Чтобы понять, как США и НАТО путём «реформ смерти» убивают народы – нужно рассмотреть, как до этого народы научились выживать. Традиционное общество, фактически до начала ХХ века живёт околонатуральным хозяйством, когда подавляющее большинство населения опирается на собственное, достаточно замкнутое, хозяйство. Это мир непосредственного производства необходимых продуктов и мир простейших обменов.
Пресечение сообщения с далёкими территориями не только не вредит архаичной деревне, но напротив, идёт ей во благо: меньше угроз, меньше внешней агрессии, выращенное тобой – с тобой же и остаётся. Поэтому для того, старого мира дерегулирование товарных потоков не было роковым явлением: торговля и обмен имели эпизодически и локальный характер. Например, даже если человек не доил молоко сам, у собственной коровы – то он выменивал это молоко у близких соседей.
Поэтому архаичное, натуральное хозяйство довольно устойчиво к «свободе» - особенно, если «свобода» носит ненасильственный характер. От того, что в далёком городе кто-то что-то украл – крестьянину с его личным наделом ни жарко, ни холодно. Даже если обворованный не купит у него на рынке продукцию – то купит вор: ему же тоже кушать хочется.
Если бы американские технологии экономического убийства государств были применены в XIX веке, то они были бы подобны американским ракетным ударам в наши дни: много пыли, большие расходы – и нулевой результат. Но надо отдать должное штабам геноцида – они верно учли достаточно роковые перемены народных хозяйств, которые произошли в ХХ веке.
Меры, которые ещё 50 лет назад на большей части территории суши были бы не опасными, и даже, возможно, в чём-то полезными для местных хозяйствующих субъектов (сокращение привозной торговли стимулирует деревенское собственное производство), в считанные годы, из-за перемен в структуре хозяйствования, стали для ненавистных Америке наций роковыми.
Что же произошло? Стремясь увеличить производительность труда, люди пошли путём усложнения, многоуровневого расслоения в том, что называется «разделение труда». Если раньше аллегорически производство можно было сравнить с печным отоплением, то к концу ХХ века оно аллегорически подобно системе «Газпрома», которая немыслима без централизованного газораспределения.
Печку топят дровами, а дрова каждый добывает, где ему удобно и разрешено. Газовое отопление сидит на трубе: если её перекрывают, то заменить его нечем.
Подобно газораспределительной сети возникла сложная система длинных продуктопроводов, сделавших людей заложниками добросовестности огромной массы смежников. Скажем, если ты воду черпаешь из своего колодца – это одно, ты зависим только от себя. Если же воду тебе доставляет водопровод, идущий через несколько государств, то ты – заложник ситуации в любом из этих государств. Пусть их будет 10 – если лишь в одном перережут трубу, то 9 остальных ничем тебе не помогут.
Экономика ХХ века – это трансконтинентальные и трансокеанские продуктопроводы по которым конкретный человек получает свои средства к существованию. Когда, например (реальный случай) – коровы в Дании, а корма к ним поступают из Маньчжурии. И когда перестали поступать (в связи со Второй мировой войной) – молочные фермы испытали большой экономический шок.
Конечно, отдельно взятый человек не может контролировать огромные и сверхдлинные трассы продуктопроводов сложной системы «базораспределения» (по аналогии с «газораспределением»). Не может он с берданкой ходить от Ютландии до Маньчжурии, отгоняя всех, кто мешает провозу кормов на его личную ферму. А покупать корма ближе – для него нерентабельно, его цены выстроены исходя из конкретно этих кормов… Прервётся поток – ферма разорится. И так – за что ни возьмись!
+++
Поэтому естественным для ХХ века стали социализм и плановое хозяйство, активное государственное регулирование. Частник может сам, без государства, справляться с тем, что под боком, с маленьким локальным самодостаточным участком. Но рабочие, которые делают болты или рельсы, получая сырьё из другого города, а продукцию отправляя в третий – сами справится не могут. Они заложники длинной цепочки поставок и сбыта, которую перережь в одной точке – и все умрут во всех точках маршрута!
Продуктопровод – термин условный, экономический, означающий длинное плечо необходимых поставок. Но его можно представить себе в виде трубопровода или колеи с вагонетками (зачастую он принимает именно такие формы).
Вредить продуктопроводам в ХХ веке – то же самое, что вредить каналам орошаемого земледелия в древнем Египте или Вавилонии. Перекрой канал – поля высохнут, а вслед за полями высохнут до мумий и полеводы.
