Помогать бедным и слабым приходам и монастырям не принято.

На днях мне попалась любопытная информация: игуменья одного бедного монастыря из Ленинградской области (на границе с Карелией) написала прошение своему архиерею с мольбой не отнимать у монастыря подворье в Санкт-Петербурге, которое, по неофициальной информации, собирается забрать патриархия. (Подворье сельского монастыря в крупном городе — это храм, доходы с которого идут на монастырь и в котором рулят монахи/монашки, а не настоятель — в таком храме «настоятелем» фактически является игумен/игуменья монастыря, а все священники просто несут функцию «главного по кадилу».)

Питерское подворье для этого бедного монастыря является, согласно прошению игуменьи, не просто важным, оно — средство выживания, приносящее 80% дохода. Без него монастырь вынужден будет бороться за то, чтобы не замерзнуть зимой без отопления. Обитель находится в труднодоступной местности, паломники ежедневно валом не валят — в общем, спасите-помогите, не лишайте куска хлеба и вязанки дров.

И в этом прошении не было бы ничего удивительного, если бы оно не стало достоянием гласности: сестры монастыря даже дерзают обращаться к общественности, простодушно надеясь, что огласка поможет им спасти подворье. Хотя любой, кто мало-мальски знаком с порядками в РПЦ, знает, что «вынос сора из избы» в ситуации противостояния с патриархией будет истолкован только в минус тому, кто дерзнул уповать на свободу слова. Наверняка скоро игуменья каким-либо способом получит на орехи за «бунт» против начальства, за «непослушание и несмирение».

В 2008 году была издана книга «Плач третьей птицы» некой Монахини N. Как потом оказалось, автором является игуменья Барятинского женского монастыря в Калужской епархии Феофила (Лепешинская). В то время эта книга, довольно смело рассказывающая о внутренней жизни русских монастырей (да и вообще о монашестве в целом), стала откровением. Например, там были такие строки:

«Уже имеются безобразно разбогатевшие, по разным причинам, монастыри, но наотрез не принято делиться с бедными, деревенскими, трудовыми обителями; просят у мирских, даже, может, бандитов, но и в голову не придет обратиться к собратьям, да ведь и не дадут: «С ума сошла!» — ответил один архимандрит просительнице-игуменье; отказывают и с мотивировкой: «Мы на братском собрании приняли решение никому не помогать».

Такова суть внутренних отношений в РПЦ последних десятилетий. Люди, плохо знающие эту специфику (да даже и многие прихожане), вполне искренне уверены в таких вещах, услышав о которых священники или монахи, работники приходов, воскресных школ, семинарий и т.п. могут только горько усмехнуться.

Например, некоторые твердо уверены, что зарплату священникам платит государство (как в Греции), ну, или, по крайней мере, патриархия (епархия). А храмы все поголовно строятся или тем же государством, или спонсорами, или опять-таки патриархией/епархией. И очень удивляются, узнав, что обычно все совсем не так.

Как же устроена финансовая жизнь РПЦ (в самом упрощенном, усредненном варианте — не берем ситуацию с мегапроектами типа кафедральных соборов или реставрации древних монастырей, подпадающих под «наследие ЮНЕСКО»)? Устроена она очень просто: односторонняя труба снизу вверх — без вариантов, за редчайшими исключениями.

Каждый приход платит в епархию налог под названием «епархиальный взнос». Касательно налогообложения в разных епархиях есть вариации. Например, приход может быть обязан платить 10% своего дохода в епархию. Или 20. Или больше (не раз приходилось слышать, что в некоторых епархиях архиереи настолько круты, что забирают до 70–75% дохода храма).

Бывает, что приход платит определенную сумму вне зависимости от прибыли, порой эта сумма слишком высока для бедного деревенского прихода (но это никого наверху не волнует). Или с прихода берутся суммы на определенные нужды помимо епвзноса: на семинарию, на строительство собора, на содержание архиерейских подручных — иподьяконов и протодьякона.

