Глава Конституционного суда РФ проанонсировал изменения в Конституции. Политолог Валерий Соловей считает это подготовкой к 2024 году, когда преемником Путина должен стать Путин. Он объясняет, чего именно хочет Кремль, как это скажется на гражданах и сможет ли оппозиция «просунуть ногу» во власть.
Председатель Конституционного суда Валерий Зорькин в интервью «Российской газете» констатировал: наш основной закон несовершенен и нуждается в «точечных настройках». Причем именно теперь — на последнем, если строго по закону, сроке президента Путина. В Конституции, обнаружил вдруг ее главный толкователь и защитник, нет баланса между ветвями власти, его надо срочно туда внести, а то там явный «крен в пользу исполнительной ветви власти». Иначе говоря, многовато полномочий у президента и маловато у парламента. Кремлеведы давно говорят, что для президента Путина единственный способ остаться в том или ином виде у руля государства после 2024 года — это сделать Россию парламентской республикой, а полномочия президента урезать. Политолог, историк Валерий Соловей полагает, что Зорькин начал под это «подстилать соломку».
Валерий Дмитриевич, как надо понимать заявления Зорькна о том, что в основном законе надо бы кое-что поменять? Это уже началась подготовка к 2024 году?
— Я склонен полагать, что так и есть. Поскольку фронтальная подготовка изменений в конституционные законы началась еще осенью 2017 года. То есть почти год назад. Изменения эти идут по многим направлениям. Конечно, основной момент — это изменение конфигурации государственной власти и управления, что должно стать, видимо, ключевым элементом транзита системы.
Поменяют форму госвласти — как? Россия уже не будет президентской республикой?
— Это можно, если хотите, назвать даже переучреждением республики. Если говорить без обиняков.
Ого…
— Да-да, если не пользоваться разного рода заковыками и уменьшительно-ласкательными определениями, то, скажем, шире всего обсуждается переход к решающей роли госсовета, превращение его в ключевой орган, перераспределение полномочий по-новому. А это и будет переучреждение республики. Другие намеченные изменения, видимо, реализовываться не будут, это вызвало бы слишком сильное сопротивление и не было бы проглочено ни обществом, ни элитами. Но если бы они происходили, это можно было бы назвать переучреждением России. Зорькин подкладывает соломку и говорит: ну что вы, это точечная настройка. Потому что никто не хочет проводить референдум. И задача стоит —— изменить Конституцию окольными путями.
Это как? Нам поменяют Конституцию, а мы и не заметим? Это разве не будет вариант превращения России в парламентскую республику, где премьер-министр Путин уже не ограничен числом сроков?
— Мы не знаем, какой в конечном счете вариант возобладает.
Так какие тут могут быть варианты, чтобы «настройка» была или хотя бы выглядела именно точечной?
— Есть вариант увеличения и расширения президентских полномочий. Но это я считаю маловероятным. Надо быть абсолютно уверенным в том человеке, которому такую необъятную власть передаешь. А второго Путина в России нет и не предвидится. Поэтому что-то похожее на госсовет, на некое коллегиальное управление кажется мне более вероятным. Хотя изначально, когда стали все это разрабатывать, мне сказали: идеи, может быть, и неплохие, потенциально даже разумные, но осуществить их будет чрезвычайно сложно.
Почему сложно?
— По очень простой причине. Государственное управление, в целом вся бюрократическая машина находится в таком аховом состоянии, что может не выдержать таких нагрузок.
Как будет выглядеть это «не выдержать»? Не развалится же она?
— А вы посмотрите, что уже сейчас происходит с нашим управлением на всех уровнях и во всех элементах: все работает хуже. Скажем, эти шпионские истории…
А это просто проявление деградации системы власти и управления повсеместно. Просто наиболее яркое, гротескное выражение. Деградация идет все последние годы, а сейчас мы начинаем пожинать ее плоды. И позиция чиновников везде очень простая: лучше ничего не делать. Если ты ничего не делаешь, ты минимизируешь свою ответственность. Да, в общем-то, и денег нет. Даже в Петербурге, я знаю, проблемы с финансами. А уж в областях Центральной России чиновники, называть области не буду, говорят откровенно: у нас денег нет вообще. Во-об-ще ни на что. И что им приказывать, если они делать ничего не могут?
