В Екатеринбурге на прошлой неделе прошла конференция трансплантологов, о ней «Новый День» уже писал. Тогда врачи и эксперты высказывались о том, что в России действует презумпция согласия – если человек при жизни не возражал против изъятия органов для трансплантации после смерти, то медики могут забрать их, чтобы пересадить тем, кто нуждается в помощи. Звучит справедливо – мертвому вряд ли есть дело до того, что его сердце продолжит биться в ком-то еще. Однако правозащитники говорят, что сама медицинская, да и судебная практика, понимают презумпцию согласия превратно, из-за чего подавляющее большинство людей даже не в курсе того, что их погибшие родные стали донорами.

В России в 2016 году проведено 1703 операции по трансплантации органов, что на 14,8% больше, чем в 2015 году, сообщает Минздрав России. Какое количество операций происходило с согласия родственников – неизвестно. Адвокат по правам человека Антон Бурков говорит, что случаев тайного изъятия органов у погибших людей много. «Каждое изъятие органов происходит тайно. Большинство родственников просто не узнают об этом. А кто узнают, часто решают не заниматься, простить и забыть. Соответственно, единицы доходят до судов», – говорит он.

Г-н Бурков представляет интересы семьи Саблиных, которые решили обратиться в Европейский суд по правам человека после смерти дочери Алины. Девушка училась в Москве. В 2014 году она попала в ДТП – ее сбила машина. Шесть дней студентка находилась в реанимации, а на седьмой умерла – о смерти ребенка мама и папа Алины узнали не от врачей, а от похоронного агента. Спустя еще месяц выяснилось, что у дочери были изъяты органы. Всего шесть позиций – сердце, почки, часть аорты и нижней полой вены, надпочечники, кусочек нижней доли правого легкого. «Узнали только потому, что мама Алины Елена была признана потерпевшей по уголовному делу в отношении человека, который сбил ее дочь. Как потерпевшая, она имела право знакомиться со всеми документами по уголовному делу. Листая их, она наткнулась на заключение патологоанатома, из которого узнала об изъятии органов. Причем заактированы были только два, мы до сих пор не знаем, куда делись остальные четыре», – говорит адвокат семьи.

По словам правозащитника, родные не были поставлены в известность о том, что их дочь стала потенциальным донором еще на второй день в реанимации. Потому что так в стране работает закон «О трансплантации органов и тканей человека». «В законе так сформулировано, и так эту формулировку понимают в медицинской и судебной практике, что у любого могут изъять органы без процедуры предварительного согласия самого донора и близких родственников.

Системы, базы данных о несогласии или согласии не существует, человек, конечно, может пойти к нотариусу, заверить какой-то отказ, а что с этой бумажкой дальше делать? Будет она у нотариуса в сейфе храниться или у этого человека дома лежать, даже если он будет ее с собой носить, и с ним произойдет несчастный случай, и бумажка окажется при человеке, ее могут просто выбросить. Обязанности проверки наличия несогласия на медучреждения не возложено», – отмечает адвокат.

Тем не менее, в разделе 2 статье 8 закона о трансплантации сказано, что «изъятие органов и (или) тканей у трупа не допускается, если учреждение здравоохранения на момент изъятия поставлено в известность о том, что при жизни данное лицо либо его близкие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей после смерти для трансплантации реципиенту». «Соответственно, статья возлагает обязанность [выяснять, согласны или не согласны родственники на изъятие органов для трансплантации] не на медучреждение, а на родственников донора. Как на практике это получается? Человек попадает в реанимацию, что и произошло с Алиной, на следующий день реаниматология квалифицировали ее как потенциального донора, подняли телефонную трубку, позвонили трансплантологам, сообщили им. На судебном заседании реаниматолог сказал, что набрал трансплантологов и предупредил, что есть потенциальный донор. Но при этом встречаясь с родителями, мамой и папой Алины в течение шести дней, этот же реаниматолог не сообщал, что она потенциальный донор. Соответственно, родители Алины понятия не имели, что у нее собираются изымать органы. Они даже возразить не могли – просто потому что они не знали. И в такой ситуации находятся все жители страны. Врачи открыто говорят – мы не обязаны доводить до сведения родственников, что делать с трупом. И отчасти они правы – реаниматологи в больнице находятся, чтобы спасать людей, а не готовить трупы к изъятию органов. Они тоже своего рода заложники системы трансплантологии. Не создано никакого сервиса», – отмечает Антон Бурков.

Как уже писал «Новый День», сами трансплантологи и те, кто продвигает идею донорства органов после смерти, часто ссылаются на опыт Испании. По словам адвоката семьи Саблиных, в королевстве тоже действует презумпция согласия, только понимается она по-другому. «У нас она понимается извращенно. Вот презумпция невиновности – это значит, что человека не признают виновным, пока не докажут обратное, пока суд не признает его виновным. С органами тоже так должно работать – не нашли ближайших родственников, не выяснили, что сам донор при жизни был против и родственники сейчас не против, тогда это означает согласие. А у нас никто не хочет искать родных даже. А в случае с Саблиными не надо было даже искать, мама и папа находились все эти шесть дней в больнице, но их обманывали, не сообщали информацию», – подчеркивает адвокат.

Правозащитник отмечает: в той же Испании есть база данных потенциальных доноров. И это ключевой момент. «Если бы Алина попала в такую ситуацию в Испании, даже если бы она была в базе согласных, потенциальных доноров, врачи бы все равно отыскали ее родственников, выяснили их позицию, и, если бы было возражение, не было бы изъятия. Родители Алины ведь даже не говорят, что возразили бы. Проблема в том, что их вообще проигнорировали, а если что-то происходит тайно, то всегда появляются какие-то сомнения – а действительно ли человек сам умер?» – поясняет Антон Бурков.

Иск родителей Алины в ЕСПЧ, скорее всего, будет рассмотрен в следующем году. Заявители просят взыскать с России по 24 тысячи евро в качестве компенсации за моральные страдания каждому потерпевшему.

Кроме того, Антон Бурков сообщил, что в мае следующего года Совет по правам человека ООН также будет рассматривать этот вопрос в рамках Универсального периодического обзора. «Раз в пять лет каждая страна в мире отчитывается в Совете по правам человека при ООН – как защищаются права человека в этих странах. В мае наступит очередь России. Общественные организации тоже имеют право представлять альтернативные доклады о нарушениях прав человека в этой стране. От «Сутяжника» был направлен отчет именно в части соблюдения прав граждан при изъятии органов, где эта ситуация с Алиной Саблиной была описана. Кроме того, будет представлена информация по аналогичному делу, которое произошло в Омской области», – добавляет Бурков.

Екатеринбург, Екатерина Норсеева