Корреспондент шел по просторному коридору в сопровождении ангелоподобной девушки из пресс-центра. И коридор, и девушка сияли стерильным белым светом.

– Меня зовут Анжелика, я буду вашим сопровождающим. Вы можете задавать мне любые вопросы, в рамках разумного, конечно, – говорила девушка, поправляя форменный белый колпачокс эмблемой «Идеал» на золотистых волосах.

Колпачок ей очень шел, и надпись «Идеал» – тоже.

– Понял. Спасибо. Буду задавать. А что значит «в рамках разумного»?

– Нашу клинику не случайно решено было расположить здесь, в горах, в уединенном месте, – рассказывала девушка. – Вы сами понимаете, что наши клиенты предпочитают сохранение инкогнито.

– А почему ваша клиника называется «Идеал»?

– Здесь приводят людей в божеский вид после разных катастроф.

– То есть у вас тут не обычная пластическая хирургия?

– Нет, далеко не обычная. Ради того, чтобы просто увеличить грудь или поправить нос, не стоит забираться так высоко, поверьте.

– А на сколько пациентов рассчитана клиника?

– Извините, это закрытая информация...

– А как же реклама?

– Мы не нуждаемся в дополнительной рекламе. Нас и так хорошо знают. Все, кому нужно попасть, к нам попадают.

– Вот как… А вот скажите…Внезапно на стенах коридора замигали лампы, раздался зуммер, где-то захлопали двери.

– Прошу прощения, давайте посторонимся. Похоже, срочная операция. По коридору загрохотала каталка, на которой лежало нечто бесформенное. Вокруг суетились сотрудники, делая что-то прямо на ходу.

– Готовьте большую операционную! – говорил в телефон один.

– Доктор, мы его теряем! – обеспокоенно сообщал другой.

В конце коридора распахнулись двери. Каталка промчалась мимо корреспондента, и то, что он успел увидеть, неприятно поразило его. Там, под простыней, ворочалась и корчилась какая-то невнятная масса, и было видно, что ей больно.

– Это был человек? – осторожно спросил он. – Или то, что от него осталось?

– Это не важно. Важно, что все еще можно поправить. Пойдемте на смотровую галерею, оттуда можно наблюдать весь процесс.

– Ага, – сглотнул корреспондент. Ему было очень не по себе: хотя он разные виды видывал и даже в зоне военных действий побывал, тут почему-то казалось страшнее.

Смотровая галерея и вправду была расположена высоко и удобно, и корреспондент увидел, что пострадавший уже на столе, а бригада врачей поспешно занимает свои места. В операционную стремительно вошел (показалось – влетел!) высокий кряжистый старик. Полы белого халата развевались, как крылья, со свистом разрезая воздух.

– Слава тебе, Господи! – с чувством сказала девушка. – Главный будет оперировать. Значит, вытянет!

– А что, бывает, и не вытягивают?

– Всяко бывает, – уклончиво ответила девушка. – Если случай запущенный – сами понимаете…

Внизу началась операция. С человека сняли простыню. Корреспондент охнул.

– Это кто же его так? – содрогнувшись, спросил он у своей сопровождающей.

– Любимые… Чаще всего это дело рук любимых.

– Любимых? Он что, маньяка любил? Или ма-ньячку? Хотя, по-моему, женщин-маньяков в природе не бывает?

– Почему же не бывает? – удивленно глянула на него Анжелика. – Женщины тоже бывают одержимы маниакальными идеями. Просто мужчины пытаются переделать мир, а женщины – мужчин.

– Вот как? – опешил корреспондент. Он не знал, как реагировать на сообщение своей прекрасной спутницы. А она продолжала:

– Вообще-то мир настолько изобилен, что в нем есть все, всегда и для всех. Даже странно, почему люди не стремятся использовать то, что уже создано. Почему все обязательно надо перекроить на свой вкус?

– Но как же, – запротестовал корреспондент. – Ведь в этом и заключается суть прогресса! Преобразовать природу… Поставить ее на службу человеку…

– Но она и так служит человеку, – мягко возразила Анжелика. – Зачем же ее преобразовывать? Может, лучше научиться ее рационально использовать?

