Демарш Трампа грозил (и по-прежнему грозит) выходом из договора, который принято называть «ядерной сделкой» и даже «сделкой века», также и Ирана. Но на самом деле опасно вовсе не это, тем более, что речь постоянно идёт о заключении некоего нового соглашения.

Проблема в том, что у Ирана появляется всё больше стимулов отказаться от участия в Договоре о нераспространении ядерного оружия. 2020 год в этом отношении и без коронавируса оказался едва ли не самым сложным.

Високосный год, напомним, в Иране начался с убийства 3 января генерала Касема Сулеймани, командующего спецподразделением «Аль-Кудс» иранского Корпуса стражей исламской революции (КСИР).

В убийстве, нисколько не стесняясь, фактически признались в США. Более того, в Вашингтоне не сочли нужным даже извиниться, сделав вид, что национальный герой Ирана просто оказался не в то время и не в том месте.

Однако ракетный удар по аэропорту Багдада – столицы Ирака, безусловно, предназначался популярному и очень влиятельному генералу. Сулеймани ведь не только считался реальным претендентом на самые высокие посты в Иране, он мог стать одним из лидеров нового режима, антиамериканского по определению.

После затянувшейся пандемической паузы случилось ещё одно убийство – не менее громкое и тоже знаковое. 27 ноября жертвой стал физик-ядерщик Мохсен Фахризаде, которого называют создателем атомной программы Ирана.

Он был расстрелян на севере страны по дороге из Ростамкола в Абсард из автоматического оружия, скорее всего, что с помощью дистанционного управления. Информацию о том, что оружие, которым был убит учёный, изготовлено в Израиле, там демонстративно не комментируют.

Фактор выборов

Первое же из этих убийств сразу подтолкнуло иранское руководство к действиям. Уже 6 января было объявлено об отказе страны от ограничений МАГАТЭ по числу используемых для обогащения урана центрифуг. Это был последний существенный норматив из СВПД, от которого отказались в Иране.

До этого, как известно, из Тегерана дали знать, что не планируют жёстко придерживаться оговорённых в СВПД квот по количеству обогащённого урана, остающегося в стране, а также о намерении расширить свою ракетную программу.

Однако не только на Востоке справедливо считается, что


Достаточно ограниченные технические возможности Ирана не позволили изменить что-либо реально, к тому же помешал и фактор пандемии. Пока, по данным наблюдателей МАГАТЭ, всё ограничивается небольшой «атомной активностью» в двух районах страны.

Напомним, что Иран уже не впервые использует что-то вроде пропагандистского блефа, пытаясь выторговать для себя наилучшие условия либо в старой, либо уже в новой ядерной сделке. Так было до 2015 года, когда сдвинуть процесс с мёртвой точки помогла только единая жёсткая позиция России и Китая. Так происходит и сейчас.

К тому же, в дело решительно вмешивается фактор выборов, причём не только американских. Там-то всё меняется, можно сказать, в пользу сохранения сделки,


по признанию Барака Обамы, и


на взгляд Дональда Трампа.

Но на горизонте уже другие выборы – в Иране. А перспектива прихода к власти вместо Хасана Роухани кого-то из радикальных исламистов способна поломать просто всё. Ему же уйти ни с чем и вовсе не хотелось бы, ради чего он просто обязать вспомнить свой «позитивный» диалог с Бараком Обамой.

Вернуть или вернуться?

Несмотря ни на что, долгое время ситуация с ядерной сделкой была фактически зависшей. Намечался лишь медленный дрейф европейских партнёров США по сделке, начиная с Великобритании, в сторону заключения с Ираном нового договора.

Хотя ещё в январе, наряду с англичанами, и Германия, и Франция декларировали стремление во что бы то ни стало сохранить сделку. Из Тегерана, принявшего активное участие в спасительных договорённостях по ограничению нефтедобычи ОПЕК+, регулярно напоминают, что там готовы вернуться к исполнению СВПД. Но ставят теперь уже три условия.

Первое – это снятие санкций, которые вообще-то из-за пандемии и той самой сделки ОПЕК+ почти не работают. Второе – не просто признание ответственности США за убийство Касема Сулеймани, но и некая моральная компенсация. И наконец, третье – разбирательство по делу Фахризаде.

