Надо ли убивать наркоманов? Заметки старого опера
Оперативная «шестерка» перекрывает зеленой машине «такси» дорогу. Сзади останавливается еще одна опермашина. Это называется «коробочка». Оперативники выскакивают из салона, распахивают дверцы "такси" с криками:
– Милиция!
Это самый опасный момент – можно получить в пузо пулю или лезвие ножа.
Высокая, статная, в черном пальто дама в обнимку с целлофановым пакетом с маковой соломкой будто приросла к сиденью. А ее спутник – кавказский шнырь лет восемнадцати, бодро выскакивает из такси и несется по улице, как сеятель разбрасывая пакеты с марихуаной.
– Стой! Стрелять буду! – орет громовым голосом оперативник, который не только резво бежит за кавказцем, но и успевает подбирать пакетики.
«Супротив милиции он ничего не смог». Опер догоняет кавказца и сшибает с ног. Тот начинает отчаянно верещать:
– У меня операция!
Они всегда так кричат, чтобы их не колотили ногами при приемке. Опера знают, что все это отмазка, но бить боятся – а вдруг правда операция, ещё сволочь сдохнет. Среди барыг на самом деле много увечных, сирых и убогих. Тогда опер, не обращая внимания на животный визг «Это не мое»! засовывает подобранный груз парню за пазуху, вздергивает на ноги, защелкивает наручники и пинками гонит к машине.
1992 год, промозглая гнусная осень, масштабный рейд на Северный рынок Москвы, инициированный МУРом. Полное ощущение апокалипсиса. Кривые ларьки, заполненные всяким барахлом и старьем торговые ряды, измученные перестройкой, ускорением и перестрелками москвичи, выживающие в ельцинском кошмаре. И толпы азербайджанцев – часть из них пасет рынок, часть торгует наркотиками. При этом особой разницы между ними нет. Это язва на теле Москвы. Да и сама Москва уже давно сплошная язва.
– За нычкой пошел, – говорит разведчик наружки, показывая на парня в белом плаще. – Собрал деньги. Сейчас возьмет вес.
«Белый плащ» заныривает в подъезд дома, выходит с пакетом, тут его и принимают под белы ручки. Разведчикам в задержании участвовать запрещено, но народу мало, поэтому приходится нарушать инструкции. Опера из наружки самые драчливые. Один из них ударом в живот отправляет «Плаща» в нокаут со словами:
– Ты, сука, меня больше не увидишь.
Разведка на самом деле невидима и не существует. За переломанные ребра придется отписываться обычным операм.
– Аллах тебя накажет, – хрипит «белый плащ».
В ближайший отдел между тем тащат новых задержанных. Азербайджанцы – со спичечными коробками и кульками с марихуаной. Одеты шикарно, по моде девяностых – в костюмы «Адидас». А чтобы подчеркнуть свою крутость, ну и для вложения капитала, натянули аж по два костюма. Эти мелкие наркобарыги – тупые, озлобленные, ненавидящие весь мир и Москву в частности твари. Ни ума, ни фантазии. Расходный материал – садятся пачками. Все из Мимгечаура и Ленкорани. Но на их родине и в столице России сидят уже умные и продвинутые, со вкусом одетые бабаи, которые нанимают эту пехоту, а потом даже передачи не посылают. Это лидеры, лопающиеся от денег, раздающие направо и налево взятки, скупающие недвижимость и магазины. На них показаний никто не дает, для закона они неприкосновенны.
В ОВД приезжают врачи-наркологи. В ленинской комнате задержанных раздевают – они походят на «тигру» из американского «Вини Пуха», все спины в полосках – это следы резиновой дубины праведного омоновского гнева. Врачи смотрят не на боевые ранения, а на наркотическое опьянение. Пока под кайфом никого.
Опять нам на улицу, в холод и мерзость. К стекляшке-магазину на пригорке подъезжает «жигуль». Там целая толпа грузинской братвы. Омоновец подскакивает к машине, распахивает дверцу и с криком «Милиция» тянется к ключам зажигания. Перепуганный водитель жмет на газ, и машина несется задним ходом. Омоновцу зацепляет руку, и его ноги волочатся по асфальту. А машина разгоняется все сильнее. А на шоссе сплошной железный поток. Я зажмуриваю глаза, понимая, что машина сейчас въедет в поток, будет консервная банка и куча трупов. А обезумевший водила все жмет на газ.