Тем временем тело, лежащее на столе, отмыли, протерли, расправили, как могли, и стало видно, что все не так уж плохо, как казалось на первый взгляд. Хотя все равно страшненько. Местами виднелись глубокие раны, кое-где были просто отхвачены изрядные куски, кое-где – наоборот, наблюдались какие-то уродливые наплывы.

– Что с ним случилось? – спросил корреспондент. – Впечатление, что его дикий зверь растерзать пытался.

– Этого «зверя» еще называют иногда «любовью», – заметила Анжелика.– Разумеется, ошибочно.

– Вы хотите сказать, что вот эта жертва дикой мясорубки ранена любовью? – недоверчиво переспросил корреспондент. – По-моему, это персонаж из фильма ужасов.

– Очень образно, – похвалила сопровождающая. – Знаете ли, люди часто превращают любовь в дикую мясорубку. И в резню бензопилой – тоже. Разве вы ни разу не наблюдали?

Корреспонденту очень хотелось возразить, но память услужливо воскресила несколько случаев из его богатой журналистской практики, да и собственный опыт имелся, и он предпочел промолчать.

– А что это они сейчас делают? – В операционной направили на лежащее тело небольшой аппарат, который залил весь стол мягким золотистым светом невыразимо приятного оттенка.

– Лечат душу, – просто объяснила Анжелика. – Это Свет Любви. Он очень целебный. Он позволит душе расслабиться, расправиться, принять естественные очертания.

– А почему они стали неестественными?

– Кто-то пытался его изменить, перекроить «под себя». А он, видимо, далеко не сразу сбежал. Любил, наверное…

– А как это – «перекроить под себя»?

– Ну как это обычно делается? Что-то запретить, что-то навязать, в чем-то ущемить, что-то заставить… А кое-что вообще искоренить, как вредное! Одно отрезать, другое нарастить… Но душа не брюки, ее не перекроишь! Она снова и снова будет стремиться вернуться в первоначальное состояние. Стать собой.

– Вы вот уже который раз говорите о душе. Но она ведь субстанция неощутимая и невидимая?

– Ну как неощутимая? Разве у вас никогда душа не болела? Или не пела? Не разрывалась? Не рвалась ввысь?

– Рвалась, – с удивлением вспомнил корреспондент. – И от боли, и ввысь.

– Ну вот, а говорите, «неощутимая»… А насчет «невидимой» – так вон же она, на столе лежит! Сами видите.

– Так это… душа? – поразился корреспондент.

– Душа, – кивнула Анжелика. – Мы телами и не занимаемся, только душами. Тело прочнее, а душа очень ранима. Очень. Ранима и уязвима.

Корреспондент замолчал. Смотрел, слушал – что там, внизу. Золотой свет рассеялся, поредел. Зато хирурги активизировались. Шел очень интересный разговор.

– Чувство собственного достоинства сильно повреждено, – говорил один из хирургов. – Ничего, сейчас подтянем, вот тут и тут, и закрепите, пожалуйста. Надо будет, конечно, потом мощную реабилитацию запланировать, но ничего, ничего, все поправимо…

– Вот здесь дыра просто… Как пробило! Что это она с ним делала? – Посмотрите в истории болезни!

– Это она ему гордыню пыталась извести. Била в одну точку, долго. Вот и продолбила.

– Гордыню! Неужели она не понимала, что его гордыня просто отражение ее несогласия с реальностью?

– Нет, конечно. Вот тут отмечено: пыталась заставить любимого забыть про его образ жизни.

– А, теперь понятно, почему такая деформация черепа! Видимо, постоянно капала на мозги.

– Ничего, сейчас пластину поставим, будет как новенький.

– А зачем ей, чтобы он менял образ жизни?

– Ну как обычно: ее что-то не устраивало, хотелось там подправить, там подрихтовать… Как всегда!

– Не понимаю: не лучше ли поискать подходящий вариант, чтобы все устраивало?

