Практически всю свою жизнь Даниил Романович воевал. Чаще всего он одерживал победы, но случались и поражения. Масштабным и болезненным для него оказалось вторжение монголов в его государство и необходимость борьбы с таким серьезным противником. К счастью, этот князь оказался в достаточной степени прагматичным и предприимчивым, чтобы стать хорошим учеником в военных вопросах. Более того, он смог извлечь пользу и из собственного опыта сопротивления монголам. Благоприятными факторами оказались и воинские таланты Льва Даниловича, наследника Даниила, и хоть и пострадавшее, но в целом сохранившееся богатство галицко-волынской земли. В результате этого уже в 1241 году в Галицко-Волынском княжестве начались масштабные военные реформы, которые продолжатся в правление Льва и сформируют весьма эффективное и передовое по меркам своего времени войско, которое станет гордостью Романовичей до самого конца их существования.

Старая армия Галицко-Волынского княжества была не то чтобы совсем плохой, но в новых условиях ее просто оказалось недостаточно. Базировалась она к 1240-м годам на совокупности княжеской дружины и ополчения. Дружина содержалась за счет князя, состояла преимущественно из тяжелой конницы, была его самыми верными воинами, но оставалась весьма немногочисленной, доходя до нескольких сотен. К ней, как правило, прибавлялось боярское ополчение: каждый боярин, как и европейский феодал, по зову князя приводил с собой вооруженную прислугу, пешую и конную, которая формировала «копье». Всего Даниил до нашествия Батыя располагал примерно 2,5-3 тысячами постоянного войска (до 300-400 дружинников, остальные – боярское ополчение). Этого хватало для решения мелких задач, но в случае больших войн призывалось также земское ополчение, т.е. городские полки и сельские воины-общинники. Численность армии Романовичей к 1240 году при полной мобилизации сил и средств оценивается современными историками в примерно 30 тысяч, но это при условии кратковременного созыва, и далеко не блестящих подготовки и оснащения значительной части подобного воинства, из-за чего по факту такое войско никогда не призывалось. В большинстве сражений за наследство своего отца Даниил едва ли располагал более чем 6-8 тысячами человек.

В новых условиях, как уже было сказано выше, подобного воинства оказалось недостаточно. Требовалось выставлять в поле как можно больше воинов, пеших и конных. При этом старая система впервые дала крупный сбой: из-за конфликтов князя с боярами последние все чаще отказывались приходить по зову со своими «копьями», в результате чего войско не только не росло, но и сократилось. При этом князю оставалось верным мелкое боярство, бывшее относительно бедным и неспособным самостоятельно обеспечивать свои воинские нужды. Положение спасало то, что у Даниила было много земли: даже во времена Речи Посполитой коронные земли, бывшие княжьи, после некоторого уменьшения представляли более 50% земельного фонда воеводств бывшего Галицко-Волынского княжества. Вариант действий был очевиден, к тому же нечто похожее уже применялось в соседней Польше, и потому с начала 1240-х годов в государстве Романовичей стремительными темпами начинает формироваться поместное войско, позволявшее выставлять в поле многочисленную и достаточно хорошо подготовленную конницу, верную князю. После присоединения к Польше именно эти поместные бояре, несущие службу в обмен на право пользование коронной землей и крестьянами, гармонично вольются в польскую шляхту, имея близкую с ней историю, социально-экономическую и политическую роль в государстве. Правда, поместным войском это еще не называлось, но оказалось настолько близко по характеру к тому, что было создано в Московском княжестве в XV веке, что для упрощения можно использовать этот термин.

Изменениям подверглась и пехота. Раньше лишь городские полки да дружина предоставляли более или менее боеспособных пешцев. По меркам некоторых западноевропейских стран это было много, но в реалиях Восточной Европы середины XIII столетия этого оказалось уже мало. Требовалось многочисленная пехота, способная выдержать удар монгольской степной, а, может, и европейской рыцарской конницы, — в общем, такая пехота, которая в массах появится в Европе (за исключением Скандинавии, там случай особый) спустя 100-200 лет. И такая пехота была создана! Основой ее стали общинные отношения, помноженные на постоянные тренировки: отряды ополчения собирались более или менее регулярно для учений, на что княжеская казна тратила огромное количество ресурсов. Ополченцы набирались как из числа хорошо спаянных городских общин, так и менее организованных сельских (в последнем случае набор происходил в территориально близких селах, в результате чего ополченцы, как правило, были или знакомы лично, или хотя бы имели общих знакомых в силу близкого проживания). После подготовки такие отряды проявляли хоть и не выдающуюся, но достаточную боеспособность, дисциплину и стойкость на поле боя, чтобы вместе с городскими полками представлять большую силу на поле боя. Полученная пехота уже могла держать удар конницы, как это случилось в 1257 году в сражении у Владимира-Волынского. Главной силой на поле боя она еще не стала, но в то же время позволяла целиком освободиться коннице, которая становилась инструментом для нанесения четких, выверенных ударов в нужное время и в нужном месте, в то время как пехотинцы могли держать основную массу вражеского воинства перед собой, связав его боем.