Как же можно будет «переучреждать республику», если на местах чиновники вообще ничего не станут делать?
— Это же Россия! Есть задумка начальства. Начальство придумало себе схему, дало подчиненным распоряжение — разработать теоретическую модель. Подчиненные взяли под козырек и разработали. Но никто не говорит начальству, что риски будут очень большие. Никто не решается это сказать. Это типично для России исторически: надо удовлетворить пожелание начальства. Ну, удовлетворили. В надежде, что осуществлять это и расхлебывать последствия будут уже другие.
Чем это опасно для нас — граждан?
— Для нас большой опасности это не несет, я не верю, что наступит некий вселенский хаос, распад страны и прочие ужасы, которыми нас пугают. Но нам придется все в большей степени полагаться на себя. И люди, мне кажется, это понимают. Это первое. Второе: конечно, дезорганизация и ослабление государственной машины, даже такой непутевой, как в России, способны создать серьезные проблемы в функционировании институтов повседневности. Во многих местах, например, транспорт станет хуже ходить. Он и так не блестящий. С дорогами возникнут проблемы. С социальной сферой. И подобное, подобное, подобное. Исправно в России будут делать только одно: собирать налоги. Вот налоги будут собираться исправно. Там, где государство сможет извлечь денег, оно будет работать, как швейцарские часы.
Долго оно так сможет работать без институтов повседневности?
— До поры до времени. Не сомневаюсь, что со временем это вызовет очень сильное массовое сопротивление.
Вот именно: если налогов станут брать все больше…
— …И ничего взамен не давать. Люди были бы готовы платить налоги, если бы они получали приличное образование, приличную медицину и так далее. А они ничего этого не получают. Все только ухудшается. Социальная сфера просто откровенно разваливается. Поэтому сегодня массовый запрос — это запрос на справедливость. Люди ощущают тотальную несправедливость. Самое интересное, что ее ощущают не только низы общества или пораженный и сокращающийся средний класс, но и верхи об этом говорят. Верхи тоже не удовлетворены положением вещей. Если говорить о крупном бизнесе, то там считают, что контракты, заказы распределяются несправедливо. И для этого есть основание. Им тоже происходящее категорически не нравится. Сейчас в России складываются все элементы, которые по всем классическим описаниям, по всем теоретическим анализам и многочисленным книгам характерны для стран, вступающих в глубокий политический кризис. Это массовое требование справедливости, то есть формирование запроса на справедливость. Это небывалый, беспрецедентный рост фискального давления. И это деградация государственного механизма в целом.
Помнится, на уроках истории в советской школе это называли революционной ситуацией: когда «низы» уже не могут жить по-старому, а «верхи» не могут по-старому управлять.
— Можно пользоваться и ленинским определением, оно неточно, зато людям понятно. Но дело в том, что за политическим кризисом необязательно следует революция. Мы можем предсказать кризис, вот это ученые в состоянии сделать. Все аналитические модели, выработанные наукой, позволяют предсказать вступление в политический кризис с очень высокой степенью точность. Не 100%, но выше 85%. Мы уже в этот кризис вползаем, это совершенно очевидно. Вопрос только в том, когда он приобретет открытые формы, масштабные и не очень приятные для нас.
И когда, по вашему мнению?
— Думаю, еще годик-полтора пройдет.
А «верхи» могут как-то это предотвратить? В Великобритании в начале XX века Ллойд Джордж сделал именно это с помощью либеральных реформ. Или это не наш метод?
— Нет, предотвратить у нас это не смогут. Потому что «верхи» уже использовали весь ресурс, который у них имелся, в 2014 году. А сейчас нет денег. И второго Крыма не будет.
Точно не будет второго Крыма? Сейчас социологи говорят о падении рейтинга Путина до 39%. Они разве не хотят что-то с этим делать?
— Они могут хотеть все, что угодно. Но второго Крыма не будет. И даже если бы он появился, то реакция у людей будет другая. Люди прекрасно понимают, что их проблемы — не в Сирии и не в Донбассе, их проблемы здесь и сейчас.
В 2014 году этого не понимали?
— В 2014 году Путин пошел навстречу подспудному массовому запросу на восстановление национального престижа, национальной гордости. Это действительно был глубокий, фундаментальный, массовый запрос. Его удовлетворили. На этом запросе власть проехала еще два года. Полностью сдулся этот запрос уже к рубежу 2016-2017 годов. Обратите внимание, что с 2017 года даже во время президентской кампании тема Крыма никак нигде не фигурировала.