Грохот. Машина багажником обнимает столб. Пятеро грузин выскакивают и пытаются бежать. На них наваливаются омоновцы. Валят на землю. Быки оказываются здоровенными, никак не удается завернуть им руки и вышибить дух. Начинается борьба в грязи. Двое омоновцев пеленают в хлюпающей жиже здоровенного бандита. Тот орет благим матом и сопротивляется. Подходит бомжиха, смотрит на них задумчиво сверху вниз, а потом заявляет:
– Милки, закурить не найдется?
Мат перемат. Бандитов спеленали. Оттащили в омоновский желтый «ПАЗик». Там прописали живительных звездюлей – на моей новой светлой куртке пятна разлетевшейся крови – очень сильно их били. Кончается все скорой помощью – пару грузин увозят в больницу. У остальных изымают карты, кости и – никогда такого не видел – зашитую в куртку пачку денег, которая поднимается от пояса до ворота. Приехали поработать на Северный рынок и прикупить травы.
Опять треск дубинок. Новые задержанные.
Тогда пресслужба Петровки, 38 решила идти в ногу со временем и за две сотни баксов давала официально возможность западным журналистом поучаствовать в милицейских операциях. По окончании действа оперативник везет меня и американского журналиста по домам. Американец пребывает в ступоре и вообще не может говорить. Потом выдавливает:
– А у вас часто такое?
– Да сегодня как-то неудачно, – досадливо кидает оперативник 8 отдела МУРа. – Маловато народу задержали. Обычно круче бывает. Вы приходите еще.
– Н-н-ет, – протягивает американец и затыкается окончательно…
Северный рынок. В конце девяностых вообще стал родным, когда я писал репортаж о работе ОБНОНа СВАО и проторчал в отделе почти полгода, в результате чего появились документальная повесть и роман «Вечный кайф». За эти несколько лет рынок окультурился. Азербайджанцы-барыги уже не ходили тысячами, а торговали строго на отведенных местах. Подходишь к арбузнику, протягиваешь бабки, азербайджанец лезет рукой в разрезанный арбуз и извлекает «чек» – дозу наркотика. Таких точек там несколько. Хозяин один – Алик.
Алика этого опера из СВАО все-таки приняли.
– Разбогател на наркоте, сволочь, – сказал я.
– Э, какой разбогател. Деньги какие-то имею. Но ГНР плати, патруль плати, местный отдел плати, Петровка плати. А мне кушать надо? В общем – обвел нас глазами. – Вам по три тысячи баксов.
– А нам, – подал голос понятой.
– А вам по пятьсот хватит.
Для него был шок, когда деньги не взяли. Это как это? Когда его закрыли, потом анонимы долго звонили в ОБНОН, обещая его взорвать и поубивать всех сотрудников. А Алик был прав. – ГНР плати, отдел плати. Когда повязали на рынке очередную толпу наркоманов, прискакали здоровенные бугаи – РУБОП Москвы во всей красе – что, мол, от хороших пацанов хотите. Управление по оргпреступности тогда активно осваивало новые рыночные отношения. Деньги, деньги, деньги. Кровавые деньги, будь они прокляты…
Тогда я будто наяву смотрел очередную серию «Робота-Полицейского» – разбитые дороги, дома в грязных потеках, бесчисленные ларьки, и пораженный наркотой и преступностью среднестатистический округ столицы. Святые девяностые.
Алтушка – Алтуфьевское шоссе. Жара. Седьмой час сидим в машине и ждем, когда придет барыга с обещанным наркотиком. Вокруг высотки – бывшие общаги и рабочие многосемейки. Население четко разделилось на две части. Старая – это алкаши, они бродят с колясками, наполненными бутылками, лежат на газонах. Вторая, более бодрая категория – наркоши, молодая поросль.
– Ну что они колются? Пили бы как все люди, – говорят алкаши.
