Весенняя охота- это не просто охота, а праздник для души
Интересных и незабываемых историй в жизни каждого охотника происходит немало. Об одной из таких повествует рассказ Владимира Милевского
"Здесь дело - принципа уже!" «Да сразу, не так всё пошло! – собирались впопыхах, и сейчас несёмся к реке как угорелые!», – продолжал ныть во мне «второй» человек. Кой всегда чем-то недоволен. Коему всегда всё не так! «Ну, вышло так: надо быть завтра дома после обеда, а сейчас нам, до темноты надо донки успеть поставить, поэтому и спешим» – отбиваюсь я. «Мог бы и договориться со своими дружками, чтобы тебя подстраховали на службе: – открытие весенней охоты, только раз в году бывает» – продолжал обиженно гундосить «второй» я.
Я первый – молчал! Я знаю «второго» я. Ему надо дать выговорится. Пусть мелит языком. Пусть пострадает, поноет да перестанет! Чтобы доконать «второй» про себя – прошипел: «Всё у тебя не как у людей, всё не слава Богу!»
Я иду молча, сопя носом, выбирая правильный шаг, чтобы в ручей хитрый, листвой прошлогодней засыпанный не улететь. На спине болтается довольный рюкзак, рядом на плече свисает серьёзное пятизарядное ружо. Оно тоже, еле слышно стегнет, поддакивая «второму» человеку во мне: «Я тоже хочу настреляться вдоволь! – А туда, куда идём, там и уток не бывает!» – «Настреляешься ещё!» – успокаиваю я всех. Подходя к назначенному месту, последний раз говорю «второму» – «Я понимаю тебя мой родной. Я тоже хотел, на все три дня зарыться в тайгу на Бурею! – Но что поделаешь…карта не в масть легла: - служба есть служба!». Вроде замолк. Наверное, соглашается…
Час пешки за плечами, и я на Ургалке, там, где ручей широкий впадает. Там яма хорошая есть. Я ведь живу в Райском месте. Для тех, кто жадный до этого, и ступая на речку, про себя обычно кричит «ВСЁ МОЁ!» ему раздолье здесь. Повернутым и шизанутым на эти красоты, нам Куршевелей не надо. Нам лишь бы солнце над головой светило, и вода в реке ясным дном отдавала. Вот живая сердцевина нашей мужицкой таёжной философии, что по индексу человеческого счастья на самом высоком месте значится в жизни. Это наша отдушина и спасение! Здесь реки все в шаговой доступности.
Здесь они синими паутинками разрезают марь вечной мерзлоты и лесистые сопки между. Ну, наконец-то желанное место под ногами. Скидываю рюкзак. Вешаю ружьё. Опочки! Опочки! – хлопают ладошачки! Надо торопиться: скоро тёмным одеялом небо себя укроет и нас заодно! Надо донки быстро поставить.
Вот тебе и Опочки! А наживку – миногу - то (семидыра) оставили в гараже. «Тормоз!» – это всё из-за тебя, налетает на меня «второй», – «Сам ты - бестолочь!» – обиженно реагирует «первый». Восемь донок, что новенькие лежат в траве, с укором не стесняясь первому и второму, что спор затеяли, выговаривают: «Эх Вы! – горе рыбаки! А так хотелось ленка да налимчика за губёшки потягать своими острыми крючками» – «Чё, перебранками занимаетесь?, – дуйте в лес короеда искать, или червяка за хвост из земли тянуть», – кричит топорик маленький –походный.
Ночь уже темнотой наступает! Надо хоть одну донку успеть поставить, чтобы рыбки косточки пососать у костра яркого, вкусным смакуя. Хватаю топор и в лес. Тщетно всё! Тащу пару каких-то непонятных козявки за лапки, что под валёжиной нашёл. Они в испуге не успели от меня вредного и настырного, ноги сделать поглубже в землю. Недовольный собой, бросаю донку в яму. «Да! …Не заладился день, с самого начала – это точно!» – соглашаюсь я со «вторым» собой.
