Кланы в современной России ведут свое происхождение с советских времен. Тогда неформальные отношения существовали на всех уровнях, снизу доверху, от заводского цеха до Политбюро. Эти многочисленные «тайные общества» были полностью закрыты для посторонних. Если «толкач» с одного завода ехал на другой, чтобы добыть дефицитный металл для простаивающего станка, то информация о том, сколько это стоило, кому именно пришлось оказать услуги или заплатить, не должна была «утекать» посторонним, так как это создавало реальную опасность попасть под пресс государства с лишением партбилета, открытием персонального или уголовного дела и другими репрессиями. Закрытые сообщества исполняли роль своего рода защитного механизма, который помогал человеку выжить в репрессивном государстве.
Разумеется, не все люди во времена СССР были включены в эти закрытые деловые сообщества, более того, большая часть в них не входила. В сообщества входила «номенклатура» и отчасти деятели теневой экономики. Именно эти группы были наиболее организованны и способны к деловой активности в условиях либерализации. И именно они образовали значительную часть «ядер» новых кланов. Это не означало, что предприимчивые инженеры, научные работники, рабочие и представители других «неноменклатурных» и «нетеневых» групп не имели шансов добиться успеха в новой системе. Однако они изначально оказывались в неравном положении по сравнению с двумя указанными категориями.
Как формировался клановый капитализм
Кланы, возникшие в советскую эпоху, были исходным пунктом формирования современных клановых группировок, являющихся субъектами рыночной системы. Последние начали возникать в период скрытой приватизации, в конце 1980-х — начале 1990-х годов.
Внешняя среда оставалась крайне враждебной для предпринимательства, и люди боялись создавать стабильные деловые сообщества. Вот как эту ситуацию описывает Юлия Латынина со ссылкой на своего «приятеля-цеховика»: «В те годы люди работали поодиночке. Алгоритм был такой. Собирается компания для одного дела, проворачивает его, делит деньги и разбегается. Иначе — поймают и посадят. А Ходорковский сохранил и легализовал команду. Он страшно рисковал. Но и страшно выиграл»[4].
Множество из тогда возникших групп оказались нестабильными и вскоре исчезли. Однако именно тогда сформировались «ядра» тех кланов, которые далее стали главными действующими лицами российской экономической и политической жизни. Например, это ядра таких групп, как «семья» (Борис Ельцин), экономисты-реформаторы (Егор Гайдар, Анатолий Чубайс), Газпром (Виктор Черномырдин, создавший в 1989 году госконцерн), ОНЭКСИМ (Владимир Потанин), ЮКОС (Михаил Ходорковский), Медиа-Мост (Владимир Гусинский), ЛогоВАЗ (Борис Березовский) и других. Многие из этих групп сменили названия, их персональный состав существенно изменился, как и их статус. Однако именно тогда шел процесс неформальной консолидации тех групп, которые вышли на поверхность в последующий период.
С 1992 по 2000 год происходило формирование основных институтов клановой системы. На первой стадии (1992–1998), после «первотолчка», вызванного либерализацией цен (1 января 1992 года), имело место что-то вроде свободной конкуренции. Началась массовая легальная приватизация, во время которой вышли на свет ранее сформировавшиеся группы, а также возникло множество новых. Произошло первичное распределение части тех ресурсов, которые раньше целиком находились в руках государства, — экономических, административно-политических и силовых. Конечно, это распределение было и остается неполным, значительная часть ресурсов осталась в руках государства. Однако наиболее прибыльные «куски» ушли в частные руки, и формировавшиеся кланы конкурировали между собой. Самые успешные смогли добавить к своему «ядру» мощную периферию, создать целые промышленные империи. Правила взаимодействия кланов между собой и с государством формировались в процессе этой конкуренции.
Почему в условиях либерализации, когда вполне легально можно было стать собственником, появлялись, прежде всего, не бизнесмены-собственники, которые напрямую выходят со своим товаром на рынок, а более или менее устойчивые неформальные коалиции, куда входили деловые люди, чиновники, правоохранители и иногда бандиты? Почему в определенных областях независимость и свобода действий деловых людей были ограничены? Дело в той враждебной среде, в которой бизнесменам пришлось действовать.
