«Это мой последний шанс» — миф, который бытует в нашей культуре, чего бы это ни касалось: самореализации, работы, любви. Этот миф тесно связан с полярным мышлением и инфантильной формулой «всё или ничего», которая так же слабо связана с реальностью, как и с гармоничным внутренним состоянием. Психолог Екатерина Поликарпова разбирается, кто и как формирует в нас этот миф, как он впоследствии преобразуется в культ успеха и ведет нас к появлению двух иллюзий — иллюзии победы и иллюзии поражения, почему тираны и манипуляторы любят использовать этот миф в своих целях и как зависимость от него связана с неумением справляться с фрустрацией и появлением кучи барьеров, которые ограничивают наше развитие.

Один из самых разрушительных психологических мифов современной культуры. Родом прямиком из самой мифологии — древней; из тех времён, когда последний шанс мог быть действительно последним, и формировалось очарование героями — легендарными сверхлюдьми, которые делали невозможное, безошибочно проходя между смертельными опасностями.

Ставки были высоки. Ошибка — голод — смерть. Ошибка — проигрыш в битве — смерть. Ошибка — бунт — смерть. И так далее. Людям не хотелось умирать, поэтому они очень серьёзно относились к любым проигрышам и неудачам. Культ успеха перетёк, в первую очередь, из культа жизни и смерти. За успехом по пятам следует культ богатства. Иллюзия: "чем я богаче, тем я дальше от бед, невзгод, а следовательно, смерти”. 

Всё это закономерно находит отражение в архетипических сюжетах. Показать, как герой ускользает от опасности в самый последний момент — надёжный приём формирования и закрепления сопереживания персонажу. Такой приём формирует у потребителя мифов, сказок, книг, фильмов — любого сюжетного контента — две основных идеи:

1. Это было так сложно, что даже этот, наделённый различными, подходящими для решения жизненных задач характеристиками, герой едва справился. Эта опасность — серьёзна, с ней невозможно не считаться. Я буду считаться с опасностями, которые меня окружают.

2. Если герой всё-таки справился — значит, существование в этом полном опасностей мире не так безнадёжно. Возможно, у меня тоже получится справиться со своими опасностями, главное — использовать свой последний шанс.

Культура транслирует миф о последнем шансе, и он обращается в интроект — усвоенную извне установку, которую мы впоследствии транслируем другим и используем, как свою собственную; не осознавая, что она нам изначально не принадлежит. Последний шанс получить эту работу, последний шанс добиться расположения этой девушки (или этого парня), последний шанс получить что-то — иначе меня ждёт неудача, поражение, депрессия, смерть.

«Последний шанс» — также удобный приём насилия, которым часто пользуются тираны. Тиран милостиво даёт жертве последний шанс, чтобы исправиться, иначе — наказание, которое жертва заслужила (так как не использовала щедрый дар своего хозяина). Сделай всё, чтобы заслужить моё расположение в этот раз, иначе я лишу тебя благ, которые тебе дороги — и ты проиграешь.

С точки зрения психологии, последний шанс у вас может быть только непосредственно перед лицом смерти. И только там, где вы действительно имеете этот шанс от неё ускользнуть. Он действительно последний — в этой жизни. Любая другая цепочка событий работает совершенно иначе и зависит от вашего отношения к проблеме. Привычка думать в рамках последнего шанса — это искусственное создание себе барьеров, которые ограничивают ваше дальнейшее развитие.

Вы не умрёте, если этот человек откажет вам в близости, не умрёте, если вам откажут в этой работе, не умрёте от любой фрустрации, которая сопровождает любой отказ вам. Неумение грамотно проживать фрустрацию поддерживает установку «сейчас или никогда». В восточных единоборствах, философия которых тянется к (полу)религиозным учениям, существует понятие иллюзии победы и иллюзии поражения. 