Кроме этого каждый приход обязан закупать на фиксированную сумму продукцию для своего обихода (свечи, лампадное масло, кагор, утварь, иконы, книги) на епархиальном складе по той цене, которая назначена на этом складе (накрутки бывают и 25%, и 50% — да сколько захочет епископ). Если лет 15 назад с этим было проще и приходы могли изловчаться и покупать товар где-то на стороне, подешевле, то в последние годы строго требуют выкупать только продукцию общецерковного завода «Софрино» (которая чаще всего низкого качества, но высокой цены). Происходит это потому, что каждая епархия должна, в свою очередь, выкупать софринский ширпотреб, обеспечивая одну из важнейших статей доходов патриархии.

Разумеется, каждая епархия также платит и свой денежный взнос «чистыми» в Москву.

Но на этом приходские расходы не заканчиваются. Например, в период правления патриарха Кирилла произошла реформа по разукрупнению епархий (якобы для того, чтобы епископы стали «ближе к народу»). Если раньше епархия по размерам совпадала территориально с областью, то теперь в каждой области насчитывается от двух до четырех мини-епархий. Соответственно, епископов стало на такое же количество больше. И у каждого из них такие же аппетиты, как и у архиерея целой области, — каждому нужна резиденция, авто высокого класса, дорогие облачения, личная утварь, покрытая золотом и драгоценными камнями, личная обслуга. Платить за все это вынуждены те же приходы, вот только их в новой, уменьшенной епархии стало в два–четыре раза меньше, а значит, епархиальный налог на их плечи увеличен в такое же количество раз, если не еще больше.

А ведь эти архиереи еще и приезжают служить на приходы. Если раньше архиерей областной епархии мог приехать на дальний деревенский приход (а приходов в епархии могло быть и двести, и триста, и больше) раз в год или в пять, то теперь они стали приезжать на приходы аки баскаки (сборщики дани Золотой Орды) — несколько раз в год. А значит — надо встречать, устраивать роскошный обед, оплачивать хор и «архиерейскую сволочь» (по выражению Н.Лескова) — протодиакона и иподьяконов и, разумеется, вручать конвертик «в благодарность за службу». В этом конвертике может быть сумма от пяти–десяти (нижняя планка) до… ну, трудно сказать, но с крупного храма может быть, наверно, и сто тысяч рублей, и больше.

А на такие службы «с архипастырским визитом» епископ может ездить два-три раза в неделю. Подсчитайте теперь суммы из конвертиков, которые он кладет себе в карман. Плюс у архиерея есть высокий оклад (минимум от ста тысяч рублей и выше). Плюс — в его руках все деньги епархии, и никто и никогда не спросит с него отчета за их использование (лишь бы вовремя рассчитался с патриархией). Плюс — несколько раз в год приходы собирают деньги на подарок владыченьке — к Рождеству и Пасхе, к именинам и дню рождения (не путайте — это разные дни), ко дню хиротонии (поставления в епископы). Все приходы скидываются на общую сумму минимум в несколько сотен тысяч рублей, а порой и в несколько миллионов. Пять раз в год.

А вот обратно деньги не возвращаются практически никогда. Нет, бывает, когда настоятель приходит к епископу и просит помочь деньгами на строительство храма, и, бывает, некоторые архиереи даже дают. Но потом эти деньги обычно надо будет возвращать в виде увеличенного епархиального налога.

Итак, вычтите все расходы обычного прихода — от епархиальных взносов до приема архиерея, вычтите оплату коммунальных услуг, зарплату священника, хора и работников храма, вычтите суммы, необходимые на регулярный ремонт и содержание храма, и вы поймете, что настоятель среднего городского прихода — это чаще всего человек с невысоким уровнем дохода, а настоятель сельского храма или рядовой священник городского храма — с низким уровнем дохода.

Конечно, если это честный священник, который не путает свой карман с приходским.

И такая ситуация в РПЦ повсюду: верхи живут в роскоши, низы — в нищете. Между ними есть тонкая прослойка середнячков. Но принцип остается: помогать бедным и слабым приходам и монастырям не принято. Только бедные между собой порой взаимодействуют и делятся чем могут.

Поэтому и жизнь у церковных мышей такая убогая — потому что некоторые коты зажрались.