Сын Евгения Леонова: «Когда отец узнал, что у него родился сын, бросился целовать тигров!»
Неизвестные факты из жизни знаменитого актера рассказывает его сын, Андрей Леонов.
«Приходя в мою школу, отец сутулился, краснел, бледнел, виновато вздыхал... А его отчитывали, говорили: «Из вашего балбеса ничего не получится. Пусть заканчивает семь классов и идет в шоферы». Потом мы молча шли домой, несколько дней отец дулся и со мной не разговаривал. А однажды за очередную двойку решил-таки меня серьезно наказать: «Отведу тебя в лесной интернат». Собрал мои вещички, взял за руку и повел», — из воспоминаний актера Андрея Леонова, вышедших в книге «Евгений Леонов. Письма сыну».
Виздательстве «АСТ» готовится к выходу книга, которая состоит из писем Евгения Леонова своему сыну и очерка об артисте театрального критика Нинель Исмаиловой. Дело в том, что артист очень часто находился на съемках, поэтому придумал такой способ общения. Андрей Леонов, который пошел по стопам отца и сейчас известный актер театра и кино (в марте этого года он был удостоен престижной премии «Фигаро» в номинации «Лучшие из лучших»), написал для этой книги ответное письмо Евгению Павловичу.
В рекламе рыбы Леонов снялся случайно
Не знаю, с чего начать. Может, с того, что я с детства стеснялся быть твоим сыном? Стоило нам пойти в магазин или на рынок, как тебя тут же обступали люди, — и от этого становилось ужасно неловко, начинало казаться, что я — не Я, не сам по себе, а приложение к тебе — «сын Леонова». В школе я учился не бог весть как, до шестого класса играл под партой в машинки или солдатики. А вообще любил болеть, оставаться дома и читать книги… Из-за моих двоек тебя часто вызывали. Конечно, ты ссылался на занятость, нередко перекладывал эту тяжелую обязанность на мамины плечи, но иногда все же приходил. Очень нервничал! Сутулился, краснел, бледнел, виновато вздыхал... А тебя отчитывали, говорили: «Из вашего балбеса ничего не получится.
Пусть заканчивает семь классов и идет в шоферы». И мне, подглядывающему из-за двери, было очень плохо. Потом мы молча шли домой, несколько дней ты дулся и со мной не разговаривал. Ты редко кричал, и все как-то театрально, не по-настоящему, без злости. Но однажды за очередную двойку решил-таки меня наказать: «Отведу тебя в лес, в лесной интернат». (Я так никогда и не узнал, что это такое.) Собрал мои вещички, взял за руку и повел. Но характера у тебя хватило только до первого этажа. Мама не раз и подзатыльники мне давала, и в угол ставила, а ты не мог. Ты был очень спокойным и мягким человеком. То и дело старался всех примирить. Заботился не только о нас с мамой. Постоянно за кого-то просил, кому-то помогал. Такой Винни-Пух — хлопотун. За другого ты мог бороться, а за себя — никогда. Когда тебя обижали, ты уходил.
Андрей Леонов: «Почти в пятьдесят лет я вступил во второй брак. Моя жена Анастасия — друг, единомышленник, опора. Мы встретились в театре» С женой Анастасией и детьми — Анной и Михаилом Владимир Осиченко
В Театре Станиславского, где ты отработал более двадцати лет, ты был секретарем партбюро театра. Когда возникали конфликтные ситуации, а в театре, к сожалению, это бывает, ты всегда стоял на стороне товарища, а однажды, почувствовав свою беспомощность, бросил пиджак на пол, стал его топтать и кричать. Конечно, ты отстоял справедливость, но вскоре и за твоей спиной начались интриги. А в это время ты получил приглашение в Театр Маяковского, где художественным руководителем был твой учитель Андрей Александрович Гончаров, и ушел из труппы. Ушел, но продолжал играть в спектаклях, а вскоре узнал, что бывшие друзья говорят: «Зачем нам Леонов, у нас что, своих артистов нет?»