Две группы опасностей подстерегали деловых людей: «снизу» — от преступности, взрывообразно выросшей в российском обществе и быстро приобретшей организованный характер, и «сверху» — от государства (так называемый «государственный рэкет» — инициативные «наезды» отдельных чиновников и организованные действия департаментов или целых ведомств). В эпоху «свободной конкуренции» большая опасность была снизу. Одним из показателей этого был всплеск убийств: по сравнению с 1991 годом к середине 1990-х их количество выросло почти в два раза, с приблизительно 16 тысяч до 32 тысяч в год (вместе с покушениями на убийство). Широко распространились заказные убийства — со 102 зарегистрированных случаев в 1992 году до 560 в 1995 году. Очевидно, что вхождение в закрытое неформальное деловое сообщество обеспечивало гораздо лучшую защиту бизнеса и жизни, чем положение «волка-одиночки», вынужденного опираться только на свои силы и защиту государства, у которого в тот момент были совершенно другие заботы. Кроме того, в рамках таких сообществ обеспечивался высокий уровень доверия в деловых отношениях, что в начальных условиях трансформации и отсутствия многих необходимых формальных институтов было особенно важно. Такие сообщества в итоге сумели оттеснить независимых бизнесменов, не входящих в системы неформальных связей, на периферию, в менее прибыльные и более рисковые сферы деятельности, лежащие вне добывающих отраслей, торговли энергоносителями, внешнеэкономической деятельности, банковского дела.
Формирование кланов шло «сверху» и «снизу»: с одной стороны, возникшие в бизнесе группы захватывали (покупали) государственные посты, ставили их в той или иной форме под свой контроль (например, с помощью регулярной платы тем или иным чиновникам); с другой — чиновники в ходе приватизации неформально входили во владение собственностью вновь формируемых компаний. В итоге в рамках возникающих кланов появлялся своеобразный взаимовыгодный симбиоз чиновников и бизнесменов. Чиновники покровительствовали своим фирмам, бизнесмены обеспечивали поток денег, силовики (владельцы и распорядители силового ресурса) обеспечивали защиту всей структуры, а когда чиновники или силовики уходили в отставку, брали их на работу. Но и бизнесмены, разумеется, приходили на госслужбу, не забывая при этом об интересах своего бизнеса, возвращаясь в него с приращенными административно-политическими ресурсами. Это и есть реальный социальный механизм взаимосвязи власти и собственности или экономики и политики в России, которую отмечают многие исследователи.
Вокруг формировавшихся кланов быстро росла теневая экономика и дисфункциональные рынки, которые обслуживали связи чиновников, бизнеса и силовиков. Так, если в 1990–1991 годах (по данным МВД) в теневой экономике производилась десятая часть валового внутреннего продукта, в 1993 году она составила чуть более четверти, а с середины 1990-х — уже более 40%.
Ко второй половине 1990-х годов уже возникло силовое предпринимательство, нередко происходили силовые захваты эффективно работающих предприятий. Правда, тогда еще в обществе были надежды, что эта аномалия являет собой болезнь переходного периода, которая пройдет, как только в России начнет работать рыночная система. Однако во второй половине 1990-х началась институционализация коррупции, превращение ее в необходимый элемент российской рыночной системы. Особую роль в этом сыграли залоговые аукционы и выборы президента 1996 года, которые способствовали формированию целой системы неформальных обязательств между бюрократическими и деловыми кланами. То есть произошло фактическое создание системы конвертации ресурсов.
Чтобы успешно вести бизнес в этой системе, нужно представлять себе существующую систему неформальных зависимостей: чьи люди в каких органах власти находятся. Недаром один из первых вопросов о новом бизнес-партнере в России: кто «стоит» за ним, то есть какая группа, какой клан обеспечивает ему свою поддержку?
