Одно время я жил на втором этаже, а на первом жил усатый психиатр. Когда я выходил на балкон покурить, он пристально смотрел на меня снизу и угрожающе чесал усы. Курить было неловко, прямо скажем. Звукопроводимость в том доме была очень хорошая, поэтому я был в курсе всех особенностей семейной жизни усатого психиатра.

Ну, когда жена от него убегала через балкон, а он искал ее в кустах со шторной гардиной в руках, это еще куда ни шло, там обходилось просто милицией. Но когда он стал стрелять из мелкашки по кошкам и кричать на весь двор про полную луну и что время пришло, тут за ним приехали румяные психиатры, другие, не усатые, и уехали уже вместе с ним, а я задумался. Как же так, думал я, он же сам работает с психическими, его же там проверяли наверняка. Ведь не заразное же это дело, так ведь?

А когда я вырос и прошел курс психиатрии, мне рассказали про индуцированный бред. То есть, у человека была некоторая склонность к этому делу, но скрытая. А под воздействием общения с другими отклоненными, но уже манифестированными, он и сам начинает болеть. Это же классическое - быть ближе к людям. В связи с этим расскажу пару историй. Я не психиатр, это не из моей практики.

В Махачкалинском меде студенты пришли на курс психиатрии, в лечебницу. Доктор привел к ним больного, чтобы они писали историю болезни, учебную. Ну, студенты вокруг пациенты собрались, он им много чего рассказал, они покарябали ручками в своих тетрадках и по одному растворились в весенних садах. Остался только один, самый прилежный. Пациент оглянулся по сторонам и наклонился к студенту: "Ты я вижу, нормальный человек, не шалопай".

Студент согласился. "Вот что я тебе скажу", - продолжил пациент. - "Меня сюда упрятали конкуренты. Очень много завистливых людей. А я ведь, между прочим, богат. Еще как богат. Каспийские нефтяные месторождения - они ведь мои, на самом деле. Астраханская рыба - вся подо мной ходит. В Москве квартал красных фонарей держу. Но вот, попал сюда. Вот что. Ты хороший человек, я людей насквозь вижу.

Сегодня на вокзал в 20.45 придет поезд из Москвы. В седьмом вагоне везут чемоданчик с алмазами. Он твой. Поезжай на вокзал и получи его. Для хорошего человека ничего не жалко". После чего он попросил бумагу и ручку и написал грамотно составленную доверенность. Печати только нет, сказал рыбовладелец озабоченно, отобрали в приемном, но и так пойдет, мою подпись все знают.

И что? Студент поехал на вокзал. В седьмом вагоне предъявил доверенность на получение, посланный проводниками нах, устроил в дебош, был бит, а в отделении милиции рассказал такого, что поехал оттуда прямиком в психиатрическую. И по иронии судьбы положили его в ту же палату, к каспийскому крезу.

Индуцировался. Огонь страсти неземной вспыхнул в нем и не мерк без аминазина.

А вот история еще из советских времен. Хутор в Эстонии. Живет на нем одна вдова со своими сыновьями. Живет замкнуто, с соседями не якшается. И вот случилось у нее что-то в голове. Клапан какой-то отказал. И решила она, что всё мировое зло сосредоточено в соседнем болоте. И что не будет мировое зло побеждено никогда, покуда не будет завалено это болото. И начала из леса таскать коряги и сучья и кидать в болото. День кидает, другой, неделю, месяц, болото большое, всё не кончается. В лесу становится всё просторней. Соседи забили тревогу, настучали в сельсовет, или как он там у них назывался. Приехал голова, посмотрел, почесал затылок, сказал: "Хорошо ведь, никому ведь не мешает. Санитар леса". И уехал.

А дама тем временем подключила к делу сыновей. Поначалу они занимались этим неохотно, потому что мама просит. А потом втянулись. Энтузиазм начал бить. Индуцировались.

За лесным мусором ездили уже далеко, потому что близко ничего не осталось. Времени занимало это всё больше и больше, на хозяйство его уже не оставалось. Живность какая подохла, какая сбежала, огород порос разнотравьем.

А кушать то что-то надо в перерывах между избавлением от мирового зла.

Тут у них пошла разнарядка. Одного, пока остальные были в лесу, отправляли на промысел. Недалеко пролегала лесная дорога на элеватор. По ней ездили грузовички, нагруженные мешками с зерном. Кормилец сидел в кроне дуба, раскинувшего ветви над дорогой. С крюком на веревке. Когда грузовичок проезжал под ним, хуторянин ловко кидал кошку и чаще всего достигал успеха. На элеваторе ничего не могли понять: грузовик нигде не останавливается, дорога близкая - а в грузах постоянная недостача.

Закончилось всё ожидаемым образом. В один из промыслов крюк зацепился за борт грузовика и, поскольку веревка была для верности намотана на руку, молодой человек рухнул с дуба. Водитель неожиданно для себя обнаружил, что везет прицепом орущее лесное чудовище на веревке. Остановился, оценил крюк с веревкой, живо сопоставил факты и арестовал прицеп. В милиции, после недолгого допроса всё поняли правильно и на хутор выехала психиатрическая.

Это про индукцию. А вот в следующей истории индукция ни при чем, а жаль.

Тоже в одной психиатрической было. Там ведь как - не все лежат на вязках и под аминазином. Только буйные. Остальным разрешается ходить по коридору, гулять по территории. Не всем, конечно, но многим. В той больнице лежал как раз один корректор (так и хочется написать "критик", но не буду врать), человек безобидный и тихий. Его пускали даже в ординаторскую. Как добросовестный трудяга, корректор брал истории болезни и правил там грамматические ошибки. Скучал по профессии. Его угощали чаем и считали почти за сотрудника.

Продолжалось это до одного утра, когда доктора, придя на работу, обнаружили пропажу корректора. А также всех историй болезни. После некоторой суматохи и лазанья под кроватями в палатах, оформилось одно серьезное подозрение. Проверка в виде высланной по нужному адресу бригады подтвердила наличие корректора у себя дома. Истории болезни были аккуратно разложены по стопочкам на столе. Корректор сидел за столом со спушенными на кончик носа очками, неодобрительно кряхтел и, послюнив красный карандаш, жирно вычеркивал в историях врачебные безобразия.

Я вот думаю. Очень жаль, что в том отделении никто из докторов не индуцировался этим делом. А то ведь, бывает, такого напишут...