Давняя история ожила в памяти после ознакомления с воспоминаниями Кадыра Натхо, только что вышедшими в Майкопе, пояснил свой рассказ краевед и издатель из Нальчика Виктор Котляров.
Таинственные костры Тызыла
...…Конец девяностых годов прошлого века. Кабардино-Балкария, как и вся страна, все еще переживает кризис перестройки – в частности, полностью разрушена туриндустрия. Люди выживают, а при выживании не до отдыха: практически полностью иссяк поток туристов, опустели здравницы, лагеря. В ущельях КБР, где еще в советские времена голоса экскурсантов не замолкали, совершенно безлюдно.
Эта преамбула нужна, чтобы стало ясно дальнейшее. От жителя Кенделена, в силу обстоятельств сменившего заводскую проходную на пригляд за овечьим стадом, узнаю следующее. В Тызыльском ущелье, где он чабанит, стали происходить странные вещи. По ночам кто-то разжигает костры, которые горят долгими часами. Кто это может быть, непонятно.
Дело в том, что Тызыльское ущелье тупиковое. В его верховьях с окружающих горных массивов вниз спуститься можно, но это весьма затруднительно. В темноте же практически нереально – угол спуска невероятно велик. По самому же ущелью более-менее нормальная дорога сохранилась только до турбазы «Тызыл», ранее принадлежавшей Нальчикскому заводу полупроводниковых приборов.
Дорога была и дальше, но только в пятидесятых-шестидесятых годах прошлого века, когда здесь основали поселок Солнечный. Впоследствии заброшенный, так как шахты, пробитые для добычи полиметаллов, оказались нерентабельны. Но дело даже не в том, что дороги до места, где по ночам горели костры, как таковой не было.
По самому ущелью никто из туристов не проходил, уж в этом житель Кенделена был уверен: мимо него так просто не проскользнешь – дорога из кошары перед глазами. Тем не менее, слухи о кострах, горящих по ночам где-то в районе заброшенного поселка Солнечный, стали циркулировать постоянно. О них рассказывали местные жители, волею обстоятельств (чаще всего связанных с охотой), застигнутые ночью на горных массивах, окружающих ущелье. Один из них – туманный и малодоступный Инал.
Кто-то, увидев пламя в ночи, тем более в совершенно заброшенном месте, удивился, поделился с друзьями. Те в свою очередь попытались проверить и убедились, что костры не выдумка. Получалось, что в ущелье, где никто не бывает, куда забыли дорогу не только туристы, но и местные жители (для последних ничего привлекательного в этих местах нет, даже пастбищ и сенокосов), тем не менее, кто-то живет.
Ходил хабар, что один из кенделеновцев, заинтересовавшись, решил проверить, кто именно. Спустился сверху, со стороны знаменитого массива Тещины зубы (гора Науджидзе), побродил по развалинам поселка Солнечный, облазил окрестности, но никого не увидел и не услышал. Принялся искать места, где (как виделось сверху) горело пламя, но ни одного кострища так и не нашел.
Это было странно. Никто ущелье не посещал (в него нельзя попасть незаметно, так как оно начинается непосредственно за селением Кенделен), никто не был замечен в самом ущелье, а костры, тем не менее, продолжали гореть по ночам. Вероятно, именно тогда пошли слухи, что здесь что-то нечисто…
О загадочных кострах я услышал через пару-другую лет после того, как их заметили впервые, то есть, в самом начале двухтысячных. Загорелся желанием самому увидеть, разобраться, в чем тут дело; и если нет тех, кто разжигает костры, узнать, в чем причина столь массовой галлюцинации. Но сразу столкнулся с трудностями – очень долго не мог найти попутчика, а одному идти в такую глухомань, да к тому же совершенно не зная дороги, было достаточно рискованно. Тем более, что выдвигаться надо было с ночевкой – одной как минимум, а скорее двумя.
Впрочем, относительно попутчиков я не совсем точен – пара человек соглашались составить мне компанию, но ставили свои условия. Один только после завершения сенокоса, а следовательно, где-то в начале сентября; второй убеждал, что по такой траве, какая вымахала в этим летом, мы далеко не уйдем, надо подождать, пока она уляжется, что отодвигало поход на октябрь.
А костры видели в прошлые годы именно в июле начале августа. Неизвестно, было ли это связано со временем года, конкретным месяцем, но поход в ущелье, итак носивший авантюрный характер, грозил вообще завершиться ничем. Тем не менее, проводника я нашел. Причем совершенно неожиданно. Встретился в маршрутке с Исхаком, с которым был знаком еще по университету. И хоть он был старше меня лет на двенадцать, мы одно время довольно тесно общались.
