Титан российской Эпохи Просвещения, Михаил Васильевич Ломоносов, был от природы наделен не только необычайными способностями к науке, но также недюжинной физической силой и буйным нравом. Так однажды он примерно наказал трех пьяных матросов, решивших ограбить его во время прогулки по Васильевскому острову. Вполне оправдав свою фамилию, академик от души помял грабителям носы, а одного, дабы неповадно было, сам «ограбил», отобрав одежду и оставив раздетым на улице. Кулаками и резким словом светилу отечественной науки также приходилось порой защищать свои позиции и в просвещенной университетской среде, и в борьбе с церковниками.

Против немецких академиков

Главным противоборством в жизни Ломоносова были его непрекращающиеся конфликты с Академией наук, которая на первых порах полностью состояла из иноземцев. В своих разногласиях с немецкими учеными Ломоносов уличал их не только в недостатке образования (например, в незнании латыни), но и процветающей коррупции, превратив тем самым поначалу благоволившего ему начальника канцелярии Шумахера в своего злейшего врага.

Серьезным камнем преткновения также стала так называемая «норманнская теория» становления России, развиваемая профессорами Ф. И. Миллером и Г. З. Байером. Категорически не принимая их точку зрения, что князь Рюрик был родом из Швеции, которая во времена Ломоносова была по отношению к Российской империи державой отнюдь не дружественной, знаменитый ученый не стремился «сглаживать углы» и подбирать выражения. Труды Миллера и Байера о «великой тьме невежества», царившей в Древней Руси до прихода шведов, Ломоносов подвергал жесткой критике с переходом на личности. Так, высмеивая изложенные Байером сомнения в достоверности легенды о проповеди христианства на Днепре и Волхове апостолом Андреем Первозванным, Ломоносов выразил сожаление, что рядом с Байером «не было такого человека, который бы поднес ему к носу такой химический проницательный состав, от чего бы он мог очнуться».

Немцы в долгу у Ломоносова не оставались и яростно нападали на него, стараясь всячески опорочить и выдворить из Академии. Избранный вместо Ломоносова академиком по русской истории Шлецер называл Михаила Васильевича «грубым невеждой, ничего не знавшим, кроме своих летописей». Конфликты Ломоносова с немецкими академиками нередко доходили до рукоприкладства, так что против Ломоносова было возбуждено несколько дел о «бое и бесчестии», а однажды ученый даже угодил на несколько месяцев в тюрьму. В 1763 году, по доносу  Тауберта, Миллера, Штелина, Эпинусса и других, императрица Екатерина II даже уволила было Ломоносова из Академии, но его авторитет в мировом научном сообществе был столь велик, что вскоре указ об отставке был отменен.

Противостояние с церковниками

Известен был Ломоносов и своими антиклерикальными настроениями. Сохранилась запись в исповедальных книгах 1728 года, согласно которой Михаил Васильевич уже семнадцати лет от роду проявил непокорность, «по нерадению» уклонившись от исповеди. При том, что Ломоносов считал себя человеком верующим, он отличался вольнодумством и упорно противился вмешательству церкви в научное знание, настоятельно рекомендуя «Духовенству к учениям, правду физическую для пользы и просвещения показующим, не привязываться, а особливо не ругать наук в проповедях». По инициативе Ломоносова в Московском университете из числа преподаваемых дисциплин было исключено богословие. Серьезным поводом для конфликта послужило и непризнание русским духовенством гелиоцентрической системы, за что Ломоносов именовал их «невеждами свирепыми», стремящимися погубить научную астрономию. Возмущали Ломоносова и царившие в церковной среде ханжество, пьянство, разврат, стяжательство и прочие пороки, которые духовному сану вовсе не пристали.

Вражда Ломоносова с церковниками отразилась в поэтических сочинениях ученого. Особое возмущение иерархов вызвал его антиклерикальный «Гимн бороде». Синод подал императрице Елизавете Петровне детальный доклад о нечестивой эпиграмме с требованием примерно наказать смутьяна «за неоднократные неучтивые, бесчестные и противные поступки как по отношению к академии, так и к комиссии, и к немецкой земле», приговорив его к смертной казни или, в крайнем случае, наказанию плетьми и лишению прав и состояния. А архимандрит Д. Сеченов даже потребовал сжечь великого русского ученого на костре. Сожжению требовали подвергнуть и его труды. Императрица уступила истцам, признав Ломоносова виновным, однако категорически отказалась публично наказывать академика или запрещать распространение его сочинений, ограничившись урезанием половины годового жалования и требованием принести извинения «за учиненные им предерзости».