Его считали чудаком, шутом, гением. На дверях своей комнаты он вывешивал объявление: «Я дома. У меня срочная работа. Я никого не принимаю и даже не разговариваю через дверь». Но разве это чудачество или шутка гения?
В шерстяных чулках, с тростью и трубкой
Один из самых загадочных писателей первой половины ХХ века в России Даниил Иванович Ювачёв, взявший псевдоним Хармс, родился в Санкт-Петербурге 30 декабря 1905 года в семье бывшего революционера-народовольца. Его отец Иван Павлович Ювачёв служил на флоте, там проникся революционными идеями, был арестован, четыре года провёл в камере-одиночке, затем был отправлен в ссылку на Сахалин, где пробыл 15 лет. В одиночке с ним случилась метаморфоза – активный революционер превратился в православного проповедника, обратившись к Богу.
Вернувшись из ссылки, Иван Павлович женился на девице Надежде Колюбакиной. Сына назвал в честь пророка Даниила. «Это самый дорогой для меня пророк, – писал Иван Павлович. – Он олицетворяет суд Божий». Сына Даню и дочь Лизу отец воспитывал в строгости. В возрасте десяти лет Даня поступил в немецкую школу «Питершуле», где в совершенстве изучил немецкий и английский языки. Образование с немецким уклоном оказало большое влияние на становление личности будущего литератора. «Подросток Ювачёв учится не очень усердно, – отмечал в отчёте классный педагог. – Увлекается мистикой и восточной философией». Это соответствовало действительности. Со школьных лет одна из самых любимых прогулок Дани в Санкт-Петербурге – к буддийскому храму.
После окончания школы Даниил Ювачёв продолжил обучение в Электротехникуме, но был отчислен за отсутствие активности в общественной работе. «Я не подхожу классу физиологически», – сделал он вывод. С тех пор он зарабатывал на жизнь исключительно литературным трудом и превратился в Даниила Хармса. Случилось это в 1924 году. Даниил Хармс сразу стал полной противоположностью Дане Ювачёву. Если Даня Ювачёв был робок и многого боялся, то Даниил Хармс воплощал собой экстравагантность и эпатаж. «Хармс не делает искусство, он сам по себе является искусством», – замечал близкий друг поэта Александр Введенский. В социалистическом Ленинграде каждое появление Хармса на Невском проспекте было событием. Долговязый, похожий на англичанина, в кепи, шерстяных чулках, с тростью и трубкой – это напоминало выход героя на сцену в театральной постановке. «Не знаю, почему все меня считают гением, – с юмором замечал Хармс. – Куда не покажусь, всюду показывают пальцем и шепчутся».
Гений выступает с чтением стихов. Вступает в «Орден заумников», организованный Александром Туфановым. А в 1925 году знакомится с участниками поэтическо-философского кружка чинарей, в который входят Александр Введенский, Леонид Липавский, Яков Друскин, который впоследствии так объяснял это название: чинари – от слова «чин» в значении духовного ранга. Впрочем, были и другие версии происхождения этого слова, например, от древнерусского слова «творить». Введенский и Хармс так подписывали свои произведения: «чинарь – авторитет бессмыслицы» и «чинарь-взиральник».
В это же время в его жизнь входит Эстер Русакова, первая жена. Её детство прошло в Париже, где жили родители-политэмигранты. Эстер – 17 лет, Даниилу – 19. Хармс придает этой любви мистическое значение. В дневниках он называет Эстер звездой, «окном, в которое виден рай». Однако вскоре открылось, что внешней привлекательности недостаточно, миры их не совпадали. И всё же их брак продлился десять лет, но всё это время они то расставались, то сходились вновь. «Эстер чужда мне как рациональный ум, – записывает Хармс в дневнике. – Она не причём, женщина как женщина. А я так, какой-то выродок». Несмотря на внешнюю яркость, в глубине души он по-прежнему не уверен в себе, считает, что себе и другим приносит только несчастья. По-английски harm значит вред, ущерб, страдание. Ему и отец советовал сменить псевдоним, – мол, с ним вечно будут у тебя неприятности. Но он не сменил, по-французски charm значило обаяние, шарм. Ему это нравилось. К тому же даже по мелочам он постоянно обращался к Богу. «Всё, что меня интересует в жизни, – это юмор и святость, – признаётся он в дневнике. – А ещё … чудо. Есть ли чудо, вот вопрос, на который я хотел бы услышать ответ». Для верующего человека – странный вопрос.
«Мы – не пироги!»
