То есть, Право имеет смысл, когда предполагает союз низших слоёв общества с высшим слоем против средних слоёв. Ни в каком другом виде оно существовать со времён Хаммураппи не может, да и просто не нужно.

Если, к примеру, на меня нападает медведь-людоед в тайге, то я постараюсь его застрелить. Наличие закона об отстреле медведей-людоедов к этому моему действию ничего не добавит, а отсутствие – ничего не изменит. То есть: право не нужно там, где потерпевший сам в состоянии разобраться со злоумышленником. Праву там нечего делать. Потерпевшему оно не нужно, а злоумышленнику тем более не нужно.

Поэтому исторически сфера действия права сужается до того пространства, в котором потерпевший не в состоянии сам покарать злоумышленника. Потерпевший нуждается во внешней защите, и он привлекает гаранта.

Что интересно отметить? ГАРАНТ никаким, включая собственные ЗАКОНАМ НЕ ПОДЧИНЯЕТСЯ. Почему? Потому что он является источником и толкователем права.

Если гарант подчиняется законам, придуманным другими людьми, то он не гарант по определению. Если он подчиняется законам, придуманным им самим – то он страдает шизофренией. Получается, что он рассматривает себя, как законодателя, отдельно от себя же самого.

Эту правовую коллизию я предлагаю именовать «феноменом Горбачёва» - потому что именно в М.С.Горбачёве в полной мере проявилась эта коллизия. Горбачёв стремился выклянчить себе полномочия у нижестоящих звеньев власти, НЕ ПОНИМАЯ, что сам является верховной властью, и, следовательно, источником и толкователем всякого права.

Такая коллизия приводит к крушению государства, и по другому быть не может. Гарант отличается от всех других членов общества тем, что он господствует над правом, а не подчиняется ему. То есть это (в полном соответствии с теорией Гегеля), инстанция, превосходящая право по определению. Если она начнёт подчиняться законам (попытается им подчиниться) – то законы утратят силу и произойдёт коллапс правовой системы.

Потому что источник закона будет утрачен, и каждый станет толковать законодательство на своё усмотрение, как ему выгодно, что равнозначно прекращению права в принципе.

Право существует лишь до тех пор, пока существует инстанция, не подлежащая ни сомнению, ни обжалованию. Её толкование права ВСЕГДА является преимущественным, как она растолковала – так тому и быть. Если удалить этот принцип – то права не станет, ибо каждый Собчак возьмётся сам, в рамках «захватного права», быть «высшей инстанцией».

В римском праве это нашло отражение в принципе «Roma locuta; causa finita est» (т.е. «Рим сказал – дело закрыто»). Все тяжбы могут вестись только до принятия окончательного решения «Римом», после чего дело считается решённым, и к обсуждению его НИКТО НЕ ИМЕЕТ ПРАВА возвращаться.

В самом деле, право не существует, и не может существовать в бесконечном количестве версий толкователей. Лучше всего это доказывают преступные и антиправовые решения международных судов по российским делам, в которых европейские суды раз за разом демонстрируют накалённую русофобию при полном правовом нигилизме.

Это связано с тем, что европейские суды считают себя (стоящую за ними правящую масонерию) высшей инстанцией права, и тем самым аннигилируют российскую суверенную власть. Если в таком суде будет поставлен вопрос о законности существования России, как таковой, то нет сомнения (после множества аналогичных вердиктов), что ответ прозвучит – «нет, незаконно».

В вопиющем правовом нигилизме Запада нет ничего удивительного или сенсационного. Вспомним про треугольник любого реально существовавшего в истории права! Если врагов российской государственности принимать, как «потерпевших», а западную правящую масонерию как «гаранта», то российской власти и России остаётся только одна роль: роль «злоумышленника».

И вопрос только в одном: а когда, как и почему правящая масонерия Запада стала «гарантом» российской правовой системы? И согласны ли мы с такой её ролью?!

+++
Гарант в «треугольнике» представляет верховную власть, и по своим причинам, по своим мотивам, защищает потерпевших от злоумышленников.

