Криминальная обстановка в европейских городах обострилась. Теракты, преступления и правонарушения всё чаще совершают беженцы из горячих точек. Об этих людях неустанно говорят в СМИ, но только не о правонарушениях, а об «успешной интеграции» мигрантов в цивилизованную европейскую жизнь. Более того, в некоторых странах Европы, например, в Германии, уже несколько лет действует негласное правило: замалчивать преступления, которые совершают «жертвы конфликтов на Ближнем Востоке». Почему такое происходит?
Злая немецкая ведьма
Несколько лет, живя в Германии, я работала в службе помощи беженцам. Контактировала с ними ежедневно и владею информацией из первых рук. Но сначала – две совсем свежие истории, которые поведали мне знакомые немцы.
– Уже много лет я хожу в ближайший к дому супермаркет. Приглянулась мне в нём одна кассирша – Мартина. Мы часто с ней болтали, – откровенничает Штефан, мой знакомый житель Дармштадта. –ÂÂ Но недавно я заметил, что Мартина пропала. «Уволилась моя любимая кассирша?» – спрашиваю у её коллеги. «Нет, – грустно отвечает та. – Как-то раз в наш супермаркет зашли три арабских парня. Набрали полные сумки продуктов и, не расплатившись, вышли из магазина. Мартина побежала следом, требовала заплатить. Один из парней, не говоря ни слова, вонзил ей нож в живот. И они убежали. Мы, конечно, узнали в них беженцев из Эфиопии, они живут здесь неподалёку. Но когда вызвали полицию, офицеры приказали нам «забыть это дело» и никому не рассказывать, чтобы не вызывать в немцах ненависть к беженцам. Преступники на свободе, они продолжают разгуливать по городу.
Продавщица взяла с моего приятеля слово, что тот никому не расскажет о трагедии.
– Подвыпивший беженец недавно забрался в сад к моей соседке, старушке фрау Гербер, и давай топтать её грядки, – рассказывает по «скайпу» Вильгельмина, моя подруга из Гельдерна. – Фрау Гербер может за себя постоять, а уж за свой сад – тем более! Схватила швабру и накинулась на беженца. Так её все соседи обвинили в жестокости: бедного парнишку, который перенёс столько испытаний, бежал с войны, – поколотила злая ведьма! Весь городок единогласно оправдал и пожалел хулигана. А старушка Гербер стала изгоем.
– Если преступление совершили немцы, их судят по немецким законам. Но если преступники беженцы, то мы пытаемся замять дело, – откровенничал как-то другой мой немецкий приятель, полицейский. – Почему? – Потому что иначе нас обвинят в национализме и даже фашизме. Нас, немцев, очень легко в этом обвинить. В Германии много этнических преступных групп. Есть целые районы, куда полицейские в одиночку даже сунуться боятся. А с беженцами ещё хуже! Наша толерантная пресса тут же будет защищать «психически травмированных» беженцев. Найдутся либеральные политики, которые любое дело перевернут так, что в итоге все скажут: в Германии ущемляются права национальных меньшинств! Так что мы не суёмся, чтобы не оказаться крайними.
Безвозмездная помощь
Толпы ближневосточных и африканских мужчин появились в Европе в 2013-м. До этого беженцы тут тоже проживали, но не в таком огромном количестве. Сейчас в одной только Германии, по официальным подсчётам, – более миллиона беженцев. И это лишь те, кто живёт в стране легально, получает документы, жильё, пособие. Нужно ли говорить, что деньги на это идут из кармана послушного немецкого гражданина, чьи налоги сильно увеличились за последние годы.
Я стала свидетельницей того, как огромная армия беженцев изменила жизнь одного крошечного городка – Грос-Умштадта, в котором я жила, работала и по мере сил вливалась в общественную жизнь, была членом организации социально активных горожан. Раз в месяц мы собирались в актовом зале, обсуждали проблемы городка, организовывали праздники. Нередко на наших собраниях присутствовали представители мэрии.
И вот в сентябре 2014 года бургомистр пригласил активных грос-умштадтцев на собрание.