Еще через пять лет, не стерпев обиды, ты ушел из Театра Маяковского. История почти смешная: напротив нашего дома открылся большой рыбный магазин, и там снимали рекламу. Только ты вошел, продавщицы бросились к тебе: «Ой, Евгений Павлович, миленький, помогите!» Когда рекламу рыбы показали по телевидению, режиссер при всей труппе сказал: «Видно, костлявая рука голода совсем задушила народного артиста, может, пустим шапку по кругу...» Такого ты простить не мог и перешел к Марку Захарову.
Зато народ тебя боготворил! Помню, накануне Нового года вышел фильм «О бедном гусаре замолвите слово», в котором твоего героя убивают. И пришло письмо из Ленинграда: «Доложите своему начальству, что оно испортило застолье всему советскому народу. Как оно могло в такой день направить ружье на нашего любимого актера?!»
Тебе частенько приходилось уезжать на гастроли, на съемки. Мы с мамой, оставаясь дома, каждый раз так ждали твоего возвращения! И если ты должен был вернуться поздно ночью, мама не отправляла меня спать. Однажды ночью я так заигрался, что, когда ты приехал, в твою сторону лишь рассеянно кивнул: «Привет, па!» Ты положил передо мной какие-то свертки: «Это тебе, сынок» — и ушел на кухню. Только потом я понял, как ты огорчился. Но ты меня не винил, решил, что сам виноват: слишком мало времени уделяешь сыну… Дома у нас вечно было многолюдно — то родственники, то друзья. Мама, всегда замечательно готовившая, накрывала большущий стол. А ты, щедро хлебосольный, тащил в дом огромные сумки с продуктами. И на мамино ворчание «Куда столько, ведь все пропадет!» весело отвечал: «Не пропадет — позовем гостей!»
О, я помню каждый наш Новый год!.. Ты обязательно приносил живую елку — считал, что в доме должно пахнуть лесом, иначе какой праздник. И вот стоит среди комнаты зеленая красавица, вокруг мы, ребятня, с разноцветными стеклянными шарами, с бумажными гирляндами, а на столе — чудесный мамин торт и гора мандаринов. Тридцать первого декабря ты устраивал с нами, детворой, спектакль. Помню, мне лет пять, разыгрываем «Три поросенка». Ты — волк (твое знаменитое «р-р-р-р!» в «Джентльменах удачи» именно с наших детских утренников и пошло). И вот — сказка движется к финалу: волк сломал домик Ниф-Нифа, Нуф-Нуфа и подбирается ко мне, Наф-Нафу. Я дрожу под журнальным столиком, но в полной уверенности, что тебе, совсем не худенькому, ко мне под стол не забраться. А ты вдруг встал на четвереньки и начал протискиваться между витых ножек. Тогда я выскочил из своего убежища, а ты смешно застрял под столом. До сих пор вижу: стоишь на четвереньках — то ли волк, то ли огромная черепаха с «панцирем» на спине, — и глаза твои счастливо, по-доброму смеются. Тебе всегда хотелось устроить нам праздник. Наверно, потому, что твое детство не было особенно радостным. Тебе не исполнилось еще и пятнадцати лет, когда началась война. Юность была голодной, без праздников и свиданий, ты работал учеником токаря на заводе наравне со взрослыми — по четырнадцать часов в сутки. Но уже тогда мечтал о театре!