Очевидно, что в такой системе права собственности существенно ограничены. Во-первых, если они не подкреплены достаточно мощными силовыми и административно-политическими ресурсами, то это в какой-то мере «незащищенная» собственность, которая может быть отнята более сильным кланом, невзирая на существующие формальные законы. В условиях системы конверсии ресурсов, имея деньги, можно купить силовую и административную поддержку, что, однако, стоит недешево и может потребовать довольно много времени. А при попытках силового захвата собственности время зачастую важнее денег.
Такая ситуация во многом лишает институт частной собственности его стимулирующей силы, так как прежде всего подрывает долгосрочные мотивы к приумножению собственности, инвестициям и инновациям. Во-вторых, клановая система накладывает ограничения на распоряжение собственностью — ее продажу/покупку и передачу по наследству, так как активы, обремененные многочисленными неформальными обязательствами зачастую просто невозможно официально продать (или же это может быть чревато очень серьезными конфликтами) и также невозможно официально наследовать, если покупатель/продавец/наследник не включен в эту систему неформальных отношений.
В первую половину 1990-х годов самый высокий статус и динамику развития имели кланы, контролировавшие сырье («сырьевики»), что было вызвано стагнацией внутреннего спроса и особой ролью экспорта как средства аккумуляции ресурсов и развития. Обладая огромными экономическими ресурсами, они во многом контролировали высшие посты в исполнительных и законодательных органах. В этот период статус кланов, контролирующих силовые ресурсы (ФСБ, армия, МВД, прокуратура), был сравнительно низок из-за малого объема экономических ресурсов, которыми они располагали, и вытеснения их с большинства значимых государственных постов. Однако их наиболее динамичная и амбициозная часть «вышла на рынок» — возникла роль «силовика-бизнесмена» с «отложенными» политическими целями. Успех на рынке, давший возможность накопить значительные экономические ресурсы, позволил «силовикам» в условиях кризиса власти конца 1990-х годов успешно конкурировать за высшие посты. Три последних премьера были из бывшего КГБ, а главным соперником Путина в борьбе за роль преемника Ельцина был Владимир Рушайло — шеф МВД.
Возможно, одна из главных особенностей этого периода — формирование «клановой демократии». Это означает сосуществование (относительно мирное) множества центров силы, социальной, экономической и политической инициативы, ни один из которых не доминирует. Основные политические решения, связанные с выборами президента, выборами в федеральные законодательные органы, выборами местных руководителей, принимаются в ходе закулисных игр наиболее влиятельных кланов, между которыми достигается компромисс. Затем эти компромиссные решения «вживляются» в общество, в той или иной мере навязываются населению. При этом власть вынуждена соблюдать определенные приличия и ограничения и обеспечивать достаточно широкую поддержку внутри влиятельных групп. За этим следят конкурирующие кланы. Конечно, такая система отличается от существующей в странах с давними демократическими традициями. Однако она обеспечивает определенный баланс сил, дает ограниченную обратную связь от общества к власти и страхует от принятия совсем уж неадекватных решений.
Другая важная особенность этого периода — существенное снижение управляемости административной системы и, шире, государства. Это было обусловлено множеством причин. Одна из значимых — включенность многих чиновников в мощные бюрократические, деловые и криминальные кланы. Даже если такой функционер работает очевидно плохо, его увольнение — трудная, а иногда опасная задача, так как может привести к конфликту с влиятельной группировкой. Поэтому сплошь и рядом остаются на своих местах профессионально непригодные или просто криминальные чиновники. Иногда необходимо фактически «выбить» целый клан, чтобы уволить одного или нескольких влиятельных лиц.
И, наконец, клановая система изначально нестабильна, так как базируется на теневых и неформальных обязательствах, а не на всем известных и формально закрепленных нормах и законах. Кроме того, в ее рамках на всех этажах иерархии постоянно возникают и воспроизводятся нестабильность и неопределенность в связи со сменой лидеров кланов. Нередко такая смена ведет к серии жестоких конфликтов (включающих заказные уголовные дела, публикации компромата в прессе, заказные убийства и так далее) и распаду соответствующих неформальных групп, что самым отрицательным образом сказывается на положении контролируемых ими формальных организаций. Определенным «противоядием» против такой нестабильности стал «институт преемственности», выработанный методом проб и ошибок как «внизу» (на уровне отдельных фирм и местных органов власти), так и на высшем уровне.
