Игнат Ильич Беспризорнов вот уже несколько дней как не может нормально
уснуть. Навестила его подруга-бессонница, и как бы он ей ни
сопротивлялся, как бы ни проклинал её, безобразницу такую, а ничего
поделать не мог. Попал в её сети и всё тут. С возрастом это, что ли,
пришло, не понять. Только и делаешь, что полночи в потолок смотришь, а
под утро вздремнёшь немного, а уже вставать пора да за руль. Работал
Игнат в колхозе, молоко возил в райцентр.
Весь день
только и думаешь, как бы где вздремнуть, а домой вернёшься, приляжешь и
хоть бы хны. Не хочется спать, и всё. Даже не в том дело, что не
хочется, оно, конечно, хочется, и сам понимаешь, что спать надо, эдак
недолго и здоровье подпортить, а не получается уснуть, хоть волком вой.
В
эти бессонные ночи Игнат частенько раздумывал о жизни, как жил, как
живёт, как предстоит жить. Каждый раз вспоминалось что-то из прошлого, и
обязательно нехорошее. И потому Игнат частенько срывался, бранил самого
себя, свою жизнь и нахалку-бессонницу, что всего его извела.
Этой
ночью Игнат снова не мог уснуть, переворачиваясь с боку на бок. Жена
лежала рядом, отвернувшись к стене, и слегка посапывала.
– Ты
гляди-ка, зараза, что делается. Н-да, так и дураком стать недолго. Ну и
дела, – Игнат с отчаяньем вздохнул. – Ох, кошкин ты хвост.
Посмотрел на жену.
– Зин? Ты спишь? Зин? Ну ты чего, спишь, что ли? – чуть толкнул её локтем. Жена проснулась.
– Что случилось? – повернулась она к нему. – Ты чего?
– Ты спала, что ли?
– Чего?
– Разбудил, говорю, что ли?
– Представь себе, – женщина потёрла глаза и слегка зевнула. – А ты чего не спишь?
– Поспишь тут с тобой. Храпишь как паровоз.
– Ну, начинается. Сам уснуть не может, и все кругом виноваты, – Зинаида снова отвернулась к стене.
– Вот ведь что делается-то, а, и ни в одном глазу сна нет. Эх…
Жена молчала.
– Зин?
– Ну чего тебе?
– Как думаешь, может, воды напиться, глядишь усну?
– Чай, ты не икаешь.
– Может, поможет.
– Овечек считай.
– Каких овечек?
– Наших. В сарае.
– Чего? – Игнат не понял шутки.
– Представь, будто они через плетень прыгают. И считай по одной. Говорят, помогает.
–
Она тебе, овца, что, лошадь, что ли, через плетень-то прыгать? Хех, –
Игнат мотнул головой. – Вот ляпнет не подумавши. Ты хоть подумай, прежде
чем сказать. Людей-то не смеши. Овцы через плетень. Ты где овец таких
видела? Хех, удумала.
Зинаида повернулась к мужу и посмотрела на него, как обычно смотрят на дурачков.
– Ты как Ванька с соседней улицы?
– Чего?
– Чего-чего. Ничего. Тебе трудно представить, что ли? Посчитай овец и уснёшь. Люди просто так говорить не будут.
– Кто же это, интересно, такое говорит?
– Любка говорила, она в каком-то журнале вычитала.
– Любка и не такого наплетёт, только уши развесь.
–
Ты сестру не трогай. Ему помочь хотят, так нет, он ещё, воробей,
ерепениться будет, – Зинка отвернулась к стене. – Поступай как знаешь, а
меня не буди больше.
Игнат почесал затылок, посмотрел на ходики,
вздохнул. Уснёшь тут, пожалуй. Он ещё раз глянул на жену и, укрывшись
одеялом, закрыл глаза. Неужто эти овцы и правда чем помогут? Он даже
улыбнулся, но всё же представил себе, как они прыгают через плетень, и
принялся их считать. Несколько раз он сбивался и начинал заново. Но
вдруг, на седьмом десятке уже, под окном раздалось противное мяуканье и
его тут же подхватило несколько громких и столь же неприятных кошачьих
голосов. Игнат даже вздрогнул от неожиданности.
– Тьфу ты, – приподнял он голову. – Распелись тут.
Кошки по-прежнему орали под окном, звонко растягивая голосистую глотку.
– Вот окаянные.
Жена тихонько зевнула в подушку и полусонным голосом произнесла:
– Свадьбу, наверное, играют.
– Кто?
– У кошек, говорю, свадьба, наверное.
–
Я им сейчас такую свадьбу устрою! Вот возьму кочергу, выйду,
одного-другого огрею под хвост. Будут знать, как орать под окнами.
Кошки по-прежнему пели.
–
Нет, ну это невозможно, – Игнат встал с кровати, открыл окно и что есть
дури свистнул. Четырёхлапые разбежались кто куда. – Это, поди, Егоровых
глотку рвал. Этот полосатик тот ещё. Небось, под своими окнами не орут.
Вот я его завтра сапогом поглажу…
– Ложись уж, спи, надоел.
–
Вставать пора! А ты – ложись... уснёшь тут с вами, – Игнат покружился по
комнате, посмотрел по сторонам, чем бы себя занять. – Напишу-ка я,
пожалуй, Фёдору письмецо. Может, поможет чем, совет какой даст.
– Какой совет?
– Как от бессонницы избавиться. Ведь изведёт она меня всего. Он как-никак врач.
– Стоматолог.
– Стюматолог, – передразнил он жену. – А стоматолог что, не врач, что ли?
– Поступай, как знаешь. Совсем уж... Как старый дед, ворчишь и ворчишь.