Из письма Андрея Леонова Евгению Леонову: «Когда у меня что-то идет не так, я включаю телевизор (сколько раз такое было!), а на экране — какой?нибудь фильм с твоим участием. И я вижу твое лицо!» С Евгенией Симоновой и Андреем Мироновым в фильме «Обыкновенное чудо»
До встречи с Вандой Леонов долго не мог жениться
С пятого класса ты занимался в драматическом кружке. Вы с ребятами сами сочинили водевиль, сами его поставили — ты рассказывал, что тебе тогда очень нравилось строить разные гримасы, смешить окружающих. Но, увы, война вынудила тебя пойти по стопам отца и старшего брата и поступить в авиационный техникум. К театру ты вернулся лишь через несколько лет…
Мама говорит, ты всегда был скромным и стеснительным. С нею познакомился, когда тебе уже шел тридцать второй год. Ваш театр — в то время ты играл в Театре Станиславского — приехал на гастроли в Свердловск, и вы с друзьями пошли прогуляться по городу. И познакомились со студентками музыкально-педагогического училища. У одной из них было необычное, редкое и красивое имя — Ванда. Ты пригласил ее на спектакль. А после спектакля вы бродили по ночному городу, ты декламировал Блока, Есенина и за те три дня, пока театр был в Свердловске, покорил сердце девушки. Хотя родители ее были против вашего брака (чего ждать от артиста!), Ванда проявила характер и вскоре навсегда уехала к тебе в Москву.
В 1959 году, когда появился на свет я, ты был в Ленинграде, на съемках «Полосатого рейса», где впервые в истории отечественного кино бегал перед зрителями голым; о моем рождении тебе сообщили как раз перед съемкой этого эпизода. Ты так обрадовался, что полез целоваться к тиграм. Но тигров ты, конечно, боялся. Еще бы! Ведь когда на съемках ради безопасности тебя с поросенком посадили в клетку и велели колоть его вилкой, чтобы визжал, тигры чуть не разворотили клетку и тебя задели своими когтями — будь здоров. Представляю, чего ты натерпелся...
Фильм принес тебе сумасшедшую славу, а у меня... надолго отобрал отца. После «Полосатого рейса» тебя просто «рвали на части». Ты всегда любил комедию и хотел играть в веселых фильмах и спектаклях. Говорил: «Интересную драму я предпочту плохой комедии. Но хорошей комедии буду верен всю жизнь». Ты обожал веселить зрителей, а в реальной жизни был человеком задумчивым, сосредоточенным, серьезным. Сколько раз я наблюдал, как ты работал с текстом, оказалось, что на девяносто процентов работа актера — это работа дома. На моих глазах родилась не одна твоя роль — из воспоминаний, где-то подсмотренных деталей, подслушанных фраз... Потом, на репетициях, что-то отпадало, что-то обретало иные очертания, но ты был убежден: актеру важно поначалу самому разобраться в роли.
Ты был для меня яркой личностью прежде всего как отец, а понимание того, что ты великий артист, пришло намного позже, когда я поступил в Щукинское училище и увидел, как относились к тебе в профессиональной среде. Когда у меня возникали проблемы, я всегда советовался с тобой. Мы обсуждали и какие-то рабочие моменты, и личные. Но не всегда получалось поговорить свободно и спокойно: не хватало времени, ты уезжал на гастроли, мы подолгу не виделись… Да и просто о чем-то говорить было у нас не принято, каких-то вещей стеснялся я, каких-то — ты. Только после твоего ухода я понял, что мы, хоть и были внутренне близки, так и не наговорились. Видимо, и ты сам ощутил это, стал писать мне письма. Эти бесценные твои размышления — самое дорогое наследство и самое главное богатство, которое у меня осталось от тебя.
Знаешь, какое самое важное качество я взял от тебя в профессию? Умение ждать, терпеть. Ты не раз говорил: «Рано или поздно это произойдет — тебя пригласят на ту роль, о которой мечтаешь. Другое дело, сумеешь ли ты ее взять. Представь, придут к тебе и скажут: у нас заболел исполнитель роли Гамлета, сыграй! — а ты уже перегорел, уже не чувствуешь себя внутренне готовым. Случай подвернулся, а ты не можешь. Так вот, надо уметь дождаться».
Сам ты был человеком терпеливым и неторопливым. Мы часто ездили к бабушке в Белгород и вместо одного дня тратили на дорогу три. Мама говорила: «Евгеша, что же мы так долго едем?» А ты отвечал: «Мы же никуда не торопимся, просто гуляем». Ты считал, что жизнью надо наслаждаться не спеша.