– На днях к нам прибыло шестьдесят переселенцев из горячих точек, – сообщил он. – В ближайшее время прибудет ещё около ста. Пока их поселили в социальном доме, но там тесно. Мест не хватает. Нужны отдельные квартиры. Надо ухаживать за беженцами, интегрировать их в немецкую жизнь, ходить с ними по врачам. Некоторые из приехавших больны. Они пережили психическую травму. Кто согласен заняться этой работой в свободное время? – обратился бургомистр к согражданам.
В Грос-Умштадте всего 8 тысяч жителей. Свободного жилья крайне мало. Беженцев поселили в огромном заброшенном доме, предварительно сделав в нём ремонт и снабдив необходимой утварью. А для некоторых мэрия сняла квартиры. Немцы вообще любят помогать бедным и обездоленным. Все они откликнулись на призыв бургомистра и подставили плечо бедолагам.
– Я – учительница на пенсии. Могу преподавать беженцам немецкий. И ещё учить их вести домашнее хозяйство, – говорит полная пожилая немка. – У меня магазин техники. Могу подарить беженцам несколько микроволновок, кофеварок и утюгов, –ÂÂ предлагает свою помощь мужчина средних лет. – У меня музыкальная студия. Буду заниматься с ними музыкой в свободное время. И привлеку к этому своих друзей-музыкантов, – восклицает парень с длинными волосами, весь в татуировках. – У меня богатый урожай яблок. Привезу им полный грузовик. – У меня подвал завален вещами, которые остались после смерти родителей. Отдам всё! – Буду по воскресеньям устраивать с ними велосипедные прогулки по окрестностям.
Многие были готовы помогать уже завтра. Тут же решили на чердаке местного замка организовать пункт раздачи одежды для беженцев, создали группы, отвечающие за их досуг, обучение и интеграцию. Повторюсь, что всё это совершенно бесплатно. Из благих побуждений. С немецким упорством и дисциплинированностью.
– Нам повезло родиться в благополучной стране, мы не знаем, что такое голод. И поэтому не имеем права игнорировать чужое горе – это мнение я слышала из уст самых разных немцев очень много раз.
Особое задание
–ÂÂ Фрау Гатцемайер, а к вам у меня особое задание, – обратилась ко мне одна из заместительниц бургомистра. – Среди прибывших беженцев – семья из России. Вы ведь говорите по-русски? Будете отвечать за эту семью, помогать и обучать немецкому языку. – Какие ещё беженцы из России? – удивилась я. – Да не всё ли равно! – возмутилась моя шефиня. – Люди пострадали от режима! Их притесняли на родине! Им нужна помощь. Вот и помогайте, раз знаете русский!
На следующий день я отправилась к старому двухэтажному особняку, обнесённому живой изгородью. На пороге меня встретил хозяин, старик немец.
– Дом у нас большой. Нам с женой хватает первого этажа, – признался он. – И второй мы решили отдать несчастным людям, пострадавшим от российского тоталитаризма.
Старик был глуховат и передвигался с палочкой. Он с огромным трудом поднялся со мной по лестнице. На втором этаже меня встретила молодая женщина в косынке.
– Как хорошо, что вы говорите по-русски! – обрадовалась она. – Скажите старику, чтобы показал мне, как пользоваться плитой и как включается стиральная машина!
Россиянка Нарине с двумя детьми младшего школьного возраста бежала в Германию из села на Ставрополье. Как она рассказала, в России её притесняли по национальному признаку. Мне не терпелось узнать подробности этих притеснений, но женщина отмахивалась: «Было так ужасно, что не только говорить, но и вспоминать о жизни в России неприятно».
На собрании в мэрии нас предупредили: говорить с беженцами об их трагическом прошлом не стоит, чтобы не травмировать ужасными воспоминаниями. «Если с ней случится истерика после моих вопросов – меня в жестокости обвинят», – подумала я. И узнавала историю Нарине постепенно, воссоздавая картину по мелким деталям.
В Германии ей выдали банковскую карту, на которую поступало пособие. Квартирка была полностью обставлена и оборудована по последнему слову техники. Её детей, Карима и Мину, я отвела в начальную школу. И стала связующим звеном между семьёй Нарине и немцами. Часто мне приходилось разговаривать с учителями её детей. Выяснилось, что 10-летний Карим и 8-летняя Мина не умеют держать ручку и не знают, что такое тетрадка.
