Если ты хочешь, чтобы твои дети и внуки жили по‑другому, чтобы у них в жизни не было унижений, через которые ты сам прошел, именно сейчас тот самый момент, когда нужно отдать все силы и попытаться изменить ситуацию.

Вся наша прежняя история убедила меня в одном: в моменты крутых переломов отсиживаться — самый худший способ самосохранения.

И демократия может превратиться в диктатуру.

Я прекрасно понимаю, что в странах, где нет господства закона, не может быть ни справедливости, ни спокойнойблагополучной жизни. Каким бы справедливым диктатор ни казался себе, именно потому, что он диктатор, он решает по собственному усмотрению, а не по закону, — никто в такой стране не может чувствовать себя защищенным.

Ни один государственный чиновник не должен управлять частными деньгами. Свободная рыночная экономика в том и состоит, что государство не вмешивается в частную деятельность агентов рыночной экономики. Государство устанавливает правила игры. Если ты по правилам игры приобрел завод или фабрику, пожалуйста, используй свои деньги, работай, получай результат, зарабатывай.

Оптимизм не может быть клиническим. Клиническим может быть только пессимизм, потому что клинические пессимисты кончают самоубийством. Оптимисты могут испытать разочарование. Но, как правило, это счастливые люди.

Мои познания во французском и английском позволяют мне переводить статьи, читать специальную литературу. Сейчас, когда я часто встречаюсь с иностранцами, я почти все понимаю, но говорю с большим трудом. Несколько месяцев в самом начале 1990-го я со своими помощниками Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым посещал курсы английского. Мы даже соревновались в результатах. А потом совсем не стало времени. Моя младшая дочь (Ксения Собчак. — Esquire) учится в английской школе, так что мы теперь дома стараемся говорить по‑английски, чтобы и я начал.

Я опытный лектор, всю жизнь преподаю и хорошо чувствую аудиторию. Я говорю свободно, не по бумажке. Поэтому, если я чувствую, что аудитория неподвластна мне, у меня всегда возникает желание борьбы — я добиваюсь у аудитории неравнодушия. Со студентами у меня всегда были прекрасные отношения. Я старался, чтобы они узнали от меня как можно больше. И знаете, у меня частенько бывали ситуации — у меня ведь много работавших и в КГБ, и в милиции, юридический же факультет, — когда сами студенты предупреждали меня: Анатолий Александрович, надо осторожнее, вы слишком остро, слишком откровенно.

Обязательно нужно уходить из политики. Потому что в ней человек опустошается нравственно, эмоционально и даже интеллектуально: у него постоянный цейтнот, перед ним тысяча проблем — в основном прагматических. А вот что составляет подлинную жизнь и богатство личности, так это впечатления от книг, от театра, музыки, фильмов. Все это проходит мимо. И в результате, каким бы человек способным ни был, он многое теряет.

Государство должно обеспечить всего тремя компонентами: достойными заработной платой, жильем и медицинским обслуживанием. Всего остального человек должен добиться сам.

Я слишком хорошо знаю цену себе, и, как любой нормальный ученый, я не только на других смотрю критически, я и себя критикую постоянно.

У нас в семье независимости больше, чем требуется. Если бы я Людмиле (Нарусовой, супруге. — Esquire) мог сказать «нет», это серьезно испортило бы наши отношения. Я предпочитаю не вмешиваться, если мои девушки поставили цель.

Популярность была для меня абсолютно неожиданной: ведь я говорил то, что считал нужным, всю свою жизнь. Честолюбия нет. Честолюбие — это получение удовольствия от власти. Я от моего нынешнего положения испытываю в основном негативные эмоции.

Меня легко обмануть, я доверчив. Но можно только один раз. И я подобного не прощаю.

Все, что от меня зависит, чтобы прежние времена не вернулись в Россию и чтобы новой диктатуры у насне было, я постараюсь сделать.