Например, в рамках конструирования того или иного проекта. Проекту нужны рабочие руки или образованные головы, а злоумышленники их морят голодом или держат во тьме невежества. Гарант проекта наказывает средние звенья управленческой системы, добиваясь проектных показателей.

Никак иначе право не работает, да и работать не может. Здравомыслящий человек не может предположить ситуацию, в которой потерпевшие сами бы защищали право. Во-первых, как в случае с медведем в тайге (когда охотник сам себя защищает, без полицейского) – право не нужно. Во-вторых, потерпевший – заинтересованная сторона дела, и он не может сам решать, что справедливо, как заинтересованное, и потому далёкое от беспристрастности, лицо.

Поэтому невозможно всерьёз принимать либеральную бредятину о том, что люди путём голосования сами создают верховную власть над собой, и заставляют эту власть подчиняться себе и своим законам. Это как если бы река, выходя из истоков, впадала бы в собственные истоки! Река существует только если есть исток, течение и устье, а иначе нет самого её протяжения…

Есть и другая либеральная бредятина – согласно которой охранниками и обеспечителями права являются… злоумышленники, средние (олигархические) слои населения, выделяющие из себя власть – «семибанкирщину».

Эти нарушители закона, «насильники, грабители» простых обывателей – выступают в либеральных теориях одновременно и гарантами закона! Нелепость таких правовых «теорий» очевидна, а их неприложимость к практике доказана многократно.

Ведь право есть союз верховной власти с низами против средних слоёв угнетателей. Только в этом формате оно функционально и имеет смысл. Если же непосредственные угнетатели сами принимают решение о самих себе – то какой же это закон? Это беззаконие высшей (низшей?) пробы.

Именно о таком «законе» писал Т.Драйзер:

«Закон - это туман, образовавшийся от человеческих причуд и заблуждений, заволакивающий житейское море и мешающий плавать в нем утлым суденышкам человека - его деловым и общественным замыслам. Закон - это трясина лжетолкований, где гноятся язвы жизни, а также место, где случайно раненные попадают между жерновами насилия и произвола. Закон - это странное, жуткое, любопытное, но, вместе с тем, бесплодное состязание умов, в котором и невежественный, и неумелый, и лукавый, и озлобленный, и безвольный - все становятся пешками и мячиками в руках других людей - юристов, играющих на их настроении, честолюбии, стремлениях и нуждах. Закон - это омерзительное и никому не нужное зрелище разрушения и волокиты, тягостная демонстрация хрупкости жизни и людей, хитрый подвох, капкан, силок, западня. В руках сильных людей закон - это меч и щит, ловушка, которую можно поставить под ноги неосторожному, волчья яма, которую можно вырыть на пути преследователей. Закон - это все, чем угодно человеку его сделать, - лазейка к запретным возможностям, пыль, которую можно пустить в глаза тем, кто пожелал бы, имея на это право, видеть, что происходит, завеса, произвольно опускаемая между истиной и ее осуществлением, между судом и суждением, между преступлением и наказанием».

«Там нет закона, где каждый законодатель: там нет свободы, где каждый властитель» - писал поэт В.А. Жуковский.

+++

Только при понимании треугольника «потерпевший-злоумышленник-гарант» право из пустого разговора ни о чём (из реки, впадающей в саму себя) приобретает связные и реалистичные черты, становится реально функциональной системой.

При этом гарант по необходимости, как верховный правитель, выводится из-под действия права. Раз он создаёт право, то он больше права, и потому не подчиняется собственному инструменту. Он не может быть у злоумышленников "первым среди равных" - иначе его значение для потерпевших устремиться к нолю...

При попытках как-то иначе толковать право (попытавшись развернуть его на всех, включая и верховную власть) – государство рухнет и возникнет великая смута, связанная с разночтениями в толкованиях.

Говорить об этом пару веков назад было бессмысленно – все это понимали, как очевидную аксиому. Говорить об этом сейчас, увы, приходится: люди заврались, включая и самообман, и завравшись – наделали нерабочих концепций общественного устройства, красивых на словах, но совершенно убийственных при попытке их фактического применения к практике.

А чтобы выжить в мире – мир нужно знать.

Александр БЕРБЕРОВ, научный обозреватель; 18 сентября 2017