Бородинское сражение было принципиальнейшим и кровопролитнейшим сражением 1812 года... которое ничего не изменило
Сражение при Бородино 7 сентября 1812 года подобно Вселенной. Так же понятно в первом приближении, так же непостижимо в целом.
Нет, загадок особенных историки в нём не видят. При том обычном в истории условии, что твёрдых и неоспоримых данных о численности войск нет, о размерах потерь – тоже, последовательность событий частично утеряна, – сама картина ясна. В первом приближении.
Картина сражения
Ясна стратегическая картина. Армия французского полководца Наполеона Бонапарта вторглась на территорию России. Цель агрессии – чисто политическая: принудить русское руководство к миру на условиях Наполеона. Причём никакой особенной национальной или ещё какой ненависти нет: после неизбежного, как представлялось Наполеону, разгрома русской армии французский и русский императоры заключают снова «братский мир», подобный тому, что был заключён в Тильзите в 1807 году. Условия его будут, конечно, не такими благоприятными для России, как тогда, но в общем речь о безоговорочной капитуляции, тотальной оккупации и наведении своих порядков не шла.
Оперативная картина также был понятна. Армия Наполеона в три раза превышала по численности русскую армию. Армия Наполеона представляла собой цвет не только французского, но и практически всего европейского воинства, включая итальянцев, немцев, австрийцев, голландцев, поляков, даже испанцев с португальцами. Эта армия победоносно – так тогда понималось, раз русские отступали, – дошла практически до Москвы.
Наконец, тактически тоже всё было понятно. На поле у села Бородино было собрано 135 тысяч французских и прочих европейских солдат против 97 тысяч регулярного русского воинства. (Причём русское командование было уверено, что против него стоит армия в 185 тысяч человек.) Стояли обе армии в линию друг напротив друга, где на относительно слабые укрепления и слабой численности русские войска на левом фланге были нацелены втрое превосходящие силы элитных корпусов Наполеона.
Понятно было, что с этим делать (и Наполеон это начал делать): могучим ударом превосходящих сил проломить левый русский фланг, после чего окружить, прижать к Москве-реке и уничтожить или пленить русскую армию. Откуда плавно перейти на уровень стратегии и предложить царю Александру великодушный и почётный мир. На собственных, разумеется, условиях.
Но что-то пошло не так…
Замысел Наполеона, как мы знаем из истории, не удался. Русская армия, действительно сильно избитая, по итогам сражения уступила в части позиций свои передовые укрепления, но в конце боя стойко занимала вторую линию обороны в километре от прежней.
Уже это обстоятельство, отметим в историографических скобочках, снимает все претензии на победу в битве со стороны французов. Всегда и на всех войнах уступка первой линии без разгрома и бегства, с остановкой противника перед второй линией укреплений считалась по меньшей мере ничьей. А то и – в зависимости от стратегической ценности позиций – ещё и победой обороняющихся.
По результатам того же дня сражения французская армия, избитая даже больше русской, на деле не имела уже сил нарастить натиск. И времени – на новый этап боевых действий. Французы, постояв для порядка на заваленных трупами своих и чужих солдат позициях первой русской линии и попалив из пушек по новым русским позициям, отошли обратно. В первоначальные места расположения. На поле битвы вернулись русские казаки – возвращать пехоту на перерытые ядрами и заваленные трупами прежние укрепления смысла для русского командования не было.
Таким образом, всё вернулось в первоначальное положение, что уже точно по всем канонам войны считается ничейным результатом в любом сражении.
Следовательно, с оперативной точки зрения Наполеон вполне должен был отдавать себе отчёт, что Бородинское сражение он проиграл: он не добился в нём поставленных целей, зато довольно сильно сточил свою армию о русские штыки. Во всяком случае, французская кавалерия после Бородинского поля не восстановилась уже никогда. В отличие от русской, сохранившейся в практически полном порядке.
Что же пошло не так?
О том, каким замыслом русского полководца Михаила Кутузова можно объяснить странности в первоначальном расположении русских войск, Царьград уже писал некоторое время назад. Если кратко, то сами природные особенности местности вокруг Бородино позволяли Кутузову, уже известному своим знанием стратегического манёвра и умением окружать неприятеля, по крайней мере попытаться устроить такую же пакость Бонапарту. А именно втянуть его в попытки проломить кажущуюся слабость левого своего фланга, после чего нанести охватывающий удар в левый фланг и тыл неприятелю войсками своего правого фланга. Где он вообще-то оставил стоять под прикрытием реки Колочи две трети своей армии.
Всю перспективность и опасность этого замысла оценил лично Наполеон, когда в ответ на рейд русской кавалерии как раз по указанной схеме на два часа остановил своё наступление (в самой решительной его фазе, между прочим!) и лично отправился на место руководить спасением своего правого фланга…
Однако Наполеон разгадал замысел Кутузова и заставил его сражаться не так, как тот планировал. Захватом Шевардинского редута 5 сентября он подвесил левый русский фланг в оперативную пустоту, чем заставил завернуть его практически на 90 градусов. Сражение стало лобовым, где на стороне Наполеона были все шансы на успех. Четыре корпуса против 25 тысяч солдат у Багратиона – да они не могли его не раздавить! Но… не смогли. Почему?
Причины две. Громадное мужество русских войск, стоявших на месте под огромным превосходящим давлением противника. Пятьдесят тысяч одновременно сражающихся врукопашную солдат – это было здесь, на флешах. Где, казалось бы, просто места нет для такой толпы народа!