– Алкоголь – это бычий кайф, – возражают резонно наркоманы. – Мы же тихие, спокойные, а вся беда от алкашей.
Толпы зомби бродят по Алтушке. Жара. Духота. А барыги все нет. Начинаем цеплять обычных торчков в расчете найти вес. Спортивный, но уже деградировавший, хотя и с признаками интеллекта, пацан, которого мы кидаем в машину, признается быстро и непринуждённо:
– Ну, колюсь. Но на кармане «чека» нет, так что ничего не сделаете вы мне.
– А как до жизни такой дошел? – спрашиваю я.
– Постепенно. Врут, когда говорят, что можно просто так употреблять легкие наркотики. Начинаешь с них, потом хочется все более острых ощущений. Начал с экстази. На дискотеках. Ну только идиот может провести ночь на дискотеке без наркотиков. А колеса зажуешь, и так все хорошо становится. Потом марихуана. Мало показалось. И вот героин. С которого не слезу никогда.
Задерживаем торчков одного за другим. От скуки тестирую образовательный уровень молодого поколения. Узнаю много нового. Что Первая Отечественная война была в 1917 году, а Октябрьская революция в 1941. Любимая книга – Волшебник изумрудного города.
– И все? Больше ничего не читал?
– Ну, там же много томов.
Изможденные алкаши, возбужденные наркоши. Алтушка конца 90-х. Столица все глубже погружается в наркотический сон. В начале 90-х на Северном торговали марихуаной. Сейчас всем завладел героин. Белая смерть. Нет лучше способа убить человека и в порошок стереть его душу. «Белый» Геры идет потоками, в основном из Афгана. Идут из Таджикистана наркотические поезда. Курьер за поездку за пару кило героина получает сто пятьдесят баксов – сумма для Таджикистана огромная. В Таджикистане «герыч» стоит один доллар грамм, в Москве – двадцать, да еще если его мелом разбодяжить…
Москву все девяностые усиленно сажают на героин. Притом все слои населения. И пацанов в школе, которым нигерийцы дают героин сначала бесплатно, а потом за деньги. И богему. Богема на то и богема, чтобы быть не как все – ей подавай кокаин за двести баксов грамм, и этого грамма хватает на одну дорожку. Тут богему ждет засада. Как выглядит кокаин, никто толком не знает, поэтому цыгане под его видом тоннами толкают богеме «герыч». Его тоже можно вдыхать ноздрёй – красиво, как в Голливуде. И после этого арт-тусовка и попса прочно садится на герыч.
Задерживаем молодого, симпатичного парня. Пейджер не умолкает «Хочу конфет». Это наркоши шлют сигнал о помощи. Барыга раскидывает героин по тайникам, там же забирает деньги. Но иногда передает из рук в руки, на чем и горит.
– Зачем этим занимаешься – спрашиваю я.
– Сам на наркотиках. Иначе не выживу.
– Сколько в день употребляешь?
– Уже полтора грамма. И нужно все больше.
Опер закатывает глаза и качает головой. Полтора грамма вообще-то смертельная доза. Перед нами мутант, у него физиология уже другая. «Иначе не выживу» – это девиз наркошей. Они живут тусовками. Нет ширева, нет денег, иди в притон, тебя уколют в долг или за компанию, тебе помогут сбыть ворованные вещи или магнитофон из дома. Нормальный наркоман живет хищениями личного имущества граждан или торговлей наркотой. Иначе не выжить. Иначе не уколоться. И они сбиваются в стаи. Криминологи говорят – чтобы наркот чувствовал себя комфортно, в год он должен втянуть в это дело трех-четырех человек. И втягивают
У меня до сих пор остались изъятые записные книжки и письма наркошей в тюрьмы тех времён. Письма однообразны. На пяти листах мелким подчерком – Васька сел, Петька сдох от передозы, Наташка спуталась с ментами, всех сдает и теперь у нее есть наркота и сама она на свободе. Записная книжка – «я лежал под могучим кишмишем начиняя мозг гашишем». Хозяин очень аккуратный. В книжке сотни фамилий, и хозяин очень тщательно описывает их судьбы. Штук двадцать – крестики, это означает «абонент вне зоны действия сети», попросту сдох. Решеточка – их под сотню – абонент в зоне, но не действия сети, просто в зоне. Число, месяц, год когда сел, когда умер. Железная метла выметает в Москве молодежь. Умер, сел. Сел, умер… Это какой-то первобытный, обыденный ужас. Апокалипсис…
«Обязуюсь работать на мазуткинскую ОПГ и докладывать все ставшие мне известными государственные и служебные тайны. Дополнительно сообщаю, что милицию я ненавижу, пришел служить в нее дабы уклониться от воинской службы. А особенно я ненавижу начальника моего курса подполковника Сидорова». Это на точке стоял и внаглую торговал наркотиками курсант колледжа милиции. Ребята повязали его с весом. И решили поглумиться:
– Ты чего на нашей территории работаешь? Мы из мазуткинской группировки.
