В 2014 г. во Франции вышла книга «Киндафрика. Китай, Индия и Африка создают завтрашний мир» Ж.-Ж. Буало и С. Дембински. Трудно сказать, приживётся ли термин «Киндафрика», объединяющий Китай, Индию и Африку — скорее всего нет, уж слишком разные миры втиснуты в него. Однако оперативно-эмпирически термин «Киндафрика» можно использовать в качестве окуляра или, как сказал бы Айзек Азимов, для «взгляда с высоты» на три поднимающихся блока, демографический и экономический (по крайней мере, Китая и Индии) вес которых действительно будет играть всё большую роль в судьбах мира вообще и Постзапада, Pax Occidentalica в частности. По мнению авторов книги, в 2030–2050 гг. эта роль (разумеется, если не случится глобальной катастрофы) во многих отношениях станет решающей.

Споры вокруг «Киндафрики» — хороший повод взглянуть на три составляющие её части. При этом имеет смысл пристальнее взглянуть именно на Африку (речь идёт об Африке к югу от Сахары, т.е. о «чёрной», негритянской, неарабской или, как её ещё называют, «подсахарской» Африке), поскольку о Китае и (в меньшей степени) об Индии и так довольно много пишут. Африка же нередко оказывается «не в фокусе». Это неправильно. Во-первых, Африка — это ресурсная база значительной части мира на вторую половину XXI в., а потому её потихоньку начинают прибирать к рукам заинтересованные структуры («вторая колонизация»); во-вторых, демографические и иные процессы, развивающиеся в Африке в сторону социальной безнадёги, чреваты проблемами, как минимум, для Западной Европы. Пока её осваивают главным образом арабы, но рано или поздно по мере ухудшения африканской ситуации в Европу рванут «лишние», «нерентабельные» люди чёрного континента, и есенинские строки «Чёрный человек! Ты прескверный гость!» приобретут для западноевропейцев практическое значение. Так что про нынешнюю Африку уже сейчас, перефразируя П. Ершова, можно сказать: «Много, много непокою принесёт она с собою».

Западноевропейцы и американцы в XIX–XX вв. своими действиями в Азии и Африке разбудили лихо и теперь имеют дело с отдачей. Именно так — «Отдача» («Blowback») назвал свою книгу американский аналитик Ч. Джонсон, признанный специалист по Японии и вопросам антипартизанской войны. Под отдачей он имел в виду, помимо прочего, волну политического насилия, направленную против Запада со стороны афро-азиатского мира в первой половине XXI в. в ответ на то, что колонизаторы натворили в этом мире в ХХ в. Демографический кулак — вот что подносит афро-азиатский мир к европейскому носу.

Согласно прогнозам, в 2030 г. численность населения Китая составит 1,5 млрд, Индии — 1,5 млрд, Африки — 1,5 млрд (при этом две страны, Нигерия и Эфиопия, вместе обеспечат 400 млн чел.), а в 2050 г. население Африки может достичь 2 млрд. Иными словами, уже через полтора десятка лет половина человечества будет жить в «Киндафрике», причём основная масса этой половины, особенно в Индии и Африке, будет представлена молодёжью — в отличие от стареющего и численно сокращающегося населения Европы.

Здесь, однако, необходимо отметить, что традиционная оценка численности Китая (и Индии) некоторыми оспаривается. Одни, например, покойный А.Н. Анисимов, считают, что эта оценка занижена и Китаю надо добавить миллионов 200. Другие, как недавно опубликовавший в интернете свои подсчёты В. Мехов, полагают, что численность населения Китая и вообще всех так называемых демографических гигантов Азии завышена и в реальности существенно меньше. В частности, население КНР, по мнению В. Мехова, не 1 млрд 347 млн, а в лучшем случае — 500–700 млн. Во-первых, подчёркивает он, точных демографических данных нет, все данные носят оценочный характер. Исторические данные разнятся на десятки миллионов. Так, по одним данным, в Китае в 1940 г. было 430 млн, а по другим — 350 млн в 1939 г. Во-вторых, по мнению В. Мехова, азиаты хорошо поняли, что численность населения — это их стратегическое оружие, а потому заинтересованы в завышении цифр. В 2011 г. доля городского населения КНР впервые перевалила за половину — 51,27%. Если учесть, что население крупнейших городов КНР — 230–300 млн чел., то, пишет Мехов, по этой логике получается, что население Китая — 600 млн, никак не более 700 млн. С Индией то же самое: 75 млн живут в 20 крупнейших городах. А где ещё миллиард? Если он есть, то плотность населения — 400 чел. на 1 кв. км. Согласно статистике, 70% индийцев живут в деревнях, т.е. 75 млн — это 30%. Выходит, численность населения не более 300 млн.