А если теперь власть сыграет на новом запросе на справедливость?
— Это можно. Это пожалуйста. Только для этого им придется пилить сук, на котором они сидят. Это очень рискованная игра, если вообще хватит дерзости и азарта ее начать. Потому что массы тогда разгорячатся: «Ах, вы сажаете этих? Прекрасно: а ну-ка, давайте-ка еще». Это очень большой риск.
То, что произошло на губернаторских выборах в сентябре, вписывается в эту же картину?
— Вполне. Смотрите, что произошло в этом году. Прочитайте недавний доклад Комитета гражданских инициатив. Я беседовал с людьми, готовившими его, еще в начале года. И уже тогда они говорили о том, что происходит качественное изменение массового сознания. Подчеркну — качественное! Этот сдвиг окончательно закрепился после президентских выборов, в том числе — в связи с объявленной пенсионной реформой. В каком направлении сдвиг? Запрос на справедливость и оппозиционные, антивластные настроения. Сразу после этого встает вопрос: когда изменения в массовом сознании начнут результироваться в изменившемся поведении?
И когда?
— Никто никогда наперед не знает, какая здесь пролегает дистанция. Вдруг в сентябре мы увидели, что политическое поведение уже стало меняться. Второй тур губернаторских выборов в четырех регионах и крайне неприятное, обидное для партии власти голосование. Причем в Кремле понимают, что это выпад не против «Единой России», а против Путина. Это так и было воспринято. На мой взгляд — абсолютно адекватно. Вот это и есть начало изменения политического поведения. К счастью для власти, это остается в легальных рамках.
Пока?
— Пока. Если не будет удовлетворен центральный запрос общества. Еще раз: это — запрос на справедливость. А он не может быть удовлетворен по определению. Потому что сама субстанция российской власти против этого. Система строится на глубочайшей, тотальной несправедливости. И это никак не связано с капитализмом, тут дело в чем-то другом. Соответственно политическое поведение начнет приобретать все более радикальные формы. На это потребуется какое-то время. Какое? Еще в 2017 году я говорил о том, что все начнет разворачиваться в острую фазу с конца 2019-го. И сейчас, мне кажется, все движется в таком направлении, к таким срокам. Но надо понимать, что политический кризис, который мы с вами обсуждаем, это не акт, это процесс. Это процесс, который займет некоторое время. Скажем, года два. Вот с конца 2019-го он начнет вступать в острую фазу и два года продлится.
Что мы увидим в 2021 году?
— На выходе будет совершенно новая политическая ситуация.
У оппозиции в условиях кризиса увеличиваются шансы на успех?
— Это зависит исключительно от самой оппозиции. Пока она не делает ничего для того, чтобы развернуть ситуацию себе на пользу. Оппозиция мыслит категориями прошлого. Думает о том, как она станет участвовать в выборах в Мосгордуму в сентябре 2019 года, в губернаторских выборах в Петербурге.
И чем это не будущее? Почему оппозиции надо не об этом думать?
— Потому что к реальности это уже не имеет отношения. Точнее, имеет отдаленное отношение. Нельзя находиться в плену прошлого.
Знаете, выборы в Петербурге — теперь, после отставки Георгия Полтавченко и появления и.о. Беглова — штука особенно реальная и даже очень будущая.
— Это год назад оппозиция могла рассуждать, что ее цель — участвовать в выборах. Не победить, а хотя бы участвовать. Сейчас, когда начинает меняться ситуация, когда начался тектонический сдвиг, можно ставить другие цели, гораздо более амбициозные и далеко идущие.
Замахнуться сразу на президентские выборы?
— Зачем? Вот мы с вами сейчас обсуждаем запрос на справедливость. Знаем, что рейтинги снижаются. Мы знаем, чего хочет общество: отставки правительства и немедленного роспуска Думы. Из-за пенсионной реформы. Вот это сейчас и есть главное политическое требование.
Разве это что-то изменит? Пенсионная реформа-то уже принята.
— Конечно, и отмены пенсионной реформы. Ответственность за антинародную пенсионную реформу несут правительство и Дума.
А Путин, я так понимаю, не несет.
