О том что существуют другие миры человечеству сообщалось уже на ранних стадиях развития. В греческой мифологии существовал Аид – царство мертвых, а боги обитали где-то в небесах в районе горы Олимп. В индийских религиях имели место разные миры для множества богов, а реинкарнация души была общепризнанной идеей. В христианстве существует царство небесное для праведников и ад для грешников. В наше время к необходимости признания существования смежных миров подошла и официальная наука. Хотя, следует заметить, что выдающиеся ученые прошлого никогда и не настаивали на единственности нашего физического мира.
• Одним из первых весьма подробное и систематическое описание потустороннего мира дал Э.Сведенборг.
«Я написал отдельную книгу, посвященную духовному миру, которая называется «Небеса и ад»; в ней описывается многое, принадлежащее к тому миру. Потому как в тот мир приходит после смерти каждый человек, я описал также состояние людей, которые находятся там. Каждый знает, или может знать, что человек продолжает жить после смерти, потому что он рожден человеком, создан образом Божьим, и потому что Господь учит этому в Своем Слове. Но доныне никто не знал, что из себя представляет та будущая жизнь.
Теперь верят в то, что человек становится душой, представление о которой ничем не отличается от представления об эфире или воздухе, то есть что она является чем-то подобным последнему выдоху умирающего и несет в себе жизненное начало человека; но человек при этом лишен зрения, прежде бывшего у его глаз, слуха, бывшего у его ушей, и речи, бывшей у его рта. А между тем человек после смерти. в той же мере является человеком, что и ранее, и даже до той степени, что не замечает что он перешел в другой мир. Он может видеть, слышать и говорить, как в прежнем мире. Он способен ходить, бегать и сидеть, как в прежнем мире. Он ложится, спит и просыпается, как ранее. Он ест и пьет, как раньше. Так же, как в прежнем мире, он может испытывать радости супружеской жизни. Словом, он в любом отношении – человек. Отсюда очевидно, что смерть – это не прекращение жизни, а продолжение ее, то есть всего лишь переход…
Различие между людьми в природном мире и в духовном мире заключается в том, что в духовном мире люди пребывают в субстанциальном теле, а в природном мире – в физическом теле, под которым, тем не менее, у них имеется субстанциальное тело; а субстанциальные люди могут видеть друг друга так же хорошо, как и материальные. Но субстанциальный человек не может видеть материального, как и материальный – субстанциального, из-за различия между материальным и субстанциальным. Описать это различие возможно, но не в двух словах.
Из того, что я видел в течении многих лет, я могу рассказать следующее. В духовном мире, как и в природном, существуют земли, есть равнины и долины, горы и холмы, источники и реки. Есть там парки, сады, рощи и леса. Есть города с дворцами и домами. Есть там рукописи и книги. Существуют государственные должности и предпринимательство. Там есть золото и серебро, и драгоценные камни. Словом, все, что есть в природном мире, есть и там, но в небесах все это отличается несравненно большим совершенством» (Э. Сведенборг, «Истинная христианская религия»).
Имеется также много свидетельств от людей, переживших состояние клинической смерти. Конечно, их индивидуальные впечатления разные, но в них имеется и много общего. Есть попытки объяснить все это галлюцинациями мозга, но это абсолютно не проходит. Случаи, когда мозг не работал, а пациент видел и помнил, что происходило вокруг него, полностью отбрасывают версию с галлюцинациями. Хотя, нельзя исключать, что некоторые из картин могут быть внушены существами с более высоким разумом.
• Свое описание разных слоев внешнего мира оставил исследователь из Америки Роберт Монро (1915–1995). В 1950-х годах он был успешный предприниматель и имел собственную радиокомпанию. «В 1956 компания занялась исследованием эффектов звуковых волн на человеческое сознание, включая возможность обучения во время сна. Большую часть тестирований Монро проводил на самом себе. 1958 год — во время одного из экспериментов он испытал состояние, в котором сознание было отделено от физического тела. Монро применил к этому состоянию, в некоторых источниках называемому «астральной проекцией», термин ВТП (Вне Телесное Переживание), который поздней стал традиционным для литературы.