– Ой, братва, – заголосил ментенок. – Если бы я знал. Я готов платить.
– Так ты ж мент, тебя валить надо.
– Я мент юридически. А по призванию я бандит. Готов на вас работать!..
– Ну пиши расписку.
Подполковник Сидоров приехал отмазывать этого гнидёныша:
– Нормальный же парень. Молодой. Жалко ему судьбу ломать.
– Ага. Подписку почитайте, – сказал опер и с чувством процитировал. – А особенно я ненавижу начальника курса подполковника Сидорова.
– Что я ему, гаду, сделал?
Торг наркотиками идет безостановочно, без перерыва на сон и обед. Северный рынок. Квартиры. Подъезды. ОБНОН работает. Задержан таджик, изъято пятьдесят грамм героина – большой вес. Задержан майор-пограничник из Таджикистана. Но торг все идет. Москва погружается все глубже в наркотическую жижу. «Герыча» уже как снега зимой.
Звонок в дверь:
– Мы за героином.
Открывает высоченный, под два метра, парень лет тридцати, небритый, весу в нем килограмм пятьдесят. Весь трясется, глаза безумные – чистый торчок. Ставим его к стенке, заходим в комнату. Там сидит его мамаша – старушка божий одуванчик в зеленом халате, и в фарфоровой ступке толчет – бадяжит, отличнейший афганский розовый героин. Дом богатый, полон дорогих вещей. В нем прекрасная коллекция ножей.
– Зачем вам столько ножей? – спрашиваю я.
Старушка берет в руку нож, за рукоятку, в глазах ее появляется хищный блеск, она заявляет зловеще:
– Люблю оружие!
История невероятная. Бабка – бывший зампрокурора Киевского района, потом была прокурором-криминалистом Москвы – то есть отвечала за раскрытие самых тяжких неочевидных преступлений. Пошла на пенсию. Сын подсел на наркотики. Деньги стали уходить вникуда. Тогда, решив, что зло перебороть не удастся, она этот процесс возглавила. И теперь сама с сыночком барыжит, притом в приличных количествах – у них на хате сто грамм отличного героина. Купили две машины, дачу. Бабка просто зверь. В отделе около зоопарка она улучила момент, подобралась к наркоману, который их сдал, и прошипела:
– А тебя, сучёныш, мы вообще завалим.
Наркоман стонет перед нами, рвя волосы на голове:
– Она завалит, если сказала. У нее на даче ящик с автоматами закопан!
Ее сынуля трясется:
– Не могу без наркотиков. Это сейчас у меня есть. А когда нет, я по полу с губкой ползаю, собираю пылинки «белого». Потом вытряхиваю и вену вгоняю…
Здоровенный некогда парень, был атлетом, красавцем. Героин его уничтожил за три года. Как уничтожил тысячи и тысячи в одном только районе города Москвы…
Задерживаем азербайджанца, молоденького, в строгом выутюженном костюме, похожего на дипломата. Берем его за гаражами, где мусор, собачье дерьмо, запах нечистот. На кармане у него всего грамм героина. Наркоман, который его сдал и которому обещано, что его уколют с этой добычи – а иначе в оперработе не получается – начинает ползать по грязной земле и руками разгребать это дерьмо, нашептывая:
– У него больше было! Он сбросил! Я чую!
