Начну с притчи. Допустим, живёт в деревне работник молочной фермы, который всю жизнь сапогами навоз месит. Зарабатывает так мало, что не может купить даже подержанные «жигули». А в городе живёт молодой тунеядец, лет двадцати от роду, и не делает вообще ничего. При этом катается на «мерседесе».

Поскольку тунеядец не производит никакого продукта (смываемое в унитаз – не в счёт) – то можно предположить: его «мерседес» куплен в обмен на молоко с фермы. Молоко продаётся таким хитрым образом, что его производитель не получает с продаж почти ничего, а паразит забирает столько, что на «мерс» хватило!

Такова трудовая теория стоимости. Поскольку из двоих трудится только один, все их потребительские блага извлечены из труда этого одного. То есть молока производится немыслимое количество, столько, что на целый «мерседес» тунеядцу хватило и ещё на рестораны осталось. А производитель еле сводит концы с концами, лишь потому что у него выручка за его продукцию украдена! И если предотвратить утечку «налево» – тогда производитель заживёт так, что и в сказке не снилось…

Но всё это понимание «украденного у народа счастья» разбивается о реальную жизнь. Счастье у народа действительно украдено – однако совсем не так, как преподносит трудовая теория стоимости.

Мы видим, что производитель производит вовсе не так уж много молока. На «мерс» явно не хватит. Мы не видим этих молочных рек, которые вычерпывались бы алчущими покупателями… Покупают мало, неохотно. Низкий спрос заставляет ставить низкую отпускную цену.

Конечно, что-то у производителя ворует начальство, как без этого? Но мы видим (просто с бумажкой и калькулятором), что сказочная жизнь работника фермы не складывается никак, даже если освободить его от всех официальных налогов и неофициальных поборов, от всех посредников и т.п.

У нашей фермы, близкой к грани убыточности, нет уходящего на сторону потока! Какие-то ручейки, подпитывающие социал-паразитов, конечно же, есть, но они не имеют решающего значения. То есть «мерседес» молодого прожигателя жизни не куплен за счёт молока этой фермы.

Но как тогда? По условию задачки тунеядец не производит ничего, кроме фекалий. Значит, всё, чем он пользуется, получено извне – по законам сохранения вещества и энергии!

Мы думали, что богатства тунеядца складываются из недоплаты работнику молочной фермы, искали питающий тунеядца поток – и не нашли. Потому что искали не там…

Безумцы либеральной экономики пребывают в давно неактуальных реалиях прежнего общества, где люди производили, а правительство брало с них часть произведённого. Но такого общества, в котором низы дают, а верхи берут – давным-давно уже нет! Научно-техническое развитие и социальный прогресс давно уже привели к обратному: верхи дают, низы берут.

Верхи обладают национальным неделимым агрегатом производства благ – которыми могут поделиться (или не делиться) с представителем низов. Представитель низов не обладает никаким агрегатом самостоятельного производства благ.

Да, когда-то представитель низов с сохой или рыболовной сетью что-то производил сам, без помощи и участия верхов (правительства страны). Но только безумец может эту ситуацию натурального хозяйства экстраполировать на общество XXI века. Без организаторской роли общенационального штаба хозяйственных работ современное общество представить вообще невозможно.

Современный гражданин ничего сам по себе не производит. Он получает блага от власти, от государства – которое оценивает его в произвольном режиме, одному давая много непонятно за что (молодой тунеядец на «мерседесе»), другому очень мало непонятно почему (работник фермы без «жигулей»).

Оценка человека властью, выражаемая в денежной форме, к XXI веку целиком и полностью отвязалась от труда человека, его объективных способностей и заслуг.

Денежный мир главенствует над производственным, распределение стало гораздо важнее производства.

Молоко из нашей притчи ценно только тем, что его покупают, и ценно лишь на столько, за сколько его готовы покупать. Его производство – не вопрос. Его можно в любой момент резко нарастить – были бы деньги!

Всякую экономическую деятельность мы вправе разделить на бессмысленную и полезную. Человек, который разводит чертополох – занимается бесполезным трудом: ни себе, ни людям. Человек, который выращивает помидоры в небольшом количестве – занимается полезной деятельностью смысл: сам вырастил, сам и съел.

Человек, который выращивает помидоры в огромном количестве – занят деятельностью с условным смыслом: если у него купят помидоры, то у его деятельности есть смысл, если нет – она бессмысленна и разорительна.

Погружаясь в мракобесие либерального шаманизма, экономическая наука давно уже не объясняет людям процессы, а наоборот – затрудняет им понимание.