Чем обернется наш олигархический капитализм?
К концу 1990-х годов нарастающая нестабильность, вызванная очевидной необходимостью смены лидера самого главного клана — так называемой «семьи», была разрешена назначением преемника из силовиков новой генерации, имевшего в своем резюме не только службу в органах, но и специфический рыночной опыт, приобретенный в питерской мэрии.
«Вживленный» в политическую систему России в результате быстрой, масштабной и эффективной акции преемник на контрасте с прежним лидером быстро приобрел широкую популярность. Пришедший с лозунгом «диктатуры закона», то есть главенства формальных норм и правил (направленных, очевидно, против неформальных), он, казалось, имел уникальную возможность радикально реформировать сложившуюся клановую систему, ликвидировав ее наиболее слабые места, прежде всего — систему конвертации ресурсов. Это вполне могло быть сделано под лозунгом борьбы с коррупцией, органически вытекавшим из «диктатуры закона».
Однако новый президент пошел другим путем. В конечном счете, он использовал сформировавшуюся систему для расширения своего клана и обеспечения ему монопольного положения. Прежде всего преобразованиям подверглась политическая система: была ликвидирована множественность центров влияния, разгромлены наиболее влиятельные группы (Бориса Березовского, Владимира Гусинского и Михаила Ходорковского) и снижен статус других (например, Владимира Потанина и Анатолия Чубайса). Для этого широко применялись уже сложившиеся механизмы клановой системы. Наиболее показательным случаем является «дело Ходорковского», создавшего самую большую в стране компанию, которая после планировавшегося слияния с «Сибнефтью» и продажи значительного (возможно — контрольного) пакета акций одной или нескольким крупным транснациональным корпорациям могла стать действительно крупнейшим независимым (от власти) рыночным субъектом. Воздействие на нее тогда было бы сильно затруднено — пришлось бы жестко следовать духу и букве закона, а захват ее активов был бы практически невозможен. Разумеется, в силу особенностей сложившейся в России системы она не могла не оказывать значимого влияния на принятие политических решений, что также было значимой причиной для создания «дела». По-видимому, на правоохранительные органы и не пришлось слишком сильно давить, так как там распространены представления о том, что экономические преобразования последних пятнадцати лет — это результат активности организованных преступных групп, возникших вследствие разрушения советской правоохранительной системы.
Поэтому разоблачение «организованной преступной группы Ходорковского» вполне укладывалось в представления многих правоохранителей, и оставалось лишь просто не мешать им. Впрочем, и сами организаторы «дела ЮКОСа» действовали вполне в соответствии с такими представлениями правоохранителей — например, история с «Байкал Финанс Групп» вполне укладывается в классические схемы рейдерских захватов, отработанные еще во второй половине 1990-х.
Что крайне важно, в эпоху Путина произошла легитимация многих элементов клановой системы. Раньше, скажем, считалось, что силовой захват чужой собственности — это не только незаконное, но и социально неодобряемое действие. Причем не одобряемое «наверху». Теперь же, после многих демонстрационных акций («дело ЮКОСа» — одно из многих, осуществленных «новопитерским кланом») произошла неформальная институционализация таких захватов, дан сигнал: «Если ты достаточно сильный, то можно». И вскоре уже известный степной хан захватывает нефтяную компанию в своей республике, и многие сотни и тысячи других местных ханов резонно задались вопросом: «Почему им можно, а мне нельзя?»