Безусловно, замена нынешнего СВПД на некий неизвестный новый договор невыгодна, в первую очередь, для России и Китая, которые не хотят даже тормозить свои атомные проекты. Россия, к тому же, заинтересована в реализации механизма возврата излишков атомных материалов из Ирана, что даёт работу ряду предприятий отрасли.

В то же время, в администрации Трампа не раз давали понять, что хотели бы свести к минимуму участие в договорённостях и России, и Китая. Новая сделка может потребовать не меньше времени, чем СВПД, отвергнутый Вашингтоном, но там явно были бы не против на этот время максимально сузить атомную активность Ирана.

Ради чего и выкручивали руки европейским партнёрам, дав понять, что готовы пойти даже на введение 25-процентой пошлины на автомобили со старого континента. Как говорят в анекдотах –

По старым лекалам

Вероятность возвращения к старой сделке после поражения Трампа на выборах, конечно, выросла, но не настолько, чтобы сразу возобновлять сотрудничество с Ираном. Это касается и России с Китаем, и европейских участников «ядерной сделки».

Они уже к началу 2020 года проделали большую работу для того, чтобы выход США не помешал им продолжать не только торговать с Ираном, прежде всего – нефтью, но и реализовывать атомные программы.

Эти программы обещают слишком уж большие выгоды, чтобы поступиться ими ради сомнительного партнёрства с США или же из-за опасения их санкций. Положение дел тут во многом схожее с ситуацией вокруг «Северного потока-2». И тут, и там речь идёт, скорее, не о проблемах, а о расходах.

Однако дело существенно осложняется тем, что, в отличие от глобального газового проекта, уже вышедшего на финишную прямую, иранский атом – это дело почти вечное. Тут сиюминутным выводом из-под санкций нескольких кораблей и компаний не обойдёшься.

Тем не менее, в Германии и Франции, как, впрочем, и в Великобритании делали серьёзную ставку на запуск системы INSTEX для расчётов с Ираном. Этот механизм поддержки торговых обменов был создан, чтобы восстановить сделки с Ираном в обход американских экстерриториальных санкций.

Однако получить возможность продавать нефть по данному каналу у Ирана никак не получается. ОПЕК+ можно, INSTEX – нельзя. Пока по системе возможны только расчёты за лекарства, продукты и другую гуманитарную продукцию.

Недавно удалось подтянуть стройматериалы, инструменты и всё, что связано с медициной. Но реальных крупных сделок как не было, так и нет. В итоге фактически не удаётся работать по старым лекалам, но нет видимой перспективы и для работы по новым.

Теневой игрок

Смена Дона Трампа на Джо Байдена, участие которого в «сделке» высоко оценивал его патрон Барак Обама, может изменить многое. Новой американской администрации предстоит либо вернуть старую сделку, отбросив идею «устранения Китая и России», либо просто вернуться в какую-то нулевую точку переговорного процесса.

Любой иной вариант будет прямой провокацией Ирана на выход уже не только из СВПД, но и из Договора о нераспространении ядерного оружия. И тогда уже «эффекта домино» не избежать, как это удалось после Пакистана и Северной Кореи.

А первой упавшей фишкой вполне может оказаться Израиль. Не случайно, намекая, точнее прямо говоря о возможности выхода Ирана из договора о нераспространении ядерного оружия, тамошние политики, не стесняясь, апеллируют к особому положению Израиля.

В Тегеране его традиционно называют нарушителем всех международных договоров – как, впрочем, и США. Однако слишком уж регулярных ссылок на то, что у Тель-Авива (а теперь – вроде бы и у Иерусалима) за спиной стоит Вашингтон, стараются избегать даже в иранской прессе.

Впрочем, радикальная исламистская оппозиция, не скрывая своих претензий на власть в Иране, в этом отношении ничего не стесняется. Тем не менее, вряд ли даже исламисты всерьёз рассчитывают получить доказательства виновности израильских спецслужб в двух убийствах 2020 года.

И уж, тем более, добиться чего-то вроде сатисфакции. Приходится ограничиваться публикацией эффектных карт, на которых обозначены радиусы действия иранских ракет, легко достигающих территории Израиля.