Американские уроки демократии для таджиков, киргизов, казахов и узбеков
Автор – Игорь Ротарь
Cо 2 июля в Сирии введена в обращение банкнота с портретом действующего президента Башара Асада. «Конечно, их дело, суверенное государство. Но зачем? Мы пытаемся доказать миру, что Асад – пусть и авторитарный, но просвещенный правитель, наименьшее зло. А он копирует Саддама и Каддафи. Лишает аргументов и элементарного желания его защищать. Неужели в Дамаске и в стоящем за ним Тегеране всё так запущено? Видимо, да. Обидно. Почему обидно? Да потому что все равно противники Асада еще хуже», – написал на своей страничке в Фейсбуке известный журналист-международник из «Коммерсанта» Максим Юсин.
В американском городе Сан-Диего, где я сейчас живу, очень много беженцев из Сирии и Ирака. В основном, это христиане, бежавшие от резни у себя на родине. Забавно, но при диктатурах этим людям ничего не угрожало: Садам Хусейн и Башир Асад защищали права религиозных меньшинств, а в Сирии была даже создана специальная программа по поддержке арамейского языка, поскольку на нем говорил Иисус Христос. Оценки беглецов из этих арабских стран о происходящем на их родине до удивления похожи: да, и Садам Хусейн и Башир Асад – диктаторы, но «в наших странах по другому и нельзя, сейчас стало только хуже».
– Садам Хусейн был тиран, но при нем существовали определенные «правила игры», и я знал, что, если буду им следовать, то моя жизнь будет в безопасности. Потом нас якобы «освободили» американцы и настал хаос, «правила» исчезли, и убить тебя могут в любую минуту. Нет, уж при диктатуре, как-то было спокойнее! – делится со мной наболевшим бывший учитель английского из Багдада, а ныне продавец небольшого магазинчика в Сан-Диего.
Сирийская и арабская коллизии напомнили мне мой собственный опыт работы представителем одной западной правозащитной организации в Центральной Азии. До этой поездки я часто бывал в этом регионе и даже писал статьи о появлении «демократического пояса», образованного странами «гор и ледников» (имелись в виду Таджикистан и Киргизия). Одним словом, я твердо верил, что моя правозащитная деятельность поможет в скором времени «оцивилизовать» Среднюю Азию, сделать ее подобием Европы.
Увы, после знакомства с реалиями мой идеализм «дал трещину». Выяснилось, местные оппозиционеры и правозащитники ничуть не лучше (если не хуже), чем те диктаторы, с которыми они боролись. Подавляющая часть этих борцов за справедливость были обеспокоена лишь получением гонораров с Запада. Так, во время судебных процессов над исламистами в Узбекистане западные правозащитники давали около $ 10 за копию приговора. И вместо того, чтобы как можно быстрее передать эти документы огласке, их среднеазиатские коллеги прятали эти документы друг от друга, чтобы самолично обменять обличающие документы на вожделенные доллары. Безусловно, среди местных борцов за справедливость попадались и честные люди, но доля таких была удручающе низка.
Кроме того, среди cреднеазиатских диссидентов было очень много людей с мягко говоря, неадекватным поведением. Так, лауреат премии Human Rights Watch и самый известный и популярный на Западе узбекский правозащитник 90-х годов прошлого столетия использовал адресованное ему письмо от узбекских властей в качестве туалетной бумаги, а затем факсом послал этот «ответ» отправителю. Однако несколько лет назад этот борец за справедливость жестоко обиделся на Запад за то, что он стал иметь дело и с другими правозащитниками, и немедленно перешел на сторону властей. Cвято место пусто не бывает: и сейчас наиболее известная узбекская диссидентка не только имеет справку от психиатра, но и сама признает, что у нее определенные проблемы с психикой.
Интересно и судьба бывшего председателя не признаваемого Ташкентом Независимого союза журналистов. Этот молодой человек жил (и отнюдь не платонически) у себя на квартире с малолетними беспризорниками. Когда же его посадили, то весь западный мир просто захлебнулся от возмущения: все были уверены, что храбрый и принципиальный репортер невиновен, а власти мстят ему за его профессиональную деятельность. Благодаря титаническим усилиям американских дипломатов «узник совести» скоро был освобожден и оказался в США. Однако после нескольких дебошей и контактов с полицией храбрый правозащитник разочаровался в американской действительности. Он стал распространять в интернете сообщения о бесправной фашистской Америке, подозревал, что ЦРУ вставило ему в мозг специальную машинку, жаловался на США английской королеве и просился домой (денег на билет у него просто не было).