Иллюзия поражения: «если меня победили, значит, я плохой воин, а победитель — хороший воин». Это ничего не говорит ни о прошлом (как другой достиг этой победы?), ни о настоящем (какими качествами обладает он, и пока не обладаю я?), ни о будущем (как я могу приобрести эти качества?). Иллюзия поражения загоняет в ситуацию неопределённого страдания: вы страдаете не от того, что чего-то не получили, а от того, что не знаете, как это получить. Плохой воин, хороший воин — абстракции, всё или ничего — абстракция, обе призваны нас мотивировать, и обе только загоняют в тупик неопределённости.

Иллюзия победы: «если я победил, значит, я хороший воин, а проигравший — плохой воин». Хороший воин — должность, которой надо соответствовать ежесекундно. Чем больше усилий прикладывает человек к соответствию образу идеального себя, тем сильнее растёт страх поражения. Каждый условный бой начинает казаться решающим, каждое взаимодействие с окружающей действительностью начинает казаться боем. Или я, или меня. Философия жертвы, весь мир которой сводится к самоощущению, что вся Вселенная построена исключительно на борьбе, на победителях и проигравших.

Обе иллюзии формируют идентичности, из которых сложно выбраться.

Я-Проигравший — неспособный выбраться из вымышленной ямы неудачник. Вымышленной, потому что яма — в голове. Да и вы не падаете, вы просто переходите в новые жизненные условия. У меня есть парень — одни жизненные условия, у меня нет парня — другие. То, что при этом парень вас бросил, и сделал это некрасиво — не влияет на сами окружающие условия. Мир по-прежнему предоставляет столько же возможностей, что и секунду, час, месяц, неделю или год назад. Просто они могут менять форму (как и ваша психика — вследствие эмоциональных окрасок), и в силу этого вы можете не сразу их распознать.

Я-Победитель — неспособный выбраться с вымышленного пьедестала перфекционист. Я настолько значим с весом своих побед, что мне нельзя переходить в другую позицию — иначе мои победы будут обесценены. Заложник образа, не осознающий, что нет пьедестала — есть набор обстоятельств, которые он подтянул к себе, чтобы сформировать свой образ. 

Обоих объединяет иллюзия последнего шанса: «У меня так мало, что это — мой последний шанс, иначе я растеряю последнее» — «У меня так много, что любой риск для меня не позволителен — мой каждый следующий шаг опаснее предыдущего». Какова бы ни была ваша внутренняя философия (а она может быть в разных пропорциях при разных обстоятельствах и условиях), последний шанс укрепляет вас в этих двух полярностях: ноль или единица. Однако вообще-то в мире гораздо больше ролей и позиций. 

Последний шанс сейчас существует только в мифах, фильмах и экстремальных ситуациях (которых в жизни среднего обывателя довольно мало). Всё остальное — смена обстоятельств, которую человек умеет, либо не умеет принимать. Для не умеющего обрабатывать свою фрустрацию каждая смена жизненных обстоятельств превращается в катастрофу и подталкивает к депрессии, а то и суициадальным настроениям.

Такая высокая чувствительность — показатель тонко сложенных границ. Или вообще, или в том месте, где человек присваивает иллюзию последнего шанса. Ключевой вопрос: почему я считаю, что это должно принадлежать мне любой ценой? Если вам это настолько важно, что в мирных условиях ваш мозг превращает это в алгоритм «всё или ничего», значит, вы просто недополучили этот компонент в детстве, и не доразвили его сами себе во взрослом возрасте. 

«Последний шанс», «всё или ничего» — говорит детская часть, не взрослая. Травмированная детская часть, для которой нормально использовать манипуляцию («дай, или я уйду в депрессию/умру»), чтобы получить желаемое. Поэтому, когда герой на экране начнёт в очередной раз лить слёзы над «я не получу или не получил то, на что рассчитывал» — задумайтесь, стоит ли вам включаться в чужой мифологический сценарий?

Автор: Екатерина Поликарпова