И глаза нечеловеческие.
У них у всех нечеловеческие пустые глаза. Они вообще перестают быть людьми. Они зомбаки. Наркомана на определенной стадии деградации в мире перестает интересовать что-либо кроме наркотиков. Когда начинается ломка, наркош готов на все – убить родителей или детей, сбросить бомбу на родной город. Для него мира вокруг не существует. Родные, мораль, принципы, друзья – все это пустой звук. Они не стоят одного шприца с наркотой.
Москва. Девяностые. С каждым годом вал и ассортимент росли в геометрической прогрессии. Тут тебе и опий-чернящка, и «герыч», и кокаин. Синтетики – винт, китайские смеси, от которых мясо отслаивается от костей. Все к вашим услугам, дорогие москвичи. От одних наркотиков наркоманы становятся тихими и веселыми. Другие превращают людей в берсерков, и те носятся с топором наперевес за соседями. А в начале девяностых студенты химики из МИХМ создали уникальную технологию производства триметилфентанила – эта такая дрянь в тысячу раз сильнее героина и с моментальным привыканием, слава те Господи удалось их обезвредить вместе с азербайджанскими заказчиками…
В кабинете ОБНОНа агент-наркоман листает книжку, прикидывая, кого бы сдать:
– Во, Натаха, – тыкает он, и глаза его покрываются мечтательной поволокой. – Ядреный винт варит!..
Задерживаем молдаванку. Она и двое её телохранителей стояли в лесополосе на опушке стояла, как три тополя на Плющихе, и со всех сторон к ней тянулись как тени наркоманы. У нее авоська с «черняшкой». Задерживали со стрельбой, взяли целую сумку зелья.
– Как же ты до такой жизни дошла? – спрашиваю я эту тупую толстую бабу.
– На рынке стояла. Грушами торговала. Груши кончились, яблоки дали. Яблоками торговала. Яблоки кончились. Пришел азербайджанец, говорит – опием торговать будешь, я тебя на точку поставлю. А мне не все равно, чем торговать?
Ей все равно. И всем все равно.
Уже когда я был опером, эта тень наркотиков постоянно висела надо мной. Наркотики – это бульдозер, который катит по стране, утрамбовывая тела и души наших сограждан. Большинство имущественных преступлений совершаются торчками. Кого только я не насмотрелся. Это уже десятые года. Мы активно работали по грузинским бригадам воров-домушников. Во всех их хатах, куда мы приходили с обысками, картина идентичная – грузинский ворлет двадцати пяти-тридцати лежит на тахте и смотрит оловянными глазами в ворованный плазменный телик. Рядом его деваха – обычно русская, лет двадцати. Запах марихуаны, шприцы. Оба наркоманы. И обоих так хочется прибить, что мочи нет…
Нигерийцы. На остановке опера вяжут чернокожего барыгу – маленькую тщедушную макаку. На хате его ждет приятель – чемпион Нигерии по боксу в тяжелом весе. У них фирменный стиль – таскают фольгу с «герычем» за щекой, берут деньги, сплевывают «чек» и отдают наркоману. Заработки колоссальные – нигерийцы известные глотатели, провозят по всему миру героин в животах – по килограмму.
Чемпиона Нигерии заковывают в наручники и укладывают на пол. Когда до него доходит, что его арестовали, он просто рвет наручники и встаёт. На его руках вешаются опера, но он как Кин-Конг разбрасывает их по стенкам. Тут один из оперов берет тяжелую табуретку и бьет со всего размаха боксёра по башке. Нигериец устраивается на полу, встряхивает головой и снова начинает приподниматься. Его закручивают как мумию веревками…
Ночь, на ночном шоссе у Ногинска из стоящего «Мерседеса» выскакивает здоровенный лось – мастер спорта по штанге, и, разбрасывая на ходу пакеты с кокаином, несется через лес. Мы выскакиваем из машины. Кажется, лося ничто не остановит. Но оперативник в прыжке бьет его ногами в бок, мы наваливаемся на громилу, с трудом пакуем его. Русский дурак, лицо без гражданства из Риги – каждые две недели привозит из Европы два кило кокаина – двести баксов грамм. Обижается, что его задержали…
Мой старый знакомый – работал на приличных должностях в одном министерстве, в Правительстве. Жена – искусствовед. Нормальные были ребята. Красавцы. И вот наркотики. Когда мы пришли к ним с обыском, старая генеральская четырёхкомнатная квартира в центре Москвы была похожа на хлев. Все продано. Все «в вену» пущено. Эти двое не один год катались в Питер и возили оттуда грибочки. Ну как так можно? Результат налицо – попали в сети аферистов, девушку арестовали…
– Дорогая, я только что обокрал аптеку, куда меня пустили выпить воды, так что теперь у меня есть много денежек, – сообщает по телефону барсеточник своей бабе. – И я еду домой.