Надо срочно дрова носить. А дров-то поблизости – «ЁК!»…Народ давно всё поспиливал и порубал! Пока мыслями играл, за коими тело с ногами еле успевало, снег повалил, на ночь глядя. Надо нодью сделать: она мне обеспечит тепло и жар. Ещё успеть настил из сушняка сделать! А следом ходит «второй» я, и нудит паскудно: «Не забудь заполошенный, дров натаскать, если вдруг нодья твоя гореть не будет: – снег же валит жирными белыми бабочками, всю округу заваливая, да и мороз к ночи здесь уже будет – факт».
И вот топором, взмыленный уже махаю, как дятел, гремя на весь лес, пытаясь маленьким топориком перерубить толстенную сосну, что ветром сломало и нагнуло к земле. Топорик – то походный: – не для этих дел предназначенный. Но нам упёртым и твёрдолобым – всё одно!
Час за плечами. Обливаясь потом, тащу две тяжёлых лесины, а они упираются, видно не хотят гореть. Ночь уже накрыла тёмным сверху нас – белых, что внизу копошимся, обустраивая табор. Звёзд нет, они снегом запорошены! Донка молчит. Жаль! Рыбки не поем на ужин. Нодья еле пыхтит. Наспех перекусываю. Всё бросаю к чертям, и обиженный на весь мир и больше на самого себя, заваливаюсь на неровный, бугристый настил. Терпи спина моя горемычная, нам до утра с тобой промучится только.
Накрываюсь плащ-накидкой: высунув нос, дышу дымом вперемежку с чистым весенним воздухом. Завтра открытие охоты! БАМовцы начнут на озёрах утей дробью гонять, она и помчится в такие тихие места, где я теперь валяюсь. Так успокаивая себя, напившись кислородно-дымового коктейля, улетаю навстречу снам.
«Не ночь! А одно мучение!», - утром нытиком стонет замёрзший «второй» я. – Говорил, давай на Бурею поедем, там дров много!»... Промучившись ночь, весь разбитый, удручённый, с мешками под глазами, чумазый сижу на берегу, попыхивая цигарку и грустно поглядываю на молчаливый колокольчик.
Костёр еле дышит. Настроение на нуле! Рыбы нет, утка не летает. Хотя утро округи уже прогремело первыми ружейными бабахами! Есть не хочется. На душе одни каки!
Вдруг, одним ухом слышу знакомый шум крыльев. Мгновенно проснулся во мне тот, кто никогда не унывает, тот, в ком живёт всегда зверь, добытчик, охотник. Встрепенулись все мы вместе, и первый и второй! Засветились у всех глаза! Хвать за карамультук. Головой сильно-то не болтаем, чтобы птицу остро-зрячую не спугнуть. Одними глазами везде водим, через свисающий ивняк горную, быстробегущую воду изучаем. Сердечко, оттаяло. И желудок заурчал в предвкушении поджаристой уточке! «Нам бы кряковку в котелок бросить!», – дружелюбно беседуют два человека во мне, крадучись тихо к бережку.
А вот и уточки! Только это нырок хитрющий и шустренький. «Ох, не люблю я его!» – ноет тот «второй» во мне!». Табушок маленький, уже стреляющим утром – пуганый, головами вертит. Видно, этим в задницу с утра уже свинец пускали кругленькими дробинками. Они на стрёме, готовые в одну секунду бросить чужое место, где злой, голодный, страстный охотник за ними глаз не сводит.
Замерла в моих руках МЦш-ка…Пять патронов солдатиками, как десантники – готовы к дробовому прыжку болюче уцепиться за жирные тушки красивых птичек! «Ну, далеко же!...не достану!» – стонет мне 75 сантиметров воронёного ствола, направленного в сторону нырков. Я ему, про себя мысль пускаю: «Видишь же, кормой на воде завиляли, сейчас на крыло подымятся, – прости, у меня выбора нет!» Выцеливаю, – нажимаю курок. И следом ствол резко, из себя выплёвывает один за другим, три дробовых заряда. Выстрелы наудачу!! Все они летят в направления взлетающей птицы! Хоть и далеко, но один не спешит в небо со страху за испуганными собратьями нестись. Он подранком в воду нырнул.