Ты никогда не отказывал мне в помощи, давал дельные советы, но не брал на себя право принимать за меня решение. Любил говорить: «Ты можешь подвести лошадь к водопою, но пить она должна сама». В детстве меня увлекала техника, и я не проявлял интереса к театру, а ты не настаивал и меня по «закулисам» не таскал. Дядя Николай занимался со мной математикой. Вы с мамой купили мне пианино, но занятия музыкой не увлекли меня, и в конце концов я расстрелял инструмент из самодельного лука (до сих пор он «со следами побоев» стоит на нашей даче). Ты учил меня, совсем юного, водить машину — а я ведь тогда едва доставал до педалей…
Мое театральное чудо произошло, когда в Театре Маяковского я увидел музыкальный спектакль «Человек из Ламанчи». Он буквально поразил меня, привел в неописуемый восторг!.. Годом позже в «Ленкоме», где сейчас работаю, я увидел спектакль «В списках не значился» с Проскуриным в главной роли. А еще «Тиль» с Караченцовым. И мне вдруг захотелось сыграть эти роли — такие у меня появились мечты. Ты не отговаривал меня от актерской профессии, наоборот, всячески помогал. Ты ведь работал с Михаилом Яншиным и многому у него научился, а Яншин ученик Станиславского, и ты учил меня по Станиславскому, поэтому я причисляю себя к поколению его правнуков. Кстати, и своего сына Женю я тоже не отговаривал, когда он поступил на актерский. Более того, тешу себя надеждой, что когда-нибудь мы вместе сыграем в кино или театре…
В свои тринадцать я снялся вместе с тобой в фильме «Гонщики» — первая моя роль в кино. На съемках у тебя в распоряжении был автомобиль. Его сделали под гоночный, и мне безумно хотелось на нем промчаться. Разумеется, ты не мог отказать, и я — в нарушение закона, так как был несовершеннолетним, — гонял на нем прямо по трассе. Недаром режиссер картины Игорь Масленников написал мне потом на память: «Андрею Леонову, потрясшему нас не актерским талантом, а водительскими способностями». Для меня было счастьем оказаться с тобой на одной съемочной площадке или играть в одном спектакле. Когда я смотрел на твою работу со стороны, казалось, это так легко, такая романтика! Но стоило самому столкнуться с профессией серьезно… Сын Евгения Леонова: «Когда отец узнал, что у него родился сын, бросился целовать тигров!» «Отец то и дело старался всех примирить. Постоянно за кого-то просил, кому-то помогал. Такой Винни-Пух — хлопотун. За другого мог бороться, а за себя — никогда» С Савелием Крамаровым и Георгием Вициным в фильме «Джентльмены удачи». 1971 г. LEGION-MEDIA
Помню, в «Обыкновенном чуде», где собрался потрясающий актерский состав, меня все пытались учить, а я, уже студент театрального училища, вдруг так зажался, что вывести меня из этого состояния не могли ни Андрей Миронов, ни ты. Меня как заклинило, даже за стойку бара сесть не мог — колени не гнулись. В ужасе я думал: какой кошмар, это совершенно не моя профессия! И вдруг услышал: «Ноги расслабь — они сами согнутся».
Ты сказал только это, но мне сразу полегчало — дело пошло на лад. Позже, уже в «Ленкоме», когда я начал играть Керубино в «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро», перед выходом на сцену я стоял за кулисами ни жив ни мертв, и от волнения меня частенько подташнивало. «Да все нормально! — говорил ты. — Или считаешь, что Керубино, мальчишку, попавшего в этакую передрягу, не может с перепугу тошнить?» А в одном из спектаклей у нас была сцена вдвоем: ты сидел, я подошел, присел, положил голову тебе на колени и замер. Ты выждал паузу, понял, что я молчу от страха, и тихо мне на ухо сказал: «Сынок, а ты говорить-то будешь?» Ты всегда умел вернуть мне спокойствие и уверенность. «Я боюсь потерять своего внука!» — признавался Леонов
Уже окончив театральный вуз и поступив в «Ленком», я вдруг надумал послужить в армии. Это было спонтанное решение. Ты не был этим доволен и — впервые — стал меня отговаривать. Но я, воспитанный на советских фильмах, не считал патриотизм зазорным, служба казалась мне делом правильным и важным. Я стоял на своем, и, кстати, не жалею об этом. Когда все время живешь в семье, в тепличных условиях, где о тебе заботятся, стать самостоятельным можно только вдали от дома, от родных. Там мне открылся совсем другой мир. Раньше я был стеснительным, неуверенным, а вернувшись со службы, повзрослел, начал ругаться, курить, на что ты хмурился и нарочито сплевывал.