Первобытное человечество было окружено неисчерпаемым количеством природного сырья. Это сопровождалось крайне низкой производительностью технологических операций. Оттого главной ценностью было не сырьё, а его обработка. Инженер в экономике старого типа решал гораздо больше, чем геолог.

Обратите внимание: все архаичные политэкономические школы исходят из неисчерпаемости сырья, ресурсов. Они зациклены на обработке и распределении продукта, совершенно обходя вопрос – откуда, собственно, труд начинается. Нас учили, что труд сам по себе благо, хотя это не так.

Труд всегда имел смысл, только если он приложен к сырью. Нельзя обрабатывать ничто: и угнетательские общества строились, в первую очередь, на блокировании доступа труда к сырью.

Это правило верно для всех времён – но прогресс привёл к тому, что человеку нужен доступ не к какому-то одному ресурсу обработки, а к огромной совокупности самых разных ресурсов.

Если средневековому крестьянину нужна была одна земля, из которой он уже производил всё остальное из земли, то современному крестьянину мало одной земли. Ибо способы ее самостоятельной обработки без внешней поддержки давно канули в прошлое.

По мере развития технологий ценность безусловного, внутреннего смысла труда снижалась, а ценность условного, вменённого смысла росла. Когда производительность технолиний была катастрофически низка, продуктов было катастрофически мало, и оттого обладание продуктом само по себе было благом.

По мере рост производительности технологических линий продуктов становилось так же много, как каши в сказке «Горшочек, вари!». Продукты, как эта волшебная каша, прут из всех щелей, угрожая переработать в себя всю планету. Уже не стоит вопрос – можно ли произвести любое количество автомобилей или пшеницы – потому что ясно, что это не проблема. Вопрос стоит иначе: кто купит произведённое?

То есть современный труд не поощряет себя продуктом, возможности производства которого почти безграничны – был бы заказ! Продуктом себя сегодня поощряет разве что садовод-любитель, который сам есть выращенные им огурцы, не влезая в куплю-продажу. Современный труд поощряется оплатой. Любой труд, какие бы полезные с виду вещи он ни производил – теряет смысл без оплаты.

Что стоит за этим явлением – нам совершенно понятно. За ним стоит возрастающая ценность первичной, природной кладовой.

Если раньше вопрос стоял – как произвести продукт, а вопрос «из чего?» был вспомогательным, то с ростом производительности оборудования всё изменилось на прямо противоположное.

Например, птицефабрика-гигант, ежедневно производя миллионы куриных яиц, сводит стоимость отдельного яйца к смехотворно малым величинам. Это касается и курицы, себестоимость которой на гигантских комплексах пробивает дно за дном. Кажется, что скоро уже людям начнут приплачивать за взятую куриную тушку, потому что реально не знают – куда их девать?

Но чем ниже ценность обработки – тем выше ценность первоначального сырья. Можно сделать всё что угодно и сколько угодно – лишь бы «оплату гарантировали».

А что такое оплата? Это деньги.

Деньги – это накладная на получение со склада товара, в которой сумма проставлена, а наименование конкретного товара – нет. Единственное ограничение – чтобы требуемый товар был на складе.

Например кубометр пиломатериалов за 1000 рублей – это только пиломатериалы и ничего больше. А бумажка в 1000 рублей – это и кубометр пиломатериалов, и много ещё чего, на выбор.

Вот почему деньги нужны как воздух современному производителю, что бы он ни производил: ведь они – допуск на склад всего необходимого для начала работы!

Если ты имеешь землю, то ты имеешь только землю: у тебя по-прежнему нет доступа к технике, ГСМ, удобрениям, компьютерам и т.п. Средневекового крестьянина это бы не смутило – он понятия не имел о тракторах или минеральных удобрениях.

Современному крестьянину голая земля принесёт только убытки. Ему нужны деньги. Это как лицензия в охотохозяйстве: глухарей вокруг полно летает, но чтобы их отстреливать – нужно сперва получить лицензию на отстрел.

То же самое и деньги: их количество на руках показывает, сколько из ресурсов на данной территории ты можешь задействовать в производственном процессе. Использование денег в потребительском процессе – уже вторично: потребитель переуступает (сделкой переуступки является акт купли-продажи какого-то товара) своё право пользоваться ресурсами территории производителю.

Таким образом в современной экономике вопросы собственно производства давно отошли на второй (если не десятый) план. На первый же план вышло чуждое архаике: труду важнее всего не его продукт, а поощрение общества, коллективная поддержка производства продукта!

