У Иван Иваныча бессонница.

До рассвета он долёживает, а там встаёт, старается не стучать палкой, дабы не раздражать живущую этажом ниже старуху Климченку, и садится у кухонного окна.

Небо светлеет, розовеет и поднимается вверх.

Ночью подморозило, трава седая от инея, и когда из-за домов появляется солнце, с клёнов под окнами начинают плыть вниз листья.

Дом проснулся, дверь подъезда хлопает всё чаще, и снизу доносятся отзвуки привычного утреннего скандала. Строго по расписанию.

Пару лет назад Иван Иваныч попытался поговорить с соседями, но понимания не встретил. Климченка моментально отрастила шипы, клыки и когти и долго орала в ответ, что сначала вырасти своих детей и внуков, что обойдёмся без советчиков и что не ваше собачье дело. От греха подальше Иван Иваныч укрылся в своей квартире, а на лестнице ещё долго громыхало. Климченку можно было бы забрасывать во вражеские окопы: через часок-другой враг приполз бы на коленях, со слезами умоляя забрать его подальше отсюда, куда угодно, хоть в плен, хоть в расход.

Климченка не знает, что у Иван Иваныча были и жена, и сын. Давно. Однажды прилетел со своей вахты, а дома только записка на кухонном столе. Искал, ещё как искал, всю жизнь искал – ничего. Как и не было. Как растаяло.

Иван Иваныч не позволяет себе мечтать, что когда-нибудь ему позвонят в дверь, и на пороге будет стоять крепкий сорокалетний мужик, но ежели всмотреться, то в нём можно будет разглядеть маленького светлоглазого Марата.

Но оно всё равно мечтается.

Не для помощи, не для стакана воды. Чтоб если умрёшь, то по тебе кто-нибудь заплакал. Или хотел бы заплакать. Или хотя бы подумал. Нет, даже не так. Просто узнать, что жив-здоров. Что он есть. Что не приснилось.

В девять утра Иван Иваныч выходит на прогулку.

Кленовые листья спускаются на землю неспешно и неторопливо, на мновенье замирают и тогда кажутся вышитыми на прозрачном воздухе.

Чуть в стороне припаркована большая машина, похожая на лоснящегося чёрного бегемота.

Это того молодого парня, что купил сразу две квартиры в четвёртом подъезде, полгода своим ремонтом никому не давал жизни, недавно перевёз жену и двух мальчиков-погодков. Климченка регулярно и на весь двор разоряется на предмет кровопийц и бандюганов, присосавшихся к народному телу, похоже, именно бандюганская семья застила Климченкам причитающееся им счастье.

На чёрном сияющем капоте лежит несколько золотых листьев. Иван Иваныч смотрит, понимает незавершённость картины, с трудом наклоняется, подбирает горящий багрянцем лист и осторожно кладёт его на капот, ближе к ветровому стеклу.

- Вот зачем нужны мерседесы! Для красоты!

Иван Иваныч вздрагивает, обрачивается и видит хозяина машины.

- А что, правда, красиво, - говорит кровопийца и бандюган.

Потом внимательно смотрит на Иван Иваныча:

- Дед, тебя подвезти куда? В поликлинику или куда тебе? Нет? Просто гуляешь? Смотри осторожней, а то шумахеров развелось.

Садится в сверкающего монстра, но прежде, чем захлопнуть дверь, добавляет:

- Слышь, дед, я вон, в четвёртом подъезде живу, я тебе сейчас визитку дам, ты звони, вдруг чего надо, за продуктами сходить или там лекарство какое, жена почти всегда дома, звони, не бойся, дед, тут без подвоха, квартира твоя мне не нужна, звони, не стесняйся, на, держи.

Суёт Иван Иванычу в руку твердый белый прямоугольничек и уезжает.

Иван Иваныч видит большие буквы на визитке, а маленькие без очков не разобрать.

Он достаёт очки, цепляет их на нос.

М... Михаил.

Но как же заныло сердце.