К слову сказать, западные правозащитники, работавшие в Средней Азии, были очень хорошие и честные люди. Но их идеализм граничил с крайней наивностью (правильне сказать, они были просто зазомбированны прим. РуАН): они искренне верили, что весь мир должен жить по тем же правилам, что за века сложились на их сытых благополучных родинах. Если честно, их мессианство и безапеляционная уверенность, что все должно быть как у них, меня раздражали. Это были типичные, если использовать терминологию братьев Стругацких, «прогрессоры». Только менее умные и глубокие, чем герои фантастического романа советских фантастов.
Кстати, и у этих, в целом, хороших людей, похоже, были изъяны. Есть подозрения, что защищать они были готовы только своих. Так, как-то я захотел дать заметку о нелестном, нарушающем права человека, поступке чиновника американского посольства в одном из государств региона. Увы, ее отклонили: не наша тема. Несколько лет назад киргизские власти не пустили в республику постоянно проживающего здесь десятки лет с семьей (имеющего квартиру!) политолога с российским паспортом. Отказ во въезде (де-факто домой), объяснялся тем, что ученый писал нелестные вещи о киргизских властях. Я уже из США связался с одним из занимающихся Киргизией западных правозащитников, но тот мне ответил, что они не собираются защищать политолога, так как он «совсем не демократ». Это была правда, к слову сказать, и я отнюдь не разделял взгляды этого человека, но какая разница — если в данном случае он пострадал (и серьезно!) за свои убеждения?!
Возможно, не в последнюю очередь, именно особенностями местных диссидентов и объясняются неудачи построения демократии в Центральной Азии. Так, в начале 90-х государством с наибольшими свободами в регионе был Таджикистан. Здесь (и только здесь) даже была легализирована Исламская партия возрождения Таджикистана. Увы, очень скоро это демократия плавно переросла в гражданскую войну, унесшую около 50 тысяч человеческих жизней. В начавшейся резне «красные» воевали против союза исламистов и демократов. При этом «провинившиеся» кишлаки вырезали (вместе с женщинами и детьми), не только «коммунисты», но и сторонники западных свобод.
Президент соседнего Узбекистана не уставал повторять, что таджикская смута – прямое следствие предшествующих ей политическая свобод, но я не верил этому диктатору и убеждал себя в том, что в Таджикистане лишь произошла трагическая случайность, а в других странах региона демократия принесет стабильность и благополучие.
По иронии судьбы в Киргизии – другом среднеазитском форпосте демократии – я стал как раз жить в «эру революций». С момента первой «тюльпановой» (по другой версии «урючной») революции, свергшей президента Аскара Акаева, политическую ситуацию в республике предопределял диктат толпы.
Помню, что накануне каждого митинга владельцы частных домов в Бишкеке ставили на окна решетки, поскольку в эти дни город заполняли толпы полупьяной сельской молодежи, и ходить по улицам становилась небезопасно.
Я часто бывал в Киргизии на митингах и могу с веренностью утверждать, что большинство демонстрантов (часто пьяных) даже в общих чертах не могли объяснить, против чего они протестуют. Их невежество было легко объяснимо: значительная часть из них бунтовала за денежное вознаграждение. В республике даже была популярна шутка: «Новая туристическая услуга для иностранцев: «Хотите посидеть в президентском кресле – нет проблем! Заплатите несколько десятков тысяч долларов, и мы специально для вас организуем небольшую революцию!». Такса за «работу участником митинга; была ничтожной – всего $ 8−12 в местной валюте, так что, действительно, позволить себе «организовать» революцию мог даже и не слишком богатый человек. А вот в Украине те же услуги стоили значительно дороже: многие участники Майдана получали сто долларов в день плюс оплату гостиницы. Правда, справедливости ради, стоит добавить, что процент «идейных» на митингах в «незалежной» был значительно выше, чем в Киргизии.
С начала перестройки в Киргизии возникли так называемые «нахалстрои» – самовольные поселки на захваченных землях на окраине Бишкека и других крупных городов. Здесь живут полуграмотные киргизы из глубинки. Они и являются основной массовкой частых киргизских революций – тем более что в ходе каждой революции появляется шанс «хапнуть» еще больше дорогой земли, которую, глядишь, новый президент и узаконит в благодарность за помощь в свержении старого.
Я наблюдал этот процесс сразу же после второй, антибакиевской революции. Зрелище было довольно жуткое. Вооруженная мотыгами полупьяная толпа захватывала чужие автомобили прямо на улицах Бишкека. Машины набивались под завязку: люди сидели на их крышах и даже в багажниках. «Революционеры» ехали громить дома турок-месхетинцев. А вскоре после этого, «революционная справедливость» распространилась и на юг республики: здесь началась массовая резня узбеков.
