Это предметно воплотилось в Хельсинкском
акте 1 августа 1975 года, в котором среди прочего провозглашалась
нерушимость послевоенных европейских границ. Помимо этого, был
официально признан приоритет диалога и компромиссов во взаимоотношениях
советского и американского блоками, уважения ими интересов друг друга,
по крайней мере, в Европе.
Из-за такой политики, как полагал албанский лидер Энвер Ходжа, реальна
перспектива претворения реваншистских притязаний Бонна в случае
ослабления СССР, ГДР и Варшавского договора.
Ту же позицию
высказали в сталинистской и откровенно проалбанской и прокитайской
компартии Польши, на тот момент нелегальной. Её бессменного лидера
Казимежа Мияля поддержал ряд политических деятелей других стран
Варшавского договора, не признавших критику культа личности Сталина
(подробнее см.:
«Коммунисты Восточной Европы. Они не стали «странными» союзниками»).
Тирана
и Пекин небезосновательно апеллировали к тому, что, во-первых, в
договорах начала — середины 70-х годов СССР, Польши, ЧССР и ГДР с ФРГ
нерушимость послевоенных границ тех соцстран с Западной Германией
отмечена лишь в общих чертах. Но соответствующие территориальные
положения договоров, где подробно фиксировались новые границы между
этими странами, не были подтверждены в соответствующих соглашениях с
ФРГ, хотя бы в ссылках на эти договоры, что предлагали Албания и КНР.
Во-вторых,
в тех же договорах не содержалось обязательств ФРГ отменить или хотя бы
изменить ряд статей её Основного закона (1949 г.), подтверждающих
претензии на всю бывшую Пруссию, Померанию, Судеты, часть Силезии. А
также на Австрию и на ряд регионов в Западной Европе, входивших в состав
нацистской Германии. Реваншистская суть этих статей была
проигнорирована и в Хельсинкском акте.
Так, статья 134 Основного закона ФРГ гласит:
«Имущество бывшей Германии становится имуществом Федерации и подлежит безвозмездной передаче компетентным учреждениям». Статья 135 ещё более конкретна:
«Долевая
собственность бывшей земли Пруссии», то есть включая сопредельные с
Калининградской областью районы Польши и Клайпедско-Неманский регион
Литвы, «в частных предприятиях переходит к Федерации». Но
почему именно «Основной закон», а не Конституция? Ответ можно найти в
официальном разъяснении Ведомства печати и информации Федерального
правительства (1999 г.):
«Речь идет об основах конституционного
регулирования в переходный период до воссоединения Германии. Такой выбор
акцентирует географически ограниченную сферу действия Основного
закона».Выходит, поглощение ГДР и Западного Берлина Западной
Германией в 1990 году, как полагали в Тиране, это лишь пролог,
открывающий шлюзы для означенных притязаний, когда придет время… Из-за
этих факторов тогдашние договоры с ФРГ критиковали, хотя и не публично, в
Румынии, Югославии и КНДР.
Поддержка из Пекина
При
этом Китай вместе с Албанией официально осуждал позицию СССР и
находившихся под его влиянием стран по этим вопросам. Но предложения
Варшавы, Праги, Бухареста и Восточного Берлина прислушаться к аргументам
Пекина и Тираны были отвергнуты в Москве.
В КНР и Албании
обоснованно считали, что пограничные статьи договоров СССР, Польши и
Чехословакии с ГДР (первая половина 50-х) нужно было отметить в
упомянутых соглашениях с ФРГ. И готовящийся «Хельсинкский акт 75»
следовало дополнить приложением, содержащим хотя бы ссылки на эти
документы вкупе с рекомендацией Бонну пересмотреть реваншистские
положения Основного Закона ФРГ.
«Иначе, – отмечала «Жэньминь
жибао» 14 августа 1970 года, – происходит предательство суверенитета ГДР
и ряда других стран, стимулирующее реваншистские притязания со стороны
Бонна». В КНР в сентябре 1970-го была издана на русском языке брошюра ЦК
компартии и МИДа с подробным обоснованием этих и смежных аргументов.
Албанская
и китайская пропаганда того периода утверждала, что тогдашнее
руководство СССР фактически заложило бомбу бессрочного действия под
территориальную целостность и суверенитет многих стран Восточной Европы.
Причём сделало это в угоду стремлению побыстрее договориться с Бонном
насчёт кредитно-технологической подпитки советских нефте- и газопоставок
в ФРГ и соседние с ней страны Запада.
Это, как по-прежнему
убеждены в Пекине, также может поставить под вопрос суверенитет СССР в
калининградско-клайпедском регионе бывшей Восточной Пруссии. Москва же
неизменно игнорировала позицию оппонентов. Но после распада СССР,
ликвидации восточноевропейского социализма и Варшавского договора
германский реваншизм, по крайней мере «неофициальный», стал, как
известно, более активным.
Тем более он активизировался после
официального признания руководством СССР в 1989 г. нелегитимности
советско-германских политических соглашений 1939 года. Кстати, такую
позицию Москвы успели официально осудить Румыния под руководством Н.
Чаушеску и Албания, остававшаяся сталинистской вплоть до начала 90-х
годов.
В Албании предлагали включить в повестку дня Хельсинки-75 весьма
«оригинальную» идею руководства тогда еще франкистской Испании — о
незаконном британском статусе Гибралтара; а также предложение Республики
Кипр о нелегитимности самозваной «Турецкой республики Северного Кипра».
Из Тираны было также было предложено привлечь к «Хельсинки-75»
ряд независимых государств Средиземноморья, сопредельных со
странами-участниками совещания, то есть страны Северной Африки, а также
Сирию, которые всегда имели очень крепкие связи со старым континентом.
Но тщетно. В итоге Албания и проигнорировала большое Хельсинкское
совещание.
А ведь упомянутые конфликты, и по Кипру; и с
Гибралтаром и между Сирией и Турцией, и даже испано-марокканский спор
из-за испанских анклавов в Марокко, и поныне никуда не делись. Похоже, и
в этом вопросе особая позиция тогдашней Албании не была
«безосновательной» и «излишней»?