Мне есть, что возразить на эти подсчёты, однако в данном случае для меня главное — обратить внимание на них и предоставить читателю возможность подумать самому, я же далее буду придерживаться традиционной оценки.

Было время, когда Европа демонстрировала высокие темпы роста населения: в конце Средневековья европейцы составляли 12% человечества, в 1820 г. — 16,5%, накануне Первой мировой войны — 25%. А затем доля белых европейцев в мировом населении начала снижаться. Ныне по разным оценкам она колеблется между 8% и 12% — демографическое возвращение Запада в Средневековье? Кроме того, сегодня в Западной Европе и США люди старше 70 лет составляют 25% населения, в 2030 г. их будет более 30%. Мы видим демографический упадок белой расы и её старение, в «Киндафрике» — противоположная картина.

Кстати, белые — единственная раса, чья численность постоянно уменьшается. И что-то не слышно встревоженных голосов политиков, антропологов, экологов, истерично трясущихся по поводу сокращения или угрозы исчезновения какого-нибудь вида паукообразных, рыб или эндоканнибалов племени яномами (живёт на границе Бразилии и Венесуэлы). Белых не жалко? А как же равноправие? Или мы живём в эпоху антибелого расизма? Но это к слову.

Население «Киндафрики» в начале нашей эры составляло 70% мирового населения, в 1950 г. — 45% (на них приходилось 4% мирового богатства). На 2030 г. демографы дают следующий прогноз: Северная и Южная Америка — примерно 13% мирового населения; Европа с Ближним Востоком и Африкой — 31%; «китайская» Азия (Китай, Япония, Корея, ЮВА) — 29%; «индийская» Азия (бывшая Британская Индия) — 27%. Ещё более впечатляют цифры возрастного состава когорты 15–24 лет. В 2005 г. в Китае она насчитывала 224 млн, на 2030 г. в Китае прогнозируется 177 млн — сокращение почти на 50 млн; в Индии — 242 млн, в Африке — около 300 млн (почти треть или четверть численности этой мировой когорты). И это при том, что на 2000 г. средняя продолжительность жизни в Африке составляла 52 года, в Индии — 63 года, в КНР — 70 лет.

Вообще в мире каждую минуту рождается 223 человека (из них 173 в 122 слаборазвитых странах). В 1997 г. уровень рождаемости в мире был 24 промилле, в Африке — 40. В 1997 г. 15 % родившихся в мире были африканцами, в 2025 г. их будет 22%, причём к этому времени 50% населения Африки будет жить в городах (в Латинской Америке — 70%), среднемировой показатель — 60–65%.

В то же время в демографическом плане Африка к югу от Сахары неоднородна. Специалисты выделяют в ней четыре демографические модели.

1. «Демографическая бомба». Это прежде всего Нигерия и Мали, а также Нигер, Буркина-Фасо, Гвинея, Ангола, Конго (бывш. фр.), Чад, Уганда, Сомали. В 1950 г. в этих странах проживал 90 млн чел., в 2040 г. будет 800 млн.

2. «Стабильный вариант» с некоторым уменьшением населения: Сенегал, Гамбия, Габон, Эритрея, Судан. Сейчас — 140 млн, к 2040 г. население этой группы стран должно уменьшиться на 5–10%.

3. Модель, связанная с активным воздействием СПИДа. По различным оценкам, от 25 до 40 млн африканцев ВИЧ-инфицированы, и только 0,5–1% из них имеют доступ к необходимым лекарствам. 90% инфицированных — лица моложе 15 лет. Классический случай — Зимбабве (в столице, Хараре, СПИД является главным фактором смертности 25% населения), а также весь юг Африки. За пределами этого региона ВИЧ бушует в Танзании, Кении, Кот‑д’Ивуаре, Камеруне. Однако при всём тормозящем воздействии СПИДа население и здесь будет расти, хотя не так, как в странах первой модели. В 1950 г. население этих стран составляло 46 млн, в 2040 г. прогнозируется 260 млн (по ЮАР эти цифры — 56 млн и 80 млн соответственно).

4. Модель, обусловленная резкими скачками смертности, связанными с войнами. Это Сьерра-Леоне, Бурунди, Руанда, ДР Конго. Здесь тоже рост, но опять же не как в странах первой модели: 80 млн в 1950 г., 180 млн в 2040 г.

