Сразу после революции 1917 года программа расселения людей в коммунальные квартиры подразумевала под собой разрушение института семьи как главной ячейки буржуазного общества. Коммуны были романтизированы! Жизнь на виду у всех соответствовали коммунистической мечте о гражданском равенстве.

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

Процесс «жилищного уплотнения» был проведен в Советском Союзе со всей решительностью по принципу «взять все и поделить»! Однако, как показал опыт, жилья все равно всем не хватило. Так возник пресловутый булгаковский «квартирный вопрос», который «испортил москвичей», а СССР преумножился коммуналками…

С первых лет своего существования коммунальные квартиры в СССР стали явлением не только бытоустройства, но и чуть ли не мироустройства — целая философия СССР. В коммуналках ковался совершенно новый тип человека готового к любым трудностям.

Многие известные писатели, среди них Ахматова, Пастернак, Маяковский, Булгаков, Ильф, Петров и др., на разных этапах своей биографии жили (а иные и умирали) в ком­муналках.

Тем кто сегодня живет в своих собственных квартирах трудно представить себе, что в коммуналке в дверь сортира может кто-то постучать с требованием сию же минуту вытряхивать свою задницу из помещения. А в кастрюлю, стоящую на плите, может сунуть нос любая любопытная соседка… Однако именно так все и было.

Лучше всего советскую коммунальную квартиру описал Булгаков в «Мастере и Маргарите». Огромный длинный коридор, освещаемый крайне редко, полный странных, волшебных и ненужных предметов. Санки с рейкой, оторванной через одну, канистры с неясными жидкостями, коробки со сломанными игрушками, шкафы с одеждой, которую никто никогда не носил, обувь только на левую ногу, мотки проволоки и шнурков. Велосипед тоже был, детский трехколесный. Дети, случавшиеся в этой квартире, рассекали на велосипеде по коридору, как на гоночном автомобиле, скорость набирая изрядную…

ВЫ ЗДЕСЬ НЕ ОДНИ!

Типичная коммуналка в СССР — это длинный коридор-пенал с одним окном, куча комнат и один туалет на несколько семей! По утрам один сортир с боем брали 28 человек. И вот уже соседская девчонка с плачем бежала к маме — «мамочка, там кто-то уже пятый раз бумажку отрывает, а все не выходит»…

Общая кухня, несколько плит, которых, ясно дело, на всех не хватало, столы. Их использовали только для разделки. Питались все в своих комнатах.

Телефон, тоже один, заляпанный потными руками и шкаф с книгами, которые никто не читал. На входной двери — длиннейший список фамилий с пометками «звонить три раза» или «стучать раз, но сильно», «два долгих звонка, один короткий». А в уборной плакат: «Граждане! Помните, что вы здесь не одни! Люди ждут!»

Незаменимым местом складирования макулатуры и прочего хлама был балкон. Здесь хранились подшивки советских газет, журналы «Работница» и «За рулем». Здесь «жили» ржавеющие детские санки, сломанные лыжи и «велики», приколоченные к стенке или потолку. Хозяева вечно спотыкались о трехлитровые банки с соленьями-вареньями и мешки с картошкой. Однако при всем при этом советские хозяйки все же умудрялись развешивать на балконах мокрое белье.

В ТЕСНОТЕ, ДА НЕ В ОБИДЕ

Чаще всего, оби­татели советских коммуналок жили дружно, заботились друг о друге, взаимно присматривали за детьми, совместно проводили досуг; кухня служила своего рода салоном, где обсуждались книги и спектак­ли, читались стихи. Особенно радовали праздники с импровизированной программой, включающей в себя вначале дружное застолье за общим столом на кухне. Долгое соседство сближало жильцов, волей-неволей пре­вращая их в своего рода семью с общими проблемами, раз­влечениями, интересами.

Нельзя не вспомнить о летних заготовках овощей и фруктов на зиму. В них участвовали все — кто советом, кто делом. Потом хранили закатанные банки в общем чуланчике на кухне или на балконе.

В равных условиях обитали и академики, и алкоголики.

Общими были проблемы, нечистоты и тараканы, причем как в голове, так и на кухне. За стенами то и дело слышались шаги соседей, а тесные комнатушки напоминали скорее каморки… Но, как говорят: «В тесноте, да не в обиде!». Воевали чаще всего разве что с вездесущими «соседями» — тараканами.

Тараканы были отдельной статьей. Их было много… Нет — их было очень много. Они были везде и они были разные… По ночам их было слышно. Было слышно как они пробегают по полу мимо кровати, по стенам, их было видно даже на окнах в свете окон дома на против. Их морили, но на смену дохлым тут же приходили живые…

Их нещадно, но безуспешно травили, за ними гонялись с тапочкой в руке, но рыжее племя было неистребимо. Людям ничего не оставалось, как «добродушно» сожительствовать с ними.

ДВЕ СТОРОНЫ ОДНОЙ КОММУНАЛКИ

И все же далеко не всегда в коммунальной семье царил мир: интриги, склоки, взаимная слежка, доносы и травля были довольно обычной картиной. С одной стороны, квартира воплощает братство и взаимопомощь людей перед лицом испытаний и невыносимых условий существова­ния.

В коммунальной квартире встречались персонажи на любой вкус: тетя Маша в расстегнутом до пояса халате; дядя Петя вечно бухой на кухне; соседка Светка к которой каждую неделю приходил новый хахаль; потомственная ведьма, которая гадала всем на картах, поглаживая свою черную кошку на коленках; ревнивый муж, который ревнует ведьму даже к дверному косяку.

Иногда соседями оказывались гнусные персонажи: лютые алкоголики, сумашедшие бабки.

Так и жили: алкаши частенько обпивались и били друг другу морды, бабка варила свои супы из тухлой курицы (холодильника у нее не было, а продукты она покупала регулярно) и гладила белье холодным утюгом…

А вот дед. Он душится каким то клопомором, именуемым одеколоном, потом идет на кухню и жарит себе на сале какую-то гадость. Вот это был амбре! Перемежалась эта вонь с ароматом перегара и с запахом потных носков идущим из комнаты дяди Пети…

Но и в лучшем, и в худшем варианте личные дела каждого протекали на глазах всех, и сохранить privacy удавалось редко: «Каждый досконально знал жизнь другого, знал ее во всех деталях, знал белье соседа, его любовниц, его обеды, его долги и болезни… Обыск у одного, понос у другого создавали бессонницу у всех соседей.