— Общество не готово и не будет выступать против Путина. По крайней мере, пока. А против правительства и Думы — это охотно. Причем это может быть коалиция, которая объединила бы всех: от левых до правых, от коммунистов до либералов.
Это если они согласятся, наконец, объединиться. Потому что пока либералы даже между собой договориться не могут.
— Им и не надо об этом договариваться. Такая цель, о которой я говорю, лежит на поверхности, но никто из них даже не думает о том, чтобы поставить ее. А это было бы проявлением политического мышления в меняющейся политической ситуации. Потому что впервые эта ситуация становится настолько благоприятной для оппозиции.
Она этим сможет воспользоваться? По недавним губернаторским выборам так не скажешь.
— Вот сможет ли воспользоваться — это вопрос не ко мне. Это вопрос к тем, кто находится в оппозиции, кто считает себя ее лидерами. Я пока не вижу ни малейших поползновений двинуться в этом направлении. Они только, как зачарованные, наблюдают за происходящим и тихо злорадствуют.
Я помню, что о скорой отставке Георгия Полтавченко вы говорили первым. Правда, было это год-полтора назад. Почему она произошла только теперь? И почему она вообще произошла?
— Объяснение лежит на поверхности, и не надо умножать число сущностей сверх необходимого. У Полтавченко не было никаких шансов выиграть будущие выборы.
В Кремле это поняли по примеру Орловской области или Хакассии?
— Да, окончательно прояснилось это в сентябре. А власть у нас не может рисковать, особенно в Петербурге. Еще летом, если не ошибаюсь, в июле, Путин обещал Полтавченко поддержку. А в сентябре выяснилось, что поддержка не может быть оказана. Потому что поддерживать его — это работать против себя. В Петербурге все может оказаться даже гораздо хуже, чем в Орловской области или в Хакассии, ввиду символического значения и политической важности города.
Но почему назначен именно Александр Беглов? У него, по мнению Кремля, больше шансов на победу?
— Да потому, что Беглов — абсолютно доверенное лицо. И просто нет больше никого. Вы посмотрите на «скамейку запасных»: ее нет. Просто нет. Потому что главное главные условия здесь — личная преданность и хотя бы минимальная компетентность. Но чаще всего приходится довольствоваться чем-то одним: или преданность, или компетентность. Беглов вроде бы соединяет оба качества.
А как у него с шансами на победу?
— Это будет зависеть от того, как станут работать оппозиционеры. Думаю, что можно поставить и.о. губернатора в такое положение, что он проиграет кампанию.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
Политолог Валерий Соловей... лживый дядька... перевёртышь...
Ложь этого Соловья звучит сразу с первых фраз: — "...нет баланса между ветвями власти, его надо срочно туда внести, а то там явный «крен в пользу исполнительной ветви власти». Иначе говоря, многовато полномочий у президента и маловато у парламента..." ___________________________________________________________
Поясняю: — Президент ((Администрация Президента) не является органом государственной власти. И, соответственно, не является даже частью исполнительной ветви власти. Не является Президент РФ властью, минимум у него полномочий, меньше, чем у замминистра.
(Вспомните молдавского президента Додона, как его уже неоднократно отстраняли от должности — и у российского и у молдавского президентов одинаковые полномочия).
Статья 10 Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны.
И вообще, все российские (национальные ) власти — законодательная, исполнительная и судебная — все подчиняются Вашингтону. Колония всегда подчиняется метрополии.
Вашингтон — вот кто настоящая власть в России, вот оттуда и надо отнять все полномочия.
И передать эти полномочия в Россию, российскому Президенту, российской национальной власти.
Только тогда в нашей стране будет порядок, справедливость и процветание.
Пари (ставка 5 бутылок лимонада) на то, что до конца этого года вместо Путина на Руси появится царь-эзотерик, которому морской чёрт (Люцифер) выдал оброк огромным количеством пленных душ. Теперь пришла очередь оборотня (Иеговы) служить ему верой и правдой. ... Материалисты понятия не имеют, о чём говорят, строя эфемерные планы. Поэтому маги и волхвы их всегда побеждают.
Я мог бы с тобой поспорить не то, что на 5 бутылок лемонаду, но даже на ящик коньяка "Наполеон", что Путин до конца года сохранит власть без проблем. Но ты платить в случае проигрыша не будешь. И потому нет никакого смысла с тобой спорить.