Ты приезжал ко мне в город Ковров, где я служил, за двести километров от Москвы. Ты не любил ездить зимой, без зимних шин, но все равно садился за руль и ехал, несмотря на мои строгие запреты: «Если еще раз приедешь, останусь на сверхсрочной». — «Сынок, я же волнуюсь, как ты здесь живешь», — отвечал ты и вновь приезжал, привозил гостинцы, которые мы с ребятами сразу же съедали. Ты принимал сердечное участие во всей моей жизни. И я всегда чувствовал себя под твоей мощной защитой, которая для меня, наверное, самое важное в жизни. Мне кажется, ты и сегодня рядом со мной. Например, когда у меня что-то идет не так, я включаю телевизор (сколько раз такое было!), а на экране — какой-нибудь фильм с твоим участием. И я вижу твое лицо! Сын Евгения Леонова: «Когда отец узнал, что у него родился сын, бросился целовать тигров!» «Когда возникали конфликтные ситуации, а в театре, к сожалению, это бывает, отец всегда стоял на стороне товарища. А однажды, почувствовав свою беспомощность, бросил пиджак на пол, стал его топтать и кричать» С Леонидом Куравлевым и Ниной Руслановой в фильме «Афоня». 1975 г. LEGION-MEDIA
Демобилизовавшись, почти сразу я привел в дом будущую жену: «Знакомьтесь, это Алехандра, она будет жить здесь». Конечно, был шок — это теперь я вас с мамой понимаю, а тогда не понял. Алехандра — из Чили, училась в Москве на врача, кое-как говорила по-русски, была худенькая и вроде такая несчастная... Потом у нас родился сын Евгений. Внука ты боготворил, просто трясся над ним. Но отправляясь с ним на прогулку, каждый раз спрашивал: «А не боитесь, что я его потеряю?» Когда мне было года три, ты катал меня в санках, задумался, и вдруг тебя догоняет прохожий: «Мужик, ничего не потерял, нет?» Ты оглянулся — ба! — в санках никого: я сижу в сугробе, метрах в пятидесяти позади. Вот об этом случае ты и вспоминал. Бывало, выйдешь во двор с коляской, покатаешь немного и зовешь на помощь: «Боюсь, сосулька с крыши свалится или машина из-за угла вынырнет — и не успею я свое золотко защитить». Уже тогда ты неважно себя чувствовал.
Самое ужасное: перед гастролями «Ленкома» в Германии, где у тебя остановилось сердце, мы с тобой крепко поругались. Я поссорился с женой, ты попытался вмешаться, но я тебя не слышал. Мы ведь всегда думаем, что будем жить вечно и что с нашими близкими никогда ничего плохого не случится. Страшно подумать, что на той ссоре нашим отношениям мог наступить конец. Тогда, в Германии, ты провел в коме девятнадцать суток... Врачи решились на аортокоронарное шунтирование, но нас с мамой — она тут же примчалась из Москвы — честно предупредили: «Готовьтесь к худшему: один шанс из тысячи». И этого одного шанса хватило: Бог подарил тебе еще пять лет жизни, а нам — пять лет жизни с тобой.