Разговорились, вспоминая студенческие годы. Зашел разговор о Тызыле и Исхак заинтересовался, тем более, что он, как оказалось, был родом из Быллыма, в молодости чабанил, знал и ущелье.
На поиски отгадки
…Добирались мы тяжело. Да, разбитый «уазик» одного из знакомых Исхака добросил нас достаточно далеко, но спуск оказался очень непростым – отвесным и затяжным, занявшим несколько часов. К тому же гнус не давал покоя, а о репеллентах мы не позаботились. Спустились в Солнечный когда солнце уже уходило за горы. Осмотрелись. Полное отсутствие следов недавнего пребывания людей. Разбили палатку непосредственно под стеной одного из разрушенных зданий, перекусили.
Здесь, внизу, в одном из ответвлений, где некогда располагался ныне заброшенный поселок, трудно было понять, в каком именно месте видели огни. Единственное, что мы знали твердо: поблизости от Солнечного. Но что значит – поблизости? А если за ответвлением? Ведь тогда окружающие поселок небольшие возвышенности не позволят ничего заметить. Приняли решение подняться повыше, чтобы расширить обзор.
Пошли налегке, захватив с собой лишь бинокль, но что в него увидишь ночью? Решение по существу мы приняли правильное, но карабкаться вверх в сгущающейся темноте (солнце уже село и чернота скрыла все вокруг), ориентируясь лишь на звезды и луну (они оказались настолько близко, что кажется можно было дотянуться рукой), без фонарика (о нем мы тоже не позаботились), по густой, достаточно высокой траве – радость, откровенно говоря, небольшая. И хоть подъем оказался не так уж крут, но рыхлая земля то и дело уходит из-под ног, небольшие камни летят вниз и производимый ими шум затихает где-то внизу.
Тишина вокруг полная. Даже река практически не слышна. Принимаем решение остановиться. Звездный полог неба над головой, темные силуэты гор, скрывающие его край, мы одни. Никого и ничего. Несмотря на недавнюю жару, холод начинает проникать под летнюю одежду – свитера мы захватили, но они остались внизу, в палатке.
Приходит понимание совершенной глупости: поверил каким-то слухам. Кто-то сверху увидел костер, а вернее свет от непонятно чего, а я повелся, забрел черти знает куда, и теперь вынужден мерзнуть и страдать. Ничего не происходит. Исхак предлагает спуститься к палатке, тем более, что это займет немало времени и будет весьма непросто.
Расстроенные, мы осторожно начинаем движение вниз. Сделав несколько шагов выходим на горный изгиб с которого открывается вид на долину и… И оба замираем в удивлении: где-то там, судя по всему на небольшой поляне, на которую мы обратили внимание еще при спуске и на которую даже заглянули, а прошли по ее краю, горит костер…
Беззвучный танец у костра
...То, что это костер, не подлежит сомнению. И хоть до него достаточно далеко, но четко видно, как языки пламени вздымаются вверх. Я резким движением подношу бинокль к глазам, лихорадочно фокусирую и от увиденного буквально замираю. Около костра танцуют люди. В отблесках пламени видны их силуэты. Вижу, что танцующие держаться за руки, образуя круг. И этот круг находится в постоянном ритмичном движении.
Сколько их понять невозможно, но можно догадаться, что как минимум с десяток. Не меньше, ведь костер достаточно большой, а они образуют круг на расстоянии от него. Пламя высвечивает силуэты, оно четко видно в просветах тел. Но музыки, которая по логике вещей должна сопровождать подобного рода танцы, не слышно.
Я вслушиваюсь, напрягаю слух… Нет, стоит полнейшая тишина. Отдаю бинокль Исхаку. Он фокусирует его под себя и тут же удивленно вскрикивает на родном языке. И уже обращаясь ко мне: «Кто они? Что здесь делают?» Ответов у меня, естественно, нет. Какое-то время мы стоим в молчании, передавая бинокль один другому и не зная, что делать дальше.
Спускаться к танцующим не хочется. Более того, от одной мысли об этом становится не по себе. Ощущение, что ни к чему хорошему это не приведет, объединяет нас. Откуда взялись эти люди, я пытаюсь шепотом рассуждать вслух. Мы ведь никого не видели, когда сюда пришли. Значит, они где-то прятались. А раз прятались, от них всего можно ожидать. Тем более, вон сколько их.
