«Перестройкой» мы обязаны именно этим существам. Они однажды утратили понимание разницы между «обязательным» и «приятным», после чего покатились под откос, всё гуще путая желаемое ими с действительным. До полной утраты адекватности…

Человеческая жизнь – В РЕАЛЬНОМ МИРЕ – поделена между работой и свободным временем. Из этого следует, что работа – несвободное время.

Есть то, что человек должен сделать, и есть то, чего он может не делать. Смешивать долг с произволом нельзя...

Как говорили лучше других понимающие жизнь крестьяне – «помирай, да хлеб сей!». На посиделки можешь не ходить, частушки можешь не петь: твоё дело, твой выбор. Но хлеб сей в любом случае: иначе брюхо тебе смертный приговор зимой выпишет…

В самой основе того, что делает человека человеком лежит представление о том, что ДОЛГ ВЕЛИТ СДЕЛАТЬ – хочется этого или не хочется. Как в поговорке – «Сделал дело – гуляй смело!». То есть вначале долг (трудовой, ратный, учебный) – а потом уже что тебе приятно.

Объяснять это людям на пашне или на капиталистической фабрике XIX века – всё равно, что учить взрослого человека дышать. Такие объяснения для адекватных людей просто нелепы, это какой-то вздор и ненужные, смешные в своей ненужности, разглагольствования «капитана Очевидности».

Есть ты со своими желаниями. А есть Необходимость, которой плевать и на тебя, и на все твои «хотелки». Необходимость – как нож у горла, как пистолет у виска. Нормальному это разжёвывать – только зря время терять…

И так было ясно людям, пахавшим по 14 часов в день на чёрной и шумной, жуткой фабрике, что пресловутая «Свобода» находится только в узком пространстве возможного. Например, она в том, чтобы работать 8 часов вместо 14, если это возможно (в войну, скажем, невозможно и это), обрабатывать большое поле вместо маленького и т.п.

+++

Облегчение быта выдвинуло «перестроечного» дегенерата, который начисто утратил различение между неприятно-необходимым и приятной добровольностью свободы.

Дегенерат решил, что свобода не только скрасит досуг, но и накормит, и жильём снабдит, и в больничку положит. Начисто выпало сидевшее гвоздём в бывших крепостных после 1861 года: «Освобождение без источников к существованию – не освобождение, а углубление рабской кабалы».

У раба один хозяин, а у нищего – любой.

Человек ведь пришёл к несвободе иерархического общества от полной свободы первобытных нравов. Исторически все, за исключением самых далёких и отсталых племён, согласились на иерархии взамен полной свободы. И не потому, что все рабы, а потому что иначе ничего не получалось у людей… Когда что-то получаешь – что то вынужден отдавать взамен, такая уж диалектика жизни.

Свободен от Сталина – несвободен от Гитлера. Свободен от Гитлера – Сталин пришёл. А так чтобы от обоих свободным быть… Ну, это, голубчик, в тайгу, к староверам Лыковым, к их натуральному хозяйству, запрятанному в глуши так, что никакая власть отыскать его не может…

+++

То есть, выбирая какое-то благо, мы одновременно выбираем и связанное с этим благом неудобство.

Равенство делает нас равными не только в достатке, но и в бедности, не только в удобствах, но и в бытовых неудобствах (очереди за колбасой, «ненавязчивый» сервис).

Неравенство же неразделимо с ненавистью обделённых к тем, «кто всё себе забрал». При неравенстве «власть и деньги имущий» обречён всегда спать с пистолетом под подушкой, и вздрагивать в ночи[1] – не за ним ли пришли?

Непонимание того, что всякое житейское благо неразрывно связано с каким-то компенсирующим неудобством свойственно лишь детям и идиотам.

Идиоты, вырастая до седых волос с детскими мозгами, не понимают разницы между «кормовой базой» человека и его «удовольствиями досуга».

Они, совсем кратко говоря, хотели бы, чтобы им за их удовольствия платили. Чтобы они делали исключительно, чего им вздумается, и при этом не стали голодными и нищими.

