Главная кинопремьера недели — «Сиротский Бруклин» Эдварда Нортона: звезда «Бойцовского клуба» и «Американской истории Х» не только сыграл в этом неонуаре о проклятой джентрификации главную роль, но и выступил его режиссером, а заодно сам же написал сценарий, перенеся действие разворачивавшегося в девяностых романа-первоисточника Джонатана Летема в пятидесятые.
1957 год, Нью-Йорк. В припаркованном посреди Бруклина «Форде» отчаянно пытается справиться с собой грустный мужчина по имени Лайонел (Эдвард Нортон): изо рта летят матерные и просто непристойные слова, голова в приступе нервного тика норовит задраться то назад, то вбок, непослушные пальцы вытягивают нитки из рукава шерстяного свитера. Вскоре, впрочем, нитки герою придется распутывать не только буквально, но и метафорически: его ментора и начальника по маленькому сыскному агентству Фрэнка Минну (Брюс Уиллис), ввязавшегося в какое-то мутное дельце, прикончат из его же собственного оружия. Страдающий синдромом Туретта Лайонел почувствует, что во второй раз после смерти матери осиротел — к слову, босс звал воспитанника исключительно Бруклином, по месту рождения, — и впервые в жизни примется за полевую, а не только интеллектуальную, детективную работу.
Как нетрудно догадаться, хрупкого, невротичного, то и дело срывающегося на непроизвольные обсценные тирады детектива не раз и не два как следует поколошматят. Это, впрочем, его не остановит, даже когда расследование окунет его с головой не только в суету прокуренных гарлемских клубов, где на смену бибопу как раз приходит кул-джаз, но и в гнилую атмосферу высших эшелонов нью-йоркской власти — от убийства частного детектива до коррупции на планах по расселению и застройке Бруклина оказывается всего пара рукопожатий. В конечном счете все нити так или иначе тянутся к комиссионеру Нью-Йорка по паркам и серому кардиналу городской политики Мозесу Рэндольфу (Алек Болдуин), но каким именно образом ему перешел дорогу Фрэнк? И при чем здесь опустившийся брат чиновника (Уиллем Дефо), а также юная чернокожая активистка (Гугу Мбата-Роу), за которой незадолго до своего убийства начал следить покойный? «В этой головоломке как будто не хватает детали», — Лайонел будет повторять до последнего.
Права на экранизацию бестселлера Джонатана Летема «Сиротский Бруклин» Эдвард Нортон выкупил еще в 1999-м — с очевидным прицелом сыграть крайне интересную с точки зрения актерской техники главную роль. Что ж, и двадцать лет спустя никого не должно удивлять, что с одновременно эксцентричным и трагическим протагонистом Нортон справляется мастерски — не скатываясь ни в карикатуру, ни в дешевые кривляния и выдерживая на протяжении двух с половиной часов экранного времени (при том, что Лайонел здесь почти не покидает кадра) правильную, проникновенно чувствительную интонацию. Несколько более интересный материал для размышления предоставляет в «Бруклине» выступление артиста в двух менее привычных своих ипостасях — как сценариста и режиссера: первый практически начисто первоисточник переписывает, заодно перенося действие из девяностых в пятидесятые, второй же выходит на территорию одного из классических для кинематографа жанров, причем, кажется, для того, чтобы этот жанр скорее развенчать, чем воспеть.
Этот жанр — нуар, точнее даже (учитывая, что классический нуар, как принято считать, умер с приходом в кино цвета), неонуар. Нортон активно задействует его самые характерные черты. Его сиротский Бруклин полон одетых в строгие костюмы мужчин с неоднозначными моральными установками, на которые в полном соответствии с мифологией жанра приходится и одна загадочная девица в беде — не обходится и без такого расхожего для нуара приема развития сюжета, как коробок спичек в качестве улики. Парадокс, впрочем, в том, что наследуя у классики нуара эстетику и некоторые элементы конструкций, Нортон, впрочем, отказывается от самых важных его канонов — принципа неотвратимости наказания за преступление и тотального фатализма как основной центральной идеи. Вообще, строго говоря, упадок нуара в свое время был вызван не столько уходом кино от черно-белой гаммы, сколько историческим переломом — в шестидесятых и семидесятых на смену недоверию к людской природе в Америке пришло недоверие к власти, а значит, и самим устанавливаемым ей законам, определяющим границы как преступлений, так и наказаний.
Как раз о власти и ее природе Нортон здесь в первую очередь и высказывается — что, конечно, несколько подрывает детективную интригу. И кажется, ровно поэтому ему, до грани фола убежденному либералу, на самом деле и был так необходим перенос действия в 1950-е — только такая дистанция дает материал для серьезной, не иронической аллегории на современность. Конечно, неслучайно и то, что преступного демиурга его экранного мира играет Алек Болдуин — актер, в последние несколько лет гремящий исключительно своими пародийными выходами в роли Трампа в шоу Saturday Night Live, здесь олицетворяет связку большой политики и большого капитала уже куда более серьезно. Но не факт, что более метко — при всей своей благонамеренности и добротности исполнения Эдвард Нортон как режиссер именно что слишком серьезен, даже не в плане отсутствия в этом кино минимальной иронии, а в плане слишком очевидного, бьющего через край желания на злобу дня высказаться то посредством реплик персонажей, а то и в долгих, многословных закадровых монологах главного героя. Кинематограф же — хоть во времена расцвета нуара, хоть во времена расцвета Дональда Трампа — противился и противится прямой риторике. Закон «показывать, а не рассказывать» в конце концов никто не отменял.
«Сиротский Бруклин» вышел в российский прокат 5 декабря
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