Настоящая революция произошла в области личной защиты. Здесь Даниил и Лев перенимали китайский и монгольский опыт, благодаря которому степнякам удавалось создавать массовые, дешевые и достаточно эффективные доспехи. Тяжелая кавалерия стала защищаться более крепкими типами кольчуг, а также более массово применять чешуйчатые и пластинчатые доспехи, что потребовало значительно развить галицко-волынские кузни и мастерские. Доспехи приобрели высокие воротники, развитые латные наручи и большую длину кольчуг, которые стали лучше защищать ноги всадников. Поместная конница как правило обеспечивала себя доспехами сама, в то время как пешцы получали защиту за счет княжеской казны. Для пехоты доспехи были еще проще и дешевле, по сути, сводясь к стеганкам, различным «хатагу дегел» (говоря грубо и упрощенно, это монгольский аналог стеганки с максимальной площадью защиты воина) и шлемам, причем не всегда железным. По меркам прошлых времен это был эрзац, зато им защищались большинство воинов, и такая защита оставляла очень мало открытой поверхности человеческого тела, что обеспечивало достаточную защиту от монгольских стрел и рубящих ударов. Это сыграло немаловажную роль в усилении стойкости пехоты. Впрочем, подобную защиту не гнушались приобретать и конники, которые не могли себе позволить дорогие брони дощатые или кольчуги новых образцов. Защиту получили лошади: при Данииле частичную, а при Льве – уже полную, в то время как до этого кони получали какую-либо серьезную защиту достаточно редко.

Стремительно развивалось наступательные оружие. В первую очередь это коснулось самострелов: осознав их пользу в обороне крепостей, Романовичи стали вооружать ими полевые армии, что позволило пехоте довольно болезненно огрызаться против хорошо защищенной тяжелой конницы степняков или даже венгров с поляками. Значительное развитие получила метательная артиллерия, до того неразвитая: русичи с Юго-Западной Руси быстро переняли и усовершенствовали как тяжелые осадные камнеметы, так и легкие метательные машины, предназначенные для полевых сражений.

Заметно возросла организация войск в целом, благодаря чему появилась возможность делить их на отдельные (независимые) отряды и маневрировать ими в бою. Впервые широко стало употребляться деление на крылья и резерв во время сражений. У монголов скопировали метод осуществления молниеносных маршей: во время конфликтов с поляками галицко-волынское войско однажды за сутки преодолело 50 километров вместе с легкой метательной артиллерией, заставив противника ужаснуться такой прыти.

Колоссальный прогресс наблюдался в фортификации: старые деревянные укрепления стремительными темпами заменялись смешанными или целиком каменными, которые оказались не по зубам монголам в 1241 году. В укреплении городов русичей постиг такой фанатизм, что даже соседние поляки и венгры вскоре стали характеризовать галицко-волынскую землю как очень защищенную, настоящую страну крепостей (прямо-таки Castilla de la Rus!). Помимо городов, стали появляться отдельные «столпы»: каменные башни, предназначенные для защиты узлов дорог, подходов к городам, и т.д. В мирное время они являлись пунктами охраны дорог и таможнями, в военное — превращались в настоящие крепости. Их после ухода монголов стали строить достаточно массово, хотя информация сохранилась далеко не о всех из них, а в целом виде мы ныне можем наблюдать и вовсе лишь две такие башни. В случае вражеского вторжения (включая татарские орды) такие башни, к тому же построенные на возвышенности, для осадной артиллерии могли быть и вовсе неприступными, что делало любое наступление на земли княжества весьма затруднительным.

Конечно же, все эти реформы стоили больших усилий и значительной траты ресурсов. Государство Романовичей в это время буквально жило войной; обеспечение войск новыми оружием и доспехами потребовало целой революции в ремесленном производстве, что, с одной стороны, потребовало огромного напряжения сил, а с другой – привело к значительному росту всего ремесла в Юго-Западной Руси в то время, когда в остальной Руси оно чаще всего переживало упадок. Потребовалось провести максимальную концентрацию всех ресурсов и доходов в княжеской казне, что резко привело к падению роли самостоятельного боярства, которое потеряло контроль над большинством мест «кормления» и отныне становилось служилым сословием, целиком зависящим от князя. Казна Романовичей в это время редко позволяла себе какие-то излишества, перечень сторонних расходов был сведен к минимуму; все тратилось на содержание самого сильного в Восточной Европе войска. Благодаря всем принятым мерам удалось повысить общую боеспособность войска и при нужде созывать огромное число воинов. Правда, чаще всего Даниил и Лев продолжали вести войны ограниченными силами, но при этом у них постоянно сохранялись значительные резервы и «тыл» на случай неожиданного визита гостей в родные земли, в то время как раньше во время больших походов вотчина оставалась плохо защищенной.

Галицко-волынская армия кардинально преобразилась и представляла собой очень серьезную силу на поле боя, способную противостоять даже куда более богатой Венгрии. Сам облик армии переменился: из-за активного использования доспехов степного типа в 1253 году, когда Даниил вторгся на территорию Чехии, местное население приняло русское воинство за монголов; монголами же назвали и дружину короля Руси во 1260 году, когда та на стороне венгров сражалась с австрийцами. Ничего плохого на тот момент в этом не было: органичный сплав военных традиций степняков, Китая и Руси оказался чрезвычайно эффективным. Уже в начале XIV века Владислав Локоток, король Польши, будет писать папе римскому Иоанну XXIII о том, что галицко-волынское войско – непобедимый щит Европы на пути татарских орд и недооценивать его не стоит. С учётом того, что лишь оно стояло между землями самого Локотка и степняками, эти слова заслуживают внимания, а то и доверия.

Именно столь многочисленное и эффективное войско позволит Романовичам после нашествия Батыя выживать в той сложной политической обстановке, которая сложится в Восточной Европе после 1241 года.

Продолжение следует…