Это не туристы, и не местные. Это пришлые и кто знает, какие у них намерения. Время сложное, все может быть… Исхак согласен: к костру нам идти не следует. Мы еще какое-то время наблюдаем за танцующими. Их движения непредсказуемы: они то плавные, даже излишне замедленные; то резкие, прыжкообразные, словно в такт музыки, которая то замедляет темп, то ускоряет его. Но музыки не слышно.
Может, она до нас не доносится? Но полянка расположена прямо над рекой, шум которой все-таки слышен. Он не может заглушить музыку. Да и не заглушает, так как ее просто нет. И от этого становится еще неуютнее. Дрожь раз за разом пробегает по моему телу, и я не могу понять, то ли это от холода ночи или страха от непонятного зрелища.
Приходит мысль: «А вдруг они увидят нас?!» И неожиданно для самого себя я начинаю раз за разом лихорадочно повторять: «Только бы они не увидели нас! Только бы они не увидели нас!» И сам не замечаю, как повторяя это заклинание в очередной раз, заменяю словосочетание «не увидели» на «не почувствовали».
Что-то настолько странное и необычное есть в силуэтах танцующих, что приходит мысль: это не люди. С каждым шагом она все больше укрепляется в моем сознании и когда мы (с невероятными предосторожностями) добираемся до палатки (удвительно, как все-таки нашли ее в такой мгле!), мысль эта овладевает нами обоими. Но кто же тогда? Мы в молчании лежим в палатке, идущий от земли холод отбивает сон. Да какой там сон?
Увиденное и, судя по всему, продолжающееся на лужайке действо так потрясло наше воображение, что уснуть невозможно.
– Это не люди… - раздается слабый шепот Исхака.
– Это… – следующее слово он долго не может произнести и, наконец, выдыхает: Это джинны…
Я не удерживаюсь: «Какие джинны? Какие в наше время могут быть джины? Но Исхак вновь и вновь повторяет это слово. Кто они и откуда? …С первыми лучами солнца мы вылезли из палатки, собрали ее и стали решать, что делать дальше. По большому счету поставленная цель была достигнута: мы узнали, что на самом деле в летнее время по ночам в Тызыльском ущелье горят костры. Причем на протяжении нескольких лет.
Другой вопрос – кому так полюбились эти места, кто такие эти неизвестные год за годом приходящие сюда? И почему именно сюда? И что означают их танцы вокруг костра, так похожие на ритуальные? Если даже это последователи какой-то секты, то как они оказываюся здесь, ведь в ущелье никто не въезжает со стороны Кенделена и не заходит с верховий? Не спускаются же с неба? Ответа на эти вопросы не было, а так хотелось узнать.
Я, рассуждая вслух, предложил встретиться с ночными танцорами, на что Исхак ответил категорическим отказом. Его аргументация была убедительна: «Если они (Исхак старательно избегал слова «люди») прячутся, значит, им есть что скрывать. А коль они этого не хотят, а мы узнаем, то возможно все. И если они решат избавиться от нас, то мы ничего не сделаем. Не убежим – со всех сторон горы. Не спрячемся – по большому счету негде, а если спрячемся – все равно найдут; измором возьмут – их много, нас же только двое. И тогда мы останемся здесь навсегда».
Нарисованная моим спутником картина получилась впечатляющей. Особенно запала в душу фраза «останемся навсегда», после которой перед глазами возник поросший травой бугорок, под которым судя по всему мог оказаться я. Одним словом, я почти согласился с доводами Исхака, но любопыство не позволяло так просто сдаться. «А если мы обратно пойдем не низом, а поверху, и посмотрим оттуда? – предложил я.
– Утро раннее, они всю ночь танцевали и сейчас наверняка спят без задних ног. Мы двинемся тихо и только взглянем на их лагерь. Ведь должны были они его где-то разбить? Не спят же они под открытым небом? Спускаться не будем. Только посмотрим». Убедить Исхака удалось с большим трудом. Но в моем предложении было рациональное зерно – это тоже путь домой, правда, чуть более длинный. И мы двинулись. Еще не было шести утра.
Выпавшая за ночь роса мгновенно намочила нашу обувь и одежду. Трава была густой и в ряде мест вымахала так, что порой из нее виднелись только наши головы. Подниматься было тяжело, но, тем не менее, вскоре мы выбрались на возвышенность, нависающую над лужайкой, где ночью горел костер. В принципе, до нее было не более ста метров.