И вторая – своевременное до гениальности подтягивание Кутузовым резервов на левый фланг с правого. Это действительно частично граничит с чудом, когда с его командного пункта уходили приказы на перемещение корпусов задолго до того, как у Багратиона намечался очередной кризис. Солдатам ведь надо было ещё и ногами дотопать до места боя – и это время тоже надо было рассчитать не только заранее, но и с величайшей точностью.
При этом вторая причина намного важнее первой. Ибо французы сражались с такой же доблестью, как и русские. Слова Наполеона, что в «битве под Москвой» его солдатами было «выказано наиболее доблести» в сравнении со всеми пятьюдесятью его сражениями, – не просто слова, и они дорогого стоят. Но вот то, что «и одержан наименьший успех», – это уже заслуга русского солдата и русского командования.
Итоги
Каковы же итоги самого крупного сражения всего XIX века?
С тактической точки зрения – ничья. Все остались при своих позициях. И по числу пленных – равенство. Чего при поражении одной из сторон не бывает. А казаки даже наведывались к французским бивакам. И даже скрали оттуда какого-то капрала.
С оперативной точки зрения – победа русских. Наполеон довольно сильно сточил свою армию о русскую оборону, не добившись никакого реального военного результата.
Со стратегической же… Вот тут и можно говорить о той самой непостижимости, о чём шла речь в начале.
Первое. Русская армия отступила. Ночью. Будто бы подсчитав потери, русское командование решило, что сражения на следующий день армия уже не выдержит. Таким было объяснение Кутузова впоследствии. Однако примеров, когда Кутузов что-либо искренне пояснял из своих военных решений, можно посчитать по пальцам. Одной руки. И пальцев хватит с избытком. Троекратным.
И на самом деле было не фактом, что сильно потрёпанная – с потерями до трети численности – армия Наполеона была в состоянии продолжить бой наутро. А там, глядишь, русские новые окопы нароют (под ними тогда понимались наземные защитные сооружения в виде земляных валов), флеши соорудят, батареи на высотках поставят. Ещё раз попробовать их сковырнуть оттуда? Наполеон уже не решился пустить в бой гвардию «за 800 льё от Парижа» – откуда уверенность, что он решился бы положить ещё треть армии, чтобы… Чтобы что? Отодвинуть русских ещё на километр?
Нет, конечно, Кутузов, согласно имевшимся у него разведданным, должен был полагать, что у его соперника оставалось ещё 130-140 тысяч солдат против его 50-60 тысяч. Риск, что не удержатся, велик. Но ведь удержались же против (как он полагал) 180 тысяч! И опять же – не факт, что Наполеон решился бы на новый бой…
Словом, это могло быть одной из причин решения на отступление, но далеко не основной.
А какова же основная?
А давайте-ка вспомним, хотел ли Кутузов на протяжении всей войны дать хотя бы один бой французам? Вот даже тогда, когда от них оставались только слёзы – в прямом и переносном смысле – на зимней дороге после Березины?
Нет! Ни разу Кутузов по своей воле не желал давать бой Наполеону! Боялся? Вряд ли. Русский полководец был известен своей личной храбростью на всех войнах, в которых участвовал. Да и при Бородино он ни разу не двинул назад свой командный пункт в Горках, даже когда бой с французами шёл едва ли не у него под ногами! (Кстати, ещё один признак, что никакого поражения не было.) Кутузов был хитрющий царедворец, да, – но при этом и там он, когда нужно было, проявлял твёрдость и не склонял голову даже и перед царём. Недаром он оказался едва ли не единственным полководцем в истории империи, кто получил практически императорские полномочия во всех местностях, затронутых боевыми действиями против Наполеона. Притом что царь его не любил откровенно.
Так вот, Кутузов – не боялся. Он просто знал, как загнать Наполеона в безвыходное положение, не жертвуя понапрасну армией. То есть – повторим это слово – не стачивая без пользы этот великолепный инструмент для решения дальнейших политико-стратегических задач после неизбежного поражения французов. Потому Кутузов стремился до последнего избежать не одного-двух, а – всех сражений в войне. Кроме небольших стычек, призванных показать Наполеону, что в данном направлении ему делать нечего.
Бородино в этой кутузовской стратегии было тоже лишней тратой бесценных людей. Но и без демонстрации силы он не мог обойтись ни ввиду противостояния с Наполеоном – надо было сбить с него излишний гонор, – ни ввиду внутриполитического положения в самой империи. Которая со всё большим изумлением и недовольством смотрела, как её армия «долго молча отступает».
И к тому же здесь Кутузов, как сказано, явно рассчитывал не просто подраться и пролить кровь, а – нанести французам значимое поражение. Шанс был, как мы видим по поведению самого Наполеона.
Но – отступили. И сдали Москву. И это дало основания и французам, и французским историкам, и даже русским либералам-разоблачителям от исторической науки кричать о победе Наполеона при Бородино.
Но Москва находится от Бородино в 120 верстах. Это неделя пути, в ходе которой русская армия вовсе не показывала признаков слабости, не говоря уже о разгроме. Сдача Москвы не была следствием сражения при Бородино, как сдача Малоярославца не стала следствием сражения при Малоярославце. Это было горькой, но необходимой жертвой фигуры в ходе в целом победоносной партии, которую стратегически разыгрывал Кутузов. И которую доиграл до конца. Так и не дав ни одного другого генерального сражения на этой войне. Да и зачем, когда он и так одержал в этой партии генеральную победу, выпустив из страны всего… 900 человек боеспособных войск из 640 тысяч зашедших с июня 1812 года.
Ну а Бородино… Бородино остаётся памятником доблести и мужества солдат обеих армий. Да, французы шли с агрессией, а мы – защищали Отечество. Но храбростью врага только яснее оттеняется доблесть тех, кто с ним сражался. Доблесть наших русских солдат.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