– Да у них там, внизу, чаще всего так: боятся, что если не сейчас, то уже и никогда, вот и хватают первое, что под руку попадется, а потом начинают его «под себя» переделывать.

– Но это же опасно! Так ведь души-то и калечат! А потом – к нам, на операционный стол.

– А кто об этом думает? Каждый, понимаешь ли, мнит себя пластическим хирургом…

– Но неужели она не чувствовала, что ему больно? Неужели ни разу не захотелось оставить его таким, каким он создан? Это как же надо ближнего ненавидеть?

– В истории болезни записано – «очень любила».

– Там, внизу, «любить» очень часто означает «воспитывать». Или, чаще, «перевоспитывать», – меланхолично произнес Главный. – Кончайте базар, давайте все сюда – будем ауручинить.

– Ой, блин, да тут чинить-не перечинить, – горестно воскликнул кто-то.

– Ничего, не такие пробои латали, – подбодрил Главный. – Ну, давайте, создаем поле – и с богом помолясь. Хирурги сгрудились вокруг стола, прикрыв ладонями тело.

– Ничего себе… Наперевоспитывалась… Ведь так можно человека до смерти довести, – задумчиво сказал корреспондент.

– Бывает, и доводят, – подтвердила Анжелика. – Но чаще – спасаем. Клиника «Идеал» к вашим услугам.

– Значит, у вас тут пластическая хирургия для истерзанных душ? – уточнил корреспондент. – Я-то полагал, вы тут что-то улучшаете.

– Зачем улучшать то, что и так совершенно? – пожала плечами Анжелика.– Люди такие смешные… Им все время кажется, что они какие-то не такие. Хотя задумывали их изначально совершенными.

– Человеку свойственно стремиться к идеалу, – почесал кончик носа корреспондент.

– Идеал – это то, что было в начале, – улыбнулась девушка. – Получается, что человек стремится от идеала – к какому-то выдуманному образу. А мы как раз восстанавливаем его согласно замыслу Творца.

– Спасаете души, стало быть?

– Спасаем, кого можем.

– Да вы, похоже, просто ангелы… – напряженно пошутил корреспондент.

– Да, мы ангелы, – очень серьезно кивнула Анжелика.– Кстати, а откуда вы знаете, какой у Творца был первоначальный замысел? Где это написано?

– Так он сам и говорит, – изумленно воззрилась на корреспондента Анжелика. – Вон же он, бригадой руководит. Вы что, до сих пор не поняли?…

Налево – дверь в реанимацию, направо – в операционную. Над ней сияла мягким белым светом надпись: «Тихо! Идет операция!».

По коридорчику между дверями мерно ходила женщина – 15 шагов в одну сторону, 15 в другую. Руки стиснуты у груди, взгляд устремлен в далекую точку, а губы исступленно шепчут раз за разом не то молитву, не то заклинание: «Господи, пожалуйста! Пусть он только будет жив! Пожалуйста, сделай так, чтобы его сердце снова забилось! Честное слово, я больше никогда не буду его доставать своими дурацкими претензиями! Пусть он целыми сутками сидит за компьютером и кропает свои статьи, и пусть ездит в свои командировки, и пусть вечно забывает выключать свет в коридоре и разбрасывает повсюду свои блокноты, и пусть вредничает и временами уходит в себя, только бы он жил, жил, жил!»

Двери распахнулись, в коридор шагнул пожилой доктор – высокий, кряжистый, седой.

– Вы все еще здесь, голубушка? Вот и хорошо. Жив ваш красавчик, жив. Только сердечко вот изношено… Ну да ничего – будете больше беречь. В идеале – покой, понимание и любовь. Запомнили, милая моя? Покой, понимание и любовь. И будете вы жить вместе еще долго-долго!

– Пойдемте, я вам валерьянки накапаю, – участливо сказала бог весть откуда возникшая ангелоподобная медсестра в белоснежной униформе. – Вы не сомневайтесь. Его Главный оперировал – значит, у вас есть все шансы! Все у вас будет хорошо!