Дома мы его и взяли. Он закончил Оксфорд, знает три языка в совершенстве, одно время жил переводами. Папаша – олигарх из глубинки, отправил дитя в Англию получать «самое лучшее образование», откуда тот вернулся конченым наркоманам. На наркотики нужны деньги, стал воровать. Завел двух любовниц, все подхватили СПИД и готовятся отъезжать на тот свет. Колются ежедневно, человеческий облик утерян…
Окраина Москвы. Врываемся в квартиру. Второй этаж. Иногородний барыга, осчастлививший местных наркоманов своим присутствием, выпрыгнул в окно, оставив сумку с марихуаной и пистолетом. Бью ногой по двери туалета. Там сидит сын хозяйки квартиры, сосредоточенно топит в унитазе пакеты с анашой. Двенадцатилетняя сестра его в спальной сидит на диване и растягивает презерватив, смотря его на свет. Мамаша стоит у стены, безумными глазами взирая на это. Все конченые торчки…
Барыгу на улице догоняют собровцы и начинают в профилактических целях колотить. Бабка орет из окна:
– Что это мальчонку бьете? Я в милицию сообщу.
– Мы сами милиция. А он наркоман.
– А, ну тогда бейте!
Десятый этаж московской гостиницы. Задерживаем поддельщиков произведений русского авангарда. Семейный подряд – два брата художника изготовляют подделки, дочура помогает их сбывать. Заработали таким образом несколько сот тысяч долларов. Львиная доля ушла на лечение детишек от наркозависимости. И дети, и их мужья – все сидят плотно на наркоте. Город в Смоленской области, рядом с АЭС, большинство молодежи законченные наркоманы.
В момент задержания дочурка пыталась выброситься с десятого этажа отеля, сбросила полтора грамма героина, еще столько же проглотила и чуть не умерла. Потом умудрилась укусить нашу сотрудницу – Наташка потом бегала по врачам, поскольку у наркоманки был гепатит Б…
Волна наркотиков нахлынула на Россию, смыв сотни тысяч жизней. Оставив после себя искалеченных, больных, разбитые навсегда судьбы, толпы зомабков, у которых одна проблема – где уколоться. В двухтысячных этот потоп стал спадать. Наиболее слабых и подверженных наркомании людей выбили. Стало колоться уже не так модно. В школах пошла борьба с наркокультурой. И наркоманы постепенно заполняют положенную им маргинальную нишу. Так что потопа уже нет, но все же море осталось. Все равно их слишком много. И это чьи-то дети, люди, которые могли бы найти себя в жизни. Но не нашли, потому что однажды им протянули косячок:
– Пыхни травки.
А за косячком «баян» – шприц. И пошло-поехало. Наркобизнес – одна из самых омерзительных сфер преступности. Это геноцид. Притом геноцид своего населения. И всем понятно, что с ним надо бороться нещадно. И понятно так же и то, что никто всерьез с ним бороться не собирается. Да, цунами это плохо. Но аккуратные окультуренные прудики, где на бережку греются наркоманы и дохнут – это же так демократично, современно.