Предпринятое построение вертикали власти, возможное после разгрома альтернативных центров влияния, фактически означало создание механизма поддержания монопольного положения одного клана и резкое ограничение конкуренции со стороны других групп, которая допускается теперь только в сферах, непосредственно не интересующих «верховный клан». Одновременно создание этой вертикали привело к резкой централизации дисфункциональных рынков и теневых финансовых потоков, циркулирующих в их рамках. Показательна в этом смысле кампания по борьбе с «оборотнями в погонах». Она носила характер громкой пропагандистской акции, которую население оценило как имитацию борьбы с «коррупцией в рядах милиции». Сигнал был обращен прежде всего к самим милиционерам (а также другим правоохранителям). Как они его восприняли? Показательны данные опроса милиционеров, проведенного в 2005 году «Левада-центром»: 31% опрошенных считают, что борьба с «оборотнями» еще продолжается, 7% считают ее законченной, а 46% говорят, что реально она никогда и не велась[5]. Как следует из данных неформализованных интервью, опрошенные считают, что кампания была предпринята для демонстрации тем, кто действует без неформальной санкции, «берет без разрешения», «не делится» или просто «не свой», чтобы они понимали, что их ждет.
В результате централизация работы дисфункциональных рынков и теневых финансовых потоков привела к их многократному разрастанию: насос по откачиванию денег стал работать сильнее. Согласно оценкам уровня «деловой коррупции», сделанных фондом «ИНДЕМ», за 2001–2005 годы число взяток уменьшилось на 20% (что естественно при процессе централизации), зато их средний размер вырос многократно (в 13 раз). В итоге общий рост (в номинальном выражении) — примерно десятикратный, что намного больше роста экономики в целом.
В то же время в экономике после 2000 года происходили довольно противоречивые перемены. С одной стороны, шла централизация, усиливалось вмешательство власти в деятельность предприятий и работу рыночных механизмов, что в итоге привело к ухудшению делового климата и снижению качества принимаемых экономических решений. Так, например, даже в оборонном комплексе, который, как принято считать, выиграл в новых условиях за счет увеличения оборонного заказа, по данным мониторинга социально-экономического положения предприятий, отмечается заметное ухудшение качества экономического управления, одновременно с постоянно усиливающимся вмешательством в текущую деятельность со стороны государства. В 2001 году 14% опрошенных руководителей отмечали, что «власть стала более умело регулировать экономику, вмешивается только тогда, когда необходимо, помогает развитию предприятий», а в 2004 году этого мнения придерживался только 1%; в 2001 году только 16% считали, что «власть стала больше вмешиваться в дела предприятий, создает больше трудностей в их работе», тогда как в 2004 году — уже 35%.
С другой стороны, в эти годы продолжалось накопление населением России и российскими бизнесменами опыта работы в рыночных условиях, люди все лучше стали понимать, что такое рыночная система, какие требования она к ним предъявляет, как правильно вести себя, чтобы добиться успеха, чего не следует делать. Этот процесс обучения рынку не останавливается, и сейчас население страны лучше адаптировано к действиям в рыночной системе. Кроме того, происходило определенное совершенствование рыночной системы «сверху», заданное, в основном, инерцией решений 1990-х годов и действиями экономического блока правительства.
Именно в путинскую эпоху начали появляться настоящие олигархи, которые действительно имеют шанс остаться у власти на многие годы. Основная причина этого — третья волна приватизации, которую можно назвать «бюрократической». Особенность ее состояла в том, что она шла под лозунгом усиления государственного влияния во многих сверхкрупных компаниях или даже возврата тех активов, которые были «незаконно отчуждены у государства в предыдущий период». На практике это был процесс захвата высших постов на этих предприятиях представителями «верховного клана». Он шел весьма по-разному (от «дела ЮКОСа» и «дела Медиа-Моста» до создания «Объединенной авиастроительной корпорации», выкупа активов «Сибнефти» и покупки Рособоронэкпортом АвтоВАЗа) и привел к взятию под контроль «верховным кланом» большинства сверхкрупных предприятий-монополистов, которые производят значительную часть ВВП.
Уже сейчас можно сказать, что первая стадия возникновения олигархического капитализма в России состоялась: сформировалась экономическая система, в которой доминирует относительно небольшое число сверхкрупных государственно-частных компаний, возглавляемых, в основном, людьми из одного клана, в распоряжении которых одновременно сосредоточены силовые, экономические и административно-политические ресурсы.