– Мои дети никогда не ходили в школу, – переводила я речь Нарине удивлённым учителям. – Мы жили в глухой российской деревне. Ближайшая школа – очень далеко. Несколько часов идти через лес. А автобусы редко ходили. Поэтому мои дети не могли учиться в школе. – А магазин в деревне был? – спросили немцы. – Зачем нам магазин? У нас были корова, куры, огород. Муж – мастер на все руки… Я даже деньги в руках всего пару раз держала.
Мы занимались с ней немецким и гуляли по магазинам, в которых она держалась слишком свободно для женщины, которая «деньги всего пару раз держала». Она понемногу рассказывала мне свою фантастическую историю. И я засомневалась: а не сочинила ли она всё это ради получения статуса беженца в Германии?
Нарине езидка, это небольшая народность курдского происхождения. Родилась в Ставропольском крае, в маленькой деревне. Когда исполнилось 19, влюбилась, но отец был против женитьбы. Вместе с женихом Нарине убежала из дома и с тех пор родных не видела. Жила с мужем в крошечной деревне: печка, колодец, своё хозяйство.
– На зиму мы просто закрывали окна полиэтиленом, чтобы было тепло, – рассказывала моя беженка.
И вот однажды случилось страшное.
– В нашу деревню пришли скинхеды. Ворвались в дом. Стали избивать мужа. Он только успел крикнуть: «Бегите через окно!» Я с детьми спряталась у соседки. А мужа скинхеды убили.
Чем больше Нарине рассказывала о своей жизни в России, тем меньше я узнавала свою Родину.
Сразу же после убийства мужа в деревне появилась симпатичная женщина, которая предложила Нарине получить в Германии статус беженки в связи с дискриминацией на национальной почве. Эта женщина, чьи имя и должность Нарине категорически не помнила, собрала нужные документы, и уже через две недели Нарине с детьми прибыла в лагерь беженцев в Гисене.
По мельчайшим деталям, которые иногда всплывали в рассказах, я поняла, что муж Нарине то ли задолжал кому-то крупную сумму, то ли был связан с наркоторговлей. Полагаю, «добрая женщина» подсказала Нарине, что убийц надо называть «скинхедами», хотя, скорее всего, речь идёт об обычной криминальной разборке. Но, оговорюсь, что это лишь моя версия.
Все немцы молчаливо делали вид, будто верят истории о смерти мужа от рук русских националистов. И считали бы преступлением даже усомниться в словах несчастной вдовы.
Женщине без мужа нельзя
– Как пользоваться банковской карточкой? Что за порошки мне принесли соцработники? Как найти в телевизоре русский канал? А езидский канал есть? Мне не нравится вкус местной воды, скажи им, пусть приносят воду в бутылках! – я покорно переводила немцам все требования Нарине. – Скажи, что нам нужен компьютер. И интернет в смартфоны! И новый пылесос. Наш – старый, плохо работает. Детям нужны роликовые коньки! Запиши нас в бассейн!
Немецкий Нарине давался с колоссальным трудом, поэтому общение с прочими жителями для неё было крайне сложно. Зато дети с удовольствием ходили в школу и уже через пару месяцев приобрели множество друзей.
Нарине не комплексовала из-за незнания языка. Мы часто ходили с ней на всевозможные немецкие праздники и чаепития, где её гостеприимно принимали местные жители. Многие, узнав, что она мать-одиночка, приносили подарки.
Вскоре у Нарине проснулось горячее желание ходить по врачам, благо для неё это бесплатно. Мы обошли с ней почти всех гинекологов, и Нарине никак не могла выбрать подходящего. Однажды она заявила: – Завтра едем во Франкфурт. Там есть очень хороший гинеколог, который говорит на русском. – Как ты узнала?
Оказалось, что с первого дня пребывания в Германии Нарине ежедневно разговаривает по телефону с местными езидами. И теперь у неё сотня родственников.
Как-то под Рождество мне позвонила учительница.
– Нарине с детьми пропала! Уже второй день их нет в городке! Дети не ходят в школу!