«Ну, теперь давай дружок пободаемся - кто кого?!» – радостно спел возбуждённый охотник. А «второй», ехидно, с подковыркой: «А как доставать будешь Федя, вода - то быстрая и ледяная? - И забереги ещё не растаяли в теньке» – «Потом придумаем что-нибудь!», отмахивается добытчик и судорожно ищет глазами, где вынырнет подранок.
А, вот! Под тем берегом, в кустах голову показал. Опять вскидка, и туда летит сноп дроби. Но птица уже под водой. Опять глазами рыскаю по бегущей воде, свисая над берегом, держась за тонкие деревца. Самому бы не нырнуть в ледяную воду.
Ах, хитёр! Уже на другой стороне вынырнул. Бабац! Бабац! – Лязгает мой ствол, пуская громким выстрелом дроби жменьку. Но птица жить хочет, она стратегию меняет. Нырнув в очередной раз, пропадает. Бегаю по берегу: на ходу только успевая, подбрасывать в магазин патроны. «А прожорлива - то МЦш-ха! – в суетных руках, при бестолковой голове» – издевается надо мной «второй» я.
А нырок под мой берег забился и не шевелится. Он думает: двуногий зверь глаза будет вдалеке ломать об воду быструю, горную, очень холодную. Но я внимательно сканирую края всех берегов. Не выдерживают нервы у подранка. Обозначает себя – ныряет. И опять с опозданием дробь, срезая ветки и кусты, сечёт звонкими фонтанчиками по воде, не успевая зацепить беднягу. Опять спасся шельмец!
Канонада моя меня радует, хоть настреляюсь вдоволь. Столько ждал этого часа. А нырок набрав силы занырнул далеко, куда и глазами даже не доводил я. «Ну, силён чертяка!» – кричу себе и несусь уже туда пригнувшись, на ходу навскидку пуляя в него два заряда дроби. Он ополоумевший, махнув чёрно белым пером, опять под водой ищёт своё спасение.
Наконец-то «второй» человек, останавливает меня «первого», берет за грудки и кричит!: «Ты чего цирк устроил, хватит мучить себя и птицу!..... Успокойся!... выцели его спокойно, и не дёргаясь, хлопни дробью по воде и закончится это громыхающие представление». Слушаюсь его правильного. Успокаиваюсь. Беру себя в руки. Жду, ….ищу глазами на воде цель.
Опять далеко, уже ниже по течению голова показалась из воды. Это плохо! Подкрадываюсь на четвереньках, так, чтобы ближе и наверняка. Прижимаюсь к березе, ствол ходуном ходит. Хлобысь! Ну, наконец-то! Медленно закрутилась птичья голова, крылом целым по воде зачиркала. Отмучилась бедняга, испустив дух. Подхватило вода её тушку и понесло течением вперед.
«Ха!-Ха!-Ха!» – Захохотал во мне «второй».…– «Ну и как ты будешь её доставать теперь горе – охотник?» Закрутился теперь я на берегу! «А как? – Правда, а как? …заметалась на месте моя задница, ищущая всегда приключений.
«Я поплыву за ней!» – не убедительно промямлил я. «Ну тогда раздевайся! – плыви ..да побыстрей, а то она, уже далеко впереди по волнам качается» - ехидно улыбаясь, толкает на авантюру меня «второй».
Мгновенно собираю себя в кулак. Ружьё вешаю на сук. Набираю скорость по извилистой тропинки, что вдоль речки, себе дорожку людскими ножками проторила. На ходу не сводя глаз с утки, жилет- патронташ с себя скидываю, рядом с тропинкой в кусты бросаю. Несусь, аж ветер в ушах свищет. По лицу ветки хлёстко бьют. «Второй» опять мне кричит: «Смотри глаза на ветках не оставь! С головой всё делай, или ты её с ружьём на ветке оставил?» А я бегу, и судорожно бушлат расстёгиваю. И он летит уже в кусты. Следом комок, а потом и майка, на дереве повисла. Несусь, пытаясь догнать подранка. Мне хотя бы поравняться с ним, и поэтому прибавляю скорости. Все! – «верх» снял. Теперь «низ» на кустах оставлять и в траве будем.