– Я на тебя посмотрел бы, если бы ты вторую неделю не поспала.
– Ну чем он тебе, Фёдор-то, поможет? То не писал, не писал, а как петух клюнул, так сразу брата вспомнил.
–
Вот ты, я не знаю прям, что с тобой делать. Если я не пишу, это не
значит, что я о нём не думаю, – Игнат присел за стол, включил ночник и
принялся что-то искать глазами. – Ты ручку не видела?
– Карандаш возьми.
–
И карандаша нигде нет. Ни-че-го нет. Как всегда: не надо – весь стол
ручками усыпан, как возьмешься письмо написать – ни ручки, ни листа.
– Ну всё, забубнил.
Игнат отправился к дочери в комнату (та сейчас в городе, учится в институте) и вернулся радостный, с тетрадью и ручкой.
– В нашу больницу давно бы сходил.
–
И что председателю скажу? Не отпустите ли меня, Сергей Андреевич, в
больничку скататься, а то, мол, бессонница замучила. Может, и ничего
серьёзного нет. А я людей баламутить просто так буду. Может, всего-то
таблеточку какую надо. Как я людям в глаза потом смотреть буду. Нате,
дожили, Игнат Ильич на старости лет уснуть уже не может.
– Вот так всегда у вас, у бестолковых, и бывает. Сначала ерепенитесь, а как помирать начнёте, то врача им сразу подавай.
–
Тьфу ты! – Игнат даже слегка приподнялся со стула. – Да я что тебе,
помирать, что ли, собрался. Ну всё, скажешь тоже. Ну тебя!
Зинаида промолчала и отвернулась к стене. Игнат уселся поудобнее и принялся писать письмо:
«Здорово
будешь, брат! Как у вас там, в Горьком, жизнь продвигается? Ничего? У
нас тоже ничего. Всё по-прежнему. Всё хорошо вроде бы. Посевная
началась. Ни свет ни заря, а мы уже в поле. А вечером ещё в Дивеево
молоко вожу. Без дела не сидим, так сказать. Оксанке передавай от нас с
Зинкой по привету. Моя-то Валентина к вам не заходит? Заходить будет, ты
её там от меня поругай, мол, почему отцу с матерью не пишешь, чай,
волнуются. Мы ей тут посылку давеча собрали, отправили, а дошла или нет,
не знаем. Учится она хорошо, это я знаю, не переживаю даже, она у нас
всегда страсть как к знаниям тянулась. Мы-то с матерью свой век доживём
как-нибудь у себя здесь, а ей свет белый увидеть надо. Но ты её, Фёдор,
всё равно поругай, не дело это – отцу с матерью не писать. Она, конечно,
уже скоро приедет, летом-то, но всё равно, черкнуть пару строчек же
можно, мол, всё хорошо, люблю, скучаю…»
Игнат посмотрел на жену.
– Ну-у, засопела.
Почесал
ручкой затылок, призадумался немного и принялся писать дальше: «У меня
ведь, брат, вот ведь какая штука произошла. И писать даже как-то
неловко. Представляешь, уснуть не могу. Вот ведь как. Бессонница, зараза
эдакая, замучила. Я с ней, окаянной, скоро с ума сойду. Уже дней десять
как уснуть не могу. Я же ведь не железный. Весь день в поле, устаю как
собака, а домой придёшь, приляжешь и хоть бы хны. Ладно бы там совесть
мучила или ещё чего, никого не обманывал сроду, копейки не украл, всё
честь по чести с законом, а уснуть не могу. Моя тут сегодня отчудила.
Овец, говорит, считай, как через плетень прыгают. Ну, баба есть баба,
мозгов как у курицы, только кудахтать и могут. Слушай, Фёдор, помоги, а?
Ты всё-таки как-никак человек образованный, с дипломом, должен же
знать, как от неё, поросятины, избавиться. Может, таблетки какие купить,
не знаю прям? Ты, брат, смотри сам, если у нас здесь эти лекарства
есть, то напиши названья ихние. А если нету, то купи у себя в городе и
вышли. Вот ведь никогда не думал, что бессонницей мучиться буду.
А
ты, Фёдор, чего к нам не едешь, чего не навещаешь? Давненько, брат, не
заглядывал уже. Так что этим летом давайте с Оксанкой приезжайте,
погостите, никуда город не денется, не пропадёт без вас.Отдохнёте хоть
немного от этой суеты. Мы с тобою с утреца на прудик сходим, рыбки
половим, ну а вечером и пригубить немного можно. Приезжайте, приезжайте.
Моя всё тоже спрашивает, чего, мол, не едут. Так что давайте к нам.
Хоть душой отдохнёте.
А Васька ваш осенью как из армии придёт, тут
уж мы к вам нагрянем. А то уж я забыл, как ты у меня выглядишь. Отца с
матерью навестим. Я тем летом матери крест поменял, старый он у неё был,
прогнил весь, у отца ничего, держится ещё. Оградку им новую поставил…
Так что давайте, Фёдор, приезжайте. Скучаю. Ну, не буду прощаться. Пишу,
как обычно пишут все. Жду ответа, как соловей лета».
Игнат улыбнулся и сложил листок. Посмотрел снова на ходики. Накинул старенькую фуфайку, вышел на крыльцо.
Рассветало. Весеннее утро отдавало приятной прохладой. Игнат улыбнулся и вдохнул в себя воздух:
– Боже, хорошо-то как. Как же хорошо!
Антон Лукин
27 августа 2011 г.
Кадр из фильма "Калина красная"
Оцените материал:
ПОДЕЛИСЬ С ДРУЗЬЯМИ:
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
|