Вскоре ты вновь играл на сцене — в «Поминальной молитве». Кинокартин снималось тогда мало, но даже и в период всеобщего затишья ты успел сняться в двух лентах Георгия Данелия — «Настя» и «Паспорт». Тогда в стране появились видеомагнитофоны, и это техническое новшество тебе подарили. Мы не сразу смогли подключить его, а когда наладили, брали у приятелей кассеты и смотрели каждый вечер. Так мы открыли для себя мировое кино. Фильмы попадались разные. Были и очень хорошие, и не особенно хорошие, а еще — фильмы ужасов. Мы смотрели их, каждые пять минут останавливали и выходили на лестничную клетку курить, потому что было страшно. Там успокаивались и шли смотреть дальше…
А в тот день я заехал к вам утром — за мамой, мы собирались с ней на рынок. Обычно в это время ты уже вставал, а тут все лежал и попросил только: «Купите чего вкусненького». После рынка я сразу умчался по делам, пообещав заскочить к вечеру, чтобы отвезти тебя в театр. Мама потом рассказала: ты был раздражителен, даже сердит, отказался от завтрака, жаловался, что не можешь взять себя в руки. Собираясь в театр — в тот вечер давали «Поминальную молитву», — надел рубашку, взялся за брюки, вдруг пошатнулся, упал — и в одну секунду тебя не стало. А зрители торопились на спектакль с Леоновым в главной роли.
«Отец любил комедию и хотел играть в веселых фильмах и спектаклях. Говорил: «Интересную драму я предпочту плохой комедии. Но хорошей комедии буду верен всю жизнь» В фильме «Гори, гори, моя звезда». 1969 г. Мосфильм-инфо
Когда объявили о случившемся, никто не сдал в кассу билет, никто не ушел из театра. Люди долго стояли у здания «Ленкома», объединенные общим горем, со свечами в руках... Чем дальше тот день, тем острее чувство, что в суете повседневных дел мы с тобой, отец, о многом не договорили — не успели. Я очень скучаю по тебе. Мне не хватает твоей родительской заботы, твоей любви, которая согревала меня и защищала от всего. Возможно, мои детские комплексы заслонили что-то важное в наших отношениях, и я недодал тебе своего внимания… Вернуть бы то время, сесть на уютном нашем диване, обнять тебя бережно и тихо сказать: «Что-то давно мы по душам не говорили». И выложить все-все, без утайки, и про мою жизнь, и про жизнь твоих внуков. Ведь теперь у тебя их трое.
Почти в пятьдесят лет я вступил во второй брак. Моя жена Анастасия — друг, единомышленник, опора. Она продюсер, окончила консерваторию. Мы встретились в театре — Настя пришла с друзьями на мой спектакль «Визит дамы». После она подошла поблагодарить и сказала, что буквально поражена мной. Ее красота и столь приятные сердцу артиста слова произвели на меня впечатление, я пригласил ее на спектакль «Пролетая над гнездом кукушки» — и понеслось... Так я в прямом смысле нашел своего зрителя — любимую жену!
У нас родились дети: дочка Анечка — растет очень артистичной, занимается балетом, с удовольствием ходит на мои спектакли — и сын Миша, который любит читать, размышлять — может, в тебя, а может, в твоего брата, дядю Николая…
Я знаю, ты поймешь меня — и не осудишь. Но зови не зови — разве докричишься. Только память — тот мостик, по которому я ухожу к тебе. Жаль, что ты не смог увидеть многих моих ролей. На сцене. На экране. Я никогда не хотел, чтобы нас сравнивали. Хотя частенько слышал: «Ну-у, до отца тебе далеко». Признаюсь, это здорово выбивало из колеи. Ты великий артист, кто же спорит. Но у каждого свой путь.
Материалы публикуемые на "НАШЕЙ ПЛАНЕТЕ" это интернет обзор российских и зарубежных средств массовой информации по теме сайта. Все статьи и видео представлены для ознакомления, анализа и обсуждения.
Мнение администрации сайта и Ваше мнение, может частично или полностью не совпадать с мнениями авторов публикаций. Администрация не несет ответственности за достоверность и содержание материалов,которые добавляются пользователями в ленту новостей.