Кто и зачем будет вредить продуктопроводам? Прежде всего – понятно, что враги, диверсанты и хулиганы. Так сказать, из чувства ненависти к получателям благ. Пробей продуктопровод – и нанесёшь невосполнимый урон очень многим, находящимся очень далеко от места диверсии. Так брали древние города, например, Корсунь: узнав, где проходят трубы, питающие город водой – «перенимали воду» - и город морили жаждой…
Понятно, что враг имеет чисто военный мотив разрушить систему продуктопроводов и убить хозяйство противника, лишив его средств к существованию. Этот мотив в значительной степени объясняет «экономические реформы» в стиле МВФ и в режиме «вашингтонского консенсуса». Но не он один…
+++
Вот скажите мне, что бежит из точки «А» в точку «Б» по продуктопроводу? Из названия ясно – продукт. То есть его где-то сделали – и отправили за три моря тому, кому он нужен. Продукт – не воздух. Он не бесплатный. Даже вода – платное благо, услуги водопроводчиков мы оплачиваем. Тем более какой-то иной, более сложный и редкий продукт.
Таким образом, если человек пробил продуктопровод, и начал «сливать» продукт (неважно какой, любой) – то он сливает себе в карман деньги, прибыль! Он не оплачивает продукт – потому что он не получатель в этой цепочке, он продукт украл у получателя. Получатель, который ничего не получил – платить не хочет. Производитель, который не получил оплаты – прекращает отправлять продукт. Цепочка разорвана. Итог: по обе стороны пробитого продуктопровода люди остались без средств к существованию.
Ведь тот, кто отправлял продукт по сети разделения труда – не благотворительностью занимался. Ему нужна оплата труда – чтобы самому приобрести нужное для жизни. И когда цепочка расторгнута ворами (а это называется «приватизация») – то он перестаёт быть полезным смежникам, а с другой стороны – и смежники перестают быть ему полезным.
+++
Может ли современный самолёт сесть без специально оборудованной посадочной полосы? Просто так, на лужайку? Или хотя бы на автомобильное шоссе – без сигнальных огней, диспетчеров и т.п.?
Когда-то первые фанерные самолётики садились, подпрыгивая на своих колёсиках, на любую, более-менее ровную, поверхность земли. Это было удобно (любое поле – аэродром!) – но ограничивало возможности авиации. Чтобы расширить её возможности – стали делать стационарные аэродромы, на которых постоянно возрастает зависимость от контроля диспетчера и спец-оборудования…
Тот же путь прошла и вся экономика в целом (авиация – ведь её неотъемлемая часть). Увеличивая скорость и грузоподъёмность, экономика сложного разделения труда расплачивалась за это сужением взлётно-посадочных возможностей. Когда производишь очень много, и очень быстро – нужно, чтобы обмен был максимально отшлифован и отлакирован, чтобы он был специально оборудован. Вариант «не продам – сам съем» - на сверхкрупных производствах-комбинатах уже не работает от слова «никак».
Отсюда и необходимость государственного регулирования этих колоссальных потоков, идущих по продуктопроводам из конца в конец страны и даже мира. Пробоина только в одной точке – уничтожает сложнейшую паутину продуктопроводов, парализует с «эффектом домино» все производства и роды деятельность подряд.
Потому ХХ век и стал (не только в СССР, во всём развитом мире) – веком государственного планирования и нарастающего, доходящего до мелочности, государственного регулирования[1]. Потому что иначе нельзя, иначе – катастрофа. Если вы современные аэробусы, неважно, нашего или американского производства, поднимите в воздух, а пока они летают – разберёте посадочные полосы – то что получится? Право «свободной посадки, где захочется» для современных аэробусов уже не существует. Как и возможности современному разветвлённому производству, страшно разделённому и страшно затратному – управляться капризами слепой рыночной стихии.
Здесь вопрос стратегического планирования и регулирования – уже не вопрос вкуса, а необходимость, написанная кровью.
+++
Суть проблемы продуктопровода в том, что ни один из его участников, получая от него средства к существованию, не является самодостаточным. На то и разделение труда: продукт появляется общими усилиями, а каждый в отдельность делает какую-то, без сборки не нужную, деталь. И оставшись с этой деталью – гибнет долго и мучительно с душераздирающими подробностями (почитайте истории жизни людей в 90-е годы!).
Кроме убийства экономики есть разные формы её покалечить. Это когда обменные процессы общества-организма не прерывают совсем, но искажают, растягивают, пускают через дополнительные участки и фильтры, искусственно создают «узкие места» и т.п. Цель этих извращений, калечащий процесс нормального, здорового обмена – корысть. Схемы разрабатываются не по уму, не по логике оптимальности, а так, чтобы дать максимальную прибыль залезшим в процесс обменов паразитам. Как говорится, «левой ногой чешут правое ухо» - ближе конечности не нашли…
США и НАТО, как убийцы народов-конкурентов, имеющие целью сократить население планеты примерно до 500 млн человек, запускают эти процессы деформации продуктопроводов, несущих средства к существованию «ненужным» людям.