Наркомафия, обладающая колоссальными денежными средствами, пытается влиять на общество. И все годы национальной катастрофы мы наблюдаем это. То сделали уголовную ответственность только за крупный размер на кармане. Спасибо руководителю наркотической врачебной службы России – крупным размером он признал фактически любую дозу героина, что дало возможность в девяностые оперативным подразделениям работать. Потом этот крупный размер пересмотрели, и сегодня, по-моему, на кармане можно иметь то ли грамм, то ли полграмма героина без опасения уголовной ответственности. Грамм героина – это десять доз. То есть фактически у нас легализовали мелких барыг – теперь те таскают на кармане не больше положенного веса, а сбыт доказать достаточно трудно – нужны показания покупателя, которые не добьешься. Так что спасибо добрым дядям наверху от всей наркообщественности. И самое главное – даже дискуссий на эту тем нет в обществе. Фактически система бесплатной медпомощи наркоманам. Та, что есть, не соответствует масштабам явления.
А наша отчетность. Я знаю начальника угрозыска, который пересажал всех барыг на своей территории, получил благодарность, а на следующий год выговор, поскольку показателей в новом году нет. То есть он заинтересован, чтобы у него было больше барыг, чтобы было чем отчитываться.
Да тут куча проблем. Но самая главная – насаждаемая всеми СМИ дикая идея, что наркоман – это просто больной человек, к которому нужно относиться как к больному, а не как к преступнику. Это гнилая либеральная позиция, за которой приходит идея полной легализации дури. А что такое полная легализация наркотиков – можно увидеть на примере докоммунистического Китая. В девятнадцатом веке на опиуме сидела вся страна, началась системная деградация, фактическое порабощение государства иноземными захватчиками и депопуляция. Да, была нормальная страна нормальных наркотических свобод, только вот «поганые коммунисты» все это недемократично перебороли.
Один из американских криминологов совершенно правильно писал, что США с их очень строгим законодательством к наркобарыгам на самом деле никогда не хотели решить эту проблему. Перебороть наркотики можно только одним способом – бороться с потребителями. Потому что любой криминолог скажет, что при самом жестком законодательстве ни в одной стране мира не удалось перекрыть больше четверти наркопотока. Деньги там такие, что всегда найдутся те, кто поставят на кон всё. Да и, честно говоря, при желании кайф можно получить от чего угодно. Зеки на зонах жрали гуталин. У меня был самоубийца, дошедший до виселицы потому что балдел, нюхая бензин. А клеи разные. А таблетки. Одно хорошо – токсикоманы самоуничтожатся куда быстрее наркоманов.
Нужно отметить, что с борьбой с потребителями все обстоит не слишком радужно. «Ну как можно бороться с больными людьми? – вопрошают нас правозащёчники. Нужно им разрешить все». Это такой мировой тренд. Смертельный социальный недуг обозвали ласково обычной болезнью типа простуды. И мы идем в этом проклятом фарватере, как обезьяны, которые перенимают все самое хреновое. Мы же часть мировой системы. Нам иначе нельзя. Нас в Европах не поймут. По моему мнению концепция, что наркоман просто больной человек из того же разряда, что маньяк – просто гражданин с некоторым дисбалансом в эмоционально-волевой сфере.
Мировую элиту это состояние всеобщей наркотизации вполне устраивает. Те же американцы чуть ли не официально заявляют, что наркотики позволяют им держать под колпаком маргиналов и нацменьшинства. Дайте им наркоты поболее – и никто не задаст вопрос о социальном неравенстве, о перспективах развития общества.
Кроме того наркотики – это гнилая кровь современного мира. Это универсальная валюта. ЦРУ занималось торговлей и контрабандой наркотиков из Азии и Южной Америки, чтобы добывать бабки на незаконные спецоперации. Они же поддерживали наркокартели, натравливая их на партизан левацкого толка. Расплачивались с агентурой наркотиками или позволяли им торговать. Это все знают. Но все как-то стесняются об этом сказать. Но это хорошая западная традиция – наркоторговля на государственном уровне. Недаром Англия объявила Китаю аж две опиумные войны, вся вина китайцев была только в том, что они пытались запретить торговлю опиумом на своей территории.
Так что никто зло не собирается перебарывать. И все эти спецслужбы созданы для того, чтобы держать его в определенных, устраивающих властьимущих, рамках. Но и тут у нас не все слава Богу.