Выбрав наиболее удобное место для обзора, мы стали осматривать лужайку. Она вся была перед глазами, освещенная ярким утренним солнцем. И она была пуста. Совершенно пуста. Я посмотрел на Исхака, он на меня и мы вновь стали пристально глядеть вниз. На лужайке никого не было. Абсолютно никого.
Я развязал рюкзак, достал бинокль и начал медленно, буквально метр за метром, осматривать лужайку. Никого и ничего. Я не нашел даже кострища, что вообще было удивительно. «Что это может значить? – недоуменно посмотрел на Исхака. – Куда же они делись? И главное когда? Что за ранние пташки? Надо спуститься. Нам надо обязательно спуститься. Теперь уже бояться нечего – они ушли». И мы двинулись вниз. Вот она, полянка. Нетронутый ковер зелени говорил, что здесь никто давно не ходил.
Разойдясь в разные стороны, мы за какие-то полчаса обошли всю территорию вдоль и поперек. Тропинки, проделанные в полегшей после нас траве, свидетельствовали, что мы ничего не могли пропустить. «Может, они спрятали головешки? – произнес я и сам поразился абсурдности этой мысли. Не было не только костровища, но даже площадки, на которой горел костер и танцевали неизвестные. «Получается только одно – мы перепутали место, где они жгли костер», – сказал я и добавил.
– Надо еще раз посмотреть сверху. Подожди, я быстро сбегаю». И буквально кинулся вверх, боясь, что Исхак остановит меня. За какие-то минуты я поднялся на несколько десятков метров и, запыхавшись, остановился. Переведя дыхание, стал оглядываться. Кроме лужайки, на которой стоял Исхак, никакой другой поблизости не было.
Да не то что поблизости, ее не было и дальше – везде, один за одним, громоздились холмы, плавно перетекающие в горный массив. Что за ерунда? Кого же мы тогда видели ночью? Кто танцевал у костра? Неужели это была галлюцинация? У обоих сразу? И чем она была вызвана? Спиртным? Мы были абсолютно трезвыми, тем более, что Исхак человек верующий, совершенно не пьет. Усталостью?
Что-то я не слышал, что она рождает подобного рода видения. Нахождением в геопатогенной зоне? Но ведь костры видели и многие другие до нас. Рационального ответа не было, а в нерациональный не хотелось верить. Так мы и ушли из долины, где расположен заброшенный поселок Солнечный, не понимая, свидетелями чего были. Были ли?
Контакт? С кем?
...И вот спустя много лет после той истории, так и не нашедшей разумного объяснения за эти годы, мне попала в руки книга воспоминаний Кадыра Натхо «В поисках себя», которая начинается так… «Еще припоминается интересная история, больше похожая на легенду или сказку, чем на быль. Говорили, что в те времена (автор ведет речь о тридцатых годах прошлого века) джинны присутствовали в реальной жизни, и люди часто сталкивались с ними в разных ситуациях.
Иногда ночью возвращаясь из города, жители видели большие группы джиннов, танцующих вокруг костров на полях возле нашего аула. Кроме того, постоянно рассказывали о том, что случались странные происшествия между аульчанами и джиннами»… Здесь прервусь ненадолго и напомню кто такие джинны.
«Слово «джинн» образовано от арабского слова, которое значит тайный, скрытый, так как обычно джинны невидимы человеческому глазу. Джинны – отдельные от людей существа. У них свой мир со своими собственными животными. Они существуют в параллельной от людей вселенной. Но несмотря на то, что люди не могут «пересекать» или входить в мир джиннов, джинны могут проникать в мир людей и часто это делают. Джинны имеют сильное влияние на события в жизни людей».
А вот что пишет Кадыр Натхо дальше: [i]«Люди считали джиннов хранителями кладов. Распространялись бесконечные истории о том, как неизвестные аульчанам люди пытались раскопать скрытые богатства, а джинны им мешали или якобы мешали. Рассказывали, что аульчане постоянно видели «джинна почты», который доставлял сокровища джиннам.
Каждый вечер на закате солнца замечали, как он исчезал за курганом, находившися на некотором расстоянии от нашего аула. Среди тех, кто попадал в нелепую ситуацию, были мой отец, дядя Салех и их друг Индрис Хамафок (Хун). Однажды, в детстве, я сам был свидетелем встречи с джинном. Как-то упросил своих родителей взять меня с собой в город. Мы отправились в дорогу рано утром, когда еще было темно.