Есть российский и украинский варианты экономической деформации, мягкий и жёсткий, хроническая болезнь и агония смерти. В российском доминирует воровской, криминальный интерес: не убить, а доить. В украинском – доминируют иностранные диверсанты: убить, и как можно скорее.
Суть дегенеративных реформ в том, что человек «по-старому» (сам себя обслуживая на небольшом клочке земли) уже не может, не умеет, разучился. Да и слишком много сейчас людей, чтобы их смогло прокормить архаичное «неразделение труда». А «по-новому» человеку жить не дают, разделение труда разрывают криминальными или шпионскими вставками, закладками, подталкивают к небытию катастрофической недостаточностью доступа к средствам существования.
И что же мы имеем? Простые формы обмена уже ушли, запустить их снова[2] – трудно, да и примитивны они. А сложные многоуровневные формы обмена поддерживаться не могут: их разрывают и растаскивают, расхищают вдоль всей протяжённости.
Важно отметить, что работают не только иностранные диверсанты (которые только руководят процессом). Активно привлекаются к развалу систем жизнеобеспечения криминальные, паразитарные и дегенеративные слои населения.
+++
А тут уже другая проблема: высокопродуктивная экономика создала огромную избыточность необходимого для жизни комплекта, а вместе с ней резко выросло и число «непонимающих» людей, людей вторично одичавших и функционально[3] неграмотных. Все вышеперечисленные слои – криминальные, паразитарные и дегенеративно-отклоняющиеся в высокопродуктивной экономике получили колоссальную подпитку, оказались в «питательном бульоне», способствующим их быстрому росту.
В итоге резко вырос их удельный вес в структуре общества. Делая ставку на экономическое убийство народа путём разрушения сложившихся схем разделения труда (из которых вытекают схемы распределения средств к существованию) – западные диверсанты фактически вступают в сговор с уголовщиной, тунеядцами и психопатами. В этом сговоре Запад – ведущий, а майданная масса – ведомая. Сама масса может совершенно искренне не понимать, с кем вступила в сговор, куда и зачем её ведут.
Оплатой дегенеративной массы саморазрушителей выступает «приватизация» - то есть расхищение благ из разорванных и взломанных продуктопроводов. В попытках личного обогащения и комфортного личного обустройства – майданная масса сокрущает системы жизнеобеспечения нации, потенциал получения средств к существованию. Затем либо вымирает, либо, как дрессированный зверь, «садится на гранты» - становится полностью зависимой от внешних источников подкармливания.
Конечный маршрут хорошо виден на примере десятков стран, в которых был реализован западный сценарий экономического умерщвления нации: вымирание или бегство основной массы населения, формирование проституированной «малой нации» на грантах (грантожоров).
Малая нация, под видом прозападного правительства, по сути, является ликвидационной комиссией для собственного населения, поэтапно и последовательно демонтируя его живое будущее и его потенциал по самообеспечению.
В итоге, по плану, на планете должно резко сократиться число как народов, так и суверенных государств, господствующая англо-иудейская форма предполагает остаться единственной, победившей в борьбе за существование, и, так сказать, унаследовавшей землю покойников.
[1] Архиреакционная Юлия Латынина с гневом пишет о практике Евросоюза (не СССР!): «Европа объединяется, исчезают границы, и еврочиновники в Брюсселе принимают благодетельные указы… Вы можете себе представить, чтобы в Европе XVIII века платили субсидии крестьянам или парламент диктовал форму огурцов?»
[2] Из-за разрушения нормального обмена крестьяне деревни Шаймуратово в Башкирии остались без денег: торговые посредники, которые закупали продукцию, не были готовы платить "живыми деньгами". Тогда ввели "шаймуратики" — продуктовые талоны для обмена внутри деревни. Соседи рассчитывались ими за продукцию друг друга – как в старые времена, осуществляя цикл жизнеобеспечения внутри сельского замкнутого мирка.
[3] Функциональная неграмотность – явление фактической неграмотности при формальной грамотности, формальных дипломах, номинально пройденных курсов. Она опаснее полной неграмотности, так как скрыта, не признаёт сама себя и создаёт опаснейшую форму полуобразованности. Это когда человек ничего не понимает, но думает про себя, что понимает всё.
Вазген АВАГЯН, специально для ЭиМ.; 18 апреля 2018