Внешне Хармс демонстрировал уверенность. Он даже взял на себя роль лидера. В 1926–1927 годах он пытается организовать литературную группу, объединить «левых» писателей и художников Ленинграда. «Академия левых классиков» – так называется его детище. С этой идеей он приходит к директору Дома Печати Н.П. Баскакову. Бывший троцкист, тот хорошо знает настроения в верхах власти и настоятельно советует не использовать в названии новой организации слово «левые».
Так рождается ОБЕРИУ – Объединение реального искусства. В него вошли Даниил Хармс, Александр Введенский, Константин Вагинов, Игорь Бахтерев. Самым знаменитым событием в истории «обериутов» стало выступление в Доме Печати, названное «Три левых часа». Объявления были даны заранее. Зал не мог вместить всех желающих. Хармс читал, стоя на шкафу. Во втором отделении шла его пьеса «Елизавета Бам». Это было грандиозное представление с участием фокусников и танцоров. Успех был ошеломляющим. Вместо трёх часов представление продлилось до утра, так как зрители не желали расходиться и горячо обсуждали увиденное.
В это же время Хармс и его товарищи начинают активно печататься в детской литературе. Островком свободомыслия в Ленинграде той поры была детская редакция Лениздата, которую возглавлял Самуил Яковлевич Маршак. Она располагалась на шестом этаже Дома книги. Издавались детские иллюстрированные журналы «Чиж» и «Ёж». Сотрудничали Шварц, Олейников, Житков. С подачи Николая Олейникова редакция привлекает к работе обериутов – Хармс получает возможность печататься и зарабатывать на жизнь литературным трудом. Это был почти триумф. Но он же стал и началом конца обериутов. Советская власть шутовское поведение не приветствовала. Уже в 1931 году очередное выступление обериутов в университетском общежитии на Мытнинской набережной обернулось провалом – публика оказалась настроена враждебно. В газетах появились статьи «о провокационной сущности шутовских лозунгов вроде «Мы – не пироги!» в период массовой коллективизации».
А в сентябре 1931 года появилось постановление ЦК ВКПб «О необходимости навести порядок в детской литературе». Детская редакция Лениздата была разгромлена. Маршак бежал в Москву. Хармс был арестован 10 декабря 1931 года на квартире одного из приятелей. В это же время были арестованы Введенский, Туфанов, Бахтерев. Готовился большой процесс о вредительстве в детской литературе, который, по счастью, не состоялся. Все арестованные согласились подписать подготовленные признания – отправиться на Соловки никто не хотел, только Хармс повёл себя смело. Всегда панически боявшийся драки и даже больших собак, он неожиданно дерзко заявил следователям, «что всегда мечтал, когда рухнет советская власть». На этот раз отделался тремя годами ссылки, да и то позднее срок сократили вдвое. За Хармса хлопотал отец, «бывший народоволец». Чудачества сына Иван Павлович осуждал, творчество его не принимал, подарил томик Хлебникова с надписью: «Моему чокнутому сыну дарю книгу такого же чокнутого поэта». Сына, однако, он любил.
Ссылку в Курске Хармс и Введенский отбывали вместе. Посылки от родителей спасали от голода, но от постоянного недоедания оба получили туберкулёз. Оптимистичный Введенский знакомился с местной жизнью, Хармс же, напротив, вёл жизнь затворника, только изредка ходил на почту отправить и получить письма. Так как внешнего облика в ссылке изменить он не пожелал, то стал предметом повышенного любопытства местных жителей, мальчишки сопровождали его гурьбой, едва он показывался на пороге, и это его сильно раздражало. Он вообще не любил детей, «просто не выносил их, – вспоминала в книге «Мой муж Даниил Хармс» его жена. – Для него они были – тьфу, дрянь какая-то. Его нелюбовь к детям доходила до ненависти. И эта ненависть получала выход в том, что он делал для детей. Но вот парадокс: ненавидя их, он имел у них сумасшедший успех. Они прямо-таки умирали от хохота, когда он выступал перед ними. Почему же он шёл на эти выступления? Почему на них соглашался? Он знал, что он притягивает к себе детей, вообще людей вокруг, что они будут вести себя так, как он захочет. Он это всегда чувствовал. И вот такая необъяснимая штука – при всей ненависти к детям, он, как считают многие, прекрасно писал для детей, это действительно парадокс».
По возвращении в Ленинград Хармс за несколько дней обошёл пешком весь центр города, навещая знакомых. Встреча с Эстер на серебряном юбилее свадьбы её родителей оказалась холодной, разлука окончательно отдалила их друг от друга. В 1937 году Эстер Русакова была арестована НКВД и погибла в лагере.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