На ходу болотник снимаю. Запнулся, автоматически глаза закрываю и кубарем лечу в кусты! Об колючий шиповник, лицо, лоб покарябал. Ничего, не сахарный! Мне утку надо достать! Здесь дело – принципа уже! Сажусь на тропинку и скидываю болотник, второй далеко сзади валяется в кустах. Подпрыгивая, дергаясь, рывками на ходу, начинаю снимать брюки, потом тёплую поддевку. Стал на штанину, споткнулся, зарываюсь в сырую землю, где еще местами снег не сошёл.
Вскакиваю, глаза сами рыщут по воде в поисках тушки. Ах, чёрт! Уже далеко уплыл. Несусь в трусах и носках. «Ну ты и их снимай дурило, кричит мне «второй»…зачем мочить …все равно здесь никого нет»…..На ходу улетает носки по разным сторонам, и трусы следом закачались на тонкой ветке куста.
Я знаю, что впереди за поворотом, должно чистое место быть. Там с Усть - Ургала народ любит заехать пивка попить, рыбку половить, или костёр пожечь. «Там на чистом тебя мы миленького, быстро плывущего и догоним!» - говорила одна правильная мысль, что просила прибавить скорость. По иголкам, по шишкам босыми ногами лечу, не чувствовал боли. Здесь дело - принципа уже! - продолжает гнать меня вперёд бесстрашная мысль.
«Это хорошо, что я разогрелся уже! Не так холодно будет сразу плюхаться в ледяную воду!» - в стремительном полёте по берегу - успокаивал себя.
И вот совсем голый, с покарябанной мордой лица, размахивая разными конечностями, взлохмаченный, чумазый, растопырив очи, вылетаю на чистое. А на этом чистом, местный дедок, древнего беззубого вида, в валенках, полушубке и черной шапке с опущенными ушами, пас лошадок маленький табун. Дед испуганно аж привстал с бревна, глядя на непонятное явление, что выпрыгнуло из леса. Лошади тоже губы нижние отвесили, перестали жевать, пытаясь понять, что за зверь несётся мимо них словно ужаленный? А я гонимый одни желанием: логически закончить это рандеву, обогнав на какие-то метры нырка, влетаю в ледяную воду, и вразмашку с криком от ледяного душа, начинаю преследовать птицу.
Сразу закоченело всё! Не закоченевшей была одна голова и кусочек серого вещества в ней, что кричало мне: – «Скорей греби! Скорей! Ещё поднажми!» И вот я бешенный - догоняю его, хватаю нырка за шею, и резко бросаю тушку назад. Но моя голова от этого ледяного шока, потеряла ориентир. И утка улетает в сторону – вперед. И опять течение играючи, подхватывает мою добычу и гонит на быстрый перекат. «Ну су! – Ну пад! – Ну га! – Ну жо!» – орали во всю глотку, в конец замершие мои два «я»...
Размашкой разрезая воду, заметил, что по берегу идет дедок, за ним тихо бредут лошади. Старик, видно как свидетель, хочет запомнить место моего последнего погружения, чтобы легче потом работалось водолазам. А я, опять борясь со страхом, молю Господа, чтобы судорога не схватила на этой стремнине, тогда конец всему! Дед-то мне не помощник!
Догоняю утку! Теперь ошибок не будет! Бросать не будем! Я зубами беру утку за шею, и как спаниель гребу с дичью во рту, пыхтя, и мыча к берегу. На берегу меня ждёт глубоко зимнего вида дед и его кони, что заворожённые увиденным стоят, не шевелятся. Наверное, думают про себя: «Не дай БОГ такого иметь в своих пастухах: – Замордует же!»