Полученный тогда опыт полностью изменил дальнейший жизненный путь Роберта А.Монро и направление его профессиональной деятельности. Занимаясь успешным радиовещательным бизнесом, Монро стал экспериментировать над своим сознанием. Он конспектировал свои ранние опыты с журналистской точностью и в 1971 г. выпустил свою первую книгу, которая была посвящена ВТП – «Путешествия вне тела». Его описание своих переживаний не только за пределами своего тела, но и пространства, времени, человеческой жизни успокоило множество людей, прежде испытывавших подобного рода опыт. Книга также привлекла внимание научных исследователей, медицинских специалистов и многих других»
Монро в окружении растущей группы помощников стал работать над разработкой методов контроля и стимуляции возникновения новых состояний сознания в лабораторных условиях. 1974 год — был основан Институт Монро, в котором и в наше время проводятся исследования в сфере расширения способностей человеческого сознания, семинары, практические занятия и обучающие курсы. На протяжении многих лет в Институте Монро, основателем и руководителем которого был сам Роберт Монро, проводились многочисленные исследования внетелесных переживаний. В экспериментах участвовали как тщательно отобранные добровольцы, так и сам Монро.
Основываясь на множестве отчетов, составленных по рассказам путешественников, составили определенную картину того мира, в который погружались испытуемые. В своей книге «Далекие путешествия» Роберт Монро рассказывает о кольцах, которыми окружена наша планета. Кольца нефизического существования представляют из себя энергетические слои, населенные душами людей, ранее воплощавшихся в материальном земном мире. После того, как мы покидаем свое физическое тело, мы оказываемся в один из таких слоев.
• Весьма цельную картину смежных миров дал в своем творчестве русский писатель и поэт Даниил Андреев (1906–1959 гг). Годы его жизни пришлись на один из наиболее тяжелых периодов в истории России – две мировые войны, революция и гражданская война, послевоенные голод и разруха. Массовые репрессии не только уносили жизни миллионов невинных людей, но и создавали постоянную атмосферу страха для тех, кто пока оставался на свободе. За рукопись своего романа в 1947 г. был арестован не только сам Д.Андреев, но и его родственники и друзья. Ему дали высшую меру – 25 лет тюрьмы, так как на тот период смертная казнь была отменена.
Вот фрагмент из воспоминаний его жены А.А.Андреевой: «Те, для кого мир не исчерпывается видимым и осязаемым (по крайней мере, логически доказуемым), для кого иная реальность – не меньшая реальность, чем окружающая материальная, поверят без доказательств. Если наш мир не единственный, а есть и другие миры, значит, между ними возможно взаимопроникновение – что же тут доказывать? Те, для кого Вселенная ограничивается видимым, слышимым и осязаемым – не поверят.
Я говорила о моментах в жизни Даниила Леонидовича, когда в мир «этот» мощно врывался другой мир. В тюрьме эти прорывы стали частыми, и со временем перед ним возникла система Вселенной и категорическое требование: посвятить свой поэтический дар вести об этой системе. Порой такого рода состояния посещали его во сне, иногда на грани сна, иногда наяву. Во сне по другим мирам (из того, что он понял и рассказал мне) его водили Лермонтов, Достоевский и Блок – такие, каковы они сейчас. Так родились три его главных произведения: «Роза Мира», «Русские боги», «Железная мистерия». Они все – об одном и том же: о структуре мироздания и о пронизывающей эту структуру борьбе Добра и Зла…
В «Розе Мира» он вводит понятие «вестник» – художник, осуществляющий в своем творчестве связь между мирами. Таким он и был.
Василий Васильевич Парин, советский академик, физиолог, атеист, очень подружившийся в тюрьме с Даниилом, с удивлением рассказывал мне: «Сложилось впечатление, что он не пишет, в смысле «сочиняет», а едва поспевает записывать то, что потоком на него льется».
Не писать Даниил не мог. Он говорил мне, что два года фронта были для него тяжелей 10-ти лет тюрьмы. Не из страха смерти – смерть в тюрьме была вполне реальна и могла оказаться более мучительной, чем на войне, – а из-за невозможности творчества.
Вначале он писал в камере на случайных клочках бумаги. При «шмонах» эти листки отбирали. Он писал опять. Вся камера участвовала в сохранении написанного, включая «военных преступников», немцев и японцев, которые, не зная языка, не знали, что помогают прятать – это была солидарность узников».
В «Розе мира» многослойность нашего мира рассматривается Даниилом Андреевым как объективная реальность: «Понятие многослойности Вселенной лежит в основе концепции Розы Мира. Под каждым слоем понимается при этом такой материальный мир, материальность которого отлична от других либо числом пространственных, либо числом временных координат. Рядом с нами, сосуществуют, к примеру, смежные слои, Пространство которых измеряется по тем же трем координатам, но Время которых имеет не одно, как у нас, а несколько измерений.