В большинстве случаев сам продукт вообще не имеет никакой ценности для производителя. Например, полиграфисту все равно – печатать книги Льва Толстого или рекламные буклеты.

Но если ему не закажут ничего – он не будет печатать ничего. Потому что сам по себе труд не имеет никакой ценности. Важна лишь оплата.

Современный бизнес не видит разницы между производством самолётов или памперсов. Он произведёт неограниченное количество и того, и другого в самые короткие сроки – лишь бы ему платили.

Вот и получается в итоге: рост количества и качества производства не может повышать зарплаты и уровень жизни.

Допустим, в экономике-доходяге (колониального типа, близкой к постсоветским реалиям) капитаны индустрии решили резко повысить производство. Мол давайте начнём лучше работать – и через это станем лучше жить!

Что будет в итоге? Возросшие убытки этих оптимистов – и ничего более. Они напроизводят горы продукции, которую некому покупать – ибо зарплаты-то никто не поднимал, начать решили с труда, а не с его оплаты! Эти горы нераспроданной продукции или сгниют на складах, или будут сбываться ниже себестоимости.

Чтобы жить лучше, нужно начать жить лучше (а не работать лучше). То есть национальное по духу правительство должно отсечь колониальные щупальца неэквивалентных обменов, тянущиеся из США и Европы. Повысить доходы населения – и тем создать условия для роста национального производства!

То есть вначале мы принимаем принципиальное решение дать блага людям – а потом ищем возможности для этого. Наоборот не получится. Ибо современное правительство не кормится за счёт населения, а кормит его. Времена, когда правительство-паразит кормилось за счёт населения – это феодализм, реальность позавчерашняя, и горе тем, кто этого не понимает…

Высокий уровень жизни населения может создать только его правительство. Население не может создать себе высокого уровня жизни – как не может деталь машины работать сама по себе, без соединения с другими деталями по замыслу конструктора.

Бизнес не может создать высокий уровень жизни населения (хотя охотно им пользуется) – потому что в основе бизнеса лежит экономия издержек. И если государство не создаст высоких зарплат с хорошей покупательной способностью – то бизнес их тем более не создаст.

Как вы себе представляете капиталиста, который предлагает более высокую оплату труда, чем та, что сложилась на рынке труда? Даже если он заплатит своим рабочим больше, чем платят конкуренты – он обанкротится: у него стоимость продукции станет выше…

Пусть это звучит непривычно для современного уха, но уровень жизни сегодня – это оценка человека его правительством. Принцип из натурального хозяйства «как потопаешь, так и полопаешь» больше не работает.

Как к нам относится наша власть – так мы и живём. Если она видит в нас расходный материал – то живём мы очень плохо. Нам не дают средств к существованию, а сами их взять, надеясь «только на себя» – мы в условиях развитого разделения труда можем только с кистенём на большой дороге…

Если же власть полна решимости предоставить нам средства к существованию – то она это делает, не дожидаясь роста производства и производительности труда. Ибо рост потребления, рост спроса – не следствие, а причина роста производства. Производству нет смысла расти, если некуда сбывать произведенное.

И наоборот: когда сбыт растёт – производитель обнаруживает чудеса технической и организационной смекалки, обеспечивая спрос! У производителя появляется смысл подумать, как произвести побольше…

Деньги на руках населения – это прямо или опосредованно включённые ресурсы. Вопросы обработки ресурсов – совершенно второстепенны в наше время. Если на рынке платежеспособные покупатели ждут автомобили в очереди – то произвести автомобили не вопрос! Да сколько угодно – только платите!

Но это показывает мрачное будущее экономических систем колониального типа. Если у них нет собственных денег, если они привязаны к доллару США или евро – то как бы много и хорошо люди у них ни работали – всё будет выкачано эмитентом валюты.

Условия для страны, которая не закрылась от долларовой радиации свинцовым экраном протекционизма – всегда будет неблагоприятными. Какая разница, что и сколько ты произвёл? Оцениваешь ведь не ты – а оценщик, живущий за океаном. А он – раз у тебя собственных денег нет – произволен в оценках.

Он своё дешёвое оценит как дорогостоящее, а твоё дорогостоящее – как дешёвое. Круг за кругом, каждый обмен истощает колониальную экономику и обогащает оценщиков в метрополии.

Разорвать этот проклятый круг может только национальная воля к реальному, экономическому суверенитету. Надо быть хозяином на своей земле! Иначе вечно будешь на ней батраком…
➡ Источник: https://publizist.ru/blogs/110477/25805/-