Отдохнувшие за ночь лошади шли в хорошем темпе довольно долго. Вдруг они резко остановились, испуганно фыркая. Отец пытался заставить их идти дальше, понукая и подстегивая кнутом, но лошади стояли как вкопанные и не могли тронуться с места, как ни старались. «Должно быть, мы задели джина шылъахъэ» (в переводе – треножный), – сказал папа, а мама начала шептать молитву.
Отец вышел из повозки, погладил лошадей по голове и холке, потрепал им уши, помолился, постарался успокоить их и, держа под уздцы, провел метров сто вперед. «Мы миновали треножного джина»,– сказал отец, усаживаясь в тачанку. Он подстегнул лошадей, и те припустили бодрой рысью еще энергичнее, чем прежде. Я это видел собственными глазами.
Говорят, что люди еще раз видели джиннов после Социалистической революции. Они покидали местность, перекликаясь и освещая себе дорогу фонарями. Больше их никто и никогда не видел». Понятно, что такой ответ на вопрос, кто танцевал (танцует?) по ночам в Тызыльском ущелье не удовлетворит многих, в том числе и меня.
Но другого пока нет. И поэтому напомню здесь историю, которую я воспроизводил ранее (она опубликована в нашей книге «Кабардино-Балкария: 50 тайн, невероятных и мистических, вышедшей этим летом).
Чтобы не видела лишнего
...Итак, одна из жительниц Кенделена (ныне покойная) в детстве ослепла при весьма странных обстоятельствах. Произошло с ней это в тридцатых годах прошлого века. Она, девочка шести-семи лет, рано утром выгнала коров за пределы двора и уже собралась возвращаться обратно, когда увидела идущих откуда-то с верхней части селения женщину и девочку.
Назвала она женщину цыганкой, объясняя свое впечатление тем, что на той было яркое цветастое платье. В такое же платье – красное, переливающееся в лучах утреннего солнца – была одета и ее дочка. Девочка чуть поотстала от женщины. С невозмутимым видом она прошла мимо своей ровесницы, которая пристально и с вполне объяснимой завистью (по причине, естественно, платья) смотрела ей вслед.
А потом юная «цыганка» неожиданно оглянулась и сделала жест, говорящий у детях об их превосходстве над другими. Во всяком случае, именно так его восприняла юная жительница Кенделена, которая не сдержалась и в ответ произнесла обидное слово. Слово это услышала женщина. Она обернулась, подошла к девочке, долго смотрела на нее, а потом спросила: «Ты меня видишь?»
– Вижу,– ответила девочка. Тогда женщина закрыла своей рукой левый глаз девочки:
– А теперь видишь?
– Вижу,– прозвучал ответ. Женщина закрыла другой глаз, и вновь прозвучал ответ:
– Вижу.
– А не должна! «Цыганка» провела рукой по глазам девочки, и та …перестала видеть.
И больше не видела никогда, хотя ее показывали врачам, возили в Нальчик, но и там объяснить, почему ребенок внезапно ослеп никто так и не смог. Всю жизнь жительница Кенделена прожила в темноте. Кого она увидела, за что была жестоко наказана, так и осталось неизвестным. Как и то, откуда взялась в Кенделен идущая со стороны Тызыльского ущелья «цыганка».
Ее, кстати, никто из местных жителей больше не видел. Поэтому рассказ ослепшей девочки восприняли как детскую фантазии, а сам факт слепоты связали с ветром, который засыпал глаза ребенка песком. Родственники девочки впоследствии говорили, что она вышла из дома зрячей, а вернулась не видящей.
Все становится на свои места, если допустить, что «цыганка» и ее дочка пришли из другого мира, а ослепшая девочка обладала с рождения способностями видеть то, что нам не дано. Остается предположить, что сущности, танцевавшие на полянке в Тызыльском ущелье, пришли из другого, параллельного нам мира.
Если кого-то такой вывод смутил, или, тем более, развеселил, воспринимайте рассказанное как очередной хабар Котлярова. А еще лучше поднимитесь на хребет Инал, останьтесь на нем на ночь, перед этим найдя место, откуда виден поселок Солнечный. И когда ущелье скроется в темноте, посмотрите вниз. Может, вам повезет, и вы увидите костер, если, конечно, они еще горят. Только поспешите – август пролетит быстро…
Оцените материал:
ПОДЕЛИСЬ С ДРУЗЬЯМИ:
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
|