Это означает, что в таких слоях Время течет несколькими параллельными потоками разных темпов. Событие в таком слое происходит синхронически во всех его временных измерениях, но центр события находится в одном или в двух из них. Ощутительно представить себе это, конечно, нелегко. Обитатели такого слоя, хотя действуют преимущественно в одном или двух временных измерениях, но существуют во всех них и сознают их все. Такая синхроничность бытия дает особенное ощущение полноты жизни, неизвестное у нас».
Вот описание его нахождения в одном из таких слоев.
«Я встречал иногда людей, обладавших вот такой приоткрытостью глубинной памяти, но ни один из них не решался говорить об этом почти ни с кем; о попытках же запечатлеть эти воспоминания в письменной форме ни у кого не возникало даже смутного помысла. Виной тому была убежденность, что такого рода признания способны вызвать лишь насмешку, и естественная душевная стыдливость, восстающая против вынесения на суд чужих и чуждых людей того, что интимно, неприкосновенно и в то же время недоказуемо.
Очень долгое время так смотрел на дело и я, да и теперь предпринимаю подобную попытку без малейшей отрады. Но так как решительно все, о чем я рассказываю в этой книге, имеет столь же бездоказательный источник, то я не вижу больше оснований молчать именно о прорывах глубинной памяти; надо было или не начинать книги вовсе или, раз уже начав, говорить обо всем, вопреки боязни. К тому же меня укрепляет надежда на то, что читатели, не доверяющие мне, отсеялись уже после первых глав и следить дальше за моим изложением будут только люди, расположенные благожелательно.
Последняя смерть моя произошла около трехсот лет назад в стране, возглавляющей другую, очень древнюю и мощную метакультуру. Всю эту жизнь, с самого детства, меня томит тоска по этой старой родине; возможно, так жгуча и глубока она потому, что я прожил в той стране не одну жизнь, а две, и при этом довольно насыщенные. Но, уходя из Энрофа (наш физический трехмерный мир) 300 лет назад, я впервые за весь мой путь по Шаданакару (совокупность всех смежных миров, связанных с Землей) оказался свободным от необходимости искупляющих посмертных спусков в глубину тех слоев, где страдальцы развязывают – порой целыми столетиями, даже тысячелетиями, – кармические узлы, завязанные ими при жизни.
В первый раз я успел и смог развязать узлы еще в Энрофе, долгими мучениями и горькими утратами оплатив совершенные в молодости срывы и ошибки. И в первый раз я умирал с легкой душой, хотя по религиозным воззрениям той страны должен был бы ожидать воистину страшного посмертия. Но я уже знал, что исключением из касты и сорокалетней жизнью среди париев я искупил все. Смерть была легка и полна надежды.
То была вещая надежда: такая не обманывает. О первых часах, даже о нескольких днях моего нового бытия, мне по сей день ничего не удалось вспомнить. Но зато я помню несколько местностей того нового слоя, в котором долгое время существовал вслед за тем.
Единый для всех метакультур, этот слой, однако, весьма пестр: в древней, тропической, огромной метакультуре, два раза обнимавшей мою земную жизнь, он был похож на ее природу в Энрофе, но мягче – без крайностей ее жестокости и великолепия, без неистовых тропических ливней и губительной сухости пустынь. Я помню, как белые башнеобразные облака необычно мощных и торжественных форм стояли почти неподвижно над горизонтом, вздымаясь до середины неба: сменялись ночи и дни, а гигантские лучезарные башни все стояли над землёй, едва изменяя очертания. Но само небо было не синим и не голубым, но глубоко зеленым. И солнце там было прекрасней, чем у нас: оно играло различными цветами, медлительно и плавно их сменяя, и теперь я не могу объяснить, почему эта окраска источника света не определяла окраски того, что им освещалось: ландшафт оставался почти одинаковым, и преобладали в нем цвета зеленый, белый и золотой.
Там были реки и озера; был океан, хотя видеть его мне не довелось: раз или два я был только на побережье моря. Были горы, леса и открытые пространства, напоминавшие степь. Но растительность этих зон была почти прозрачна и так легка, какими бывают леса в северных странах Энрофа поздней весной, когда они только начинают одеваться лиственным покровом. Такими же облегченными, полупрозрачными казались там хребты гор и даже сама почва: словно все это было эфирною плотью тех стихий, чью физическую плоть мы так хорошо знаем в Энрофе.
