Рассказывал знакомый: служит у них в полиции один старлей. Однажды вечером после трудового дня зашел он в местный бар. Там случайно познакомился с одной девицей. Та пригласила его к себе на ужин, намекнув, что она отлично готовит завтраки.

Старлей еще тот ходок и, не вдаваясь в глубокие разговоры, с энтузиазмом принял предложение.

Как прошла ночь, история умалчивает, но наутро, часов так в 7, с диким испуганным воплем дамочка будит старлея и сообщает, что в полуметре от входной двери стоит ее муж и нервно жмет на кнопочку звонка.

Штаны, рубашка, ботинки и куртка живо и неаккуратно были натянуты по пути от кровати до окна. Дело нехитрое, уже отработанное.

Стояла зима, снега в тот день намело по уши. Бабулька с утра вышла выгулять свою собачку. К ней пристал местный хмырь-алкаш, но не хилых габаритов… Вцепившись в рукав её зипуна нахраписто канючил малую толику денег на опохмел. Бабка, ясен пень, понимая, что не отмотаться и не вырваться голосит — 'Милиция, мать твою, помогите!'

Вдруг из окна 3-го этажа, сверкая кокардой и матерясь матом, прям в сугроб ныряет мент.

Бабка в ауте, стоит рот проветривает.

Старлей, вылезая из снега, быстро врубается в ситуацию и тут же вбивает бича башкой в обледенелый асфальт, попутно спрашивая у старушки — 'Мать, не сильно долго-то ждала милицию?'

В это время муж той девахи, войдя в квартиру, смекает, что что-то тут не так.

Видя у дивана мужской, явно не свой, валяющийся носок и незакрытую балконную дверь, пулей шныряет на балкон и видит, как внизу мент укладывает оземь какого то орущего матом кренделя.

С мыслями, что мент, приняв прыгуна за крадуна, потому его и пакует, муж бежит по лестнице вниз, возликовав, что есть вариант впервые осуществить возмездие. Так как такая ситуация в этой семье оказывается не в новинку, но за отсутствием тела супруга всегда выкручивалась. А тут фарт припер.

Тело в наличии и зафиксировано. Вылетая из подъезда, он с разбегу пытается засадить ботинком скрученного чела по башке, но, поскользнувшись, со всей дури пинает по черепу мента.

Мент с мыслью — 'Б%%%ь, не проканало, он просек и все видел' делает кульбит из положения 'стоя раком' в позу 'лёжа раком на спине' и попутно погружается в звенящую темноту.

Внезапно обретший свободу бич, вскакивая с земли размазывая сопли с кровью из разбитого носа, видит, как ему думается, своего обидчика — какого-то фраера в криво напяленной шляпе и очечках, с вылупленными глазами и придурошно-счастливой кривой улыбкой на ипле, — со словами -'Ах ты падла, защитник туев!' рубит того не пропитым, оставшимся со спортивной молодости хуком, в глухой нокаут.

Не успев решить, пнуть или два раза пнуть, для контроля, поверженного врага, слышит откуда-то сверху бабий вопль, поднимает свою расквашенную харю к источнику звука.

Так и не успев понять, что за черная точка, отделившаяся от балкона, так разрослась в размере, что заслонила небо, потерял сознание.

Бабка, не успевшая офуеть от мобильности полиции, но офуевшая от калейдоскопа появляющихся непонятно откуда мужиков и падающих бездыханно, грохнулась в глубокий обморок, причем, падая, своей головой практически убила своего уже давно и жутко обосравшегося от всей этой чехарды и мата мопса.

Точка.

А точка эта… короче, с точкой попутно такая хня произошла…

Пропаленная супружница, усравшись от вида своего разъяренного ботаника, и глядя, как он с криком — 'Урою пи@ара!' вылетел из квартиры, метнулась на балкон.

Сверху она видит лишь раком стоящего мента и бабку с выпученными глазами с истерично срущим мопсом на поводке.

Тут из подъезда вылетает со сбитой набок шляпой её домашний пинчер муж, который с разгона пинком по башке тушит лейтенанта.

Охинев от этакой невиданной его прыти она врубается, что муж сейчас, в эйфории, если продолжит карательную акцию, раскрутится на срок и осознавая, что хоть как-то его надо остановить, хватает стоящую на балконе эмалированную кастрюлю с квашеной капустой и булыжником внутри для гнёта, не успев всмотреться, что там счас внизу, дико вопя, швыряет кастрюлю в сторону стоящего внизу мужика, есно, не успев понять, что стоит уже не тот.

Приехавшая милиция и скорая так и не разобралась в последовательности и мотивах происшедшего. Бабка и деваха молчали, как индейцы в плену у конкистадоров. Деваха с умыслом, бабка от навалившейся амнезии. Остальные искренне ни хрена толком не могли вспомнить.