Меня наверняка назовут за эти слова «противником демократии» и «защитником диктаторов». Нет, это не так. Я живу в США и вижу, как достаточно органично действует демократическая система в американском обществе. Но одно дело Северная Америка, и совсем другое – Киргизия с Узбекистаном.
«Запад есть Запад, Восток есть Восток». У меня нет твердой уверенности, что киргизский хаос полезнее узбекской диктатуры, как бы ни были отвратительны ее проявления. Я не знаю, что лучше: оказаться в тюрьме лишь за то, что ты молишься пять раз в день – или быть убитым толпой «демократических» уголовников, которым приглянулся твой кусок земли.
В Средней Азии я не только открыл для себя, что демократия «хороша не для любого климата», но и сумел посмотреть на Россию глазами западных дипломатов, политиков и правозащитников. Дело в том, что я работал в международной команде и общался в основном с иностранцами, внедряющими «западные ценности» на просторах бывшего СССР. Меня воспринимали за своего и, наверное, говорили откровенней, чем с «чужим» российским журналистом.
Как-то в беседе с представительницей HumanRights в Ташкенте я обмолвился, что жизнь в СССР давала народам Средней Азии и определенные плюсы – например, получение хорошего образования. Увы, я тотчас же был обвинен в расизме и имперских амбициях. «Еще скажите, что вы строили школы и больницы!», – заявила мне разгневанная женщина.
Подобные стереотипы характерны не только для американских правозащитников, но и политиков. Похоже, в США совершенно искренне считают, что для жителей региона будет лучше, если влияние России в регионе будет сведено к минимуму. Интересно, что американские дипломаты в Средней Азии предпочитают учить не русский, а язык титульный нации, хотя в реальности – по крайней мере, пока – русский в регионе позволяет говорить с большим количеством людей, так как кроме титульного народа (к слову сказать, среди казахов и киргизов очень много русскоязычных) на нем говорят и национальные меньшинства. Однако, как мне объяснили работники посольства, они не сомневаются, что вскоре русский в регионе уже не будет нужен. При этом мои собеседники считали, что не произойдет ничего страшного, если все русские квалифицированные специалисты покинут Среднюю Азию – их «готовы заменить индусы и пакистанцы».
Еще более я убедился, что на Западе несколько особое отношение к России, когда переехал в США. Отношение к русским, как к народу в этой стране вполне доброжелательное, а вот России местная политическая элита традиционно не доверяет. Так, на Западе считается нормальным, что Великобритания и Франция считают свои бывшие колонии зоной своих жизненных интересов, однако восстановление влияния России на пространстве бывшего СССР воспринимается не только как очень опасное, но и не допустимое.
Во многом такое отношение связано с тем, что время холодной войны оставило больший след в сознании американцев, чем у советских людей. И это объяснимо. Если советская пропаганда не могла допустить даже мысли, что американским солдатам удастся вступить на советскую землю, то в США тема нашествия «красных» обсуждалась часто и основательно. В американских школах даже «репетировали» налеты советской авиации. По команде учительницы «Русские!» дети должны были успеть залезть под парты.
При этом не стоит думать, что недоверие к Москве объясняется «империализмом ужасного Путина». Точно такое же отношение к нашей стране было и при демократе Ельцине, фактически безоговорочно выполнявшим все требования Запада. Так, в 1996-м, когда Чечня де-факто, но не де-юре, была независима, меня пригласил прочитать лекции в Вашингтон один уважаемый советологический фонд. К своему удивлению я заметил, что в своих статьях члены организации называют чеченскую столицу не Грозный, а Джохар (именно так ее называли тогда сепаратисты). Когда же я заявил коллегам, что такое наименование возможно лишь в том случае, если Вашингтон признал независимость Чечни, мне ответили, что «поскольку русские – агрессоры, мы берем то название, которым пользуются борцы за свободу».
Мои среднеазиатские и американские «прививки» несколько изменили мое восприятие мира. Когда США начинает «строить демократическое общество» в очередной Мумба-Юмба, то мне хочется смеяться и задать вопрос: «Ребята, вы это серьезно?». А вот политика США на Украине, как раз очень логична: напомним, что Збигнев Бжезинский писал, что, потеряв Украину, Россия уже никогда не будет сверхдержавой.
По-другому я воспринимаю и российские реалии. Когда ругают «страшного диктатора» Путина, то мне хочется ответить: «Да, это просто возмутительно! Ведь у России вековые традиции демократии, и, вдруг, совершенно, неожиданно – в один день – все кончилось!».
Цветные революции технологии
Цветные революции. Оранжевая революция на Украине. Технологии манипулирования массовым сознанием