Я позвонила Нарине и выяснила, что та уехала в Дюссельдорф к своим сородичам-езидам. По приезде она призналась: – Женщине без мужа нельзя! Я мужа ищу. Здесь мне хорошо, но муж нужен. Только моей национальности, чтобы мы всегда понимали друг друга.
Она уже познакомилась с парой кандидатов. «Ничего себе, – думала я, распивая с ней кофе. – Полугода не прошло, как овдовела».
Как пользоваться унитазом?
Пока я нянчилась с Нарине, другие социально активные немцы ублажали прочих беженцев. На собраниях в мэрии мы обсуждали нашу непростую деятельность.
– Спустя неделю в квартирах у беженцев засорилась канализация. Оказалось, многие не умеют пользоваться унитазом, – выносила вопрос на обсуждение активистка – учительница на пенсии.
Было решено развесить в туалетах инструкции в картинках.
– Вся техника вышла из строя. Новые дорогие кофеварки испорчены. Беженцы кипятили в них молоко! Мы виноваты, – ругали себя немцы, – надо было сначала научить беженцев пользоваться современными устройствами.
– Многие игнорируют занятия немецким языком. Я вынуждена ходить по комнатам, будить их и созывать на уроки, – жаловалась старушка-преподаватель. – Катастрофа с вещами, – спокойно докладывал лётчик на пенсии, волонтёр Олаф. – Мы собрали тонны самых разных вещей, а беженцы пришли и разобрали всё что надо и что не надо! Давайте установим правило: не более трёх вещей в одни руки.
Уже к зиме беженцы вольготно разгуливали по старинным улочкам, курили на скамейках в парках. Несколько раз я видела, как они толкали перед собой украденные из супермаркетов тележки. В соседнем городке Дибурге открылся социальный магазин, где беженцы отоваривались бесплатно. Нарине туда пару раз ездила, но ей там не понравилось. Жаловалась, что продукты не первой свежести.
Только молодые
Каждое воскресенье беженцы и местные жители, желая лучше понять друг друга, собирались в актовом зале местной протестантской церкви. Пили кофе, ели пирожные, пытались разговаривать. Кстати, Нарине на этих встречах оказалась одной из немногих женщин. Ведь из горячих точек в Германию бежали в основном мужчины – молодые, здоровые, сильные.
– Где вы оставили своих жён и детей? – на смеси разных наречий спрашивала я беженцев. – Почему сами уехали, а матерей оставили умирать на войне?
Молодые арабские мужчины прекрасно понимали меня, когда я объясняла им, как пользоваться смартфоном, но этот вопрос оказался выше их понимания. Они делали вид, будто никак не возьмут в толк, о чём я.
– Мы должны подробнее узнать об их прошлом, – сказала как-то я на собрании волонтёров. – Зачем? – возмутилась моя руководительница. – Разве ты помогаешь им не от чистого сердца?
Видя, что многие беженцы разлагаются от безделья, однажды на собрании я предложила придумать для них какую-нибудь работу.
– Молодые сильные мужчины целыми днями играют в нарды. А мы развлекаем их, как клоуны. Может, стоит занять их чем-нибудь полезным?
Оказалось, это абсолютно невозможно. По закону беженцы не имеют права работать. Ведь в Германии достаточно немецких безработных, и работу в первую очередь должны получать граждане страны. Беженцы не могут занимать бесценные рабочие места, даже должность уборщика.
Я уехала из Германии в 2015-м, но иногда беседую по «скайпу» с бывшими коллегами и знакомыми. Все утверждают, что гости прижились в городке. Некоторые стали понимать немецкую речь.
– В целом всё спокойно, – рассказывает мой немецкий приятель. – Очень хорошо интегрируются в немецкую жизнь дети беженцев. Вот только я свою дочь из школы теперь встречаю на остановке. Потому что мы немножко опасаемся этих горячих арабских мужчин.
Подавляющее большинство немцев уверено, что как только закончится война, беженцы вернутся на родную землю, к своим семьям. Что касается моей Нарине, то я уверена в обратном. Думаю, она уже вышла замуж в Дюссельдорфе.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