Мне один из высокопоставленных сотрудников поделился слухами, что в свое время ГУБНОН МВД, возглавлявшийся очень жестким и авторитетным генералом Сергеевым, создал достаточно серьезный заслон по транзиту афганского героина. И на границе с Таджикистаном скопилось несколько сот тонн «герыча», который не могли переправить в цивилизованную местность. И тут выходит указ о создании Федеральной службы наркоконтроля на базе налоговой полиции. Там люди еще год не могли понять, где они очутились. ГУБНОНа нет. ФСКН не работает. И все эти запасы расползлись по Европе и России. Было или не было? Если было, то что это значит?
Сегодня принято верное решение о передаче ФСКН в МВД – все равно 90 процентов наркоты изымал розыск.Да кроме того задолбали всех истории, когда оперативники ФСКН постоянно дохли в кабинетах от передоза – видимо изнутри изучая наркобизнес. Да и название странное – служба по контролю за наркотиками, а не по борьбе. Но пока новая служба МВД только набирает обороты. Посмотрим, что с ней будет. Её начальник Храпов человек молодой, неглупый и авторитетный. Сумеет ли создать то, что создал Сергеев? Поглядим.
Ну а какие выводы из всего этого?
- Наркобизнес – это однозначно угроза будущему страны. Если мы хотим строить новую страну – решать эту проблему нужно не соплежуйством, как на Западе, не легализацией, а уничтожением этого зла на корню.
- Наркоман в определенной стадии перестает быть человеком. Он становится куском радия, распространяющего вокруг себя лучи смерти – втягивает детей в это дело, крадет, барыжит, и нет ни одного преступления, на которое он не способен. Поэтому по отношению к ним никакие разговоры о правах человека не катят. Прав у них не должно быть практически никаких.
- Необходимо пересматривать всю систему законодательства, делая упор на борьбу с потребителями, правда, не забывая и о барыгах – смертная казнь для них в самый раз. Должна быть уголовная ответственность за употребление наркотиков. Не обязательно с тюрьмой, а с гибкой системой мер принуждения.
- Вылечить наркомана практически невозможно. Даже убрав наркозависимоть. Наркоманы, которые уже не знают ломки, отлично помнят, что такое кайф. И обычная жизнь им пресна и неинтересна. Они рано или поздно срываются. Поэтому единственным способом борьбы с ними является строгая изоляция.
- Итак, убивать их негуманно. Лечить бесполезно. Нужно предусмотреть такие меры, как изоляция активных наркоманов в соответствующих коммунах, или лагерях – назовите как хотите, бессрочно, вплоть до социализации и излечения. Ни на какой свободе человек, сидящий на наркотиках, не может находиться – это однозначно. Хочешь жить с людьми – завязывай. Не хочешь – завяжут тебя.
- Необходимо создать информационную и общественную нетерпимость к этому злу. И башки отрывать попсе и деятелям культуры, которые даже заикнуться не смогли бы о том, как хорошо пыхнуть. И детям долбить – какие ублюдки наркоманы. Как животных закоренелых торчков водить на аркане по школам и показывать – не хотите дети быть такими, тогда занимайтесь спортом и читайте книжки. Главное поле битвы – это дети…
Все эти игры в либерализм в этом направлении до добра уже не довели. Ну, есть же опыт СССР. Я вырос в советской школе и о наркотиках читал только в западных детективах. Хотя Кавказ и Средняя Азия были уже поражены. Есть опыт Китая, когда коммунисты убеждением и ружьём привели в порядок казалось безнадежно пораженное наркозависимостью население. К сожалению, кардинальное решение этой проблемы в рамках существующего общественно-политического уклада невозможно. Надо соскакивать с рельс периферийного капитализма и давать обществу ясную, достойную цель. Общество, живущее ради денег и удовольствий, обречено на запретные деньги и удовольствия.
Зарубки на память Наркотизация
Задержание наркобарыги-русофоба...
Кадры погони со стрельбой в Петербурге. Той самой, в ходе которой задержали экс-начальника полиции Невского района Алексея Харлашина и двух его подельников. А вместе с ними - килограмм кокаина
, однозначно, похоже..