Главный дефект этой системы в том, что она не создает условий для развития общества и экономики, не обеспечивает стимулов для широких слоев населения и деловых людей. Возможности вертикальной мобильности в ней резко ограничены каналами, контролируемыми небольшим числом самых сильных кланов (например, для развития политической карьеры какой-то рост сейчас возможен через партии «Единая Россия» или «Справедливая Россия» либо через прокремлевские молодежные движения), возможности развития независимого бизнеса вне сильных групп также крайне невелики.
Главное противоречие клановой системы заключается в конфликте политики и экономики. И если экономическая система со всеми ее дефектами и ограничениями все же является рыночной и во многом работает относительно рационально, то качество политической системы, измеряемое степенью интенсивности обратной связи между народом и властью, является катастрофически низким. Это противоречие выражается в принятии неэффективных и даже абсурдных политически мотивированных решений, навязываемых экономике и провоцирующих кризисные ситуации. Из их числа — изменения в порядке государственного регулирования рынка алкоголя и в миграционном законодательстве.
Противоречия в нынешней системе могут привести к системному кризису даже при сохранении благоприятной внешнеэкономической ситуации. Можно говорить о двух непосредственных и основных источниках этого кризиса. Первый — это постепенное накопление до критического уровня ошибочных политических решений, создающих частные (локальные) экономические кризисы в разных отраслях экономики. Два-три серьезных частных кризиса одновременно (скажем, на рынке недвижимости, в банковской сфере, на фондовом рынке) вполне способны пошатнуть устойчивость системы в целом. Второй — разложение правящего клана. Стабильность и согласие внутри него — это основное условие системной стабильности обществ такого типа, к которому в настоящее время относится Россия. Уже сейчас внутри верховного клана имеется множество серьезных конфликтов. И частные экономические кризисы могут привести к увеличению их числа и обострению. В результате может назреть системный кризис, который откроет дорогу к качественным переменам сложившейся системы.
Могут возникнуть три разные варианта трансформации системы.
Вариант первый — создание капиталистического общества подобно существующему сейчас в Восточной Европе. Для этого при сохранении основных элементов клановой структуры будут необходимы демонтаж системы конвертации ресурсов, а также масштабная демонополизация и разделение сформировавшихся сверхкрупных государственно-частных компаний.
Вариант второй — создание агрессивного политического режима на базе идей радикального национализма и православного фундаментализма при дальнейшем ограничении экономических свобод и огосударствлении большей части экономики. Тогда можно будет ожидать попыток восстановления империи с помощью военной силы на территории той или иной части бывшего СССР.
Вариант третий — распад России на ряд более мелких (хотя и достаточно больших по территории) государств. В этом случае можно ожидать несколько локальных гражданских войн и постепенное становление новых государств в течение восьми-десяти лет, когда в принципе могут быть решены основные вопросы нового территориально-государственного устройства.
В нынешней России есть «зародыши» всех трех вариантов. Какой из них осуществится в реальности, во многом зависит от сложившейся клановой системы, степени ее устойчивости и способности к переменам. За каждым из этих вариантов в конечном счете стоят те или иные политические и экономические группы. Реализация различных путей развития зависит не только от самого общества (и, к сожалению, не столько от него), но и от активности и дееспособности этих групп, от того, будут ли они иметь реалистичную программу развития страны и насколько большие ресурсы они смогут мобилизовать в момент обострения потенциального системного кризиса.
[4] Коленникова О., Косалс Л., Рывкина Р., Симагин Ю. Экономическая активность работников правоохранительных органов постсоветской России: виды, масштабы и влияние на общество (на примере милиции). М.: ИСЭПН РАН, 2002.
[5] Важдаева Н. Опрос чести. Милиционеры признались, что берут взятки // Новые известия. 2006. 16 февраля.
Фото: Россия. Москва. Плакаты Виктора Дени на выставке советских плакатов "Смерть мировому капиталу!" из частной коллекции Серго Григоряна в Петровском пассаже. Фото ТАСС/ Александра Мудрац
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
