Заявления Дональда Трампа о необходимости вернуть Россию в G7 стали одной из главных сенсаций последних дней.

Ответ России был однозначен: прозвучало несколько официальных заявлений на высоком уровне относительно того, что Россия не планирует возвращаться в формат G7, даже если её пригласят туда вернуться.

Уверен, такие заявления не политический жест, не демонстрация собственного достоинства (мол, раз нас оттуда исключили, то не будем ни проситься назад, ни даже намекать на готовность вернуться, если позовут), а здравая позиция, обусловленная пониманием реалий современного мира.

Напомним, что «Большая семерка» (изначально в ней было шесть государств, Канада присоединилась несколько позднее) была создана в середине семидесятых как «клуб» руководителей наиболее промышленно развитых стран мира, возникла в связи с экономическим кризисом и обострением отношений между США, Западной Европой и Японией по экономическим и финансовым вопросам.

Естественным образом тематика обсуждаемых вопросов расширилась до проблем международной безопасности, но ключевым следует считать то, что G7 являлась неформальным, но наиболее авторитетным форумом именно ведущих стран Запада, «золотого миллиарда», который в реалиях того времени начал восприниматься как прототип «мирового правительства» или по крайней мере координирующего органа ведущих мировых держав.

Приглашение Михаила Горбачева на саммит G7 в 1991 году в качестве гостя было очевидным авансом СССР за отказ от конфронтации, коммунистической идеологии и обращение к «общечеловеческим ценностям». Впоследствии уже президент России Борис Ельцин участвовал в саммитах G7, правда, только в тех заседаниях, которые были посвящены вопросам международной безопасности, к обсуждению экономических вопросов его не допускали (формат «7+1»)

Преобразование «семерки» в полноценную «восьмерку» произошло уже после 1997 года. Дальнейшего расширения формата не происходило, на постоянной основе в саммитах G7 участвуют лишь председатель Европейской комиссии и руководитель страны, председательствующей в данный момент в ЕС (при этом наименование формата не менялось), периодически приглашались другие лидеры, но и, как Горбачев с Ельциным в свое время, во всех мероприятиях саммитов они не участвовали.

Между тем весьма ощутимо «нарастили мускулы» Китай, Индия, Бразилия, другие страны и без них претензии G7 на роль «координатора человечества» выглядели все менее обоснованными. Естественным решением этой проблемы стало создание «Большой двадцатки» — клуба правительств и глав центральных банков 20 государств с наиболее развитой и развивающейся экономикой, на сей раз без идеологической «дискриминации».

Характерно, что на регулярной основе G20 стала собираться с 2008 года, после мирового финансового кризиса, так же, как «семерка» возникла после жесточайшего кризиса 70-х. Еще более показательно, что работа над созданием G20 еще в 1999 году началась именно по инициативе стран «Большой семерки», т.е. они изначально пошли по пути создания нового формата, а не постепенного расширения G8 при сохранении и последнего.

В такой схеме просматриваются очевидные аналогии (неформальные, конечно) со, скажем, системой управления КПСС, где был Центральный комитет (G20) и Политбюро Центрального комитета (G8). Естественно, такой «расклад» не мог всех устроить и одним из ответов стало формирование БРИКС – группы крупнейших «стран, которые быстро развиваются».

Таким образом, внутри двадцатки крупнейших экономик образовались две группы, между которыми существует очевидный конфликт интересов: ведущие страны западного мира, «золотого миллиарда», заинтересованы в сохранении статуса не только экономического, но и политического, идеологического лидера современного человечества с оставлением за собой и «прилагающихся» к этому статусу экономических преференций, а «быстроразвивающиеся» страны обоснованно считают доминирование Запада несправедливым и стремятся к реформированию сложившейся мировой и политической системы в своих интересах.

Достаточно близки к БРИКС цели и задачи еще одного формата – Шанхайской организации сотрудничества, которая изначально создавалась как организация регионального сотрудничества в Центральной и Средней Азии, но постепенно расширила свою «компетенцию», а с официальным присоединением к ней Индии и Пакистана (еще две страны, Монголия и Иран, имеют статус наблюдателей) стала мощнейшим региональным альянсом, в странах которого живет почти половина человечества и входят три из шести крупнейших экономик мира.

Уверен, совсем неслучайно саммиты G7 и ШОС проходили совершенно синхронно (ведь обычно наоборот: организаторы стремятся развести резонансные события, дабы не затмевать друг друга). Организаторы последнего, «китайские товарищи», очевидным образом вложили в такое «совпадение» понятный символизм: показать, что G7 давно уже не «мировое правительство», есть и другой центр силы, причем наращивающий мускулы, в отличие от дряхлеющего Запада. И на фоне, безусловно, самого конфликтного в истории саммита «семерки» им это вполне удалось.

До 2014 года Россия была единственной страной, входившей в эти три, по сути антагонистических, объединения (БРИКС и ШОС против G7) и, наверно, бесконечно так продолжаться не могло (а какое из них для России более естественно – достаточно очевидно). Ведь «гибридная» агрессия против России, инициированная США, началась задолго до украинских событий (да и они были лишь частью этой кампании): «список Магницкого», вселенская «трагедия» Pussy Riot и т.д. «Аннексия Крыма» была достаточно веским, но все-таки лишь поводом, а не причиной исключения России из G7.

Нынешние же заявления Трампа также нечто большее, чем просто троллинг своих партнёров по G7. Здравомыслящая часть истеблишмента западных стран понимает, что без России собственно Запад становится слабее, что в назревающем глобальном экономическом и политическом «переделе» Россию лучше иметь союзником или хотя бы обеспечить её дружественный нейтралитет. «Ни один серьезный международный конфликт невозможно решить без участия России», – говорил еще два года назад по тому же поводу тогдашний министр иностранных дел ФРГ, а ныне президент Франк-Вальтер Штайнмайер.

Только, похоже, Россия, наученная «опытом ошибок трудных», окончательно определилась со своим геополитическим позиционированием.

Игорь Скрипка,