Неведомый мор

18 ноября 1095 года во французском городе Клермоне начался знаменитый церковный собор, ставший вестником первого крестового похода. А.Н. Майков в своём стихотворении описывает это событие как нечто грандиозное: «Блеснуть оружьем и конями / В Клермон нагорний притекли / Богатыри со всей земли…»

На самом деле всё выглядело гораздо скромнее, а уж повод для собора был и вовсе прозаичен. Францию и часть Европы уже несколько лет преследовали неурожаи, народ голодал, бедные рыцари сбивались в ватаги и грабили на дорогах купцов, нападая даже на хорошо укреплённые замки.

Но самое главное – в Европе объявился невиданный доселе мор. Сигиберт Жамблузский пишет, что эпидемия пришла вместе с голодом, начавшись ещё в 1090 году, и с тех пор терзала северные районы, особенно Лотарингию. О самой болезни хронист с ужасом говорит: «Многие гнили заживо под действием «священного огня», который пожирал их нутро, а сожжённые члены становились чёрными, как уголь. Люди умирали жалкой смертью, а те, кого она пощадила, были обречены на ещё более жалкую жизнь с ампутированными руками и ногами, а многие страдали от нервных судорог».

Очевидцы также утверждали, что у некоторых больных менялось поведение, они впадали в ступор или приходили в неистовство, у них начинались видения, слышались голоса, а потом приходила неминуемая смерть. Франки были в смятении, и именно поэтому папа Урбан II смог так легко уговорить их отправиться в крестовый поход на Восток. Согласно хронике Роберта Реймского, после Клермонского собора папа устроил свою знаменитую проповедь. Призывая к крестовому походу, он говорил, что «Иерусалим – пуп земли, край плодоноснейший по сравнению с другими, земля эта – словно второй рай…»

Идея Урбана II получила необычайную поддержку и среди простого народа. Желание франков уйти в крестовый поход вполне объяснимо – в их родных краях свирепствовала невиданная болезнь, порой опустошая целые области. В некоторых деревнях едва ли можно было найти хотя бы один двор, не пострадавший от последствий эпидемии. На самом деле всему виной был ржаной хлеб, заражённый грибком-паразитом спорыньёй, который ели все.

Массовое потребление ржаного хлеба в Европе началось с начала X века, и вместе с этим пришли страшные неинфекционные эпидемии эрготизма – отравления алкалоидами и токсинами, содержащимися в спорынье.

Болезнь протекала тяжело и в различных формах: гангренозной – «огонь святого Антония» или в конвульсивной – «ведьмина корча», но оба варианта не сулили больному ничего хорошего. Неизвестный очевидец пишет: «Вопя и стеная, люди в корчах падали на улицах. Многие, сидящие за столами, вдруг вскакивали и начинали кататься по всей комнате, подобно колёсам, другие валились с пеной у рта в припадках, третьих рвало, и у них проявлялись признаки внезапного безумия. Многие из них кричали: «Огонь! Я горю!» Те, кто не выздоравливал сразу, казалось, горели заживо. Это был невидимый огонь, отделявший плоть от костей и поедавший её».

Эпидемии происходили не каждый год. Для того чтобы спорынья накопила достаточно ядовитых веществ, нужны были особые климатические условия. Обычно вспышки болезни происходили осенью, после холодного и дождливого лета, когда выпекали хлеб нового урожая. Таким образом, вместе с повсеместным распространением ржаного хлеба эрготизм постепенно становился страшной судьбой всех европейских государств. Люди, доведённые до отчаяния, отправлялись в паломничество или шли в крестовые походы, стараясь оказаться как можно дальше от родины, ставшей могилой для их близких.

Автор: Арсений Богданов