Иными словами, к 2030–2040 гг. в Африке будет огромное количество «лишних людей», причём вовсе не «онегиных» и «печориных» — это будет другой человеческий материал. Одним из средств решения проблем избыточного населения становится миграция туда, «где чисто и светло». Тем более что для большой части африканцев работы в Африке почти нет: Африка сегодня даёт 1,1% мирового промышленного производства, а её доля в мировом ВП сократилась с 12,8% в 2000 г. до 10,5% в 2008 г.

Сегодня африканцы, используя свои этнические сети, мигрируют в основном во Францию и в Бельгию, а также в Великобританию и Италию. В 2010 г. Африка дала 19 млн мигрантов (10% мировой миграции). В последний год ХХ в. в Европу из Африки мигрировало 130 тыс. чел.; на 2030 г. прогнозируется от 700 тыс. до 1,6 млн. Впрочем, есть и другие прогнозы: от 9 до 15 млн. Если они сбудутся, то от 2 до 8% европейского населения составят африканцы. Это не так много, но дело в том, что они компактно концентрируются в крупнейших городах, и это меняет ситуацию.

Небольшая численность мигрантов из Африки объясняется просто: у африканского среднего слоя (это 60 млн хозяйств с доходом 5 тыс. и более долларов на душу населения в год) просто нет денег на эмиграцию. Ну, если уж у «мидлов» нет денег, то что же говорить об основной массе?! Ведь 50% населения Африки к югу от Сахары живут менее чем на 1 долл. в день, такие не мигрируют (вообще в мире 2 млрд чел. имеют менее 2 долл. в день). Те, кто в Африке живут на 2 долл. в день — мигрируют, но недалеко от места жительства, в основном в близлежащие города. В связи с этим даже внутриафриканская миграция не так велика: 23 млн чел. в 2000 г., к настоящему времени она увеличилась незначительно.

На своём континенте африканцы мигрируют в основном в Алжир, Буркина-Фасо, Мали, Марокко и Нигерию. В отличие от внутренних миграций Индии и Китая, внутриафриканские порождают этнические конфликты. Это понятно: Китай и Индия — целые государства, а Китай, вдобавок ко всему, по сути, мононациональное государство (ханьцы — 92% населения). На 2030 г. в Африке прогнозируется 40–50 млн внутренних мигрантов в возрасте 18–24 года. Ясно, что стабильности это не добавит.

Более спокойная ситуация с внутренней миграцией в Китае и Индии. В Китае внутренняя миграция — из деревни в город, — согласно традиционным оценкам (мне они кажутся существенно завышенными), составляет около 400–500 млн чел., причём она играет большую экономическую роль. А вот внутрииндийская миграция такой роли не играет, внутренние мигранты плохо адаптируются к жизни в новых условиях. Связано это прежде всего с мощными кастовыми и региональными идентичностями, которые в Индии намного сильнее, чем общегосударственная идентичность. Индия, как считает ряд специалистов, — это не столько целое, сколько сумма штатов. Одно из ярких отражений этого — сохранение и развитие регионального кино, которое, в отличие от Болливуда, неизвестно на Западе. Это Колливуд (Ченнаи/Мадрас) — по названию студий в Кодамбаккаме; Толливуд (от Толлигунге) в Колкате; фильмы на бенгали, телугу.

Согласно прогнозам, в ближайшие десятилетия 300 млн индийцев уйдут из деревни в город, и это станет миграционным шоком. Если учесть, что Индия — уже и так один из мировых лидеров по приёму трудовых мигрантов из-за границы, то шок может оказаться очень сильным. В Индию в основном едут люди из соседних стран, где ситуация ещё хуже, чем в Индии, — из Бангладеш и Непала (сейчас население Бангладеш 160 млн, на 2030 г. прогнозируется более 200 млн; у другого соседа Индии, Непала, — 29 млн, на 2030 г. — около 50 млн).

Индийская диаспора за пределами Индии — 25 млн (в 2010 г. они дали стране 50 млрд долл.), а если брать выходцев из всей бывшей Британской Индии, то диаспора — 50 млн. Кстати, в Индии с 2003 г. 9 января празднуют День индийской диаспоры (Праваси Бхаратия Дивас), приуроченный к дате возвращения М.К. Ганди на родину из ЮАР в 1915 г. Несколько отвлекаясь, отмечу, что, несмотря на бедность, Индия охвачена мобильной телефонной сетью. Если в 2003 г. было 56 млн абонентов, то в 2010 г. — 742 млн, а сейчас уже близко к 900 млн. Это связано с дешевизной платы: 110 рупий (2 евро в месяц), есть и совсем дешёвый тариф — 73 рупии.