Все ждут моего выхода на сухую сцену, чтобы поговорить с этим безумцем. Меня далеко снесло вперёд. Бегу назад по камням, подпрыгиваю. Всё заледенелое, скукоженное, синюшного вида – спряталось. За шею держу нырка. Зубами выбиваю точки и тире. Дед бросается мне наперерез. Из полушубка, достает чекушку. В ней бултыхается какая-то мутная жидкость. Он ловко выдергивает бумажную пробку и суёт мне стекло. «Ч-ч-то-т-о-о э-э-то?» – танцуют мои зубы. «Пей! – не бойся! Не отравишься! Это лекарство – чтобы не заболеть?!» Я задираю бутылку вверх и кадык мой, считает глотки этого дедовского напитка. «Ну как – вещь?» - улыбаясь, спрашивает слегка поддатый дед и тут же следом как обойму досылает: «Всяких видел за свою жизнь охотников, но чтобы такого отчаянного, первый раз!» – «Не о-о-т-ча-я-нн-ого а ду-у-р-но-го!»…- в ответ стучат азбуку Морзе мои зубы. «Это ты по нему десять раз стрельнул, да?» – вопросительно глядя на бедную утку, спросил дедок. «А что, аж десять раз?» – уже чуть размякший и оттаивавший, без дефисов спросил я. «А вот сынок, посмотри на мокрый песок, я там палкой прочерки делал на бревне сидя» - улыбаясь отвечает утеплённый старичок.
«Я, услышав такую канонаду, думал уж, что худое случилося?». Дед, расстегивая полушубок от жаркого неба, продолжал: «Думаю, мож с медведем встретился человек, всякое-то бывает. Места то глухие и дикие здесь…Ёк макарёк! – а как выскочил из леса без одёжке, да ещё с мордой покарябанной, так думаю самому надо ноги двигать к дороге. Думал: – Это явно стрелок отстрелял своё, а теперь видно очередь медведя настала. Только смотрю, мои лошади не от страха сгорают, нижние губы отвесив, а от любопытства. Я - то твоей маленькой утки не видел!...Здесь я так понял, уже дело принципа, было?» – правильно рассуждал и ставил вопросы мой спаситель - старик.
Огненная, самогонная вода сделала своё дело. Вдруг запели везде птички, солнышко увидел сверху улыбающиеся, и река в яркий цветной фон оделась, играя, словно солнечными зайчиками. И кони вроде улыбаются, и тепло такое сладкое по телу разлилось. Я радуясь жизни, хвалил деда: «Что всё вроде оттаяло во мне, что конечности отошли от страшного шока, и такого холодного удара!»
«Спасибо тебе дед! – Выручил! Думаю, - не заболею!» - управляемый тёплым хмелем внутри – щебечу довольный. На прощание ещё по глотку: – «За знакомство! – За Удачу! – За таких безбашенных – как я! – За спасителей – как ты!... – что всегда при себе имеют живую спасительную жидкость!» Ах, как хорошо на душе стало, а ещё лучше телу. «Прости дедушка, я пошёл собирать вещи по берегу». – «Удачи тебе сынок!» услышал в след. С приятным мутным взглядом, пройдя этот отрезок тропинки, два раза туда - сюда, я вновь полностью оделся.
Снег растаял, на небо выползло горячее весеннее солнышко. Захотелось напиться сока березового. Подрубив толстую березку, вставив соломинку, подстелил плащ накидку и лег с открытым ртом. Утолив жажду побрёл счастливый к табору.
Землю продолжали нагревать беспощадные солнечные плюсовые градусы. Рядом приятно журчал, переливаясь и искрясь Ургал, радостно унося свои зеленые воды в объятия красавицы Буреи. В лесу, по партитурам и без, уже во всю поют - голосистые, кричат - каркающие и стрекочут – чёрно-белые -длиннохвостые. Всем Рай здесь! И тем, кто на земле лежит, и тем, кто на макушках, солнцу яркому радуются, клювом чистя пёрышки.
Принимая лечебный ультрафиолет, я лежал раздетый на настиле, закинув руки за голову. По крови живчиком гуляла сладкая приятность от дедовского лекарства. Глаза спокойно наблюдали за небом без краёв и дна. Костёр весело потрескивал: в котелке варилась утка. «Господи! Как хорошо на природе!…и как здорово просто жить!» – умиротворённо говорили друг, другу засыпая, вечно спорящие два человека во мне!
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
