что, того и гляди, заденут кого-нибудь. Дед, кряхтя, тянется за
свое большой деревянной ложкой и – щелк- я получаю ложкой по лбу.
Испуганно и недоуменно поднимаю на деда взгляд.
Дед улыбаясь
держит ложку в руках и как бы спрашивает меня, не желаю ли еще? Я
перестаю болтать ногами и трясу головой. Дед, все так же улыбаясь,
кладет ложку на стол, рядом с собой. Бабушка подает ужин. Крестимся все
дружно и начинаем ужинать.
После ужина, пока бабушка моет посуду
в эмалированом тазу, я притуливаюсь на топчане и засыпаю. Мне снятся
сны и я не слышу, как бабушка меня раздевает, а дед на руках переносит и
кладет на бабушкину кровать, ближе к окну, чтоб не свалилась ночью на
пол.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