Но ни птиц, ни рыб, ни животных не знал этот слой: люди были единственными его обитателями. Я говорю – люди, разумея под этим не таких, какими мы пребываем в Энрофе, но таких, какими делает нас посмертье в первом из миров Просветления. Наконец-то я мог убедиться, что утешение, которое мы черпаем из старых религий в мысли о встречах с близкими, – не легенда и не обман, – если только содеянное при жизни не увлекло нас в горестные слои искупления.
Некоторые из близких встретили меня, и радость общения с ними сделалась содержанием целых периодов моей жизни в том слое. Он очень древен, когда-то в нем обитало ангельское прачеловечество, а зовется он Олирной: это музыкальное слово кажется мне удачной находкой тех, кто дал ему имя. Общение с близкими не содержало никакой мути, горечи, мелких забот или непонимания, омрачающих его здесь: это было идеальное общение, отчасти с помощью речи, но больше в молчании, какое здесь бывает знакомо только при общении с немногими, с кем мы соединены особенно глубокой любовью, и в в особенности глубокие минуты.
От забот о существовании, имевших в Энрофе такое необъятное значение, мы были абсолютно освобождены. Потребность в жилье сводилась на нет мягкостью климата. Кажется, в Олирнах некоторых других метакультур это не совсем так, но в точности я этого не помню. Пищу доставляла прекрасная растительность, напитками служили родники и ручьи, которые обладали, как мне припоминается, разным вкусом.
Одежда, верней, то прекрасное, живое, туманносветящееся, что мы пытаемся в Энрофе заменить изделиями из шерсти, шелка или льна, – вырабатывалась самим нашим телом: тем нашим эфирным телом, которого мы почти никогда не сознаем на себе здесь, но которое в посмертье становится столь же очевидным и кажется столь же главным, как для нас – физическое. И в мирах Просветления, и в Энрофе без него невозможна никакая жизнь.
И все таки первое время в Олирне для меня было отравлено тоской об оставшихся в Энрофе. Там остались дети и внуки, друзья и старушка-жена – то драгоценнейшее для меня существо, ради которого я нарушил закон касты и стал неприкасаемым. Прерывание связи с ними питал постоянную тревогу об их судьбе; в скором времени я смог научится видеть их смутные облики, блуждавшие по тернистым тропам Энрофа. А какое-то время спустя уже встречал свою жену такую же юную, какой она была когда-то, но более прекрасную: ее путь в Энрофе завершится несколькими годами позднее моего, и теперь радость нашей встречи не была омрачена ничем.
Один за другим раскрывались новые органы восприятия: не те органы зрения и слуха, которые в эфирном теле полностью совпадают с соответствующими органами тела физического, – нет! те органы зрения и слуха действовали с первых минут моего пребывания в Олирне, и именно через них я Олирну воспринимал; но то, что мы называем духовным зрением, духовным слухом и глубинной памятью; то, к раскрытию чего стремятся в Энрофе величайшие мудрецы; то, что раскрывается там только у единиц среди многих миллионов; то, что в Олирне раскрывается постепенно у каждого. Духовное зрение и слух преодолевают преграды между многими слоями; жизнь оставленных мною на земле я воспринимал именно ими – еще неотчетливо, но все таки воспринимал».
По Андрееву у человека кроме физического тела имеется еще несколько других тел.
«Среди многочисленных слоев Шаданакара есть многомерный мир, где пребывают человеческие монады – неделимые и бессмертные духовные единицы, высшие Я людей… Творческий труд, ведущий к просветлению Вселенной, – задача каждой монады, кроме демонических; среди же людей демонических монад нет. Человеческие монады осуществляют этот труд в низших мирах, подлежащих их просветляющему творчеству, создавая там для себя материальные облачения и через эти облачения оказывают воздействия на среду соответствующих слоев.