Но этого, конечно, не может быть. Потому что жизнь устроена так, что или ты собранный воин, постоянно начеку, или ты пьяный разгильдяй, у которого всё отберут. Антилопа обязана убегать от льва, даже если ей «вломы» и «лениво»…

Из этого социального дегенератизма, из попыток сочетать высокие заработки с максимальным самоублажением родились и майдауны, и рыночные упыри-олигархи. Причём те и другие неразделимы: первые кормовая база вторых. Это, говоря языком зоологии, симбиоз льва и антилопы, которые оба не хотят бегать. Лев антилопу жрёт, не догоняя, а антилопа умирает, не убегая.

+++

Совершенно выпали в «перестройку» из обихода очень простые истины:

1) Сладко жрать – это приятно.
2) Зарабатывать на такую жратву – совсем другое дело. Чаще всего это и неприятно, и тяжело, и никакой свободы не предусматривает…

Что гонит рабочего к 7 утра на завод? Неужели ему плохо лежать в постели и досматривать сладкие сны?

Я думаю, что нет. Он полежал бы до полудня с удовольствием – по крайней мере, в некоторые дни. Но он встал и пошёл: выбора у него нет. Такая вот «несвобода»: пахать нужно, чтобы жить…

Заработок не связан с удовольствиями и наслаждениями – именно поэтому рабочее время отделяют от «свободного времени», и при этом почитают рабочее основным.

Заработок связан или с тяжёлым, упорным трудом, или с большой кровью, жестоким криминалом. Дегенерат же ждёт «европейского уровня» как халявы, разрушив и производственные, и защитные системы, которые, по его мнению, мешают потребительскому счастью пройти к нему на дом…

+++

Сформировавшись во влажных и тёплых закутках и щелях научно-технического прогресса, плесень социал-паразитизма разрослась и вширь, и вглубь.

Халявщики-гайдары, сперва обманывавшие общество, изображая «младших научных сотрудников», и ничего на самом деле не делая (а зарплату получая) – сперва начали считать «унижением» помощь колхозникам или овощебазе при уборке урожая.

Потом это разрасталось во всё большее и большее самолюбование, которое хотело бы постоянного снижения ответственности и загруженности при постоянном росте доходов.

Когда потребовалось для этого переступить криминал – легко переступили. Когда потребовалось Родину предать – легко предали. Жруны хотели жрать, и бежали за каждым толпами – стоило ему лишь издалека поманить муляжом большой жратвы.

«Нам – всё. От нас – ничего».

+++

Между тем закон жизни очень прост.

Биосфера – это такая гигантская амёба Поглощения. Руководствуясь инстинтом, это простейшее существо постоянно тыкается повсюду щупальцами – что бы сожрать? Там ударили током – отползла. Там укололи жалом – тоже отползла. И дальше шарит по миру – кого бы сегодня сожрать?

По этой причине никакие победы не бывают окончательными. Каждое новое поколение жизнь снова проверяет на «слабо», требуя отстоять завоевания предков.

Гигантская амёба поглощения, которая суть есть сама биосфера, от микроскопических бактерий до геополитических хищников, плотоядна. Всё в биосфере, от микро до макро-уровня – ищет толерантности[2], как свойства организма, чтобы сожрать этот утративший способности к сопротивлению организм.

+++

Расплата за социальную неадекватность, за неспособность понять, кто ты сам, кто вокруг тебя, что тебе выгодно, а что для тебя убийственно – всегда вымирание.

Если человек живёт миражами и не видит реальности, то он либо в пропасть свалится, либо напорется на что-то острое, либо будет сожран невидимым для него хищником…

Ну, другие варианты тоже есть: смерти, не жизни.

[2] Толерантность — медицинский термин, описывающий иммунодефицит, состояние организма, при котором иммунная система устойчиво воспринимает чужеродный антиген, как собственный и не отвечает на него.

Александр Леонидов; 14 ноября 2017