Каждую субботу она говорила: я просто помыла вилки-ложки горячей водой с мылом, а теперь их кипячу с нарубленным чесноком. Бабушка была прекрасной хозяйкой и вела дом на широкую ногу, не пренебрегая крестьянскими хитростями типа вилок с чесноком. Вырастая, девочка либо превращается в свою мать, либо во что-то диаметрально противоположное; я превращаюсь в свою бабушку, мамину свекровь, женщину, которая маму не признала родственницей до конца жизни.
Конечно, мне не хватает бабушкиного масштаба, размаха и блеска. Она была настоящей, грандиозной дамой, и многие вещи, что я узнала только после её смерти, еще пуще убеждают меня в этом. Например, бабушка отправила моего папу, семилетнего тогда мальчика, в майке и шортах на самолете одного в Ташкент к родственникам, а сама уехала в турне со своим любовником, игроком футбольной команды (Спартак? ЦСКА? Крылья Советов? я не знаю точно, но каким-то знаменитым); отправила папу и предупредила свою ташкентскую золовку срочной телеграммой: встречайте Сережу, рейс такой-то. Сережу встретили. Майку и шорты вспоминали долго. Говорили, что бабушка отмахивалась: лето ведь на дворе, чего ему, валенок надо было в узелок собрать?
Мой дедушка в это время где-то напряженно работал, чтобы создать семье условия. Он обожал бабушку. Он ужасно боялся, что она его вдруг бросит (дедушка в 40 лет стал главным инженером огромного российского треста), что оставит одного. Дедушка делал для бабушки всё. Например, в начале 60-х они обставляли новую крутую квартиру (там тоже был вид на Волгу). Бабушка сказала, что хочет вот такой чешский гарнитур, как у её хорошей приятельницы. Дедушка напрягся. Гарнитур был доставлен. Он состоял из 35 предметов различного мебельного назначения. Ну что это такое! — обиделась бабушка, — ты настоящий остолоп! я хотела совсем другое.
Мебель-неудачницу сбыли, совсем другой гарнитур воцарился вскоре в бабушкиных владениях. Не имевшая никакого образования, кроме средней школы, она признавала все-таки чужую ученость и допускала к дому только блестящих людей. Была ревнивой: рассказывали, как однажды вылила на голову дедушке бокал шампанского, а он всего-то увлекся беседой с соседкой по столу.
Она могла неделю сидеть на хлебе и воде, чтобы в субботу хорошо смотрелось новое платье. Каждым воскресным утром подкрашивала темнеющие корни волос, всю жизнь взрослой женщины проходив в платиновых блондинках. Гордилась маленьким размером ноги — да, у меня тоже 35-й.
Ежедневно в ее кухне сидела какая-нибудь подруга и делилась. Бабушка была строга. Говорила: ты всех распустила. Или: ну правильно, выгони его из дома, а тебе белую корову приведут! Обожала хорошую посуду; все тарелки в моем доме — бабушкины. Ну, есть пара больших, новых, но все остальные ее, и кофейный сервиз — её, и большой заварочный чайник, и суповая миска. Но ничего ей не стоило метнуть в дедушкину рано поседевшую голову набором из двенадцати английских фарфоровых тарелок с мотивом «охота», если он имел какие-то недостатки поведения.
Чаще всего недостатками дедушкиного поведения была несанкционированная выпивка. Бабушка была строга. Он бдила. Она сняла замок в ванной и туалете, чтобы не повадно. Она появлялась в дедушкином начальственном кабинете и шваркала ящиками стола. Сейчас как дам, кровью захлебнешься, — говорила она. Дедушка млел. Ему казалось, что он достиг максимума счастья в жизни. Любимая женщина заботится о его здоровье и благополучии. Вот только бы водочки!
Однажды дедушке подарили на какой-то день рождения набор армянских коньяков, огромный и нелепый, штук двадцать бутылочек емкостью миллилитров по сто. Бабушка торжественно водрузила коробку в один из правильных чешских шкафов, и погрозила дедушке пальцем. Дедушка поцеловал бабушке руку. Спустя, может быть, месяц, во время очередного застолья, бабушка сказала, румяная от плиты, а на столе исходил паром её фирменный мясной слоеный пирог, а в чашках сверкал прозрачный к нему бульон, бабушка сказала: ну черт с вами, доставайте ваш коньяк. Гости разулыбались.
Дедушка заметно побледнел. Ну зачем, Мила, — сказал он робко, — пусть себе стоит. Но бабушка рукой решимости вынула все эти маленькие фляжки и раздала гостям. Я бы хотела посмотреть, как реагирует тот или иной человек на очевидную замену коньяка чаем в приличном доме. Мне кажется, это своего рода тест. Ведь можно сказать: эх, умеют же делать! А можно скривить лицо на хозяйку и хозяина.
Если про меня моя мама говорит: эгоистка и карьеристка, то бабушке досталась только эгоистка, но мы все «упрямые, как твой отец». Я, бабушка, мой папа (когда-то в шортах и маечке), мы упрямые, это самая настоящая правда. Как бабушка умерла: ей надоело жить. Она перестала вставать с кровати, только до переносного туалета доходила. Доктора взмахивали руками и говорили: да у вас давление 120 на 70! Да у вас ничего не болит! У нее ничего не болело. Она упрямо не хотела жить. И она умерла, всё получилось.
Мы никогда не были с ней близки. Ни с ней, ни с моим отцом. Наверное, потому что каждый из нас закручивал вокруг себя мощную спираль эгоизма (и карьеризма?), в которую всё понимающий про это человек никак не хотел попадать. Это простачков, знаете, можно заманить гладкой кожей, дорогой стрижкой, фарфоровой фамильной тарелкой, добрым словом, пистолетом, мясным пирогом и ризотто с уткой-конфи.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