Прежде всего монада создает шельт из материальности пятимерных пространств, затем – астральное тело из материальности четырехмерных. Оба эти облачения часто объединяются в нашем представлении под словом «душа»… Не сама монада, остающаяся в пятимерном Ирольне, но именно шельт является тем «я», которое начинает свое странствие по низшим слоям. Шельт творится самою монадою; в творении же астрального тела принимает участие великая стихиаль – Мать-Земля. Она принимает участие в творении астральных тел всех существ Шаданакара – людей, ангелов, даймонов, животных, стихиалей, демонов и даже великих иерархий, когда последние спускаются в те слои, где астральное тело необходимо. Это тело – высший инструмент шельта. В нем сосредоточены способности духовного зрения, слуха, обоняния, глубинной памяти, способность полета, способность общения с синклитами, даймонами, стихиалями, ангелами, способность ощущения космических панорам и перспектив.
Далее, Мать-Земля, оплодотворяемая духом Солнца, создает для воплощающейся монады тело эфирное: без него невозможна никакая жизнь в мирах трех и четырех измерений. И когда шельт со всеми своими облачениями, включая эфирное, покидает в Энрофе самый внешний, кратковременный, последний из своих сосудов – тело физическое, в Энрофе остается только труп. Физическое же тело создается для нас ангельскими иерархиями – они творят самую материю – и великой стихиалью человечества – Лилит – той, которая ваяет из этой трехмерной материальности цепь рода. Воздействие самой монады в этом акте через шельт заключается в том, что она данному звену рода дает индивидуальность.
Так заканчивается процесс спуска; начинается процесс восхождения. Физическое тело может приниматься монадой один или, вновь и вновь, много раз. Эфирное же создается наново только в том случае, если носитель, подпав закону возмездия, принужден был совершить путь по кругам великих страдалищ».
«Распространено заблуждение, будто бы всякое религиозное мировоззрение враждебно жизни, подменяя все ценности нашего мира ценностями других миров. Такое обобщение не более законно, чем, к примеру, утверждение, будто бы искусство живописи уводит от мира, сделанное на том основании, что такова была отчасти живопись средних веков. Враждебно жизни религиозное кредо определенной фазы, да и то лишь в крайних его проявлениях. То же мироотношение, о котором я говорю, не уводит от мира, а учит любить его горячей и бескорыстной любовью. Оно не противопоставляет «другие миры» миру сему, но все их воспринимает, как великолепное целое, как ожерелье на груди Божества.
Разве хрустальная лампада меньше нравится нам оттого, что она прозрачная? Разве мы будем меньше любить наш мир оттого, что сквозь него просвечивают другие? Для человека, чувствующего так, и эта жизнь хороша, и смерть может быть не врагом, а добрым вожатым, если достойно прожитая жизнь на земле предопределяет переход в иные – не менее, а еще более насыщенные, богатые и прекрасные формы миров» (Д. Андреев, «Роза мира»).
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
Почему именно Даниил Андреев смог написать такую книгу, как "Роза мира"? Потому что его зачали в очень необычном месте. Его отец, известный в начале 20го века писатель Леонид Андреев, построил на Карельском перешейке севернее Питера дом, который сегодня назвали бы дачей. И умудрился построить в так называемом "гиблом месте". Случайно так получилось или писатель действовал вполне сознательно на основе каких-то тайных знаний, мне не известно. Все "гиблые места" и "места силы" - это такие места, где из под земной поверхности постоянно выходят эфиро-вакуумные потоки. Эти потоки несут с собой большую энергию и передают ее человеку, если человек постоянно живет в таком потоке. Но если энергии слишком много, тогда человек не может ее переработать и усвоить, в этом случае энергия начинает разрушать организм. А само место называется гиблым. Если же энергии имеется в норме, человек ее усваивает, и тогда место называют местом силы. Так что все эти места отличаются друг от друга количеством передаваемой человеку энергии. Так вот Леонид Андреев оказался более приспособленным к этой эфиро-вакуумной энергии. Ему было в этом месте очень комфортно. Зато все другие обитатели дома (в частности жена) чувствовали себя здесь неуютно. И своего сына Леонид Андреев зачал в этом месте с повышенной энергией. Зато расплатился за это потерей жены: она умерла при родах. И маленького Даниила растила бабушка по матери. Вследствие того, что Даниил Андреев с самого момента зачатия получал больше энергии по сравнению с рядовым человеком, он получал также и больше информации (так как информация всегда связана с энергией, хоть и в неявном виде). В итоге это все и вылилось в такие вот книги. Если бы Даниил Андреев в свою очередь зачал своих детей в этом же месте или ином похожем, у его детей уровень энергонасыщенности и информированности был бы еще выше. Но он или не захотел этого, или не знал о такой возможности.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