Китай приветствует миграцию своих граждан в стратегически важные зоны в Африке. Здесь китайская диаспора — 500 тыс., причём половина из них живёт в ЮАР. Из 700 тыс. молодых китайцев с дипломами, покинувших страну с 1978 по 2003 г., 160 тыс. вернулись в Китай.

Сегодня аналитики всё чаще сравнивают составные части «Киндафрики» по линии образования. Прежде всего нужно отметить, что на сегодняшний день 40% нынешней мировой молодёжи в возрасте 20–25 лет получают высшее образование. В канун Второй мировой войны эта цифра была всего лишь 5%. Я не говорю о качестве этого образования, оно снижается во всём мире. Количественно же число образованных растёт — прямо по Михаилу Ивановичу Ножкину: «образованные просто одолели».

В «Киндафрике» с минимум миниморум — грамотностью — дела обстоят следующим образом: в Китае грамотных 90%, в Индии 68%, в Африке 65% — колоссальный контраст с ситуацией 1950 г., достаточно сравнить нынешнюю Индию с Индией 1950-х, знакомой нам по фильмам с Раджем Капуром («Бродяга», «Господин «420» и др.). В индийском штате Керала вообще 90% грамотных — результат того, что у власти в штате часто оказывались коммунисты. В настоящий момент Индия и Африка по грамотности находятся примерно на том уровне, где КНР была в 1980 г., т.е. налицо 30-летнее отставание.

Сейчас много говорят об «экономике знаний». По большей части, это такая же идеологическая фальшивка, как «постиндустриальное общество» или «устойчивое развитие». Достаточно взглянуть на то, как выводятся некоторые показатели «экономики знаний»: количество часов, которые обучающиеся проводят в учебных заведениях, множится на количество людей. Так, в США с 1980 по 2010 г. число лет обучения увеличилось с 1,7 млрд до 2,4 млрд, а в Китае — с 2,7 млрд до 7,5 млрд. В Африке из-за роста населения эта цифра в 2050 г. может достичь 10 млрд, и Африка по формальным показателям станет одним из лидеров «экономики знаний». Ясно, что всё это фикция — такая же, как, например, замена термина «слаборазвитые страны» на «развивающиеся». Только вот вопрос: развивающиеся как — прогрессивно или регрессивно?

В рейтинге ведущих университетов мира «киндафриканские» представлены минимально. Китайские университеты — Пекинский, Гонконгский и Циньхуа — занимают соответственно 154-е, 174-е и 184-е места в списке 500 ведущих университетов мира; в этой полутысяче есть также 3 индийских и 3 южноафриканских (кстати, более половины всех африканских студентов учатся в ЮАР и Нигерии). В первой сотне 59 университетов — американские, 32 — европейские (из них половина — британские), 5 — японские (в частности, занимающий 20-е место Токийский университет). Разумеется, уровень индийских и африканских университетов ниже, чем таковой ведущих западных, однако следует помнить, что рейтинги университетов — это не столько отражение объективной картины, сколько орудие психоисторической войны Запада. Китайцы, в отличие, например, от РФ эти рейтинги не принимают — и правильно делают. Реальный уровень англо-американских университетов, их преподавателей и студентов не так уж и высок — свидетельствую как человек, читавший лекции в далеко не худших университетах США и Великобритании и имеющий возможность сравнить их с университетами РФ, Китая, Индии и Японии (тоже далеко не худшими).

В «Киндафрике» лидер в сфере образования — Китай, впрочем, как и в сфере экономики. При этом, однако, следует постоянно помнить одну вещь. Китайские экономические реформы 1980-х годов и китайский рывок конца ХХ — начала XXI в. (главным образом на британские, голландские и в меньшей степени швейцарские деньги) во многом был проектом определённой части западной элиты. Создание в Восточной Азии производственной зоны, основанной на дешёвой сверхэксплуатируемой рабочей силе, имело целью насыщение дешёвой продукцией рынков Западной Европы и США. В отличие от советского «экономического чуда» 1950-х годов, модернизация КНР с самого начала была внешне ориентированной и органично встроенной и в планы протестантских элит Западной Европы, и в мировую капиталистическую экономику, ни в коем случае не будучи альтернативным ей вариантом развития.