Нелюбовь братского славянского народа к нашему величайшему полководцу общеизвестна. Конечно, не следует выдавать отдельные проявления националистических чувств, когда Суворова рисуют в образе вампира, за общее настроение. Но факт: нет у белорусов такого пиетета к Александру Васильевичу, как у большинства русских. И повинны в этом вполне объективные исторические обстоятельства.

Пражская резня Суворова

События 24 октября 1794 года в пригороде Варшавы Праге вошли в историю как «пражская резня Суворова». В Польше в это время поднялось восстание за независимость. На его подавление были выдвинуты армии трёх великих держав, собиравшихся окончательно разделить между собой Польшу: России, Пруссии и Австрии. Русскую армию возглавлял генерал-аншеф Суворов.

Прага – пригород Варшавы на левом берегу Вислы – был превращён повстанцами (инсургентами, как их уважительно называли противники) в опорный пункт. От его овладения зависела судьба Варшавы, а в конечном итоге – и исход всей войны.

Поляки оказали отчаянное сопротивление. После взятия Праги ожесточившиеся русские не давали пощады, не брали в плен, кололи штыками на месте всякого, кого заставали с оружием в руках или даже без оружия. Было убито, по многочисленным свидетельствам, много мирных жителей, женщин и детей. Пленных поляков расстреливали и после боя.

По признаниям самих русских участников боя, опубликованным в XIX веке, русские войска допустили немало зверств. Так, генерал-майор (в ту пору премьер-майор) Лев Энгельгардт писал: «До самой Вислы на всяком шагу видны были всякого звания умерщвлённые, а на берегу оной навалены были груды тел убитых и умирающих: воинов, жителей, монахов, женщин, ребят. При виде всего того сердце человека замирает, а взоры мерзятся таким позорищем… Умерщвлённых жителей было несчётно».

Военный историк XIX века генерал Николай Орлов, не пытаясь преуменьшить масштабы резни, сваливал всю вину за зверства на казаков. Знаменитый Денис Давыдов пытался отчасти оправдать масштабы военного преступления тем, что русские мстили за избиение поляками в самом начале восстания от 2 до 4 тысяч русских солдат: «Во время штурма Праги остервенение наших войск, пылавших местью за изменническое побиение поляками товарищей, достигло крайних пределов. Суворов, вступая в Варшаву, взял с собою лишь те полки, которые не занимали этой столицы с Игельстромом в эпоху вероломного побоища русских. Полки, наиболее тогда потерпевшие, были оставлены в Праге, дабы не дать им случая удовлетворить своё мщение». То есть, если бы не меры, принятые Суворовым, бойня могла распространиться на Варшаву.

По подсчётам дореволюционного русского историка генерала Александра Петрушевского, во время и после боя за Прагу русские убили в общей сложности 8 тысяч вооружённых инсургентов и 12 тысяч гражданских жителей. Эти цифры, с небольшими вариациями, до сих пор фигурируют в отечественной и мировой историографии.

А причём тут белорусы?

Среди погибших защитников Праги были, конечно, и белорусы. Польская корона испокон веков считалась угнетателем белорусского православного населения. Но в конце XVIII века ситуация радикально поменялась. 3 мая 1791 года поляки, вдохновленные Тадеушем Костюшко и примером Французской революции, приняли одну из самых демократических конституций в Европе. Она основывалась на равенстве прав всех граждан независимо от сословия и религии. Таким образом, разгром Польши Суворовым означал в тех условиях и подавление белорусской народной свободы в обновляемом Польском государстве.

Суворов как помещик-самодур

За доблестное взятие Праги и искоренение мятежа императрица Екатерина II пожаловала Суворова высшим воинским званием генерал-фельдмаршала и огромным имением Кобринский Ключ с 8 тысячами крепостных. Это имение располагалось на завоёванных землях, в бывшей Польше, на территории, вошедшей в Гродненскую губернию Российской империи.

Мы привыкли считать, что крепостное право в Польше было не менее жестоким для крестьян, чем в России. Православные холопы были для католической шляхты не более чем «быдлом». Но всё дело во времени. К концу XVIII века нравы в Польше, под влиянием просвещённого абсолютизма, сильно смягчились.

Кроме того, нужно принять во внимание юридический статус усадьбы, доставшейся Суворову. До русской оккупации это было королевское имение. Следовательно, его крестьяне были юридически свободными личностями. Их положение можно сравнить с положением русских государственных крестьян – тоже лично свободных. Часть поселения Кобринский ключ пользовалась магдебургским правом – то есть имела старинные права городского самоуправления, как мещане.

После захвата Россией королевский фольварк Кобринский Ключ был сначала обращён в собственность российской короны, а потом подарен Суворову вместе со всеми обитателями. Все они, независимо от своего прежнего статуса, стали крепостными «душами» русского генерал-фельдмаршала.

Суворов стал собственником имения в 1795 году. До поры до времени там всё шло заведённым порядком, потому что у генерал-фельдмаршала не было времени заниматься новым поместьем. В феврале 1797 года Суворов был уволен в отставку из-за конфликта с императором Павлом I и вот тогда-то он решил ознакомиться со своим новым владением.

Всю жизнь Суворов имел дело только с солдатами, которые, как известно, не могут ослушаться приказа. Эти привычки граф перенёс и на новых крепостных подданных. До сих пор в Белоруссии ходит легенда – неизвестно, насколько правдивая – что Суворов, узнав, сколько у него в имении молодых неженатых душ мужского пола и незамужних душ женского пола, приказал им немедленно обвенчаться по своему желанию, а кто не пожелает, тех обвенчают между собой по жребию.

Для крепостнической Великороссии подобные поступки бар-самодуров были не в диковинку. Как известно, будучи великим полководцем, Суворов абсолютно ничем в лучшую сторону не отличался от среднего уровня русских помещиков-крепостников в отношении к своим крестьянам. Для недавно свободных обитателей королевского имения всё это было, конечно, дикостью. Вероятно, они с облегчением восприняли скорейший арест Суворова в апреле 1797 года и вывоз его в родовое имение в Новгородскую губернию. Вряд ли успел реализоваться и столь оригинальный план Суворова по повышению рождаемости в Кобринском Ключе. Но позорящая фельдмаршала легенда осталась на века.